Міграції та їх вплив на демографічну ситуацію України к. 17-19 ст

Серед багатьох чинників, які напряму визначають демографічні процеси у найбільшому етносі України, необхідно назвати міграційний рух населення. Міграційні процеси відіграють значну роль у життєдіяльності суспільства, впливаючи на його статево-вікову, етнічну та соціальну структуру. Міграції, які спричиняються дією соціально-економічних або політичних причин, у свою чергу визначають демографічні перспективи, змінюють динаміку етнонаціональних процесів, сприяють перерозподілу трудових ресурсів. Особливо відчутними внаслідок міграцій є кількісні та якісні зміни у складі населення на рівні окремих регіонів. Відтік мешканців з одного регіону передбачає не тільки збільшення населення в іншому регіоні, але й суттєві зміни в їх демографічному потенціалі. В етнонаціональному вимірі механічний рух населення означає зміни у статево-віковому складі етносів, в їх соціальних характеристиках, таких, як співвідношення представників різних соціальних груп, особливості професійно-галузевої зайнятості тощо. Якщо міграції є масовими, то зазначені зміни стосуються передусім великих етнічних спільнот, що спричиняє перебудову соціально-демографічної структури всього суспільства. Найбільш вагомим у такому контексті є вплив на суспільні процеси представників "титульного етносу" (тобто тієї етнічної спільноти, яка є найбільшою за чисельністю та найстарішою за тривалістю проживання на конкретній території). Незалежно від специфіки історичного періоду, напрямів територіальних переміщень (зовнішні та внутрішні міграції), їх характеру (перерозподіл робочої сили, заробітчанська діяльність,репатріаційні процеси) міграції зменшували демографічний потенціал українського етносу. У кінцевому результаті це несприятливо впливало на демографічне благополуччя країни в цілому.

Зовнішні міграційні рухи в XVI − першій половині XVIII ст. спричинили утворення кількох різних за величиною етнічних груп, знаних в Україні й сьогодні. До вже наявних греків, вірмен, угорців, євреїв, румунів, німців міграційні хвилі різної інтенсивності приносили час від часу нове поповнення. Саме в цей період сформувалася порівняно велика й сьогодні (близько 0,5% (4) людності) етнічна група євреїв. У середині XVIII ст. євреї (поряд з поляками) мали вже одну з найчисельніших етнічних груп з-поміж інших чужинців. Помітне місце також грекам та вірменам.

Серед нових іммігрантів були литовці, білоруси, поляки, молдовани, московіти (росіяни), цигани. Міграційний доплив литовців та білорусів був одним із найбільших і значно перевершував доплив московітів (5). Білоруські та литовські іммігранти ХІV-ХVІІ ст. українізувалися, отже, й не вплинули на сучасну етнічну мозаїчність людності.

Протягом цього періоду відбувався, з перервами, наплив польських іммігрантів. Спольщення українців у порубіжних західних районах також додавало полякам ваги. Соціальна структура міграційного потоку поляків тривалий час була "перекошеною", що надавало їхній етнічній групі певної нестійкості та вразливості. Масове переселення польських селян відбувалося у XVII-XVIII ст., наслідком чого і є сучасна польська етнічна група, яка становить близько 0,4% (6) людності.

На цей період припадає формування етнічної групи волохів (молдован). Проте більшу частку їхнього імміграційного приросту в другій половині XVI − першій половині XVIII ст. "з'їла" етнічна асиміляція.

Поодинокі московські іммігранти XV − першої половини XVII ст. були асимільовані. Некомпактно розселена частина московитів (більша частина), що іммігрували в другій половині XVII − першій половині XVIII ст., також зазнала асиміляції. Компактно розселені московити були малочисельними. Зважаючи на це, імміграція московського населення середнього періоду не справила суттєвого впливу на сучасну етнічну мозаїчність, проте саме в цей період було започатковано тривалу, безперервну в майбутньому, надто потужну експансію росіян в українські землі.

