133
Дискуссионные вопросы теории финансового права
тия. Преобразование отношений собственности ставит носителя публичной власти перед субъектами хозяйственного оборота в положение управомоченного по закону и по закону же обязанного, но никак не носителя абсолютной априорной власти, как это было прежде. Финансовые обязательства в этом смысле — альтернатива подчинению как характеристика механизма осуществления властно-имущественных отношений.
Только приверженностью к прежней философии правового регулирования финансовых отношений объясняется стойкая реакция невосприятия этой ценной юридической конструкции, имеющей очень мало общего со своей «цивилистической сестрой». Как мне представляется, насущной необходимостью становится дальнейшее углубление научных представлений об институтах финансовой системы в свете теорий финансовых обязательств. Только одна иллюстрация: в условиях, когда значительная часть федеральных налогов являются регулирующими доходами бюджета, должнику противостоят два или даже три кредитора (Федерация, субъект Федерации, муниципалитет). Однако удовлетворение интересов региона от регулирующих налоговых поступлений целиком зависит от эффективности действий Федерации по администрированию соответствующего налога, так как регионы лишены возможности выступать параллельным кредитором. Налицо существенное умаление прав регионов и муниципалитетов, требующее законодательной коррекции1.
Как правовое явление система финансовых обязательств, просматривающаяся в современном российском праве, входит в комплекс правовых средств регулирования финансовых отношений. Несомненно то, что в обязательства государство вступает в ином качестве, нежели полновластный суверен. Схема формирования финансовых обязательств может быть представлена как последовательные этапы правового воздействия, а именно: 1) формирование правового поля; 2) создание закона; 3) инициирование возникновения имущественных отношений в обязательственной форме; 4) финансовый контроль и юрисдикционная деятельность с целью обеспечения исполнения принятых финансовых обязательств. Нельзя не заметить, что, хотя государственное участие присутствует на каждой стадии, роль государства при этом не может быть одинаковой и характеризуется следующими чертами: на первом — олицетворение публичной власти с функциями законодателя и администратора; на
1 См.: Рекомендации парламентских слушаний в Совете Федерации Федерального Собрания Российской Федерации / В сб.: Налоговое законодательство Российской Федерации: проблемы субъектов Российской Федерации. — М., 2006.
134
Глава девятая. Финансовое обязательство
втором — носителя собственного имущественного интереса и на третьем — гаранта законности складывающихся имущественных отношений.
В науке финансового права эти особенности нередко упускаются из вида. Так, Л.Л. Бобкова считает, что «специфика содержания правомочий собственника в финансовом праве раскрывается в том, что органы государственной власти реализуют полномочия пользования и распоряжения одновременно... Поэтому в финансовом праве такие правомочия собственника, как пользование и распоряжение, сливаются»1. Помимо попутного замечания о неотносимости вопросов собственности к финансовому праву, трудно пройти мимо попытки демонизации государства путем признания за ним таких полномочий, которыми ни один из известных субъектов этого права не в состоянии обладать — финансовой правоспособностью, дееспособностью, деликтоспособностью2, причем одновременно и, очевидно, односубъектно.
При всей нашей недоверчивости к власти необходимо признать, что органы государства и государство — не одно и то же, что орган государства дистанцирован от государства прежде всего своей компетенцией и правоспособностью и что, наконец, орган государства способен нести ответственность перед государством и другим органом государства. Орган государства, в принципе, может быть наделен достаточно своеобразной правосубъектностью и не подпадать под массово применяющиеся критерии. Очевидно, никогда не умолкнут теоретические и иные споры вокруг правового положения Банка России, Агентства по страхованию вкладов, Казначейства Российской Федерации, коммерческих банков с доминирующим государственным участием и других нетипичных субъектов права финансового. При внимательном изучении что-то схожее можно найти и в полномочиях финансовых, налоговых органов и органов управления внебюджетными фондами. Роль кредитора в финансовых обязательствах, по всей вероятности, и есть то общее, что характерно для правового положения названных органов государства. Государственный интерес в приобретении, отчуждении или ином использовании имущества (в денежной форме), будучи оплодотворенным путем учреждения специализированного органа государства и наделения его соответствующими полномочиями, становится правом кредитора или обязанностью должника с коррес-
1 Бобкова Л.Л. Государство как особый субъект финансового права. Рос
сийское правовое государство: итоги формирования и перспективы разви
тия. — Воронеж, 2003. — С. 9.
