Вечери Твоея тайныя днесь

Б. Кутузов: «Профессор Н.Д. Успенский в своем исследовании «Византийская литургия» приводит пример порчи богослужебного текста в результате никоновской правки. Речь идет о тропаре Великого Четверга, который поется вместо Херувимской песни. Вот его послереформенный текст: «Вечери Твоея тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими: не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».

Далее приводим выдержки из статьи проф. Успенского.

Дословный перевод тропаря с греческого языка выглядит так: «Ибо я не скажу врагам Твоим тайны Твоей и не дам Тебе поцелуя, как Иуда, но как разбойник исповедаюсь Тебе…».

Это то же, что и в русских дониконовских служебниках: «Не повем бо врагом Твоим тайны Твоея, ни лобзания Ти дам, яко Иуда, но яко разбойник исповедаяся вопию Ти…».

В богослужебных книгах никоновской реформы, – продолжает проф. Успенский, – сделано сокращение в ущерб смыслу, который влагал составитель тропаря на основании евангельских сообщений. В чем же ущербность нового варианта?

Старый текст: «не повем бо врагом Твоим тайны Твоея».

Новый текст: «не бо врагом Твоим тайну повем».

В старом тексте, в согласии с евангельским сообщением, говорится о тайне, которая касается непосредственно Самого Христа («тайны Твоея»). Проф. Успенский замечает: «Какую тайну Христову мог поведать Иуда Его врагам? Ответ может быть один – указать место, где может находиться ночью Христос, чтобы взять Его «хитростью и убить… но только не в праздник, чтобы не сделалось возмущение в народе» (Мф. 26; 3-5). Вот что имел в виду греческий составитель тропаря, когда писал: «Ибо я не скажу врагам Твоим тайны Твоей, и не дам Тебе поцелуя, как Иуда».

В новом же тексте слово «тайна» теряет конкретную направленность, соответственно евангельскому повествованию, и получает расплывчатый смысл, допускает различные толкования. В том числе и такое явно абсурдное, будто «тайна» – это само евангельское учение, само христианство.

Неправомерно изменена реформой и следующая строка:

Старый текст: «но яко разбойник исповедаяся вопию Ти».

Новый текст: «но яко разбойник исповедаю Тя».

Во-первых, в греческом тексте стоит «не исповедаю Тя», а «исповедаюсь Тебе» (omologw sou). В дониконовском тексте смысл фразы еще усилен глаголом «вопити» – «исповедаяся вопию Ти». Во-вторых, глагол «исповедать» имеет в новом тексте уже не тот смысл, что в старом переводе. Смысл фразы в старом варианте полностью совпадает с евангельским повествованием.

Проф. Успенский пишет: «Он (разбойник) в последние часы своей жизни духовно перерождается. Словами молитвы «Помяни мя, Господи, во Царствии Твоем» он исповедался Христу в своем грехе злословия. Это подтверждается и ответом Христа: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю». Проф. Успенский делает вывод: «Слова «исповедаю Тя» не вскрывают того глубокого значения, которое вытекает из слов «исповедаюся Ти» и еще сильнее из фразы «исповедаяся вопию Ти», где глагол «исповедаться» усилен еще глаголом «вопити». Но можно сказать и определенней, именно, что неправильный перевод греческого текста привел к искажению истинного смысла фразы в новом варианте.

Слово «исповедать» имеет разные смысловые значения:

1) исповедать свои грехи, принести покаяние;

2) исповедать, открыто засвидетельствовать свою веру в кого-то или во что-то.