Розпочата в XVI ст. еміграція українців на схід сприяла зростанню етнічної мозаїчності України. Залишалися недостатньо щільно заселені степові райони України, розривався суцільний етнічно український масив, не зменшувалися імміграційний потенціал українських земель та їхня імміграційна привабливість для чужинців, полегшувалося помоскалення українців у віддалених від етнічного ядра районах та, особливо, у відірваних від материзни анклавах і в етнічно перемішаних українсько-московських поселеннях.

На цей період припадає велика за обсягом примусова еміграція полонених українців переважно до Східного Середземномор'я.

Великі людські втрати вбитими (зокрема у внутрішній братовбивчій боротьбі) й полоненими та еміграція на схід призвели до зменшення демографічного ресурсу українців, отже, й до зменшення міграційного потенціалу, так необхідного для щільного залюднення півдня України.

Період зовнішньої міграції другої половини XVIII − кінця XIX ст. має свої особливості, зумовлені перебуванням більшої частини території України, а від 1945 р. всієї сучасної території України, під Росією. Це великою мірою визначало міграційний обмін України зі світом, перебіг етнічних та демографічних процесів на українських землях.

Нова зовнішня міграція характеризується великою за обсягом еміграцією українців та кримських татар, ще більшою й етнічно різноманітною імміграцією (в якій росіяни кількісно значно переважали інших), відчутною за наслідками еміграцією декотрих етнічних груп.

У другій половині XVIII − на початку XIX ст. на південь України мігрують "інородці": болгари, гагаузи, серби, албанці, німці, поляки, греки, франко-швейцарці, шведи. Нащадки не всіх перелічених народів зберегли до сьогодні свою етнічну ідентичність.

1. Предмет, особливості джерельної бази та методи дослідження нової соціальної історії

В ходе дискуссий 70-х — начала 80-х годов, носивших, как правило, международный характер, выявились различные тенденции в понимании предмета и содержания социальной истории. Одни исследователи, рассматривая социальную историю как промежуточную область между экономической и политической историей, ограничивали ее задачу изучением социальной структуры в узком смысле слова, т. е. исследованием истории социальных ячеек, групп, институтов, движений (так называемая социально-структурная история). Другие стремились постичь человеческое общество в его целостности, исследуя социальные связи между индивидами.

В сущности, все еще сохраняется положение, которое в 1969 г. констатировал Ханс Розенберг: «Так называемая социальная история стала для многих расплывчатым собирательным понятием всего, что в исторической науке считается... нужным и прогрессивным».

Однако попытки определить предмет социальной истории и ее место в общих рамках исторических наук предпринимаются редко. Так как предмет социальной истории не поддается определению, ибо в рамках самой общей дефиниции («социальная история – это история общества или история социальных структур, процессов и явлений») диапазон тематики то безгранично расширяется, то оказывается предельно узким.

Отчасти причина кроется в рано проявившемся стремлении представителей социальной истории к использованию методологического инструментария других общественных наук: демографии, экономики, антропологии, культурологии и, главное, социологии. Введение в социальную историю методологии этих дисциплин происходило на разных этапах ее развития и, естественно, меняло не только акценты, но и объекты исследования. Социальная история то становилась почти экономической, то преимущественно культурной, то, как в последние годы, тяготела к изучению повседневности. Чем она всегда подчеркнуто пыталась не быть, так это историей политической, событийной.

С одной стороны, социальная история – это история конкретных социальных явлений: детства, досуга, семьи, болезней и врачевания; с другой – реконструкция прошлого маленьких городков, рабочих поселков и сельских общин; с третьей – исследование психологической мотивации и менталитета. Но одновременно это и история громадных территориальных и временных пространств, массовых социальных движений и насилия в истории, социальных процессов исторической трансформации (миграции, урбанизации, индустриализации).

