Запольский Сергей Васильевич 8 страница

Из статьи 75 Конституции Российской Федерации усматривает­ся, что поскольку обеспечение устойчивости рубля и его защита — основная функция Центрального банка, а денежная эмиссия осуще­ствляется исключительно Центральным банком, осуществление эмиссии является не столько правом, сколько обязанностью Банка России — как деятельности, направленной на защиту и обеспечение устойчивости рубля. Как отмечает СМ. Борисов: «Многолетний и разносторонний зарубежный опыт убедительно показывает и дока­зывает, что с помощью одних только рыночных механизмов и част­ной инициативы невозможно достичь тех высоких стандартов, ко­торыми отличаются организация и функционирование денежно-ва­лютных систем передовых стран мира»¹.

В самой общей форме следует предположить, что система обяза­тельств Центробанка и обязательств перед ним является тем органи­зующим началом, которое позволяет или позволит в будущем гово­рить об эмиссионном праве как о структурной составляющей систе­мы финансового права. Банковская практика выделяет такие эмиссионные обязательства, как: 1) рефинансирование кредитных организаций; 2) депонирование обязательных резервов; 3) валютная интервенция; 4) операции с ценными бумагами; 5) эмиссия облига­ций; 6) выпуск в обращение наличных денег; 7) депозитные опера­ции; 8) выдача гарантий и поручительств и другие формы и способы осуществления Банком России функций организации и регулирова­ния денежного обращения посредством вступления в имуществен­ные отношения. Безусловно, далеко не все функции и полномочия Банка России охватываются этим подходом, он наделен и множест-

¹ Борисов СМ. Рубль — валюта России. — М., 2004. - С. 413.

86

вом административных полномочий, в том числе по управлению де­нежным оборотом. Здесь же представляется важным подчеркнугь, что сама концепция финансового права предполагает виртуальное существование массива правовых норм, относящихся к регулирова­нию эмиссии денег и регламентирующих именно имущественные отношения Центрального банка, а не его административные преро­гативы. Не менее актуально отметить, что при этом Банк России в значительном круге случаев выступает как обязанная сторона, в из­вестном смысле — как должник коммерческого банка.

Структуризация правового режима эмиссии способна дать и другие позитивные результаты. Не одно десятилетие не умолкают споры о юридической природе Банка России и о статусе, в котором он вступает во взаимоотношения с банками. Полагаю, что посколь­ку Центробанк не преследует в своей деятельности достижения коммерческих результатов, его операции на открытом рынке, дру­гие операции с ценными бумагами допустимы в той мере и преде­лах, в которых эти операции соотносимы с регулированием и осу­ществлением эмиссии. Выход за эти пределы в свое время обернул­ся тяжелейшими последствиями финансового кризиса 1998 года.

Традиционно принято считать, что бюджетное право как подот­расль внутренне едина и практически неделима. С принятием Бюд­жетного кодекса Российской Федерации этот постулат уже не вы­глядит неоспоримым. Во-первых, многочисленные нормы, регла­ментирующие порядок разработки и утверждения бюджета и отчета о его исполнении, являются частью правового регулирования зако­нодательных процедур; во-вторых, даже если признавать за инсти­тутами госкредита и государства финансово-правовое содержание, вряд ли они входят в предмет бюджетного права; в-третьих, нормы, регламентирующие финансовый контроль и ответственность за на­рушения бюджетного законодательства, также имеют свою пред­метную принадлежность. В результате должной юридической чис­тотой обладают лишь нормы: 1) определяющие бюджетное устрой­ство; 2) регулирующие распределение расходов и расходов между различными звеньями бюджетной системы; 3) порядок и способы обеспечения сбалансированности бюджетов; 4) исполнение бюдже­та (по существу, речь идет об исполнении расходной части бюдже­та); 5) межбюджетные отношения.

Весьма теоретически и практически важной является проблема определения природы бюджетных отношений. С одной стороны, те или иные имущественные отношения, затрагивающие интересы бюджета, могут возникать без всякой связи с финансово-правовым регулированием (например, компенсация ущерба, причиненного неправомерными действиями органов и/или должностных лиц, вла­сти, с другой — бюджетно-правовой, а точнее, финансово-правовой

87

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава шестая. Система финансового права

 

характер могут иметь отношения, по форме и субъектному составу предельно напоминающие гражданско-правовые отношения, как, например, бюджетные кредиты субъектам Российской Федерации из федерального бюджета согласно статье 134 Б К РФ.

