Просовецкий с войском прибывает на помощь Москве

Против него пан Гонсевский отправил часть войска с паном Зборовским и паном Струсем. Схватка конницы не была слишком ожесточенной, но когда Просовецкого стали теснить, он, потеряв с двести человек, ушел в свои гуляй-городы. Чтобы атаковать их, у наших не было людей, поэтому на ночь они вернулись в город. А Просовецкий отступил на несколько миль со своим войском, дождался Ляпунова и некоторых других с большими силами. Соединился с ними Заруцкий. В Великий Понедельник ^[175] все это стотысячное войско пришло под столицу и встало за Москвой-рекой у Симонова монастыря^[176].

Москвитяне сразу заняли монастырь, а вокруг, несмотря на многочисленность своего войска, расставили гуляй-городы. Через несколько дней мы всем войском вышли к ним в поле, оставив в крепости горстку людей. Подошли мы к обозу очень близко, но неприятель к нам выйти не захотел. Здесь же неподалеку была маленькая деревушка, она была занята стрельцами. Чтобы выбить их оттуда, Гонсевский направил немецкую пехоту (у него было около сотни мушкетеров), но та ничего не смогла сделать. Стрельцы ее оттуда вытеснили и ряды мушкетеров поредели. Наша пехота отошла к коннице, но потом и нам, конным, московская пехота стала наносить урон. В моей хоругви был ранен один из товарищей — Юрковский. Пуля попала ему в глаз и застряла в голове, а сам он замертво упал вместе с убитым конем. Это нас отрезвило.

Дошло до того, что товарищи, у которых были длинные рушницы, спешивались и вели перестрелку с пехотой. Хоругви мы отвели подальше, ибо стоять вблизи было бесполезно. Московская пехота отступила, выманить же конницу мы не сумели, долго стоять впрочем — тоже; пришлось уходить к городу. Увидев это, москвитяне двинулись за нами, используя хитрую уловку: как только мы к ним поворачивали, москвитяне уходили назад, мы к городу — они за нами. Поэтому наше отступление с поля боя было трудным и опасным; враг использовал такую хитрость: двинешься к нему — убегает, повернешь назад — он за тобой. Однако, с Божьей помощью, ушли мы удачно и больше нападать на них не дерзали — не было силы. Потом пробовали наши подобраться к монастырю с петардой, но у них ничего не вышло.

Москвитяне запирают наших в крепостях

Вскоре на тот же обоз решил напасть со своим полком один из наших людей. Пан Гонсевский разрешил, но с условием: не переходить Яузу^[177]. Тот вышел и встал на другой стороне, на пепелище. Увидев это, москвитяне обрушили на него удар, а у наших не было даже удобного для копейщиков места — пришлось им уходить прямо к городу. Москвитяне же набрались храбрости и той же ночью стали перебираться в Белые стены, которые мы не смогли занять полностью (нас было мало, а место обширное), и оказались по соседству с нами.

Ранехонько, едва рассвело, глядь, — а москвитяне уже большую часть Белых стен заняли. Между стеной и рекой Яузой они поставили свой обоз, один конец которого упирался в берег Москвы-реки, а другой протянулся к [реке] Неглинной^[178], протекающей через город.

Увидев это, мы поняли, что избавиться от них будет трудно, да и испугались, как бы они не заняли все Белые стены вокруг нас, а потому мы захватили оставшуюся часть стен, что на другой стороне Неглинной. А именно: Никитские ворота, в которых мы разместили две сотни немецкой пехоты. Эти ворота были рядом с Тверскими, которыми москвитяне владели прочно. Вторыми нашими воротами были Арбатские, третьими — Чертольские, а четвертыми — наружная угловая башня над Москвой-рекой о пяти верхах ^[179] и Водяная башня^[180]. Везде мы поставили польскую пехоту, которой у нас было всего сотни две. Так и остались: мы — с одной стороны, а москвитяне — с другой. Случилось это вопреки и нашему, и их желанию.

Взятие Смоленска

Вскоре после Пасхи король взял Смоленск (13 июня 1611). Часть стен [города] была захвачена при помощи лестниц, а часть разрушена инструментом наподобие петарды, заложенным в сточной канаве. Наши во главе с кавалером [Новодворским] ворвались внутрь и захватили всю крепость. Сам Шеин, старший в крепости, долго оборонялся на одной из башен, но был взят в плен. К тому времени москвитян в крепости осталось немного: вымерли от начавшегося во время долгой осады морового поветрия. Но некоторые из них были столь упорны, что, не желая попасть в руки нашим, начиняли [свои одежды] порохом и подносили огонь.

После взятия крепости король пробыл под Смоленском недолго и вернулся в Польшу (вместо того, чтобы идти к столице). Если бы из-под Смоленска войска пришли к столице и поставили свой обоз в тылу у московского войска, то последнему пришлось бы так туго, что москвитяне непременно склонились бы перед королем. Если бы мы и тогда не принудили неприятеля к сдаче, то наверняка сделали бы это после прихода войска Сапеги.