Размежевание исторического знания на множество дисциплин создало трудность в понимании предмета социальной истории. Вспомним хотя бы то истолкование социальной истории, которое в свое время было предложено Д.М.Тревельяном. Тревельян определял предмет социальной истории как «историю народа без учета политики». Исключив историю событий или политическую историю и не придавая особого значения истории классов и других общественных групп, английский историк, по существу, поставил знак равенства между социальной историей и историей повседневности. Быт, образ жизни, нравы, обычаи, формы жилищ и моды выступили на передний план.

Итак, социальная история – часть отечественной истории, изучающая быт, условия жизни, труда, традиции, обычаи социальных групп, классов, наций, народов, общества в целом. Ведущим компонентом социальной истории являются условия жизни. К условиям жизни относятся территория, плотность населения, державные, хозяйственные задачи государства, национальный состав страны, религиозная принадлежность народа, социальный состав, культурный уровень общества, уклад народного характера.

Таким образом, предметом курса "Социальная история" является изучение социальных проблем общественного развития в контексте с экономическими, политическими, внешнеполитическими и культурными проблемами. В понятие предмета социальной истории входит жизнь общества, взятая как во внутренних, так и во внешних ее аспектах.

Для социальной истории необходимо привлечение новых источников, иное прочтение тех, которые считаются основополагающими, изменение способов работы с ними. В теории это касается прежде всего переоценки устоявшихся в источниковедении классификационных схем и переосмысления значимости отдельных типов и видов источников для исследовательской практики историка. Совершенно иное значение приобретают, в частности, источники личного происхождения: мемуары, дневники, письма и т.д., которые раньше рассматривались как "второстепенные" и "субъективные". Для социальной истории то, что исходит непосредственно от человека, от его действий, поступков, мыслей и чувств, обладает несомненным преимуществом, например, перед законами, нормативно-распорядительными документами, перед официальной трактовкой тех или иных событий в печати. Последние воплощают в себе "язык власти", особый дискурс, который должен быть испытан на его соответствие историческим реалиям, засвидетельствованным непосредственными участниками событий.

Большое значение для социальной истории имеют такие группы источников, которые отражают непосредственные взаимоотношений людей с государственными и общественными институтами. Среди них письма, обращения, заявления, жалобы, личные и персональные дела, судебно-следственные материалы и прочие документы подобного типа, служащие источниками для построения коллективных биографий (просопографии). Для советского периода особое значение приобретают сводки и донесения о настроениях в обществе, периодически составлявшиеся различными политическими органами, материалы проверок, чисток, контрольных комиссий и т.д., свидетельствующих о действительном, а не мнимом состоянии общества, каким его видела или хотела бы видеть власть.

Большинство материалов, которые поступают в архивы представляют собой "заботу государства о самом себе", о своей истории, а не историю общества, в котором мы живем, и социальный историк, обращаясь к ним, зачастую оказывается в роли "чужака в чужой стране".

Нужно иметь ввиду, что мысли, чувства, радости, страдания, мечты предшествующих поколений часто не оставляют ничего больше, кроме смазанных следов в исторических источниках, к тому же представленных в зашифрованной форме. Поэтому первый и зачастую единственный подход – это переоценка тех свидетельств, которые раньше были предназначены для других целей (например, те же политические сводки о настроениях в обществе) с целью извлечения деталей и примет определенного времени, привлечение свидетельств иностранцев, которым больше всего бросаются в глаза отличия "их" и "нас", и "их" культуры от "нашей" на уровне обыденного восприятия.

Соединение в практике исторического исследования традиционных и новых подходов в работе с источниками является наиболее надежным способом продвижения к исторической правде. Во всех источниках, даже в доносах, слухах и сплетнях рассыпаны зерна истины и задача историков состоит в том, чтобы эти зерна извлекать. На уровне своего лучшего профессионального опыта, пусть на отдельных примерах, историки доказали свою способность делать это и этим путем, видимо, надо идти.

