Посвящается памяти родителей 13 страница

Если крестьянин умирал на селе господина, не оставив после себя ни жены, ни сына, ни брата, ни других родствен­ников, которые бы жили вместе с ним, то господин мог удов­летворить себя за покруту известной частью из имущества кре­стьянина не иначе, как продав это имущество в присутствии двух приставов, губных старост и сторонних людей. В противном случае родственники крестьянина, жившие в других селах, могли требовать возврата проданного имения.

Охраняя собственность крестьянина, Псковская грамота обеспечивала неприкосновенность прав собственности госпо­дина, который мог предъявлять иск крестьянину не только по записи, но и без нее[53].

Псковская грамота делила наследство на два вида: по заве­щанию и по закону.

Владелец имущества мог распорядиться, кому какую долю своего имущества он оставлял. В завещании назначались душе­приказчики как исполнители воли покойного, а также пропи­сывались все долги покойного и долги других лиц. Завещание составлялось при священнике и посторонних свидетелях и хра­нилось в ларе Св. Троицы.

Наследниками умершего по завещанию могли быть как на­следники по закону, так и те, которых без завещания закон не допустил бы к наследству. Наследование по закону называлось «отморщиной», наследование по завещанию — «приказом».

Псковская грамота не ограничивала права наследства одной нисходящей линией, а расширяла эти права на всех родственни­ков нисходящей, восходящей и боковой линий. По Русской Прав­де у смерда полными наследниками были только сыновья, а доче­ри смерда получали из его имущества только часть; по Псковской грамоте этого не было — по ней как сыновья, так и дочери при­знавались полными наследниками и у бояр, и у крестьян.

Всем родственникам одной степени даны совершенно одинаковые права на наследство — как мужчинам, так и женщинам (замужним и незамужним).

Относительно наследства мужа после бездетной жены или жены после бездетного мужа псковский закон полагал, что тот или другая получали имение только в пожизненное владение и до вступления во второй брак. Здесь этот закон формулируется иначе, чем в Русской Правде.

По Псковской грамоте вдова получала наследство после своего мужа только тогда, когда он умирал бездетным, и при­том получала только в пожизненное владение и до второго за­мужества, стало быть, без права отчуждения, не в полную соб­ственность[54].

Псковская грамота указывала на последствия принятия на­следства или на те обязательства, которые принимал на себя наследник. Наследник имения, вступая во все права собствен­ника этим имением, принимал на себя все обязательства по нему. Поэтому, с одной стороны, он имел право начинать иск по всем долгам покойного на других, а с другой — обязывался отвечать по всем долговым искам на покойном, если только он не отказывался от наследства. Такой отказ от всех прав на на­следство закон допускал для наследников только в том случае, когда они жили с покойным не в одной семье и не состояли в одном капитале.

Владельцы доли в общем капитале назывались сябрами или шабрами (то же, что акционеры компаний). Общий капитал мог быть и в движимом, и недвижимом имении. Сябренное владение отличалось от общинного тем, что в сябренном доля составляла полную собственность сябра, которую он мог продать, зало­жить, словом, имел право на любой вид отчуждения, тогда как доля общинника не составляла его полной собственности.

Долей в движимом имении сябры могли владеть и по дос­кам, и без досок, но иск по владению без досок не принимал­ся в суде.

Во владении недвижимым имением все сябры должны были иметь грамоты на владение своих долей, и в случае иска по од­ной какой-либо доле сябренного владения все должны были представлять в суд свои грамоты; целовать же крест обязывался только тот сябр, против которого начат иск, ему же выдавалась и правая грамота.

Наймы по псковскому закону производились по записям или без записей и заключались или на отряд, т. е. до окончания известной работы, или на срок — на месяц, год. Нанявшийся на отряд по окончании работы имел право требовать с хозяина задельную плату «в заклич», т. е. публично обещанную на пло­щади или на рынке. Наймит, подрядившийся на срок, имел право требовать с хозяина заработанные деньги по истечении срока работы. Подрядившийся на годичные сроки имел право получить только за круглый год, если же он работал сколько-нибудь сверх года, хотя бы несколько месяцев или почти год, то не имел права на получение платы за месяцы, не составляв­шие года. Равным образом если наймит подрядился помесячно, то лишние сверх целых месяцев дни или недели также не при­нимались в расчет. Если же наймит уйдет от хозяина, не окон­чив подрядной работы, и будет утверждать, что он окончил работу, и потребует плату за нее, а хозяин будет утверждать, что работа еще не окончена, и если при этом подрядной запи­си у них не будет, то в таком случае хозяин или сам должен был целовать крест, или же заставлял целовать крест работни­ка, положив у креста требуемую им плату.

