У истоков политической реформы

Выступая 17 декабря 1987 г. на заседании Политбюро, М.С. Горбачёв заявил: «Нам надо сформировать концепцию перестройки. Всё обсудим в январе. Прошу всех поразмыслить. Основная тема партийной конференции - перестройка и демократизация партии и общества» [1206].

Подготовку материалов для этого обсуждения Генеральный секретарь поручил А.И. Лукьянову. 9 января 1988 г. Анатолий Иванович направил ему документ под названием «Набросок возможной концепции дальнейшей демократизации советского государственного строя (к XIX Всесоюзной партийной конференции)» [1207].

В процессе планируемой демократизации советского общества А.И. Лукьянов выделил три направления: «1) Кардинальное усиление властных полномочий Советов и контроля с их стороны за деятельностью подчинённого им государственного аппарата; 2) Обеспечение дополнительных эффективных гарантий демократических прав и свобод советского человека; 3) Проведение глубокой реформы законодательства, деятельности всех правоохранительных органов» [1208].

В связи с этим предлагалось «решительно устранить «двоевластие» партии и Советов, которое прочно укоренилось за последние пять десятилетий». Речь шла о передаче Советам реальной государственной власти, чтобы КПСС, «освободившись от несвойственных ей функций хозяйственного управления, смогла бы, наконец, сосредоточиться на осуществлении своей авангардной роли, определяя главные направления политики, расставляя и контролируя кадры, соединяя в общественное русло действия всех государственных и общественных организаций» [1209].

Одновременно с этим намечалась реформа самой государственной власти. Прежде всего имелось в виду введение альтернативных выборов. При этом предлагалось «возвращение к ленинской системе съездов Советов, при которой население избирает только низовые звенья Советов, а все остальные органы власти формируются съездами Советов» [1210].

«По всей видимости, - писал А.И. Лукьянов, - потребуется уже в ближайшее время чётко регламентировать в законе использование таких политических прав, как свобода слова, демонстраций и митингов», необходим «закон о средствах массовой информации». «Всё большее значение приобретает в последнее время осуществление прав граждан на объединение в общественные организации» [1211].

Ставился также вопрос об укреплении законности [1212].

Что делалось после того, как М.С. Горбачёв получил записку А.И. Лукьянова, установить пока не удалось. Можно лишь отметить, что «обмен мнениями с помощниками по поводу предстоящей партийной конференции» генсек провёл 1 марта [1213].

По утверждению Г.Х. Шахназарова, через месяц, в начале апреля, после возвращения из поездки на Кубу, Михаил Сергеевич собрал «ближайший круг», чтобы снова посоветоваться, как «дать толчок политической реформе» [1214].

Однако визит генсека на Кубу имел место не в 1988, а в 1989 г. [1215]. По всей видимости, в памяти Г.Х. Шахназарова слились в одно два других события: телефонный разговор М.С. Горбачёва с Гаваной, который имел место 5 апреля 1988 г. [1216], и его поездка в Ташкент, где он был 6–8 апреля того же года [1217]. В таком случае упоминаемое совещание могло иметь место не ранее 9 апреля.

11, 15 и 18 - го М.С. Горбачёв провёл три встречи с партийными секретарями [1218]. Вспоминая об этом, он пишет: «В три приёма, чтобы создать непринуждённую доверительную атмосферу, я провёл беседы со всеми секретарями ЦК компартий республик, крайкомов и обкомов. В общей сложности это больше 150 человек» [1219].

В ходе встреч М.С. Горбачёв ознакомил секретарей с разрабатывавшимся проектом политической реформы [1220].

Бывший пресс - секретарь ЦК КПСС А.С. Грачёв утверждает, что на этих встречах генсек едва ли не впервые открыто поставил под сомнение правомерность существования 6 ст. Конституции о руководящей роли партии: «Ведь, откровенно говоря, - заявил он, - партия присвоила себе власть недемократическим путём. А потом себя и конституционно провозгласила как правящую» [1221].

Разработанная концепция политической реформы воплотилась в тезисы доклада Генерального секретаря для партийной конференции. Первый вариант тезисов подготовили И.Т. Фролов и Г.Х. Шахназаров [1222].

«Об организации подготовительной работы, - пишет М.С. Горбачёв, - мы условились на заседании Секретариата (23 апреля), а через два дня (т.е. 26 - го - А. О.) я пригласил Слюнькова, Яковлева, Медведева, Лукьянова, Шахназарова, Фролова, Черняева, Болдина, Ситаряна, заведующего Экономическим отделом ЦК Можина, Биккенина и мы провели обстоятельный разговор о характере тезисов» [1223].

Затем они были переданы рабочей группе, которая расположилось на подмосковной даче ЦК в посёлке Волынское - 2 [1224]. Д. Мэтлок утверждает, что эта работа велась «под руководством Александра Яковлева» [1225]. По свидетельству М.С. Горбачёва, он тоже «практически ежедневно приезжал в Волынское - 2» [1226].

7 мая Михаил Сергеевич ознакомил с содержанием готовящейся политической реформы журналистов и других творческих работников [1227].

«Доработка Тезисов, - пишет Г.Х. Шахназаров, - велась в узком кругу - Михаил Сергеевич и мы с Фроловым» [1228]. 19 мая они были рассмотрены на Политбюро [1229], 23 - го представлены Пленуму ЦК [1230], 27 мая - опубликованы в «Правде» [1231].

Главное место в этом документе занимало следующее положение: «Необходимо... вернуть Советам реальные властные полномочия, передав на их рассмотрение и решение все без исключения конкретные вопросы государственной, хозяйственной и социально - культурной жизни» [1232].

Чтобы на этот счёт не было сомнений, в «Тезисах» говорилось: «Должно быть исключено принятие постановлений партийных комитетов, содержащих прямые указания государственным, хозяйственным органам и общественным организациям. Свой политический курс КПСС проводит через коммунистов, работающих в органах государственной власти, во всех сферах жизни общества» [1233].