По мере развития и усложнения отношений, связанных с реали­зацией имущественных публичных интересов, будет повышаться возможность «перекрестного опыления», когда гражданско-право­вые отношения будут протекать в финансово-правовой форме и со­ответственно наоборот. Вряд ли это послужит делу, но, безусловно, создаст множество правоприменительных сложностей. Предлагае­мые способы разграничения, как правило, детерминированы «фон­довой» теорией и не вносят ясности в решение этого вопроса. Пред­ставляется, что генетический код сообщает имущественным отно­шениям не характер полномочия (обязанности) и не субъективный состав, что то же важно, но во вторую очередь, а относимость или неотносимость правоотношения к бюджетной деятельности¹. Тому есть несколько объяснений. Назову одно из них: согласно статье 239 БК РФ требование к бюджету должно иметь форму судебного акта, учтенного при формировании расходной части соответствующего бюджета, а без такового обращению ко взысканию подлежат только судебные акты по присуждению убытков от незаконных действий органов государственной, муниципальной власти или соответст­вующего должностного лица.

Таким образом, систематизация бюджетного права и его инсти-туализация не выглядит пока удовлетворительной; мы пока только на начальной стадии процесса уяснения системы норм и институтов бюджетного права.

Переходя к системе налогового права, хотелось бы отметить, что данная подотрасль сформировалась «под сенью прямого» налогоот-ношения; прямые налоги формировали не только философию, но даже и психологические установки общества и налогоплательщи­ков. Как законодательство, так и правовая доктрина воспринимают налог как прямой налог. Тем самым права и законные интересы третьих лиц, под которыми следует понимать истинных плательщи­ков при косвенном налогообложении — потребителей товаров, ра­бот и услуг, оборот которых облагается, выпали из поля зрения за­конодателя. Отношения по косвенному налогообложению, а это прежде всего НДС и акцизы, способствуют объективизации сло­жившихся цен и участию государства в коммерческой деятельности

¹ См.: Омельян А.С. Бюджетная деятельность государства и местных об­разований — сфера возникновения бюджетных правоотношений / В сб.: Фи­нансово-правовая доктрина постсотщалистического государства. — Черновцы, 2003. - С. 113.

88

со стороны налогоплательщика. Так, продолжение моратория на рост цен на моторное топливо, объявленного в 2005 году на новый период, потребовало серьезных налоговых уступок нефтеперераба­тывающим предприятиям, отразившихся в виде уменьшения дохо­дов бюджета.

Возможно, следовало бы рассматривать налоговое право как со­вокупность двух видов налогообложения — прямого и косвенного и с учетом того и другого подразделять способы их правового регули­рования. В свою очередь, и прямое налогообложение неоднородно: оно дробится на подоходное и поимущественное, на шедулярное и глобальное и по другим основаниям классификации.

Бурный рост и бум практики налогообложения, наблюдавшийся в 90-е годы, как и следовало с кидать, не сопровождался в такой же степени познанием юридической стороны установления и взима­ния налогов, хотя прорывные события все-таки имели место. Взять хотя бы тот же Налоговый кодекс, в саму возможность подготовки которого многие юристы-теоретики просто не верили. К сожале­нию, даже та умеренная научная дискуссия о природе и путях раз­вития налогового права во многом ведется по принципу «весь в пар — в свисток», поскольку касается только одного, в сущности, второстепенного вопроса — является ли налоговое право частью финансового права или оно есть самостоятельная отрасль.

Со своей стороны рискну сформулировать вопрос по-иному: ка­кова степень доказанности возможности выделения этого правового массива из финансового права? Заметно, что большую часть содер­жания Налогового кодекса составляют нормы технико-юридиче­ского свойства, противоестественно повышенные «чином» и став­шие законоположениями. Куда более заметны другие недостатки Налогового кодекса, а именно то, что его конструкторы, стремясь скопировать пандектную структуру, свойственную многим кодек­сам, в первую очередь Гражданскому и Уголовному, пошли на из­лишнюю дробность норм, воспроизведение гражданско-правовых конструкций на финансово-правовой лад, копирование не лучших образцов иностранного налогового законодательства.