В Пскове торговля и мена были совершенно свободными сделками, и о псковской торговле все иностранцы, бывшие в Пскове, отзывались как о самой честной. Даже при покупке скота в Пскове покупатель имел право требовать у продавца свои деньги и возвратить ему купленную скотину, если нахо­дил у нее пороки, которых при покупке не замечал.

Торговля или мена, согласно псковскому закону, признава­лись действительными только между людьми, находившимися в трезвом состоянии. Если же кто продаст, купит или променя­ет, будучи пьян, то имеет право возвратить проданное или купленное, и закон в этом случае не требовал даже крестного целования. Торговые сделки допускались при свидетелях, без свидетелей, за порукой, но в случае иска торговые сделки при свидетелях и за порукой имели на суде больше значения, чем сделки без свидетелей. Купивший без свидетелей обязывался доказать факт покупки крестным целованием. Доказательства­ми по торговым делам были судебный поединок и целование креста.

6.5. Московская губная запись 1486 г.

преимущественно опре­деляла порядок суда по уголовным делам, на это указывало и ее название — «губная». Кроме того, в нее были включены отдель­ные положения гражданско-правового характера, в основном они относились к гражданским искам по уголовным делам.

Из губной записи видно, что судопроизводство по вирным делам 'в Московском государстве в то время распределялось по округам. Разные города и волости с селами и деревнями при­числялись к одному округу, составлявшему в этом отношении одно целое. Эти округи не совпадали с административным делением государства на уезды, волости и станы; так, к московскому уголовному округу, кроме города Москвы и Московского уезда, причислялись: Серпухов, Хотунь, Руза, Звенигород и часть волостей Дмитровских. Уголовным судьей этого округа был большой наместник московский. Москва была разделена на два административных отдела; в ней было два наместника и сверх того наместник великого князя, или большой наместник московский, который и судил все уголовные дела целого окру­га; городские же наместники, или волостели, судили только гражданские дела по своим уездам или волостям.

Уголовные округа имели свое подразделение для платежа головщины. Так, по записи город Москва был разделен на пять отделов, и по этим отделам распределялся платеж головщины в случае неотыскания убийцы: например, если бы душегубство случалось в Замоскворечье, то платеж головщины по этому ду­шегубству падал на Замоскворечье и на Даниловское, состав­лявшие один отдел; если бы душегубство случалось на Варварской, то платеж головщины падал на Варварскую, Мясниц­кую и Покровку. Такой порядок имел много сходного с прежними вервями. Различие состояло лишь в том, что верви учреждались добровольно самим обществом, тогда как округи были введены администрацией; притом вервь платила головщину только за тех, кто вложился в дикую виру, здесь же каж­дый, принадлежавший к тому отделу, в котором совершено душегубство, должен был участвовать в платеже головщины, и годовщина платилась здесь за каждого.

Губная запись делила уголовный суд на два вида: на суд без поличного, т. е. по подозрению, и суд с поличным. Эти суды имели разное значение. В записи сказано, что если москвич ис­кал на немосквиче без поличного, то хотя суд по этому иску производит большой московский наместник, но тем не менее в суде участвовал и гражданский судья ответчика, ради своих пошлин. Уголовный суд не был отделен от гражданского. Если москвич судился с немосквичом по делу с поличным, то судил один большой наместник московский.

Судебные пошлины по Московской губной записи распреде­лялись следующим образом. По посулам пошлина шла большому наместнику с двумя третниками, а тиуну великого князя — что посулят. В делах, о которых нужно было кликать на торгу, что в записи названо — «у заповеди», пошлина шла только по третям большому наместнику с двумя третниками, тиуну же велико­княжескому у заповеди пошлин не полагалось. При судебном поединке пошлина от пересуда шла также наместнику и третни­кам по третям, причем тиун великого князя получал по трети от наместника и третников. Пошлины пересудной положено по 100 денег от рубля, а в делах, оцененных менее рубля, пересуд не допускался, исключая дела о бесчестье.