«Девизом нового этапа должно было стать, - пишет А.С. Грачёв, - «разгосударствление партии» [1234]. Для этого предполагалось разрешить секретарям партийных комитетов совмещение должностей в Советах. От них «требовалась сущая безделица: пройти через выборы» [1235].

При этом предлагалось принципиально изменить характер самих выборов. Они должны были стать свободными и альтернативными. «С учётом необходимости решительного повышения роли Советов, - отмечалось в «Тезисах», - следует осуществить реформу избирательной системы. Цель её - обеспечить свободное выдвижение кандидатов в депутаты, их широкое и всестороннее обсуждение на собраниях трудящихся и в средствах массовой информации» [1236].

Далее говорилось о введении политических свобод. «Это, - читаем мы в опубликованном документе, - касается создания материальных и правовых условий для реализации конституционных свобод (свобода слова, печати, собраний, митингов, уличных шествий и демонстраций, свобода совести и др.). Это касается и упрочения гарантий личных прав гражданина (неприкосновенность личности, жилища, тайна переписки, телефонных разговоров и др.)» [1237].

В «Тезисах» ничего не говорилось о свободе союзов или партий, но подчёркивалось: «Возникает необходимость в ближайшее время определить правовую основу деятельности общественных организаций, добровольных обществ и самодеятельных объединений. Политический критерий при этом один - заслуживает признания любая общественная деятельность, которая ведётся в рамках Конституции и не противоречит интересам развития советского социалистического общества» [1238].

О том, что «Тезисы» имели не декларативный характер, свидетельствует следующий факт. К 6 апреля 1988 г., когда работа над ними ещё только - только начиналась, уже были «подготовлены проекты законов: о гласности, о средствах массовой информации, о свободе совести, о добровольных общественных и творческих союзах, о порядке проведения собраний, митингов и демонстраций», велась разработка законов о профсоюзах и молодёжи [1239].

Когда американский посол Д.Ф. Мэтлок ознакомился с проектом планируемой политической реформы, он сделал следующий вывод: «Если свобода слова, печати и собраний действительно будет гарантирована, если будут дозволены выборы с многими кандидатами и тайным голосованием, если принципы судебной независимости будут закреплены в законе, тогда - я не сомневался - вскоре придёт конец монополии Коммунистической партии» [1240].

По свидетельству Г.Х. Попова, примерно с весны 1988 г. «началось массовое перемещение детей номенклатуры за границу», что, по его мнению, представляло собой явный «признак того, что партийные бонзы поняли: дело проиграно» [1241].

Действительно ли авторы политической реформы понимали это? Ответ на этот вопрос дают воспоминания Н.И. Рыжкова. «...отними у партии, а точнее у ЦК, обкомов, горкомов, райкомов абсолютную власть в руководстве народным хозяйством - что останется?», - спрашивал он и сам же фактически отвечал на этот вопрос: ничего [1242].

Ещё более откровенен в этом отношении М.С. Горбачёв. Он прямо пишет, что «смысл политической реформы» заключался в отстранении КПСС от власти и иронично характеризует этот шаг как «отречение от престола» [1243].

«Партия, - пишет В.М. Фалин, - отважилась на давно назревший и перезревший акт: она слагала с себя функции, которые по смыслу вещей и по естественному праву должны принадлежать субъектам государственной и экономической власти, а также независимым общественным институтам. В сочетании с признанием за средствами массовой информации права на собственное суждение и отстаивание своих позиций - это создавало предпосылки для перехода к многопартийности» [1244].

«В то время, - отмечает Д. Мэтлок, - я не знал, что Горбачёв намеревался пойти ещё дальше. Он настаивал на признании политического плюрализма и внесении поправок к Конституции с тем, чтобы разрешить многопартийную систему, однако это было отвергнуто Политбюро. По словам Аркадия Вольского, присутствовавшего на заседании в качестве наблюдателя, с Горбачёвым голосовали только Яковлев, Шеварднадзе и Виталий Воротников» [1245].

Отмечая, что накануне XIX конференции речь шла о «постепенном переходе власти от партии к выборным государственным органам, фигурально выражаясь,.. со Старой площади в Кремль» [1246], М.С. Горбачёв пишет, что эта реформа действительно рассматривалась им как первый шаг на пути к многопартийности» [1247].

Тогда же, в мае 1988 г., из стен возглавляемого В.М. Фалиным АПН вышла записка «Вектор цивилизованного развития». В ней предлагалось не только ввести свободу информации и укрепить силу закона, о чём шла речь в «Тезисах», но и начать одновременный переход к рыночной экономике [1248].

В связи с этим следует отметить, что не позднее 6 апреля 1988 г. уже велась разработка закона о «социалистической собственности» [1249], который, судя по всему, должен был юридически закрепить разнообразие форм собственности в СССР.

Однако всё ограничилось только тем, что 26 мая был утверждён новый закон о кооперации, который положил начало приватизации и открыл возможность для легализации «теневых капиталов» [1250]. Позднее А.Н. Яковлев считал большой ошибкой, что партия не пошла тогда по этому пути дальше [1251].

Время публикации «Тезисов» было выбрано неслучайно. Через день в СССР с официальным визитом прибыл президент США Рональд Рейган. Он находился в Москве четыре дня: с 29 мая по 2 июня [1252].

«1 июня в Кремле, - писала тогда «Правда», - состоялась церемония обмена между М.С. Горбачёвым и Р. Рейганом ратификационными грамотами о введении в действие советско - американского Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности и подписания протокола об обмене этими грамотами. Вступает в силу документ, подписанный руководителями двух стран в декабре 1987 года в Вашингтоне» [1253].

Оценивая этот визит, М.С. Горбачёв пишет: начало было положено, не уточняя, правда, начало чему [1254].

Пока М.С. Горбачёв вёл переговоры с Р. Рейганом, а в стране и за рубежом шло обсуждение «Тезисов», рабочая группа под руководством А.Н. Яковлева готовила доклад для выступления М.С. Горбачёва на партийной конференции. В эту группу входили: В.И. Болдин, А.И. Лукьянов, В.А. Медведев, И.Т. Фролов, А.С. Черняев и Г.Х. Шахназаров [1255]. «7 июня в Ново - Огарёве, - вспоминает М.С. Горбачёв, - я встретился с рабочей группой для обсуждения первоначального варианта доклада. Яковлев положил передо мной 150 страниц» [1256].