Если мы возвратимся к методам исследования, которые прилагались нашими предшественниками к хозяйственным памятникам прошлого, то их можно было бы охарактеризовать преимущественно как методы объективного наблюдения и анализа. Достаточен ли такой метод?

Изучение истории невозможно вести одними только методами внешнего описания. Вскрывая социальные и экономические структуры, существенно важно выявлять также и собственную точку зрения людей, которые образовывали эти структуры, действовали в них. Необходимо знать их мировосприятие, их мыслительные и эмоциональные реакции.

В любую историческую эпоху люди обладают определенным образом мира, специфическим мировидением, и ведут себя не только и даже не столько в соответствии с внешними обстоятельствами, сколько в зависимости от той картины мира, которая утвердилась в их сознании. Под сознанием здесь приходится понимать ни одни лишь отрефлектированные и продуманные системы мысли, но и всю магму неясных и автоматизированных реакций человеческого сознания, мир воображения. Ориентиры поведения, ценности жизни даются человеку и огромной мере его языком, религией, воспитанием, примером окружающих. Можно представить себе человека без осознанной идеологии, которая сделалась бы его осмысленной жизненной позицией, но нельзя помыслить человека без ментальности. Она в огромной степени детерминирует его социальное поведение.

Метод «объективного» изучения социальных и экономических структур и их движения, исследования их «извне», с позиций современной науки, с точки зрения наблюдателя должен быть дополнен методом постижения их «изнутри», с позиций самих участников исторического процесса, людей изучаемого общества. Невозможно уйти от попыток проникновения в исторически обусловленные мотивы их действий, в модели поведения, детерминированные как объективной материальной жизнью, так и их мировидением, миропониманием и мироощущением.

Сегодня такой подход или метод называется социально-психологическим. Вся картина мира человека той или иной эпохи, принадлежавшего к определенному социальному слою или классу, включается в сферу исторического исследования. Изучается широкий комплекс мировосприятий — от отношения к природе до переживания хода времени и истории, от образа смерти и потустороннего мира до оценки детства, старости; женщины, брака, семьи, от специфики эмоциональной жизни людей до понимания ими труда, богатства, бедности и собственности. В центре картины мира — проблема человеческой личности, ее оценка обществом и ее самосознание и самооценка. Представляется, что именно эта проблема — личность, индивидуальность, мера поглощенности индивида социальной группой (или социальными группами) или его автономии — является центральной при изучении картины мира данной эпохи.

Дело в том, что социальные историки до недавнего времени уделяли преимущественное или даже исключительное внимание целому — общественным структурам, притом, как правило, большим группам, классам, нередко обходя атомарную единицу социума — человеческого индивида. Но подлинное содержание, истинный свой предмет история обретает постольку, поскольку рассматривает историю людей, и рассматривает, как уже упоминалось, не только «извне», но и «изнутри». Но для истории человек — всегда в группе, в обществе, наш предмет не абстрактный человек, но исторически конкретный участник социального процесса.

Человек ‑ элементарная клеточка живого и развивающегося общественного организма. Лишь на основе этого осуществляется переход к анализу различных общественных образований и социальных групп, их роли в историческом процессе.

Таким образом, в рамках социальной истории как бы переворачивается традиционное представление о том, как должно строиться историческое исследование. История развертывается не сверху, через восприятие "сильных мира сего" и не через официальный дискурс, воплощающий "язык власти", а как бы "снизу" и "изнутри", начиная с того, как складывалась жизнь обычных людей в то или иное время, какие существовали формы общественного бытия, какая связь была между ними и властными институтами, как исподволь видоизменялись их место и роль в системе общественных связей. Микроистория остается преимущественно антикварной работой, если не делается попытка реконструкции, установления смысла и значения исторических свидетельств, связывания их в нечто целое, в систему взаимосвязей и отношений.