От головщины, которая в это время стала штрафом обще­ственным, наместнику с третниками полагалось пошлины 4 рубля. В судных делах с поличным судил и казнил московский наместник с двумя третниками; в делах по подозрению мос­ковский наместник обязан был дать срок, чтобы ответчик мог предоставить своего судью; одного уголовного судьи здесь было недостаточно. Такой порядок суда запись называла новым, вве­денным великой княгиней Софьей Витовтовной. Московский судья не ездил для суда из Москвы по селам, а посылал туда пристава с товарищем, который и давал ответчика на поруки, чтобы явиться к суду большого наместника в Москву; вместе с ответчиком 'приходил на суд и судья того общества, к которо­му он принадлежал.

В имениях удельных князей, состоявших в Московском уез­де, суд уголовный и гражданский по записи принадлежал волостелям удельных князей. Но если волостель какое-либо дело судить не мог и должен был доложить такое дело удельному князю, то он мог делать этот доклад только тогда, когда удельный находился в Москве, если же его не было в Москве, то за окончательным решением дела волостель должен был обратиться к великому князю или же к большому наместнику. Если в Москве поймают с поличным подданного другого княжества, например тверского жителя, то его и судит и казнит московский наместник, не отсылая его в Тверь и не требуя оттуда судьи; равным образом и москвича, пойманного в Твери споличным, в Твери же судили. В делах пенных (по подозрению) тверянина отдавали на поруки и отсылали для суда в Тверь. Все эти условия губной записи были основаны на взаимных договорах великих и удельных князей друг с другом.

6.6. Уставная Белозерская грамота

1488 г. определяла порядок суда и управы белозерских наместников и пошлины, ими получаемые. Эту грамоту можно разделить на четыре части. В первой части грамота определяла собственно пошлины на­местников и их судей. Наместник получал пошлину при выезде на наместничество, что называлось въезжим. Пошлина эта не определялась законом, а предоставлялась на волю плательщи­ков, кто что даст. За въезжим следовали наместничьи и тиуне-кие кормы и поборы доводчиков. Эти кормы и поборы плати­лись в два срока: на Рождество Христово и на Петров день. Кормы наместничьи на Рождество Христово ценились в 7 ал­тын и 2 деньги, а на Петров день — в 3 алтына с каждой сохи; кормы тиуну — в эти же сроки половину против наместника, а доводчику с каждой сохи на Рождество Христово 4 деньги, а на Петров день — 2 деньги. Наместники и их тиуны и доводчи­ки должны были получать эти кормы и поборы в городе от сотских, а сами не имели права собирать их по станам и волостям. Наместник должен был поделить волости и станы между свои­ми доводчиками[55] так, чтобы каждый доводчик ведал опреде­ленным ему округом и не имел права ездить по другим округам.

Во второй части грамота предусматривает порядок намест­ничьего суда и судебные пошлины. По грамоте на суде намест­ника или его тиуна непременно должны быть сотские и «доб­рые люди»; без них же ни наместник, ни его тиун не имели права судить.

Пошлины от исковых дел определялись ценой иска (каж­дый начинающий иск должен был предварительно сделать ему оценку и потом в челобитной обозначить цену иска) и распре­делялись следующим образом: если истец и ответчик до суда помирятся перед наместником или его тиуном, то в таком слу­чае взималось с рубля по гривне; это наместнику вместе с тиу­ном и доводчиком за все пошлины. Та же пошлина взималась и в том случае, если дело по суду было доведено до поединка, но тяжущиеся, став у поля, помирились; а если поединок состо­ялся, то побежденный платил полный иск истцу и противень против иска наместнику в раздел с тиуном и доводчиком за все пошлины.

В делах уголовных: если на кого доведут татьбу, разбой или душегубство, то на виноватого сперва отправляется иск истца, а потом уже виноватый отдавался наместнику для взыскания с него продажи и для казни. Если же «душегубец» не будет отыс­кан, то волость или стан, где найден убитый, обязаны выпла­тить пени 4 рубля. Если кто поймал вора и отпустил его, не представив в суд (это называлось самосудом), платил наместнику пени 2 рубля.

Хозяин опознанной вещи отыскивал ее по сводам до тех пор, пока не доходил до того, кто не мог указать, где он взял найденную вещь, и наместники за это не получали никакой пошлины с тех, которое свели с себя обвинение, а все свои пошлины взимали с настоящего вора.