В своей сущности налоговое право — крупный компонент фи­нансового права, призванный придать правовую определенность относительно небольшому кругу финансовых обязательств, пресле­дующих цель удовлетворения имущественных интересов публичных образований путем умаления имущественных интересов юридиче­ских и физических лиц. В одних случаях это осуществляется в виде прямого налогообложения, в других — способом взимания косвен­ных налогов и сборов. По моему мнению, это деление наиболее юридически перспективно с точки зрения нормотворчества и коди­фикации законодательства. В любом случае налоговое право при

89

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава шестая. Система финансового права

 

ближайшем рассмотрении сводится к нескольким юридическим конструкциям, часть из которых являются материально-правовыми" (налоги), а другая часть — процессуальными (налогообложение).

Следует поддержать В.В. Гриценко, справедливо считающую, что конструирование новых отраслей права осложняет и разрушает цельные финансово-правовые механизмы регулирования общест­венных отношений¹. Продолжу эту мысль: зачастую попытки «соз­дать» новую отрасль права маскируют в лучшем случае слабость науки в отыскании естественных интеграторов правовой категории, а в худшем — разновидность воинствующего научного невежества. Последнее, впрочем, относится не к специалистам финансового права, а авторам концепций спортивного, приватизационного, пе­дагогического, рекламного и им подобных «отраслей права».

Что касается налогового права как правового комплекса — со­ставной части финансового права, то его систему, видимо, образу­ют, во-первых, несколько материально-правовых институтов, охва­тывающих группы налогов и сборов по типам налогообложения (косвенные налоги, подоходные, поимущественные, государствен­ная пошлина, таможенная пошлина и т.д.), институт налогового ор­гана, институт исполнения налоговой обязанности, институт нало­гового контроля, институт налогоплательщика. В современных ус­ловиях невозможно подвергнуть бесчисленное количество налогов научно обоснованной группировке, однако необходимость такого подхода и, главное, способность налогов группироваться по их юри­дическим признакам не вызывает сомнения.

В той же части налогового права, которая олицетворяет меха­низм налогообложения, правовой материал срочно нуждается в ре­организации и приведении к правовой логике. И то, что это пока не делается, объясняется незавершенностью процесса формирования этого уникального, нового для российского права правового ком­плекса — налоговое право.

В основу концепции триединости финансового права (эмис­сия — бюджет — налоги) положена универсальность правового опо­средствования финансовой действительности этими тремя ком­плексами. Очевидно, для фондовой теории природы финансового права данная концепция справедлива и применима. Но поскольку автор этих строк, как было отмечено выше, придерживается иных взглядов на сущность финансового права, впору усомниться в том, что эмиссия, бюджет и налоги исчерпывают предмет отрасли. Нель-

зя отрицать, что существует довольно обширный класс финансовых явлений, не охваченный триадой.

Наиболее интересным является вопрос о возможности отнесе­ния к системе финансового права страхового права. Этот далеко не праздный вопрос достаточно актуален в связи с появлением все но­вых и новых видов страхования, с усложнением правил и условий, а главное — вхождением страхования в каждодневную деятельность миллионов граждан. Достаточно лишь упомянуть страхование вкла­дов в кредитных учреждениях и обязательное страхование граждан­ской ответственности владельцев транспортных средств.

Отраслевая принадлежность страхового права, ее определение, конечно же, чисто академическая ценность. Куда важнее вооружить законодателя прогнозом о путях развития этого правового институ­та. Хотя, пожалуй, из бесчисленного количества нет ни одного учеб­ника финансового права, который не исходил бы из относимости страхового права к финансовой деятельности государства. Следует, в принципе, согласиться с А.И. Худяковым, считающим, что ни по признаку объекта страхования, ни по составу участников, ни по признаку обязательности, ни по форме собственности на денежные средства отношения по страхованию и договор страхования непо-звалительно отнести к публично-правовым явлениям¹.

Отстаивая или защищая отраслевую принадлежность тех или иных норм и институтов права, как мне представляется, мы нередко впадаем в логическую ошибку, не допуская самой мысли о способ­ности права быть разным в различных системах гносеологических координат. Относимость страхового права к семье отраслей частно­го права не исключает вхождения его в систему финансового права.

Во-первых, о публичном праве можно говорить только в смысле публичного начала в правовом регулировании, а последнее должно быть связано с властеотправлением и подчинением. В предыдущих разделах этой работы неоднократно отмечалось, что в силу денеж­ного характера финансовые правоотношения естественно «выпола-живаются», а без этой их черты они неминуемо стали бы разновид­ностью грабежа — подобно тому как преступник-сержант отбирает деньги у рядовых солдат. Будучи денежными, финансовые отноше­ния всенепременно приобретают форму гражданско-правовой сдел­ки. Поэтому страхование и страховые отношения, конечно же, яв­ляются гражданско-правовыми сделками по самому существу воз­никающих отношений.