2 Там же. - С. 11.
135
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава девятая. Финансовое обязательство
пондированными им, соответственно, обязанностью или правом контрагента в рамках финансового обязательства. Как налоги в политическом смысле конституируют государство, становясь его родовой функцией, так и налоговые обязательства, будучи исходным первичным видом финансовых обязательств, так или иначе моделируют всю систему их разновидностей. Поэтому налоговое обязательство может рассматриваться как начальный вид финансовых обязательств, давший жизнь целой группе доходных обязательств, таких как сбор, государственная пошлина, таможенная пошлина, неналоговые доходы бюджета, отчисления во внебюджетные фонды. Речь идет о значительной по составу группе отдельных финансовых обязательств с единой экономической задачей — обеспечением мобилизации доходов в бюджет и иные публичные финансовые фонды. Противоположными являются финансовые обязательства расходного типа — ассигнования бюджетным учреждениям, средства на оплату товаров, работ и услуг по государственным и муниципальным контрактам, трансферты для производства выплат гражданам, инвестиции в уставные капиталы существующих или создаваемых государственных организаций и т.д. Их типология менее ясна и довольно подвижна, однако это не препятствует объединить все обязательства расходного типа в одну общую категорию — расходные обязательства.
Значительная по размерам группа финансовых обязательств не поддается отнесению ни к доходным, ни к расходным обязательствам. С некоторой долей условности возможно объединение их в третью группу — защитные финансовые обязательства — страховые платежи, межбюджетные трансферты, государственные займы, рефинансирование коммерческих банков, бюджетные кредиты, создание резервов и депозитов.
Интегрирующим фактором для объединения этих весьма разных по экономической и правовой природе институтов может служить присутствие встречного удовлетворения, эквивалентность. Но это встречное удовлетворение (что вовсе не присуще первому и второму типам финансовых обязательств) имеет косвенный характер, ибо преследует цель защиты стабильности в проистекании того процесса, во имя которого соответствующие финансовые обязательства возникли. А поскольку экономические процессы и ценности, получающие защиту, определить односложно подобным путем крайне трудно, предоставлю слово А.И. Худякову по поводу особой эквивалентности страховых обязательств: «Страховая выплата страховщика не есть возврат страхователю его платежа в виде страховой премии... Страховая выплата представляет собой реализацию страховой услуги, оказываемую страховщиком страхователю и оплачен-136
ную этим страхователем»1. Есть смысл, не вдаваясь в теоретический спор с А.И. Худяковым о существе страховых отношений вообще, согласиться с ним в том, что эквивалентность страхового обязательства коррелированна стоимостью страховой защиты. То же самое можно сказать и о других институтах, входящих в данную группу финансовых обязательств.
Изложенное выше пока не более чем предположение о возможностях систематизации финансовых обязательств. Общественное мнение, устойчиво свидетельствующее о несовершенстве бюджетного, налогового, банковского и иного финансового законодательства, отражает объективное положение вещей в этой области: фрагментарность, пробельность законодательства, наличие многих логических ошибок и т.д. В теоретическом смысле объяснение этому — стойкий эмпиризм законодателя, его нежелание конструировать правовое регулирование финансовых отношений заранее, а во многих случаях — желание оставить те или иные вопросы вообще нерешенными. Из многих подобных вопросов, обсуждаемых и теоретиками, и широкой аудиторией, упомяну отсутствие законодательного решения вопроса о минимальном возрасте гражданина для возникновения налоговой правосубъектности. Что это — пробел или непонимание существа налоговой обязанности, возлагаемой на гражданина, а не на его доход, что вообще-то невозможно?
Тенденция одушевления доходов, имущества характерна для действующего финансового законодательства. Иначе чем объяснить, что к обязательному страхованию гражданской ответственности привлекается не владелец автомобиля, а само транспортное средство? К сожалению, список курьезных примеров почти бесконечен...
Еще более актуальным видятся проблемы формализации системы финансовых обязательств в бюджетной сфере, где до сих пор существуют «черные дыры», куда проваливаются средства бюджета при всей внешней обоснованности и законности ассигнований.