Поличным по Белозерской грамоте называлось только то, что истец с приставами вынет у подозреваемого из клети или из-под замка, а то, что найдет у него на дворе или в доме, но не под замком, не считалось поличным. Такого определения поличного не встречалось ни в Русской Правде, ни в других за­конодательных памятниках предшествовавшего времени. В пор­че межей наместники от своего суда получали с виноватого по 8 денег за все свои пошлины.

В третьей части грамоты определялись пошлины наместнику и владычному десятнику от выдачи девиц в замужество. Если кто выдаст дочь замуж из одной волости в другую, то за это платил выводную куницу, которая определялась в алтын; а если кто выдавал дочь «за рубеж», т. е. не в Белозерский уезд, то платил пошлину 2 алтына; а если выдавал дочь в своей же волости, то выводной куницы не полагалось, а бралось в пользу наместника только свадебное — 2 деньги, владычному десятнику от выдачи «знамения» на венчание полагалось 3 деньги.

В четвертой части грамоты говорилось, что если белозерцы будут терпеть обиды от наместника, или его тиуна, или довод­чика, то имеют право жаловаться на них великому князю и на­значать сроки, когда наместнику или волостелю или их тиунам и доводчикам явиться на суд великого князя.

Московская губная запись и Белозерская уставная грамота имеют весьма важное значение в истории русского законодательства; они указывают на связь старого — по Русской Правде—с новым порядком: в них мы видим не только виры, своды, распределение уголовных округов, подобное древним вервям, но и новые судебные пошлины, получившие впоследствии полное развитие в Судебниках. С другой стороны, Губная запись и Белозерская грамота свидетельствуют о порядке наместничьего управления, о пошлинах, о кормах наместника и его людей, об участии в суде и управлении выборных людей как представителей земщины, об ограничении власти наместников выборными властями: сотскими, старостами и лучшими людьми. Обычай участия выборных людей на суде вошел в закон. Грамоты свидетельствуют, что порядок суда и управы в своих основах был одинаков как в новгородских и псковских владениях, так и в московских, — что как в тех, так и в других владениях правительственные и земские власти стояли рядом, хотя в Москве власти, поставленные князем, имели больше силы, нежели земские, а в Новгороде и Пскове было наоборот.

Глава 5. МОНГОЛО-ТАТАРСКОЕ ГОСУДАРСТВО (XIII-XV вв.) И ЕГО РОЛЬ В ФОРМИРОВАНИИ РУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ

§ 1. Борьба русского и других народов с монголо-татарским нашествием

В первой половине XIII в. на Русь, Закавказье, Среднюю Азию обрушились полчища монголо-татарских завоевателей.

Монголы — скотоводческие племена, кочевавшие в Центральной Азии, в XII в. переживали разложение родового строя и возникновение феодальных отношений. Родоплеменная знать превращалась в феодальную, владеющую огромными пастбищами. Верхушку феодальной знати составляли вожди племен — ханы. Владельцы пастбищ определяли время и место кочевий для отдельных племен, закабаляли простых скотоводов («чер­ных людей»), заставляли их работать на себя, пасти скот и вы­полнять другие работы или отдавать некоторое количество го­лов своего скота. Складывался класс феодально-зависимого на­селения[56].

К началу XIII в. у монголов стало образовываться раннефеодальное государство. Между крупными феодалами — ханами развернулась ожесточенная борьба за пастбища и власть. В ре­зультате этой борьбы Темучин, хан сильного племени, объеди­нил все монгольские племена и в 1206 г. провозгласил себя ве­ликим ханом — Чингисханом. Создав огромное конное войско, он в короткий срок покорил Сибирь, Северный Китай и Ко­рею и в 1219 г. вторгся в Среднюю Азию, а затем в 1220 г. и в Закавказье. Завоеватели встретили упорное сопротивление мес­тного населения. Жители Ургенча, столицы Хорезма, удержи­вали свой город в течение 7 месяцев. Население Шемахи, столицы Ширвана, заявив: «От меча все равно не уйдешь, так лучше нам твердо стоять, по крайней мере умрем с честью», — защищалось до полного истощения. Однако феодальная раз­дробленность Средней Азии и Закавказья ослабляла силу сопротивления этих народов и помогла монгольскому завоева­нию. Монголо-татарские завоеватели грабили, уничтожали на­селение, а ремесленников угоняли в рабство. Только в Самар­канде около 30 тыс. ремесленников попали в рабство к мон­гольской знати. Население было обложено тяжелой данью; над ним установилось монголо-татарское иго.