В новом переводе это слово употребляется явно во втором значении. Но исповедовать в этом смысле значит четко изъяснить, что именно ты исповедуешь. Однако ничего похожего нет в «исправленном» варианте, зато есть грамматическая и смысловая несуразица: «… исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем». Но конец фразы, как уже говорилось, это покаянная молитва, именно исповедование в первом значении этого слова. Если же оставить просто «исповедаю Тя», это будет безграмотно, так как следует определить, что именно исповедуешь, например: «Исповедую едино крещение во оставление грехов» или «Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога живаго…». Можно сделать вывод, что старый текст верен и точен, в то время как новый попросту не верен ни с точки зрения идентичности греческому оригиналу, ни с точки зрения языковых норм и правил, ни по верности евангельским сообщениям».³³

Сравнение старого и нового текстов показывает, что целью реформаторов было не исправление некоторых вкравшихся в тексты описок или ошибок переписчиков, как обычно представляют никонову реформу, а приведение текстов в единообразие с каким-то новым эталоном, порой значительно разнившимся от старого текста, причем, как правило, в сторону ухудшения по форме и содержанию. Фактически все молитвословия были перелицованы и переиначены в сторону ухудшения.

«Протоиерей А. Невоструев еще в прошлом веке давал подробную классификацию ошибок и неточностей послереформенных текстов:

1. Странные выражения, грецизмы, например: сияние шума, уразуметь очесы, видеть перстом и т.п.

2. Сбивчивое употребление грамматических форм.

3. Смешение падежей.

4. Превращение сказуемого в подлежащее и т.д.

Прот. А. Невоструев приводит примеры тропарей, канонов с весьма неясным смыслом. Он перечисляет грехи не только против грамматики, филологии, логики, но и против истории, догматики, указывая на массу ошибок в текстах, в том числе смешение имен собственных и нарицательных и, наоборот, несоответствие библейским текстам и т.д. Профессор М.Д. Муретов также приводил многочисленные примеры неправильного перевода и неисправностей богослужебных текстов, а директор Казанской учительской семинарии Н.И. Ильминский, как пишет проф. Б.И. Сове, «на целом ряде примеров показывает превосходство в смысле точности во

многих случаях старого перевода перед поновленным в XVII веке». Настоятель Петербургского Казанского собора прот. Д.Т. Мегорский указывал, что в наших богослужебных книгах «немало погрешностей и, прежде всего, опечаток не случайных, а таких, которые не должны бы иметь место и, тем не менее, получили, так сказать, права гражданства, повторяются из года в год и переходят, переносятся из одного издания в другое» –курсив Б.Кутузов.

В чем же дело? Почему осознав уже давно, что богослужебные послереформенные тексты не в порядке, мы миримся с этим»? ³⁴

Символ веры

Б. Кутузов: «Первый Вселенский Собор, состоявшийся в 325 году в Никее, низложил арианство, сущность которого состояла в исповедании Сына Божия не Сыном по существу, а всего лишь творением Бога Отца.

«Встал вопрос жизни и смерти: быть или не быть самому христианству», – пишет А.В. Карташев. Ересь Ария подменяла саму суть христианства как религии искупления. «Диалектически арианство вело к антитроичности Бога, к обессмысливанию вочеловечения… Это был бы стерильный монотеизм, подобно исламу и иудаизму».

Отцы Первого Вселенского Собора изложили православное учение в Символе веры, где с особой выразительностью изложено учение о единосущии Сына с Богом Отцом. На Соборе была выработана знаменитая догматическая формула «единосущного Отцу». Всего лишь одно слово «ом о усиос» (единосущный) играло огромную роль, поскольку имело антиарианскую направленность (слово «ом и усиос» (подобосущный) искажало учение о соотношении сущности Отца и Сына – прим. авт.).

А.В. Карташев: «Ни много ни мало, только «омоусиос»!!! Словечко, о которое, как об адамант, разбились головы сотен восточных богословов! Против которого восставал 70 лет почти весь Восток». Именно в этом догматическом и историческом контексте и следует рассматривать правомерность изменения текста Символа веры в процессе никоно-алексеевской реформы».³⁵

Старый текст: «… рождена, а не сотворена, единосущна Отцу…».

Новый текст: «… рожденна, несотворенна …».