Через две недели после отъезда Р. Рейгана, 14 июня, Политбюро подтвердило решение собрать партийную конференцию 28 июня [1257]. 20 - го состоялось обсуждение проекта доклада М.С. Горбачёва, с которым он должен был выступить на конференции [1258].

По свидетельству Г.Х. Шахназарова, доклад «получил восторженные оценки» [1259]. «Очень глубокий доклад», - заявил А. А. Громыко [1260]. «Что ни абзац - гора мыслей», - поддержал его В.В. Щербицкий [1261]. Среди тех, кто «восторгался» планом политической реформы, был и Е.К. Лигачёв: «Реформа нашей политической системы впечатляет своими новаторскими идеями» [1262].

Обратите внимание: это утверждал человек, которого считали вдохновителем статьи Н.А. Андреевой. Оказывается, его впечатляло «своими новаторскими идеями» то, что американский посол считал для КПСС самоубийством.

Конференция открылась 28 июня и продолжалась до 1 июля [1263].

На неё было вынесено два основных вопроса: а) «О ходе реализации решений XXVII съезда КПСС, основных итогах первой половины двенадцатой пятилетки и задачах партийных организаций по углублению процесса перестройки» и б) «О мерах по дальнейшей демократизации жизни партии и общества» [1264].

В центре внимания конференции оказался второй вопрос, ради которого и созывалась конференция [1265].

Накануне «Огонёк» опубликовал статью, в которой утверждалось, что среди её участников есть взяточники [1266].

«За пару дней до очередного исторического форума, - вспоминает бывший следователь Генеральной прокуратуры СССР Н.В. Иванов, - мы с Тельманом Гдляном опубликовали в журнале «Огонёк» статью «Противостояние», в которой рассказывали... о том, что среди делегатов конференции находятся подозреваемые во взяточничестве лица. Их фамилии мы, естественно, не опубликовали» [1267].

Н.В. Иванов делает вид, будто бы они выступили с такой публикацией по собственной инициативе, на свой страх и риск. Подобным же образом объясняет появление этой публикации В.А. Коротич [1268]. Между тем в 1988 г. существовала цензура. И такая публикация не могла появиться без санкции КГБ СССР (В.М. Чебриков) и Отдела пропаганды ЦК КПСС (А.Н. Яковлев). А они вряд ли бы пошли на такой шаг без М.С. Горбачёва.

Вполне естественно вопрос об этой публикации был поднят на конференции. В. Коротич передал в президиум материалы, которыми он располагал, а «в кулуарах был пущен слушок, что речь идёт прежде всего о Лигачёве» [1269].

Это был неприкрытый шантаж.

И не нашлось ни одного делегата, который бы встал и заявил: или материалы будут оглашены, или я покидаю конференцию, так как люди могут заподозрить во взяточничестве и меня. Одни молчали потому, что привыкли не высовываться без команды, другие - потому что у самих рыльце было в пуху.

Конференции приняла пять резолюций: «О демократизации советского общества и реформе политической системы» [1270], «О борьбе с бюрократизмом» [1271], «О межнациональных отношениях» [1272], «О гласности» [1273], «О правовой реформе» [1274].

Главное место занимала первая резолюция, которая дала старт реформе политической системы. Было решено незамедлительно внести в Конституцию СССР поправки, в «апреле 1989 г.» провести на основании нового закона выборы народных депутатов СССР, «осенью 1989 г.» выборы в республиках [1275].

На этой конференции писатель Ю.В. Бондарев сравнил перестройку «с самолётом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка» [1276].

Касаясь данного эпизода, «прозревший» позднее А.И. Лукьянов так прокомментировал приведённые слова: «Уверен, - пишет он, - что маршрут и место посадки были давно сработаны в других местах, в разведывательных и идеологических центрах Запада» [1277].

Это утверждение заслуживает особого внимания, если учесть, что тогда Анатолий Иванович курировал правоохранительные органы, входил в число наиболее близких и посвящённых соратников генсека и принимал самое активное участие в подготовке партийной конференции.

Эстонский «полигон»

Курс на политическую реформу, одобренный XIX конференцией КПСС, предполагал не только отделение партии от государства, но и реформирование СССР. По этому вопросу, как уже отмечалось, была принята специальная резолюция.

«В этот период, в 1987–1988 годах, - пишет М.С. Горбачёв, - я стремился выработать единый демократический подход к межнациональным спорам... вопрос о выходе из Союза в 1987 году не ставил никто, кроме, может быть, крайних экстремистских групп... Не ставился он открыто и осенью 1988 года» [1278].

Когда М.С. Горбачёв писал эти строки, ему было хорошо известно, что хотя до осени 1988 г. «вопрос о выходе из Союза» действительно открыто поднимали только представители «крайних экстремистских групп», но на XIX партийной конференции первый секретарь ЦК Компартии Эстонии Вайно Вяляс (другое написание: Вяльяс) передал в президиум XIX конференции предложения эстонских коммунистов, в которых, по мнению первого заместителя председателя КГБ СССР Ф.Д. Бобкова, «были чётко сформулированы пути выхода Эстонии из СССР» [1279].

На самом деле в предложениях эстонских коммунистов не было ни слова о выходе Эстонии из состава СССР Что же насторожило опытного «чекиста»?

Во - первых, в этих предложениях шла речь о переводе союзных республик на хозрасчёт, в связи с чем отмечалась необходимость передачи в республики всех экономических функций союзного правительства, кроме связанных с обороной.

Во - вторых, основой республиканского хозрасчёта должны были стать все объекты государственной собственности, находящиеся на территории республик. В связи с этим предлагалось ввести в Конституцию норму: собственность союзного государства состоит из собственности республик.

В - третьих, существующая союзная Конституция признавалась устаревшей и поднимался вопрос о выработке нового «Союзного договора как основополагающего документа Союза равноправных советских республик» [1280], что по существу означало признание союзных республик независимыми государствами.