Закрепив свою власть в Закавказье, монголо-татарские пол­чища двинулись на Русь. В 1223 г. произошла первая битва рус­ских и половецких войск с монголами в приазовских степях на реке Калке. В русских отрядах не было единства, они не имели общего командования. Некоторые князья не принимали учас­тия в сражении. Монгольские ханы разбили русское войско, и Чингисхан возвратился в Азию.

В 1236 г. внук Чингисхана Бату (Батый) с огромным войс­ком обрушился на русские земли. Героическое сопротивление оказали полчищам Батыя жители Рязани, Москвы, Козельска и Киева. Они сражались с завоевателями до последних сил, не щадя жизни.

Феодальная раздробленность Руси и численное превосход­ство врага обусловили поражение Руси. Но героическое сопро­тивление ослабило военное могущество завоевателей. Поэтому вторжения Батыя (после разорения Киева в 1240 г.) в Галицко-Волынское княжество и его походы на Польшу, Чехию и Венгрию окончились неудачей.

Несмотря на огромное разорение, русские княжества продолжали оказывать сопротивление завоевателям почти два де­сятка лет. Только к концу 50-х гг. XIII в. над ними, за исключе­нием полоцко-минских и новгородско-псковских земель, было установлено иго монголо-татарских ханов.

Жестокое и кровавое монголо-татарское иго тормозило раз­витие производительных сил Руси. К. Маркс писал, что это иго было «кровавым болотом монгольского рабства», оно не толь­ко «давило, но и оскорбляло и иссушало самую душу народа, ставшего его жертвой».

Русский народ поднимал восстания против монголо-татарского ига. В 1257 и 1259 гг. новгородцы выступили против монголов, пытавшихся переписать новгородцев для обложения их данью. Бояре и князья помогали монгольским баскакам, пред­ставителям хана в завоеванных землях, подавлять восстания. В 1262 г. восстание вспыхнуло одновременно во Владимире, Суздале, Ростове, Переяславле и Ярославле. Восставшие вы­гнали баскаков и перебили тех, кто их поддерживал. Но и это восстание было жестоко подавлено с помощью местных князей и бояр. Выступления русского народа против монгольского ига имели положительное значение. Со временем ханы перестали присылать в русские земли баскаков, а сбор дани стали пору­чать русским князьям.

Борьбу против мои голо-татарских завоевателей вели народы Средней Азии и Закавказья. Тяжелым бременем стала междо­усобная борьба феодалов монгольских владений. В результате этой борьбы в конце XVI в. один из феодалов — Тимур (Тамер­лан) возглавил Чагатайский улус и создал государство со сто­лицей в Самарканде. Тимур вместе со своей знатью совершил грабительский поход на Иран, Хорезм, Китай и Закавказье; в 1395 г. он разгромил Золотую Орду и напал на Русь.

При внуке Тимура Улугбеке (1409—1449) Самарканд стал одним из культурных центров Средней Азии. В это время в Ге­рате жил знаменитый поэт и ученый Алишер Навои.

§ 2. Государственность в XIII—XV вв.

В 1243 г. хан Батый вместе с монголо-татарской знатью, воз­вратившись из европейского похода, основал в низовьях Волги Золотую Орду со столицей Сарай (недалеко от Астрахани). Под господством ханов Золотой Орды были часть Средней Азии, часть Казахстана, Поволжье, Крым, Кавказ, Поднепровье и Северо-Восточная Русь. Русские княжества в состав Золотой Орды не входили. Они управлялись своими князьями и платили ханам тяжелую дань. Это было военно-административное объ­единение владений монголо-татарской знати. Во главе государ­ства стоял хан, обладавший деспотической властью. Важней­шие государственные вопросы разрешались на феодальных съездах — курултаях, на них формально избирались и ханы.

Во главе военного ведомства и войска стоял букаул. Помощ­ником хана по гражданским делам был везир (вазир), наблю­давший за деятельностью центральных органов управления.

Баскаки и даруги следили за выполнением повинностей и сбо­ром дани в пользу казны.