Поэтому концепция финансовых обязательств только внешне выглядит абстрактно академической. В действительности, по моему мнению, это ключ для решения ряда практических проблем финансовой жизни государства, среди которых: существенное повышение качества финансового законодательства, создание эффективной финансовой администрации и, наконец, принципиальное совершенствование системы средств защиты прав и законных интересов участников финансовых отношений юридическим путем.
Худяков А.И. Страховое право. — СПб., 2004. — С. 61.
. 137
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Здесь не обойтись без еще одного примера. Эволюция правовой конструкции НДС за годы с его введения привела к перерождению этого источника доходов бюджета в налог на выручку коммерческих организаций; сложность и противоречивость его взимания обращает НДС в субъективно взимаемый налог, а возврат НДС в установленных законом случаях затягивается на продолжительное время, в отдельных случаях — до года. Налицо не только дефекты законодательства или правоприменительной практики, но и несостоятельность самой идеи внедрения НДС как стимулирующего производство налога. Между тем от Правительства одна за другой идут инициативы по ремонту и подкрашиванию этого «сгнившего корабля», хотя замечено, что отмена НДС и замена его налогом с тем же налоговым бременем, но юридически более простым (например, налогом с продаж), позволили бы резко оздоровить ситуацию в области налогового администрирования и контроля. Дело за малым — теоретически обосновать возможность и целесообразность отмены НДС, ставшего, ко всему прочему, надежным доходным источником для разного рода коррупционеров от финансов...
Все вышеизложенное в отношении концепции финансовых обязательств может привести к выводу о существовании единой модели регулирования имущественных отношений, складывающихся в ходе осуществления финансовой политики государства. Эта единая модель способна адаптироваться и модифицироваться применительно к конкретным условиям и обстоятельствам ее применения. За долгие годы, пожалуй, впервые в отечественной практике правовые ценности в этой области получают приоритетное внимание и приоритетное развитие. Эта тенденция нуждается и в политической поддержке, и в научном содействии, и в ясном осознании того, что цивилизованные государственные финансы, в конечном счете, значительно более эффективны, чем финансовый произвол, чем бы он ни объяснялся и оправдывался.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ ФИНАНСОВОЕ ПРАВО В СИСТЕМЕ РОССИЙСКОГО ПРАВА
Изменение социально-экономической формации, произошедшее в начале 90-х годов, вызвало бурное и стремительное развитие прежней «юридической Золушки» — финансового права. В контраст с прошлым длительным периодом за короткое время разработаны и получили высшую юридическую силу — силу Закона многие финансово-правовые акты, естественным путем объединившиеся в крупный законодательный массив — едва ли не ведущий в системе законодательства России. Значительно увеличилось число научных публикаций по финансовому праву, активно формируется национальная концепция правового регулирования финансовых отношений; выросло общее число научных и научно-педагогических работников, занятых в этой области, возникла целая сеть кафедр финансового права в вузах (иных специализированных подразделений). Наука финансового права приобрела интеграционный характер во взаимодействии стран — участниц СНГ. В ряде государств — бывших союзных республик проблемы финансового права исследуются и получают законодательное и правоприменительное решение с учетом экономических и политических особенностей, что создает солидную базу для сравнительного правоведения. Трудно назвать другой элемент правовой системы России, на котором столь сильно отразились бы произошедшие в стране изменения.
Проблемы современного финансового права — во многом проблемы совершенствования российской государственности и ускорения экономического развития. Бюджетное устройство, управление кредитными активами, налоговое регулирование, контроль над инфляцией, финансирование социальных проблем, борьба с легализацией незаконно полученных доходов, финансовое стимулирование производства, валютные отношения — эти и многие другие болевые точки российской экономической политики нуждаются в финансово-правовом осознании и обсуждении.
Это, казалось бы, тривиальное мнение как законодателем, так и правоприменителем не отвергается, но и не разделяется. Возникает порой ощущение, что та или иная финансово-правовая проблема ставится и решается без какого-нибудь учета накопленного веками
139
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава десятая. Финансовое право в системе Российского права
опыта применения аналогичных или схожих мер. В самых добрых «шапкозакидательских» традициях нередко возникают законы и соответствующие технико-юридические конструкции, которые ничего, кроме недоумения, не вызывают. Более того, российский законодатель порой действует, исходя из презумпции, что науки финансового права вообще не существует, а проблема поставлена в мировой и отечественной практике впервые. Ясно, что наивность, прощаемая аспиранту, пишущему автореферат диссертации, в руках законодателя становится профанацией правового регулирования. Финансовому праву, как общественному гносеологическому явлению (относя сюда как доктрину, так и законодательство и правоприменение), свойственны некоторые специфические черты и особенности, выделяющие эту отрасль права и правоведения из общего ряда.