Нетрудно понять, что всё это означало ликвидацию СССР как федеративного государства и превращения его в конфедерацию.

Этот эпизод заслуживает особого внимания не только сам по себе. Дело в том, что В.И. Вяляс стал первым секретарём ЦК Компартии Эстонии буквально перед самой партийной конференцией - 16 июня 1988 г. [1281]. В связи с этим возникает вопрос: что это - неудачный кадровый выбор М.С. Горбачёва? Или же хорошо продуманный шаг?

Чтобы ответить на этот вопрос, прежде всего следует учесть, что предложения эстонских коммунистов полностью вписывались в принятую XIX партийной конференции резолюцию «О межнациональных отношениях» [1282].

Движение в этом направлении началось сразу, как только М.С. Горбачёв возглавил КПСС. Чтобы убедиться в этом, обратимся к данным о структуре и динамике государственного бюджета СССР в 1985–1989 гг.

Таблица 3. Государственный бюджет СССР. 1985–1990 гг. (млрд руб.)

Статьи	1985	1986	1987	1988	1989
Доход
Союзный бюджет	191.7	186.0	184.9	169.6	158.2
Местные бюджеты	180.9	185.6	193.5	209.3	243.7
Всего	372.6	371.6	378.4	378.9	401.9
Расход
Союзный бюджет	202.9	222.9	237.5	245.3	244.6
Местные бюджеты	183.6	194.2	193.4	214.2	238.0
Всего	386.5	417.1	430.9	459.5	482.6
Дефицит
Союзный бюджет	- 11.2	- 36.9	- 52.6	- 75.7	- 86.4
Местные бюджеты	- 2.7	- 8.6	0.1	- 4.9	5.7
Всего	- 13.9	- 45.5	- 52.5	- 80.6	- 80.7

Источник: Народное хозяйство СССР в 1990 г. М., 1991. С. 17.

В 1985 г. в бюджет союзного правительства поступил 51 процент всех государственных доходов. В 1986 г. этот показатель сократился до 50, в 1987 г. - до 49, в 1988 г. - до 45, в 1989 г. - до 39 процентов, в результате поступления в союзную казну уменьшились с 192 до 158 млрд руб., а доходы местных бюджетов увеличились с 181 до 244 млрд руб.

Таким образом, мы видим, что, придя к власти, М.С. Горбачёв с самого начала встал на путь перераспределения бюджетных средств в пользу местных органов власти, что, с одной стороны, вело к ослаблению экономических позиций союзного правительства, с другой - к укреплению позиций местных, в том числе республиканских властей, создавало видимость успешного управления на местах и нарастающего развала наверху.

Как уже отмечалось, в 1985 г. дефицит бюджета был налицо. В дальнейшем он не только не сокращался, а, наоборот, из года в год увеличивался: 1985 г. - 14 млрд, 1986 г. - 46 млрд, 1987 г. - 52 млрд, 1988 г. -

81 млрд, 1989 г. - 81 млрд. За пять лет к общей сумме расходов он увеличился в четыре раза: с 4 до 17 процентов, а к расходам союзного правительства - в шесть раз: с 6 до 35 процентов.

Это имело своим следствием развитие центробежных сил.

К тому же вело осуществление идеи регионального хозрасчёта, с которой выступила на XIX партийной конференции эстонская делегация.

Считается, будто бы впервые подобная идея была сформулирована 26 сентября 1987 г. на страницах печатного органа Тартуского горкома партии - газеты «Эдази» [1283] в «письме четырёх»: С. Калласа, Т. Маде, Э. Сависаара и М. Тийтма [1284].

Основные идеи этого письма сводились к следующему: а) введение на территории Эстонии полного хозяйственного расчёта, б) передача в распоряжение республики всех союзных предприятий, в том числе транспорта, в) переход на рыночные отношения с другими республиками, г) создание рыночных отношений внутри Эстонии, д) превращение рубля в свободно конвертируемую валюту, е) возможность выхода Эстонии из рублевой зоны [1285].

По утверждению председателя эстонского Госплана Р. Отсасона, толчком к разработке такой программы стало выступление М.С. Горбачёва в феврале 1987 г., когда он посетил Эстонию и отнёс её к дотационным республикам. После этого эстонские экономисты сделали расчёты, из которых явствовало, что отрицательный платёжный баланс республики связан с искажённым механизмом ценообразования [1286].

Поэтому когда июньский Пленум ЦК КПСС 1987 г. провозгласил курс на хозрасчёт предприятий, начальник отдела Госплана Эстонии Э. Сависаар 18 августа 1987 г. созвал совещание, в котором приняли участие Р. Каарепер (помощник председателя Совета министров республики Б. Саула), П. Кросс (научный директор фирмы «Минор»), Я. Лейман (директор Института повышения квалификации), О. Лугус (научный директор Института экономики), Т. Маде (доцент Института повышения квалификации преподавателей), И. Проос (старший научный сотрудник Таллиннского политехнического института), И. Райг (старший научный сотрудник Института экономики) и С. Каллас (зам. редактора газеты «Голос народа») и предложил разработать программу республиканского хозрасчёта [1287].

«Понадобилось, - пишет В. Паульман, возглавлявший тогда Госплан Эстонии, - три встречи, чтобы выработать согласованный текст статьи о «республиканском хозрасчёте», который был готов к 21 сентября. Эту публикацию изъявили готовность подписать из вышеперечисленных только трое: Э. Сависаар, Т. Маде и С. Каллас... Позднее к трём «мушкетёрам» присоединился четвёртый - М. Тийтма» [1288].

Вероятно, следует отметить, что одним из авторов идеи регионального хозрасчёта являлся профессор Тартуского университета М.Л. Бронштейн, а один их авторов «письма четырёх», С. Каллас, был его аспирантом [1289]. Заслуживает внимания также, что М. Тийтма в рассматриваемое время занимал пост заместителя председателя Советской социологической ассоциации, во главе которой стояла Т. Заславская, а среди её членов находились сотрудники Пятого управления КГБ СССР [1290]. Любопытно также, что незадолго до рассматриваемых событий Э. Сависаар защитил кандидатскую диссертацию, посвящённую деятельности Римского клуба [1291].