Во-вторых, нельзя игнорировать или недооценивать организую­щую роль государства в страховой деятельности. В этой области го-

¹ Гриценко В.В. Теория российского налогового права. Современные про­блемы. — Саратов, 2005. — С. 21.

90

*■ Худяков А.И. Страховое право. — СПб., 2004. — С. 218.

91

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава шестая. Система финансового права

 

сударственное участие — не импульс к деятельности, не поощрение или санкционирование, как это имеет место, например, в биржевой торговле. Публичное начало отпечаталось в генетическом коде стра­хования, а точнее, в его родовом Законе Российской Федерации «Об организации страхового дела в Российской Федерации» (1992) и впоследствии воплотилось в обширное страховое законодательство. Здесь уместно привести мнение А.А. Мамедова, считающего страхо­вание функцией государства, при этом отводящего страховым ком­паниям роль приводного ремня для перевода государственной заин­тересованности в плоскости рыночных отношений¹.

В-третьих, в силу отсутствия тождества между публичным пра­вом и финансовым правом, между гражданским правом и частным правом сведение системы финансового права только к 100%-ным публично-правовым формам существования означало бы предель­ное обеднение отрасли, ограничение ее состава «мертвым лесом» норм-принципов запретительного свойства. Императивность фи­нансово-правового регулирования не может быть достигнута без из­вестной доли диспозитивности и нормативной неопределенности предписанного поведения в целом. И наоборот, диспозитивность регулирования страховых отношений — в некотором роде способ приведения их под императивный интеграл.

Безусловно, все расширяющаяся палитра видов и типов страхо­вания включает в себя и многие из близких к классическому граж­данскому договору, такие, как добровольное медицинское страхова­ние. Но публичный характер специфических целей предопределяет ■вхождение страхования в целом в систему финансового права.

Еще один несомненно финансово-правовой институт, в послед­нее время впавший в забвение, — сберегательное право. Находив­шийся долгие годы в центре советской финансовой политики, он как-то незаметно выпал из учебников, учебных программ и — что бо­лее всего тревожит, — из поля зрения законодателя. В свете развер­нувшейся с начала 90-х годов «охоты» за накоплениями граждан и депозитами юридических лиц эта «невнимательность» вполне объ­яснима — предоставление владельцам вкладов реальных гарантий сохранности и возвратов вкладов расходилось с господствовавшими в те годы представлениями и этикой ведения бизнеса. И хотя в по­следнее время принимаются некоторые меры, назвать сберегатель­ное право занявшим свое привычное место в системе финансового права будет еще преждевременным. Мешает прежде всего разроз­ненность источников сберегательного права и их непоследователь-

¹ Мамедов АЛ. Финансово-правовые проблемы страхования в России. — М., 2005. - С. 34, 93.

92

ность. Безусловно верный и своевременный шаг по созданию систе­мы страхования вкладов граждан в кредитных учреждениях¹ пока не поддержан созданием позитивного правового режима сберегатель­ной деятельности. Доходит до курьезного: даже признанные спе­циалисты затрудняются в определении признаков и понятия вклада и отличий вклада от средств на расчетном или текущем счете, в со­отношении понятий вклада и депозита и других «школьных» вопро­сах.

Правовые представления о сберегательном праве ограничивают­ся преимущественно нормами, содержащими регулирование до­говора банковского вклада в цивилистическом ключе (гл. 44 ГК РФ), тогда как существует ряд публично-правовых вопросов управления сберегательным делом, не нашедших разрешения в за­конодательстве.

Несколько иное положение дел с государственным кредитом и государственным долгом. Их появление в составе Бюджетного кодек­са означает, скорее всего, невозможность или преждевременность разработки полноценного закона с таким содержанием. Что до су­щества отношений, то относимость государственного кредита и го­сударственного долга к системе финансового права не вполне оче­видна. По концепции Э.Х. Махмутовой, государственный кредит, будучи межотраслевым для права явлением, получает свое регули­рование методами и юридическими конструкциями финансового права — как совокупности трех институтов — государственного дол­га, государственного кредитования, управления государственным кредитом².