В отличие от многих традиционных и даже новообразованных
«отраслей права, возникавших и возникающих как бы явочным по-
рядком — как сублимированный, долговременный опыт осуществления правовой политики и правовой мысли, не имеющих четких границ по времени и пространству (было бы несерьезным, например, искать момент и место, где и когда зародилось гражданское, уголовное или процессуальное право), финансовое право можно считать вполне рукотворным правом». Как соответствующие события воссоздаются в ряде исторических источников, возникновение финансового права связано с развитием науки о финансах в середине XIX столетия в ряде западноевропейских государств, прежде всего в Германии. Поскольку финансы имеют производный характер от функций государства, а осуществление этих функций связано с отправлением властных полномочий в формах соответствующих нормативных и индивидуальных правовых актов, финансовая наука неизбежно ассоциируется с финансово-правовыми актами, т.е. финансовым правом. Как об этом пишет А.Н. Козырин: «Существенной особенностью генезиса финансово-правовой науки в России является то обстоятельство, что на протяжении всего периода ее становления отождествлялись понятия «финансы» и «финансовое право»'.
В подобных обстоятельствах любая наука обречена воспринимать волю и мнение власти не столько как требующую осмысления и критической оценки информацию, но, скорее всего, как непререкаемую научную истину. (Подобное нам хорошо известно из недавнего прошлого всех общественных наук, включая биологию, когда
1 Козырин А.Н. У истоков финансового права. — М.: Статут, 1998. — С. 14.
140
аргумент «как сказал товарищ...» был способен прекратить любую научную дискуссию.) Практически с возникновения финансовому праву была уготована роль систематизатора мнений власть предержащих о должном и надлежащем ведении финансов государства, нежели о применении права в этой области. Можно даже подвергнуть сомнению этимологическую чистоту применения понятия «право» с прилагательным «финансовое». Во всяком случае, это качественно иное словосочетание, нежели привычные юридическому уху способы обозначения различных отраслей права; в XIX и большей части XX века под финансовым правом понималось преимущественно источниковедение современного финансового права, но не сама отрасль права.
Вышеназванной причиной объясняются старательные уклонения прежних авторов от юридического анализа финансовых отношений. Во-первых, практически все они, начиная с В.Н. Татищева, не были юристами в современном смысле и должны быть отнесены к специалистам науки о финансах. Иного и не могло быть, ибо состояние законодательства и правоприменительной практики исключало настоящие правовые исследования. Во-вторых, сами проблемы, ставившиеся Н.И. Тургеневым, И.Т. Тарасовым, И.И. Ян-жулом, И.Х. Озеровым и другими теоретиками прежнего финансового права, имели политический и конституционный характер в преломлении в финансовую плоскость, нежели конкретный финансово-правовой контекст. Требовать от авторов XVIII — XIX вв. юридического анализа финансовых отношений равносильно отнесению Ф.М. Достоевского, автора романа «Преступление и наказание», к специалистам уголовного права. Но факт остается фактом: господствующей с тех времен тенденцией является игнорирование юридического аспекта финансовых отношений. Достаточно сказать, что даже такие ключевые категории, как субъективное право, обязанности, ответственность, почти не используются в финансово-правовых исследованиях. Место субъективного права, субъективных обязанностей, ответственности, вины, юридических фактов, обязательств прочно заняло безликое, юридически несостоятельное долженствование, финансовый порядок.
Отсюда еще одна черта и еще один крупный недостаток прежнего финансового права — почти абсолютная концентрация на вопросах государственных доходов. Финансовое право дореволюционной России практически полностью посвящено фискальной деятельности государства; даже бюджетное устройство и бюджетное право, государственный кредит, иные финансовые институты интересовали исследователей преимущество по фискальным аспектам.