Поскольку один из участников упомянутых встреч. Р. Каарепер, был помощником председателя Совета министров ЭССР - Б. Саула, можно с полной уверенностью утверждать, что эстонский премьер был посвящён в тайну этих встреч. Если же учесть, что и Б. Саул, и первый секретарь ЦК КП Эстонии К. Вайно негативно относились к идее республиканского хозрасчёта [1292], то инициаторов «письма четырёх» следует искать не в Таллинне, а в Москве.

Неслучайно, видимо, буквально через день после тартуской публикации, 28 сентября, о необходимости «выводить» республики «на самообеспечение и самофинансирование», т. е. на региональный хозрасчёт, заявил на заседании Политбюро секретарь ЦК КПСС Н.Н. Слюньков [1293].

Идея регионального хозрасчёта уходит своими корнями ещё в 60 - е годы и уже в 1983–1984 гг. была взята на вооружение при подготовке проекта экономической реформы [1294]. По некоторым сведениям, впервые открыто с высокой трибуны она была озвучена на XXVII съезде КПСС [1295].

С одной стороны, понятно, что каждый район, каждая область, каждая республика должны были проводить такую политику, которая бы делала невозможным превышение расходов над доходами. С другой стороны, провозглашение идеи регионального хозрасчёта провоцировало стремление отдельных регионов не только к полной самостоятельности, но и обособлению.

Смысл этой идеи, - писал академик Н.П. Федоренко, «заключался в обосновании региональной и республиканской самостоятельности. Но экономическая самостоятельность предполагает защиту регионального рынка, а защитить его можно только известными всему миру способами: собственной валютой, а, значит, таможнями, а, значит, границами и т.д.». «Таким образом, невинная с виду идея со скромным названием на самом деле являлась экономическим обоснованием сепаратизма» [1296].

«Нельзя всерьёз говорить... о территориальном хозрасчёте по отношению к области, республике, - отмечает В.И. Воротников. - Это была надуманная идея. Именно она подталкивала республики к экономической самостоятельности, что очень пришлось по сердцу ревнителям территориальной независимости, особенно в Прибалтике. Затем эта идея переросла в борьбу за политический суверенитет» [1297].

Как отмечал уже упоминавшийся профессор Тартуского университета М.Л. Бронштейн, идея регионального хозрасчёта «сразу снискала огромную популярность в Эстонии» [1298]. И не только потому, что она предполагала проведение «реформ нэповского типа» [1299]. «На первом этапе, - отмечал М.Л. Бронштейн, - концепция была сильна критикой ведомственных тенденций, позитивная же программа была в большей мере наивной. Тут предложения о таможенных границах и республиканской денежной единице, о замкнутости экономики, её частичной переориентации на Запад» [1300].

О том, что «письмо четырёх» появилось неслучайно, свидетельствует целый ряд фактов, относящихся к концу 1987 - началу 1988 гг., которые ещё ждут исследователя. Отмечу только некоторые из них.

«Осенью 1987 г. профессор - философ, обществовед Рэм Блюм - предложил создать при Тартуском университете «Клуб друзей перестройки» [1301]. По существу речь шла о консолидации оппозиции.

В октябре на страницах журнала «Aja pulss» (Пульс времени) появилась статья Рудольфа Аллера «Назовём вещи своим именем», в которой едва ли не впервые за годы советской власти в подцензурной печати поднимался вопрос о депортациях 1941 и 1949 гг. из Эстонии. 27 ноября в газете «Sirp ja Vasar» впервые были приведены данные о количестве депортированных. 1 декабря эта же проблема стал предметом обсуждения в телеэфире [1302].

Тогда же ЦК Компартии Эстонии предложил «группе учёных Тартуского университета» подготовить «Записку о некоторых аспектах национальных отношений и национальной политики». В составлении этого документа приняли участие: Ара Ант, Рафаил Григорян, Пауль Кенкманн, Марью Лауристин, Ээро Лооне, Виктор Пальм. Главная идея этой записки сводилась к следующему: «огромное большинство эстонцев считает, что в 1940 г. Эстония (а также Латвия и Литва) не вступали добровольно в СССР, а были насильственно завоёваны, что здесь был установлен и до сих пор существует колониальный режим» [1303].

Такой шаг, по всей видимости, был связан с подготовкой совещания партактива республики, которое состоялось 22 декабря 1987 г. в Таллине [1304]. Из позднейшего доклада первого секретаря ЦК КПЭ В. Вяляса явствует, что «и в выступлениях, и в разосланном позднее в первичные организации письме ЦК КПЭ было много необдуманного, содержащего оценки, не совпадающие с основными положениями ленинской национальной политики» [1305].

Примерно тогда же подобные действия в этом направлении были предприняты руководством ЦК Компартии Латвии. «В январе 1988 г., - вспоминает один из руководителей группы «Хельсинки - 86» Ю. Видиньш, - представитель ЦК КПЛ Янис Васерманис попросил меня в письменном виде изложить требования группы и направить их в ЦК». 31 января такой документ (меморандум) был представлен [1306]. Зная позицию названной группы, нетрудно понять, что в меморандуме речь шла о выходе Латвии из состава СССР.

Показательно, что когда в 1988 г. вокруг проблемы республиканского хозрасчёта в Эстонии развернулась полемика, М. Тийтма пошёл на повышение и возглавил Институт философии, социологии и права АН ЭССР, а затем после того, как В. Вяляс стал первым секретарём ЦК Компартии Эстонии, был избран членом ЦК, секретарём ЦК и членом Бюро ЦК Компартии Эстонии [1307].

Поскольку тогда подобные кадровые назначения не могли быть осуществлены без Москвы [1308], получается, что Отдел организационно - партийной работы, который возглавлял Г.П. Разумовский, специально ввёл в руководство Компартии Эстонии одного из сторонников регионального хозрасчёта.

Как вспоминал консультант ЦК КПСС Э. Баграмов, «в марте 1988 г. небольшая группа учёных и партийных работников, возглавляемая А. Яковлевым, собралась на одной из подмосковных дач, чтобы выработать позицию по «проклятому» национальному вопросу» [1309].