Основным источником богатства хана и феодальной знати Золотой Орды были грабежи и сбор дани с завоеванных ими народов.

Население русских княжеств было обложено тяжелой данью. Завоеватели забирали 1/10 долю всего имущества, часто про­водили дополнительные сборы хлеба, скота и денег, соверша­ли разорительные набеги, угоняли в плен мирных жителей. Русские князья потеряли самостоятельность и вынуждены были ежегодно ездить в Золотую Орду к хану на поклон с бога­тыми дарами. Хан по своему усмотрению или не утверждал на княжество, или выдавал им ярлык на право княжения.

Государства, создававшиеся монгольскими завоевателями, были непрочными, не имея единой экономической основы, они держались на насилий и распадались под действием осво­бодительной борьбы народов и феодальных междоусобиц.

§ 3. Монголо-татарское иго в русской истории

Русские земли переживали период феодальной раздроблен­ности, когда подверглись нападению мощной империи Чин­гисхана. В первые десятилетия XIII в. он завоевал Северный Ки­тай и Среднюю Азию. Волна монголо-татарского нашествия на­толкнулась на сопротивление древнерусских княжеств. После падения Рязанского и Суздальского княжеств, захвата Москвы и Южной Руси монголо-татары двинулись на Галицкую Русь и дошли до Польши. И хотя сопротивление было всеобщим, оно было безуспешным: Русь на долгие столетия попадает под монголо-татарское иго. По мнению некоторых историков, это объяснялось тем, что на Руси существовали специфические ус­ловия для монголо-татарских завоеваний. Эти условия заключа­лись в следующем: русский князь должен был предстать при дворе хана и признать его верховенство; родственники, братья и сыновья местных князей находились при дворе хана в каче­стве заложников; население переписывалось, на него налага­лась дань и обязанность поставлять в монгольское войско сол­дат; устанавливалась система почтовой связи; хан назначал своих наместников; религиозная политика монголов была по­литикой толерантности и покровительства в отношении клира любых религий; за клиром сохранялись определенные привиле­гии взамен их молитв, обращенных к своим богам во имя бла­гополучия, удачи и успехов хана. Следовательно, утверждают историки-«евразийцы», «иго» не распространилось на всех. Церковь на основании особого ярлыка исключалась из-под светской юрисдикции. В период монгольского господства на Руси положение митрополита нисколько не зависело от хана — «великого князя владимирского» (этим титулом его наградили монголы, связывая с ним верховенство над всеми русскими князьями). Вплоть до конца XVI в. позиция духовной власти до­минировала над светской. Это было следствием морального ав­торитета церкви — института, особенно важного в период сму­ты и войн. В то же время следует признать, что духовная власть церкви над населением и светской властью была результатом положения митрополита при дворе хана. Русская Церковь в пе­риод монголо-татарского нашествия была тесно связана с ха­нами, ярлыки которых служили основанием ее независимости. Никакой особой специфики в этом нет.

Все церкви, независимо от различия вероисповеданий, стремятся к поддержке со стороны политической власти; на протяжении почти трех столетий основанием политической власти над русскими землями была Орда, поэтому древнерус­ская церковь длительное время опиралась на Орду. Но как объяснить необычную терпимость религиозной политики монголо-татар, которые по своим мировоззрению, культуре и расе принципиально отличались от славянского населения? Есть только одно объяснение. За счет привилегий, данных Церкви, захватчики нейтрализовали потенциального противника, тем более грозного из-за его функции объединителя всех русских земель, переживающих период феодальной раздробленности. Политически привязывая к себе Церковь, монголы тем самым отделяли ее от остального общества. В этом состоит первый смысл монгольского варианта древнего принципа «разделяй и властвуй». Тем самым оккупанты ослабляли завоеванные общества.

Кроме того, существование монголо-татарского ига было обусловлено опробованной системой государственного управ­ления. При завоевании русских земель монголы опирались на местных властителей и гарантировали им широкую автономию. Они нисколько не нарушали местных отношений собственности и правовых отношений, зато наложили на население значи­тельный налог. Всеобщая перепись населения способствовала установлению количества налога от каждой сохи или плуга. Для Церкви было сделано исключение: ее собственность и имуще­ство не облагались налогом. Резидентами в отдельных княже­ствах были татарские баскаки, осуществлявшие надзор над сбором налога для Орды. Этот сбор осуществляли сами русские князья. Ярлык хана, дающий право на титул великого князя, стал предметом соперничества между русскими князьями. В ре­зультате они были представителями Орды для собственных граждан. Причем «стол» великого князя, давший название «столица» Русского государства, стал еще одним средством разделения местных властителей. От имени татар великий князь, находясь в столице, осуществлял верховную власть над всеми русскими княжествами.