Благодаря союзу «а», в Древлеправославном Символе веры с особой выразительностью изложено учение о единосущии Сына с Богом Отцом. В новом же тексте союз «а», или как раньше говорили «аз», убрали. Стоило ли подобным образом «улучшать» Символ веры?

Второй Вселенский Собор (381г., Константинополь) утвердил Символ Никейский и присовокупил к нему последние пять членов.

А.В. Карташев: «Данный Никео-Цареградский символ… блещет точностью догматических выражений и литературной ритмичностью. Богословски неточное и даже прямо ошибочное выражение Никейского ороса «из сущности Отца» «молча» опущено. А после богословского бреда Маркеллова о рождении Сына в один из «эонов» здесь утверждено рождение Сына раньше всех «эонов» («прежде всех век»)».³⁶

К сказанному можно добавить, что против тех же гностических фантазий Маркела о конце эона Сына утверждено: «Его же царствию несть конца» (старый текст). Новый текст, как известно, выглядит несколько иначе: «Его же царствию не будет конца». Соответствующее слово

в древнегреческом языке означает как настоящее, так и будущее время: «… нет, и не будет конца»

– Oá tÁj basile∂aj oÙk Ÿstai t◊loj. В славянском языке нашлось еще более подходящее слово, которое четко и лаконично выражает мысль, что вечное Царство Христово уже наступило, а там, где наступает вечность, будущего и прошедшего времени нет, так как эти понятия свойственны конечному, временному миру, но не Царству Небесному, в котором несть времени. Поэтому в дониконовском Символе веры четко определено: «Его же царствию несть конца».

Когда реформаторы «улучшили» данное место Символа веры, то по «странному» стечению обстоятельств оно стало таким же, как и в католическом символе, в котором оно также звучит в будущем времени. Порча текста очевидна, так как «исправленный» текст вносит двусмысленность, позволяющую полагать, что вечное Царство Христово с Его воплощением,

искупительной жертвой на кресте и Воскресением еще не наступило, но лишь наступит в будущем, а это перекликалось с иудейским представлением, что мессия еще придет в мир и воцарится в нем.

Изменение коснулось и другой части Символа веры:

Ст. текст: «И в Духа Святаго, Господа истиннаго и Животворящаго».

В новом тексте слово «истинный», симметрично применяемое в Символе веры к Отцу и Сыну, было снято, и Святой Дух стал именоваться просто «Господом».³⁷ Соответствующее слово в греческом тексте (kÚrioj) есть имя существительное и имя прилагательное, т.е. могло быть переведено и как «Господь», и как «господственный». Слово kÚrioj, как имя прилагательное, кроме своего первоначального значения (господственный, господствующий) имеет и другие значения, как-то: главный, существенный, назначенный, собственный, узаконенный и т.д.

Поскольку в славянском языке нет слова, которое одновременно являлось бы существительным и прилагательным, святыми отцами Русской Православной Церкви было определено помимо слова существительного – «Господь», поставить в текст и слово прилагательное – «истинный», чтобы подчеркнуть равночестность Святаго Духа с другими лицами Святой Троицы. Новый перевод разрушает симметрию, жертвуя смыслом ради буквального калькирования греческого текста.

Людям, ревностно отстаивающим точку зрения, что слово «истинный» никак не должно применяться к Духу Святому, полезно было бы знать, что свт. Григорий Богослов в свое время был недоволен вышеуказанным местом Символа веры. На Втором Вселенском Соборе, по его мнению, вера в Божество Святаго Духа не прозвучала достаточно четко.