Вероятнее всего, упоминаемая встреча имела место после знаменитой статьи Н.А. Андреевой. К сожалению, разработанные в результате этого предложения пока неизвестны, но известна позиция руководителя этой встречи.

«Если говорить об обвинениях в мой адрес, - писал А.Н. Яковлев, - то никто и нигде не найдёт ни одного моего слова в поддержку горячечного «парада суверенитетов». Я выступал за конфедерацию на добровольной основе» [1310].

«Лично у меня, - подчёркивал Александр Николаевич, - не было сомнений, что Советский Союз обречён на кардинальное обновление. Вопрос лишь в том, какой путь развития окажется наиболее вероятным. Наиболее рациональным лично для меня представлялся эволюционный мирный путь образования добровольной конфедерации независимых государств. Путь взвешенный и продуманный во всех деталях» [1311].

В этом отношении А.Н. Яковлев был не одинок. Характеризуя свою позицию в данном вопросе, другой бывший член Политбюро ЦК КПСС, В.А. Медведев, пишет: «Нужно было сохранить Союз в условиях демократизации, в условиях разгосударствления партии и изъятия этого стержня, который как раз и скреплял государство. Перестройка была направлена на реорганизацию Союза, на его обновление за счёт максимальной самостоятельности республик, за счёт превращения государства в конфедерацию с федеративными компонентами его устройства» [1312].

В связи с этим следует обратить внимание на следующие положения резолюции XIX партийной конференции о межнациональных отношениях: во - первых, необходимость перераспределения власти в пользу республик, во - вторых, «переход республик и регионов на принципы хозрасчёта», в - третьих, допустимость «развития прямых связей между союзными республиками», в - четвёртых, признание русского языка «в качестве средства межнационального общения» [1313].

О том, какое значение имела идея республиканского хозрасчёта, уже говорилось. О том, какое значение будут иметь двусторонние договоры между союзными республиками, пойдёт речь далее. Что касается последнего пункта, он означал отказ от использования русского языка как государственного. В резолюции конференции специально подчёркивалась необходимость «активного функционирования» «национальных языков в разных сферах государственной, общественной и культурной жизни» [1314].

Но лишение русского языка статуса государственного и использование его лишь как «средство межнационального общения» означало или ликвидацию СССР, или превращение его в конфедерацию, а, может быть, даже в ассоциацию независимых государств, подобно Европейскому Союзу.

Это даёт основания думать, что Вайно Вяляс лишь озвучивал те идеи, которые к лету 1988 г. уже существовали в руководстве партии. Не исключено, что с таких позиций «в марте 1983 г.» были разработаны и упоминаемые Э. Баграмовым предложения по национальному вопросу [1315].

По сведениям КГБ, «в июне 1988 г.» на так называемом «семинаре 38 - й комнаты» в ленинградском Институте социальных экономических проблем, Г.В. Старовойтова «изложила позицию по национальным отношениям, как она выразилась, радикального крыла перестройки, которое в Политбюро ЦК КПСС представляет А. Яковлев» [1316].

«Радикальный вариант» решения национального вопроса появился» после «конфиденциальных бесед Яковлева в Эстонии с некоторыми руководителями партийного аппарата этой республики» [1317].

«Этот вариант предусматривал сознательную установку на ослабление межнациональных связей... Старовойтова отмечала, что Эстония должна послужить полигоном для испытания идеи Яковлева по децентрализации. На упомянутом семинаре Старовойтова обозначила ещё один полигон борьбы по децентрализации межнациональных отношений - это Армения - через осложнение обстановки в Нагорном Карабахе» [1318].

Когда именно А.Н. Яковлев провёл упоминавшуюся конфиденциальную встречу с руководством КП Эстонии, мы не знаем, но, видимо, после этого, «если верить местным партийным газетам», в Таллинне «по приглашению ЦК КП Эстонии» появились «представители неформального московского партклуба» и начали «занятия с республиканским партактивом» [1319].

1 апреля в Таллинне открылся Объединённый пленум правлений творческих союзов [1320]. Перед собравшимися выступил секретарь ЦК КП Эстонии по идеологии Индрек Тооме [1321].

Пленум подверг резкой критике национальную политику КПСС и принял обращение к ЦК Компартии, Президиуму Верховного Совета, Совету министров и творческой интеллигенции Эстонской ССР, в котором поставил вопрос о необходимости изменения Конституции СССР и Эстонской ССР «в целях обеспечения хозяйственной и культурной самостоятельности Эстонской ССР» и предоставления ей права «самостоятельно решать свои дела». В связи с этим предлагалось «взять курс на переход республики на полный хозяйственный расчёт» и создание на территории Эстонии «особой экономической зоны». Одновременно был поднят вопрос о необходимости не только осудить сталинские репрессии в Эстонии, но и «опротестовать все акты, послужившие основой для названных акций». В данном случае прежде всего имелось в виду секретное соглашение 23 августа 1939 г. между Германией и СССР [1322].

По свидетельству К.С. Хаалик, именно на этом пленуме впервые был поднят вопрос о необходимости заключения нового союзного договора [1323].

Постановление объединённого пленума творческих союзов стало знаменем, под которым развернулась консолидация эстонской оппозиции. Призыв к её организации прозвучал 13 апреля по республиканскому телевидению.

Есть основания предполагать, что идея подобного объединения исходила из Москвы. По утверждению редакции журнала «Огонёк», в начале 1988 г. ею было получено много читательских писем, в которых звучала тревога по поводу судьбы начавшихся в обществе перемен и поднимался вопрос о необходимости «воздвигнуть крепость гарантий» перестройки [1324]. Своё художественное воплощение эта тревога нашла в экранизации Марком Захаровым сказки - притчи Евгения Шварца «Дракон» [1325].

Не позднее 26 февраля редакции журналов «Огонёк» и «Рабочий класс и современный мир» провели «круглый стол», посвящённый этой проблеме, в ходе обсуждения которой был поставлен вопрос о необходимости объединения сторонников перестройки [1326].