Не будет преувеличением предположить, что с момента своего зарождения финансовое право имело сугубо служебный характер,
141
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава десятая. Финансовое право в системе Российского права
было наукой о госдоходах, противопоставляя общество как саморегулирующийся и саморазвивающийся организм государству как носителю финансового интереса. Даже И.И. Янжул, отдававший должное науке о расходах государства, считал ее предметом государственного и полицейского права, исключая из состава финансовой науки1. Для И.И. Янжула финансовое право состоит из: а) доходов от государственных имуществ; б) регалий; в) налогов; г) пошлин; д) займов; е) продажи домен; ж) конфискации2. Зададимся вопросом: что являет собой отрасль права и, соответственно, отрасль правоведения, посвятившая себя безвозмездному кредитованию государства?
Движение денежных средств только в одном направлении — от юридического или физического лица к государству (как бы совершенно оно ни было устроено) — на мой взгляд, не будучи совмещенным с обратным движением — от государства к субъекту права — обречено на отмирание. Во многом именно крайнему несовершенству правовой организации бюджетного финансирования, не прошедшей проверки многолетней войной, царский строй обязан своим глубоким кризисом 1916—1917 гг., приведшим к полному краху. Показательно, что задолго до социального коллапса 1917 года его предсказал выдающийся специалист финансового права И.Х. Озеров3. Следует предположить, что для финансового права, как и для любой сферы права, имеющей дело с имущественными отношениями, тоже свойственна эквивалентно-возмездность, но она реализуется не на уровне взаимодействия индивидуалов и их объединений, но на макроправовом уровне, в рамках всей системы регулированных отношений.
Представляется, что возобновлению финансово-правовых исследований в советские годы с включением в предмет науки всего спектра финансовых отношений, подвергающихся регулированию, а не только государственных доходов, способствовал опыт реформирования финансовых институтов, охватывавший аннулирование всех видов займов, частных предметных учреждений, создание системы бюджетного учета и т.д.4.
Можно смело утверждать, что в советский период в стране возникло новое финансовое право: настолько серьезно и глубоко была реформирована научная концепция этой отрасли права. Важно подчеркнуть и то, что «разукомплектование» финансового права, выве-
1 Янжул И.И. Основные начала финансовой науки. — М.: Статут,
2002. - С. 53.
2 Там же. - С. 59.
3 Озеров И.Х. Как расходуются в России народные деньги. — СПб., 1911.
4 См. Сборник декретов о финансах 1917-1920. - СПб., 1920.
142
дение из его состава той или иной части будет приводить к сомнительному позитивному эффекту, но отрицательные последствия в виде потери агрегатированности, единства регулирования всего комплекса финансовых отношений на единой методологической и технико-юридической основе очевидны. Единство финансового права как отрасли права и как науки — выстраданная в долгом развитии концептуальная характеристика, относящаяся к системе российского права в целом.
Вышесказанное вовсе не означает, что в советские годы все в области финансового права стало с головы на ноги. Пожалуй, наоборот, сохранились и усилились черты субъективизма, односторонности, служебное™ финансового права. Это достаточно ясно показал первый советский учебник финансового права1. Определение финансового права, заключающееся в том, что оно есть совокупность норм, регулирующих плановое собирание и распределение государством денежных ресурсов в целях построения коммунистического общества, сформулированное в 1910 году, продолжает оставаться заданным наперед алгоритмом, воспроизводимым в новой редакции в каждом очередном учебнике или научной работе.
Между тем имеет место подмена отношений, которые единственно могут служить предметом правового регулирования деятельности, преследующей тот или иной результат. В этой трактовке финансовым правом становятся, в сущности, технологические правила функционирования государственного финансового или финансово-предметного механизма. «Финансы СССР, — писал В.П. Дьяченко, — орудие организации, планирования и регулирования народного хозяйства, одна из форм воздействия социалистического государства на экономику страны в целях ее коммунистического переустройства...»2 Что касается собственно финансовых отношений, то последние, в силу императивности действий государства в этой области, служат всего лишь средством доказывания юридическими и физическими лицами своего деятельного подчинения и покорного выполнения воли государства. Именно поэтому социалистическое финансовое право во многом — инструмент административного подчинения индивидуума воле государства в имущественной сфере.
Как в дореволюционный период и период построения коммунизма, так и в настоящее время остро стоит вопрос о допустимости отнесения создания государственных денежных фондов (ресурсов) и их распределения к предмету финансового права. В сущности, это
1 См.: Финансовое право / Под ред. М.А. Гуревича. — М., 1940.