Свт. Григорий Богослов: «До сих пор ничто не приводило в такое колебание целую вселенную, как дерзновение, с каким мы провозглашаем Духа Богом. Это, как известно, и меня подвергло нерасположению друзей».³⁸

А.В. Карташев: «На Соборе 381г. не могли не спорить о Святом Духе уже по поводу 36 епископов-македонианцев. Но была группа епископов, гораздо более близкая. Они принимали никейскую веру, т.е. единосущие Сына с Отцом, но о Духе сказать это не решались. Их-то и называет святитель Григорий «серединные люди». Вот это и отразилось на слабостях формул Никео-Цареградского Символа. В нем Дух Святой не назван ни «единосущным», ни «Богом»… Он (Собор) был любовной шелковой сеткой, которую накидывали отцы Собора на своих закусивших удила собратьев-духоборцев».³⁸

Иеромонах Иларион (Алфеев): «На Соборе слова из Никейского Символа «и в Духа Святаго» были существенно расширены: «и в Духа Святаго, Господа Животворящаго, от Отца исходящаго, со Отцем и Сыном споклоняемаго, вещавшего через пророков». Однако в этих словах нет ни прямого утверждения о Божестве Святаго Духа, ни утверждения о «единосущии» Духа Сыну и Отцу. Греческое слово kÚrioj «Господь» не есть синоним слова «Бог»: оно является лишь почетным титулом и означает «господин». О Сыне Божием в Символе веры сказано: «Бога истинна о тБога истинна… единосущна Отцу», а о Святом Духе этого не сказано».³⁹

Из этого можно сделать вывод, что, во-первых, Никейский Символ веры был расширен и улучшен в свое время (не побоялись исправить и улучшить), а во-вторых, некоторые св. отцы были недовольны принятой Константинопольским Собором формулировкой о Божестве Святаго Духа, так как она была компромиссной. И в-третьих, славянский дореформенный Символ веры в каком-то смысле даже лучше самого оригинала-первоисточника, так как в нем были частично исправлены некоторые недостатки греческого Символа, которые присутствовали и присутствуют в нем по вышеуказанным причинам. Из этого следует, что св. отцы Русской Православной Церкви нисколько не погрешили в том, что, переводя греческий Символ, улучшили его, подчеркнув равночестность Святаго Духа с другими лицами Святой Троицы. Что же касается компромиссной формулировки Никео-Цареградского Символа о Божестве Святаго Духа, то об этом весьма полезно было бы знать защитникам реформированного Символа веры, так как, защищая новый Символ, многие новообрядные богословы даже не подозревают, что, борясь со словом «истинный» в Древлеправославном Символе, они следуют по стопам «серединных людей», то есть тех отцов, которые не решались признать Духа Святаго Богом истинным, единосущным Отцу и Сыну.

Уже более трех веков новообрядчество страдает вышеупомянутой «нерешительностью» – боится «согрешить», назвав истинным Духа Святаго, но разве не очевидно то, что Он действительно является таковым, и не безумие ли столько времени переживать и спорить об этом?

Итак, убрав союз «а» из Символа веры, реформаторы ослабили его антиарианскую направленность, а убрав слово «истинный», принизили Духа Святаго Бога истиннаго и Животворящаго. Не следует забывать, что Сам Господь Исус Христос называет Духа Святаго «Духом истинным»: «И аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам. Да будет с вами в век, Дух истинныи» (Ин. 14; 15-17).