6 марта 1988 г. один из участников «круглого стола», сотрудник Института государства и права АН СССР Б. Курашвили выступил на страницах «Московских новостей» с предложением создать массовую общественную организацию в поддержку перестройки, взяв в качестве примера такие объединения, как Национальный фронт в ГДР и ЧССР или же Отечественный фронт в Болгарии [1327], и предложил назвать её «Демократический союз» или «Народный фронт» [1328].

Нельзя не отметить, что идея объединения сторонников перестройки появилась на страницах подцензурной советской прессы тогда, когда в печати заговорили, что «профсоюзы исчерпали себя», когда был поднят вопрос о необходимости роспуска комсомола и создании других партий. На эти тревожные факты В.И. Долгих и Е.К. Лигачёв обратили внимании на заседании Политбюро 24 марта [1329].

Если первоначально мог возникнуть вопрос, от кого следует защищать перестройку, после письма Нины Андреевой всё стало ясно.

12 апреля в Ленинграде состоялось очередное заседание дискуссионного клуба «Перестройка». Оно специально было посвящено «письму Нины Андреевой». На этом заседании, которое транслировалось по телевидению, Александр Сунгуров тоже выдвинул идею создания Народного фронта в поддержку перестройки [1330].

На следующий день, 13 апреля прозвучал призыв к созданию Народного фронта Эстонии [1331].

Выступая по эстонскому телевидению в передаче «Подумаем ещё» Эдгар Сависаар заявил: «Довольно политической нерешительности и топтания на месте, создадим в поддержку перестройки народный фронт!». По имеющимся сведениям, «в ту же ночь там же на телестудии группа выступавших в передаче людей - единомышленников, коммунистов и беспартийных - составила декларацию о создании Народного фронта» [1332].

Одним из участников этого собрания был профессор Тартуского университета Виктор Пальм.

23 марта при содействии секретаря ЦК КП Эстонии по идеологии И. Тооме он опубликовал на страницах газеты «Советская Эстония» статью «Земля и мы», в которой заявил, что нельзя считать преступлением обсуждение вопроса о независимости республики, так как это противоречит Конституции СССР. Статья сразу же привлекла к себе внимание, и автора пригласили принять участие в телепередаче «Подумаем ещё» [1333].

В. Пальм утверждает, что для него призыв Э. Сависаара и то, что произошло вслед за этим, были полной неожиданностью. Поэтому рано утром 14 - го он позвонил И. Тооме и попросил о встрече. Встретились они не в здании ЦК, а на улице. В. Пальм сообщил секретарю ЦК Компартии республики о произошедшем и передал ему текст воззвания о Народном фронте Эстонии. На удивление И. Тооме спокойно выслушал информацию и заявил, что поможет в легализации Народного фронта [1334].

После этого В. Пальм вернулся в Тарту. На следующий день, 15 апреля, здесь возникла вторая инициативная группа по созданию Народного фронта Эстонии. Соратниками В. Пальма стали М. Лауристин, принимавшая участие в составлении записки 1987 г. о незаконном включении Эстонии в состав СССР, и руководитель местного Клуба друзей перестройки Рэм Блюм [1335].

8 мая по Эстонскому телевидению была организована специальная передача, посвящённая созданию Народного фронта. В ней приняли участие кандидат в члены Бюро ЦК Компартии Эстонии, первый заместитель председателя Совета министров Эстонской ССР Айн Сойдла, заведующий отделом организационной партийной работы республиканского ЦК Эдуард Черевашко, член Президиума Верховного Совета республики Ээнок Корнель, заведующий отделом пропаганды редакции газеты «Советская Эстония» Вячеслав Иванов и два кандидата философских наук, Евгений Голиков и Эдгар Сависаар. Объявление об этой передаче было помещено в «Вечернем Таллине» [1336].

Вслед за тем в печати появились документы Объединённого пленума правления творческих союзов Эстонии (1–2 апреля 1988 г.) [1337], которые стали знаменем оппозиции.

В течение месяца под этим знаменем было создано около 300 групп, которые объединили более 13 000 человек [1338]. К середине июня в Народном фронте Эстонии насчитывалось около 40 000 человек [1339].

Первым его практическим шагом стала организация кампании за отставку руководителя Компартии Эстонии Карло Вайно [1340]. 16 июня, за две недели до всесоюзной партийной конференции, его сменил на этом посту Вайно Вяляс. Сделано это было волевым жестом. Прибывший 15 июня в Таллинн секретарь ЦК КПСС Н. Слюньков сообщил К. Вайно, что его отзывают в распоряжение ЦК КПСС, и на следующий день представил Пленуму ЦК Компартии Эстонии нового Первого секретаря [1341].

Вайно Иосипович Вяляс родился в 1931 г., закончил Тартуский университет, с 1952 по 1961 г. был на комсомольской, с 1961 по 1980 г. - на партийной работе, с 1971 г. занимал пост секретаря ЦК Компартии Эстонии, в 1980 г. был отправлен послом в Венесуэлу, затем переведён в Никарагуа [1342], где шла партизанская война, активно поддерживаемая Советским Союзом. Пребывание Вайно Вяляса на должности советского посла означает, что на протяжении восьми лет он сотрудничал с ПГУ КГБ. Имеются сведения, что В.И. Вяляс был знаком с М.С. Горбачёвым, когда первый входил в руководство комсомола Эстонии, а второй - Ставрополья [1343].

Уже 21 июня на фасаде Эстонского драматического театра был снят гипсовый покров, под которым находилось изображение трёх сов - старого эстонского герба. 23 июня Верховный Совет республики принял указ «О государственной и национальной символике в Эстонской ССР». В нём говорилось: «...признать исторически сложившуюся сине - чёрно - беловую цветовую комбинацию эстонским национальным цветом», а «деревенскую ласточку и васильки эстонским национальным символом» [1344]. Это фактически означало восстановление досоветского государственного флага.

Одновременно был поднят вопрос о необходимости изменения гимна, перехода на европейское время, возвращения Кингисеппу прежнего названия как первого шага на пути переименования других городов и улиц. Появилось предложение вместо существовавшего обращения друг к другу «товарищ» восстановить обращения: «госпожа» и «господин» [1345].