Обращение к госкредиту демонстрирует, что форма правового регулирования экономических отношений, хотя и важна для их юридической систематизации, образует критериальный ряд второго рода, содержит вторичные правовые характеристики. Несмотря на регулирование в форме договоров и соглашений (ст. 98, 99 НК РФ), в силу превалирования публичности целей и задач вступления в эти отношения госкредит и госдолг должны быть отнесены к системе институтов финансового права. По этим же соображениям страхо­вание, сберегательное право, банковские расчеты, банковское кре­дитование, т.е. институты, базирующиеся на договоре, тем не менее представляют собой части единой системы финансового права.

¹ Федеральный закон от 23 декабря 2003 г. № 177-ФЗ «О страховании
вкладов физических лиц в банках Российской Федерации» // СЗ РФ. —
2003. - № 52 (Ч. 1). - Ст. 5029.

² Махмутова Э.Х. Государственный кредит в Российской Федерации.
Проблемы правового регулирования и перспективы развития: Автореф. дисс...
канд. юрид. наук. — М., 2004. — С. 17.

93

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава шестая. Система финансового права

 

Вышеизложенное, конечно же, нуждается в дополнительной ар­гументации. Дело в том, что публичный интерес для российской правовой науки — понятие нарицательное, применяемое схематич­но и без необходимых уточнений. Не совсем, например, ясно, каков механизм трансформации договорного механизма и способ финан­сово-правового регулирования, обладает ли договор или соглаше­ние качеством и юридической силой публичного, юридического ак­та или имеет двусторонний характер как локальный регулятор взаи­моотношений сторон.

В финансово-правовой литературе как реакция на распростра­нение приемов двустороннего (индивидуального) регулирования налоговых и бюджетных отношений сложилась тенденция отнесе­ния договоров к кругу типичных и обычных финансово-правовых конструкций¹. Мне думается, как святая вера в то, что финансовое право построено на власти и подчинении, так и современное введе­ние в оборот категории «финансово-правовой договор» — крайние позиции, не прошедшие проверки временем и практикой. Особен­ности финансового права, его материи таковы, что не приемлют чу­ждых ему способов возникновения юридических отношений. То, что два или более субъекта, следуя императивному предписанию, фиксируют свои взаимоотношения двусторонним актом, еще не об­ращает этот акт в договор, даже если таковым он и поименован сто­ронами. Скорее всего, понятие финансово-правового договора нуж­дается в разграничении с понятием гражданско-правового договора.

Как еще одно направление «цивилистической экспансии» ви­дятся нередкие попытки создания некоего института частных фи­нансов, под которыми понимается капитализация доходов коммер­ческих и некоммерческих организаций. То, что эта деятельность весьма содержательна в теоретическом смысле, и то, что именно она лежит в основании всего финансово-кредитного механизма, не требует доказательств. Но заметно и другое: то, что управление де­нежными ресурсами на локальном уровне не входит в предмет и систему финансового права — во многом потому, что не является объектом правового регулирования вообще или, по крайней мере, объектом публично-правового интереса. Самостоятельность в рас­поряжении денежными средствами хозяйственной структуры защи­щена конституционными гарантиями осуществления права частной собственности, что же касается финансов бюджетного учреждения,

¹ См.: Карасева М.В. Финансовое правоотношение. — М., 2001. — С. 66; Горбунова О.Н. Предмет и система финансового права // Государство и пра­во. - 1998. - № 10.

94

то раздел Бюджетного кодекса о порядке сметно-бюджетного фи­нансирования — верхний предел регламентации.

В стремлении отдельных ученых утвердить понятие частных фи­нансов в системе категорий финансового права усматривается по­пытка восполнения труднообъяснимого пробела в науке финансо­вого права — отсутствие учения о субъектах финансового права. Ес­ли по фрагментам отрасли такого рода исследования проведены, то можно констатировать полное отсутствие сводной концепции. Вследствие этого правосубъектность юридического лица в налого­вых отношениях не состыкована с его бюджетной правосубъектно­стью, а та — со страховой правосубъектностью и т.д. Поэтому рабо­та по формированию системы современного финансового права должна в первую очередь включать в себя создание общей части: а) единых принципов отрасли; б) субъектов финансового права; в) общих начал юридической ответственности за нарушение финан­совых обязанностей и обязательств; г) правового режима учрежде­ния финансового фонда, мобилизации в него денежных средств и финансирования расходов; д) общих начал регулирования финан­совых процедур; е) правовых основ учета и контроля в области фи­нансов.

Что касается особенной части, то рискну предположить, что она должна состоять из шести крупных блоков (компонентов):

1) эмиссионное право;

2) бюджетное право;

3) налоговое право;

4) страховое право;

5) государственный долг и госкредит;

6) сберегательное право.