Известно, что хорошим является тот перевод, который, прежде всего, точно передает смысл исходного текста, максимально адаптируя его к особенностям того или иного языка. Другими словами, для того чтобы русские лучше поняли греков, переводчик должен говорить русскими речевыми оборотами, а не греческими на русском языке. Нет ничего плохого в том, что переводчики (св. отцы), переводя греческий Символ веры на славянский язык, старались не просто бездумно калькировать исходный текст, но глубже раскрыть его смысл, творчески (не по убивающей букве) подходя к своей работе и исправляя те или иные неточности, допущенные в прошлом. Реформаторы же уцепились за букву, обвинив в приверженности букве тех, кто поступал по духу. Поскольку новаторов не интересовали богословские аспекты проводимой ими реформы, так как цели были совсем иные (об истинных целях никоновой реформы будет сказано ниже), постольку и «правка» книг, в которой не было нужды, проводилась спешно, без должного внимания и творческого отношения к делу. Именно по этой причине в новых текстах появились так называемые «грецизмы» (буквальный перевод с греческого языка на церковнославянский без учета его особенностей): «носить на объятиях», «видеть перстом», «без сравнения серафим», «уразуметь очесы» и т.п. При сравнении старого и нового текстов возникает ощущение, что книги «исправляли» только ради того, чтобы в них все стало не так, как было раньше. Патриарх Никон так и говорил Арсению Греку (правщику книг), воспитаннику иезуитской коллегии в Риме, чтобы тот правил книги «как-нибудь, лишь бы не по-старому»⁴⁰, чем тот и занимался, преследуя цели временные, а не вечные.

Ст. текст: «и воплотившагося о тДуха Свята, и Марии Девы вочеловечшася».

Н. текст: «и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася».

В старом тексте богословская мысль выражена точно: Сын Божий воплотился от Духа Святаго, вочеловечившись от Девы Марии. В новом тексте акценты расставлены несколько иначе. Из нового текста мы узнаем, что Сын Божий воплотился и от Духа Святаго, и от Девы Марии, и вочеловечился (видимо, после воплощения). При чтении «исправленного» текста, который после реформы, по сути, стал таким же, как и в католическом символе веры, невольно может возникнуть аналогия с человеческим зачатием: от мужа и от жены, после чего образуется плод и рождается ребенок. Старый текст исключает такое (плотское) понимание догмата Боговоплощения, следовательно, имеет бо льшийдуховный смысл. В новом тексте также не сказано от кого Сын Божий вочеловечился, так как слово «вочеловечшася» отделено от слов «Марии Девы» запятой и союзом «и», как будто Сын Божий вочеловечился Сам по Себе, а не от Девы Марии. Господи, помилуй! На ум невольно приходят слова свт. Феофана Затворника: «Богослужебные книги надо вновь перевести, чтобы все было понятно… Кто только станет вчитываться или вслушиваться, непременно кончает вопросом: да что ж это такое?.. Архиереи и иереи не все слышат, что читается и поется, потому и не знают, какой мрак в книгах…». Да уж, действительно, там, где должен быть свет, оказался мрак.

Свт. Игнатий (Брянчанинов) писал: «Без внимания молящийся и потому не понимающий произносимых им слов что другое для себя самого, как не иностранец»? ⁴¹ То, что мы до сих пор спокойно читаем «исправленные» молитвы, говорит лишь об одном, что мы серьезно и глубоко в них никогда не вникали. Выводы из этого каждый может сделать сам.

Ст. текст: «Распятаго за ны при Понтийстем Пилате…».

Н. текст: «Распятаго же (?) за ны при Понтийстем Пилате…».

Стоило ли менять «за ны» на «же за ны»? Явно, что смысла от данного «исправления» не прибавилось, а звучать стало хуже. Видимо, в данном случае действовал все тот же принцип: «… как-нибудь, лишь бы не по-старому». Удивительно! Еще одна из «загадок» реформы, приказ Никона: печатать как- нибудь, лишь бы не по-старому. Для чего же это было нужно Никону? Если для церковной смуты, то эта цель была блистательно достигнута.

Ст. текст: «Чаю воскресения мертвым».

Н. текст: «Чаю воскресения мертвых».

Даже при нашем правильном понимании нового «исправленного» текста в самом тексте, подспудно (не ярко выражено) присутствует мысль, что «воскресение» – это некое свойство самих же мертвых, от которых оно и произойдет. Данный подтекст в новом тексте ощущается не так явно, как, например, в тексте «и воздаяние грешников узриши», в котором по причине замены дательного падежа (грешник ом) родительным падежом (грешник ов) однозначно, даже без всякой двойственности выражается мысль, что воздаяние будет не грешникам, а произойдет от самих же грешников. Однако факт остается фактом. Подобные «исправления» мы также находим и в службе преподобному Сергию Радонежскому, переделанной в духе никоновской «правки» с заменой дательного падежа родительным, что разрушает императивную семантическую структуру языка с ее специфической направленностью в значении побуждения. Вот один из примеров:

Ст. текст: «ангелом собеседниче и преподобным сожителю».