С учётом того, что произошло позднее, получается, что, возглавив Компартию Эстонии, Вайно Вяляс сразу же дал понять, что его цель - восстановление прежних буржуазных порядков. А поскольку это было сделано сразу после приезда в Таллинн, можно почти с полным основанием утверждать, что подобные действия нового секретаря были инспирированы Москвой.

По всей видимости, была согласована с ней и разработка упоминавшихся ранее предложений эстонских коммунистов всесоюзной партийной конференции, в основе которых лежала идея республиканского хозрасчёта, идея конфедерации.

По некоторым данным, на конференции «со сходной позиции выступил ряд делегатов и от других регионов». «Региональный хозрасчёт, - писал тогда М.Л. Бронштейн, - получил поддержку коммунистов не только Эстонии, но и Латвии и Литвы» [1346].

Позднее один из авторов «письма четырёх» Сийм Коллас признался, что создание «хозрасчётной Эстонии» в рамках СССР было «принципиально невозможно». Какой же тогда имела смысл идея республиканского хозрасчёта? Оказывается, она являлась «камуфляжем» идеи независимости Эстонии. «Многие поняли сразу, - отмечает С. Коллас, - что на самом деле начинается борьба за самостоятельность» [1347].

Вспоминая настроения того времени, Рейн Ярлик пишет: «Многим мерещилась на горизонте уже полная государственная независимость - освободиться бы сначала экономически, а потом уже удастся освободиться и политически» [1348].

«IМЕ (республиканский хозрасчёт - А.О.) - дитя своего времени, - отмечал позднее другой автор «письма четырёх», Микк Тийтма, - его главная суть была политическая. Концепция была формой постановки проблемы независимости, суверенитета Эстонии без отхода в явную оппозицию режиму» [1348].

«Разумеется, - объяснял он, - интеллигенция сразу поняла, что идея республиканского хозрасчёта, выдвинутая четырьмя авторами, означает путь к политическому суверенитету республики. Осуществление этой идеи давало реальную возможность противостоять руководству республики, не опасаясь при этом заработать ярлык националистов» [1350].

Следовательно, хотя в предложениях Компартии Эстонии, внесённых на XIX конференцию, не содержалось открытой заявки на выход из СССР, Ф.Д. Бобков совершенно правильно понял тот подтекст, который лежал в основе этих предложений.

Как вспоминает бывший советник В.В. Путина А. Илларионов, в июле 1988 г. на «южном берегу Ладожского озера» «около деревни Чёрное» состоялся очередной экономический семинар, на который собралось «человек двадцать - двадцать пять». На этом семинаре Борис Михайлович Львин сделал доклад, главная мысль которого сводилась к тому, что Советский Союз находится на пороге распада. По некоторым данным, с этой идеей он уже выступал на заседаниях клуба «Синтез» [1351].

«Следует напомнить, - отмечает А. Илларионов, - что на дворе стоял июль 88 - го года. «Поющих революций» в республиках Прибалтики ещё не произошло, народные фронты только - только начали формироваться, в неизбежный распад советской империи поверить было непросто. Можно было, конечно, ссылаться на эссе Андрея Амальрика «Просуществует ли Советский Союз до 1984 года?». Но 1984 год к тому времени уже прошёл. И ничего похожего на осуществление прогноза, относившегося, как тогда казалось, к разряду ненаучной фантастики, не случилось» [1352].

«Однако после доклада Бориса, - читаем мы в воспоминаниях А. Илларионова далее, - большинство участников семинара с ним согласились, кроме... Чубайса. Он говорил, что не может представить себе распад Советского Союза: «Мы даже четыре Курильских острова не можем отдать! И не отдадим! Калининград не отдадим! А ты говоришь: Украина, Белоруссия, Прибалтика, Закавказье!.. Это невоз - мож - но!» Помню, как Львин спокойно так заметил: «Курилы не отдадим, а Прибалтику - отдадим. И Украину. И Крым». И вот тогда, во время этой дискуссии, его спросили: «А когда всё это произойдёт?» У меня так и запечатлелась эта картина в памяти - мы сидели вокруг костра, Борис Михайлович покачал головой и так негромко произнёс: «Думаю, больше трёх лет Союз не проживёт» [1353].

Если лидеры советского государства не понимали этого, значит, там сидели ограниченные люди. Если понимали, значит, сознательно приводили в действие механизмы экономического и политического развала Советского Союза.

В связи с этим заслуживает внимания заявление А.Н. Яковлева и Э.А. Шеварднадзе, сделанное ими позднее в беседе с бывшим директором Агентства национальной безопасности США У. Одомом: «Они знали, что Советский Союз разрушится» [1354].

Следовательно, если авторы «регионального хозрасчёта» использовали эту идею для прикрытия борьбы за выход Эстонии из СССР, то А.Н. Яковлев идеей конфедерации прикрывал цель разрушения Советского Союза.

Это означает, что в руководстве КПСС и советского государства были люди, которые не только сознавали, что перестройка неминуемо ведёт к развалу СССР, но, если верить им, своими действиями сознательно способствовали этому.

Отмечая, что «если кто - то» в руководстве партии «и думал о «суверенизации» с последующим выходом из состава Союза или из республик, то вслух этих мыслей никто не высказывал», Н.И. Рыжков пишет: «Надо полагать, что такие люди всё же были, и в основном среди партийных лидеров, которые при определённых условиях стали во главе этого разрушительного «процесса» [1355].

«Развал СССР, - пишет Ф.Д. Бобков, - начался с Прибалтики. Наше руководство только делало вид, будто оно всерьёз озабочено ростом сепаратизма в Латвии, Эстонии и Литве. Выход республик из состава СССР Горбачёвым и его командой был предрешён» [1356].

Таким образом, можно констатировать, что одновременно с подготовкой к «отречению от престола», т.е. к отстранению КПСС от власти, М.С. Горбачёв и его ближайшее окружение уже в 1987–1988 гг. начали готовить расчленение Советского Союза.