2 Дьяченко В. П. Товарно-денежные отношения и финансы при социализ
ме. - М., 1974. - С. 252.
143
Дискуссионные вопросы теории финансового права
Глава десятая. Финансовое право в системе Российского права
вопрос о первичности курицы по отношению к яйцу или наоборот. Если в дореволюционной литературе данность принималась за существо вещей, то в финансовой советской литературе презюми-ровалось, что поскольку плановые потребности предполагают создание соответствующих фондов в заданном размере, постольку реализация этой задачи автоматически становится предметом финансового права. В сущности, это не что иное, как еще одна грань проблемы соотношения плана и права, глубоко исследовавшегося в недалеком прошлом.
Непонятно другое — та легкость, с которой приоритет интересов государства (а точнее — доминирование государства как участника финансовых отношений) перешел в систему новых финансово-правовых ценностей постсоциалистической эпохи. Поскольку создание любого фонда или резерва предполагает централизацию денежных средств, право на такого рода действия подлежит взвешенному и лимитированному использованию, а государство не может неограниченно пользоваться этими суверенными возможностями. Так, установление ставок ЕСН, явно несоразмерных накопительной части трудовых пенсий, и отсутствие реальных гарантий сохранности и целевого использования средств пенсионного фонда объективно препятствуют решению проблемы социального страхования по старости, давно «пройденной» экономически развитыми странами1.
Примером еще более странного узаконения является глава 13.1 БК РФ о Стабилизационном фонде Российской Федерации, расходящаяся с другими нормами этого же закона и, по сути дела, выводящая Стабфонд из системы бюджетных и внебюджетных фондов. Не может не бросаться в глаза, что статьей 96.2 БК РФ введен источник доходов бюджета, не предусмотренный ни Налоговым, ни Таможенным кодексами Российской Федерации — дифференцированная особым способом таможенная вывозная пошлина на сырую нефть.
Проблему создает даже не создание все новых и новых финансовых фондов и ресурсов, а наличие у представительных и, особо, у исполнительных органов власти права формировать обособленные от бюджета фонды и определять круг доходных источников для этих фондов. Ведь бюджет и бюджетное право как финансово-правовые институты создавались в Средние века как способ ограничения за-
1 См.: Абхазова И.Г. Финансово-правовое регулирование деятельности Пенсионного фонда Российской Федерации: пути совершенствования: Авто-реф. дисс... канд. юрид. наук. — М., 2005.
144
просов исполнительной власти, как демократический барьер бюрократической алчности и вседозволенности.
Как представляется, право государства на мобилизацию и распределение имущественных денежных ресурсов, пределы использования этой прерогативы и юридические способы осуществления этой деятельности становится наиболее важной финансово-правовой проблемой, решение которой ляжет в основу современной доктрины финансового права, обращенной к нуждам и запросам рыночной экономики.
Новой тенденцией в науке финансового права следует признать стремление к обоснованию возможности разделения финансов и, естественно, финансового права на государственные и частные. Горячим сторонником этой концепции является М.Ф. Ивлиева, которая считает: «Частные финансы подчиняются законам рыночной экономики, публичные финансы находятся под воздействием публичной власти, порождаются актами данной власти»1.
Категория частных финансов существенна и важна, поскольку востребована и сама по себе и для выявления особенностей собственно финансов (публичных финансов — по терминологии М.Ф. Ивлиевой). Под частными финансами понимаются буквально мириады различных фондов, находящихся под управлением или в собственности коммерческих и некоммерческих организаций, общественных формирований и, с некоторой долей условности, непосредственно граждан. Отрицать или преуменьшать их значимость в современной экономике будет означать потерю связи с реальной жизнью.
Концентрация денежных ресурсов, капитала во многих случаях — единственно возможный путь решения соответствующей экономической или социальной задачи. Созидательный заряд несет в себе и юридическая составляющая этого процесса, а именно то, что концентрация денежных ресурсов не приводит к обобществлению капитала, а денежные средства либо сохраняют прежнюю форму собственности, либо переходят под защиту законного правопритя-зания собственника. Речь, естественно, идет о негосударственных пенсионных, инвестиционных, благотворительных пенсионных и иных фондах, о депозитах, трастах и т.д.