Решение научной проблемы предмета и системы финансового права в последнее время приобрело характер важной практической задачи. Стремительно развивается законодательство, обогащается судебная и иная юрисдикционная практика, появляются тенденции к раскрепощению созидательного потенциала финансово-правовых механизмов. В этих условиях особенно остро ощущается отсутствие апробированных, научно обоснованных ориентиров развития фи­нансового права.

Достижение научного консенсуса в вопросе о системе финансо­вого права является условием систематизации законодательства, внесения упорядоченности в его совершенствование и развитие. Есть достаточно оснований считать, что система финансового права может строиться по наиболее совершенному пандектному способу, с выделением гармонизированного ряда отдельных финансово-пра­вовых институтов — части особенной. Но если с внутренней струк­турой общей части финансового права в первом приближении име-

95

Дискуссионные вопросы теории финансового права

ется какая-то ясность, то формирование особенной части пока даже не начиналось.

Среди многих веских причин такого положения вещей одна из самых весомых - методологический дефицит науки. Постулаты А. Вышинского и его окружения продолжают держать специалистов финансового права среди стойких защитников интересов государст­ва и, можно сказать, воспевателей государства, хотя оно само в со­временных условиях в этом более не нуждается. Преувеличенный, переоцененный государственный интерес заслоняет многим из нас реальную картину финансовой действительности и, в частности, то, что финансовые отношения призваны гармонизировать имущест­венные отношения вертикального типа, привести их в соответствие с отношениями рыночного оборота, вмонтировать эти обязательст­ва органично в систему иных обязательств, запретов, позитивных обязываний, т.е. всего того, что и составляет правовое регулирова­ние экономики.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ ' СУБЪЕКТИВНОЕ ФИНАНСОВОЕ ПРАВО

Публичное регулирование есть тот креативный созидательный элемент, без которого финансовая система таковой стать не могла. Однако только публичным регулированием правовое опосредство­вание финансовой жизни не исчерпывается и не ограничивается. Завершению этого процесса (но не завершению правового регули­рования!) служит перевод публичных правовых категорий в плос­кость субъективного права и его разновидности — компетенции. В поддержку сказанного приведу точку зрения моего учителя: «Спе­цифически правовую окраску всему механизму правового регулиро­вания в обществе в условиях цивилизации придают именно субъек­тивные права, через которые или при участии которых в его работу включается и весь юридический инструментарий, вся система юри­дических средств, в том числе юридические обязанности и меры, при помощи которых осуществляется государственное принужде­ние»¹.

Подчеркнем в приведенной цитате только три слова «в условиях цивилизации». Гипотетически можно, наверное, вообразить право­вое регулирование, не опирающееся на субъективное право, но сре­дой существования такой правовой системы должна быть названа та или иная страна варваров, хуже того — дикарей. Любая же цивили­зация строится сама и строит свою правовую систему на признании и защите субъективного права, в том числе в сфере регулирования финансовых отношений.

Категория субъективного права в теории финансового права яв­ляется, пожалуй, самой неразработанной. Исторически это вполне объяснимо, ибо долгие годы регулирование финансовых отноше­ний, будучи по форме правовым, строилось фактически на доволь­но убогой по технико-юридическим возможностям концепции фи­нансового долженствования. «Обязан — плати», «дадим — полу­чай», «предусмотрено планом — выполняй» — эти и подобные им формулы достаточно полно характеризуют финансовое долженство-

¹ Алексеев С.С. Теория права. - М.: БЕК, 1995. - С. 82.

4 Ч;июл|,ск-|Ш С. 13.                                                                                                                          97

Дискуссионные вопросы теории финансового права

Глава седьмая. Субъективное финансовое право

 

вание как полуфеодальное регулирование вертикальных имущест­венных отношений. Существование права финансового, т.е. субъек­тивного права, преимущественно замалчивалось. Даже в самой финансовой терминологии долженствование оставило свой неиз­гладимый след. Мы именуем активную сторону налоговых отноше­ний не иначе как «налогоплательщик», а благоприобретателя по от­ношениям в области бюджетного финансирования как «получателя бюджетных средств», даже не отдавая себе отчет в том, что термино­логически все это долженствование продолжает превалировать и определять наше психологическое отношение к происходящему. Конечно, роль обязательного в области налогообложения далеко не ограничивается только уплатой налогов, как и правомочие в облас­ти бюджетного финансирования нельзя свести к пассивному полу­чению соответствующих сумм.