Вся тяжесть дани падала на население, однако эту дань взи­мал собственный государственный аппарат. Данный факт имеет ключевое значение для политической и социальной истории России: государственный аппарат отделяет Русское государство от собственных граждан. Сбор налогов обостряется тем, что монголы предоставляют право сбора мусульманским купцам, которые еще более увеличивают тяжесть дани, стремясь воспользоваться этим для собственного обогащения. Из народных песен того времени известно, что при невозможности уплатить дань у людей забирали детей и жен, а у кого не было родных, тот платил собственной головой. Незначительное время спустя сборщиками налогов становятся сами русские князья. Русские княжества начинают богатеть за счет собственных подданных.

Рост налогов вызывал сопротивление населения. В Новгоро­де Александр Невский подавил (бунт горожан, которые хотели помешать проведению новой переписи со стороны монголь­ских чиновников, и вынудил население уплатить дань. К тому времени он получил от хана титул великого князя владимир­ского (1252 г.) в благодарность за то, что выдал владимирско­го, тверского и галицко-волынского князей, составивших заго­вор против монголов. В результате популярность Александра Невского в Новгороде резко упала, причем в отличие от других княжеств Новгород не находился под непосредственным влия­нием монголов и сохранил чувство достоинства. «Герой совре­менной отечественной историографии» подавлял также первые антимонгольские народные восстания в Суздале, Владимире, Ярославле и других городах. Вполне возможно, это объяснялось его скрытым патриотизмом, обусловившим подчинение мон­голам для того, чтобы предотвратить еще большую опасность. В современных учебниках повествуется: Александр Невский в отношениях с ханами «стремился исходить из реального соот­ношения сил Руси и Орды в тот период»[57].

Это был период феодальной раздробленности. В Западной Европе властители для расширения своей власти использовали раздвоение своих обществ. Аппараты власти западных стран от­чуждались от общества за счет дифференциации общества на антагонистические сословия. Этот процесс продолжался на протяжении столетий, прежде чем феодальная раздроблен­ность была преобразована в абсолютную монархию, которая выражала интересы властной иерархии. У русских князей воз­никал шанс значительно более оперативно преодолеть фео­дальную раздробленность, опираясь на титул великого князя и военную силу татар. Достаточно было лишь сохранять верно­подданность в отношении чужого государства для того, чтобы создать собственное государство.

Монголо-татарские завоеватели понимали, что для дости­жения их собственных финансовых и военных интересов будет лучше, если ярмо на население будет наложено не монголом, а русским властителем. А чтобы выявить наиболее подходящее для этой цели лицо, татары создали механизм конкуренции между потенциальными кандидатами на центральную власть. Чтобы поддержать междоусобицы русских князей и обеспечить их рабскую покорность, монголы восстановили значение титу­ла великий князь. Борьба между русскими князьями за этот ти­тул была «подлой борьбой, борьбой рабов, главным оружием которых была клевета и которые всегда были готовы доносить друг на друга своим жестоким повелителям; они ссорились из-за пришедшего в упадок престола и могли его достичь только как грабители и отцеубийцы, с руками, полными золота и за­пятнанными кровью; они осмеливались вступить на престол лишь пресмыкаясь и могли удержать его только стоя на коле­нях, распростершись и трепеща под угрозой кривой сабли хана, всегда готового повергнуть к своим ногам эти рабские короны и увенчанные ими головы». Именно в этой постыдной борьбе московская линия князей в конце концов одержала верх. В 1328 г. Юрий, «старший брат Ивана Калиты, подобрал у ног хана Узбека великокняжескую корону, отнятую у твер­ской линии с помощью наветов и убийств. Иван I Калита и Иван III, прозванный Великим, олицетворяют Московию, поднимавшуюся благодаря татарскому игу, и Московию, ста­новившуюся независимой державой благодаря исчезновению татарского владычества»[58].