Н. текст: «ангелов собеседниче и преподобных сожителю».

По всей видимости, никоновские правщики (в основном иностранцы) в тонкостях славянского языка не разбирались, да еще и торопились, а когда человек в чем- то не разбирается, да еще и торопится, что можно ожидать от него хорошего, тем более в таком тонком и ответственном деле, как исправление богослужебных книг. Поэтому и понятно, что правщикам было не до «императивной семантической структуры языка с ее специфической направленностью

в значении побуждения», о существовании которой они, скорее всего, даже не подозревали, отсюда и порча языка.

При сравнении старого и нового текстов вспоминаются слова: «Художник варвар кистью сонной, картину гения чернит». В своей книге «Камешки на ладони» современный писатель В.А. Солоухин пишет: «У стихотворения есть свои нервные узлы. Чтобы убить произведение незачем кромсать его на куски, достаточно ужалить в два три нервных узла. Операция может быть незаметной, а стихотворение, между тем, парализуется и обвисает, как тряпка».

К сказанному можно добавить, что при чтении «ужаленных» молитвословий парализуется и наш внутренний человек, и обвисает, как тряпка, так как ум молящихся, чувствуя себя будто в «прокрустовом ложе» и спасаясь от шизофрении (раздвоения), начинает скользить по поверхности текста. Это приводит к тому, что мы, читая «исправленные» молитвы, не достигаем самого главного – сути, отчего молитва у многих не имеет должной глубины и силы, так как ум сопротивляется, а ведь молитва – это одно из самых главных средств нашего спасения. В результате наш ум скучает во время молитвы и духовно не развивается, так как не получает духовной пищи должного качества, и сердце остается бес/чувственным, и холодным. Видимо, в том числе и поэтому наша молитва не становится сердечной, так как перед тем, как стать таковой, она из устной должна перейти в молитву умную.

Ст. текст: «… по писаниих».

Н. текст: «… по писанием»…

Представьте себе на минуту, дорогие братья и сестры, какая бы сегодня произошла в Церкви смута, если бы церковное начальство решило изменить Символ веры. Представив это, не сложно понять, почему изменения в освященном вековой историей Символе веры были восприняты нашими предками так болезненно. Символ веры с первых веков христианства был основой вероисповедного единства Церкви, и малейшее изменение в нем грозило разрушением этого единства. Каждый мирянин и священнослужитель свидетельствовал свое единство с Церковью точным исповеданием Символа веры. Средневековое религиозно-мистическое восприятие слова, особенно сакрального, непосредственно обращенного к богопочитанию, предполагало глубочайшую связь между словом и обозначаемой им сущностью. Такое отношение

к слову исключало небрежность в выражениях, двусмысленности и неточности. Поэтому кажущиеся непринципиальными на первый взгляд изменения имели далеко идущие последствия.

Реформаторы становились на совершенно новые позиции, используя в качестве основного критерия истинности перевода Символа веры данные науки. Таким образом, совершался переход от восприятия сакральных текстов как абсолютной истины религиозного характера к отношению

к тексту как истине научной, относительной. В религиозное мировоззрение вносился элемент релятивизма, разрушалась вера в незыблемость церковных истин.⁴²

Древлеправосла1вный Си1мвол вёры

И^сповёданіе правосла1вныz вёры, пе1рваго собо1ра.

Вёрую во є3ди1наго бг7а o3ц7а вседержи1телz, творца2 небу1 и3 земли2, ви1димымъ же всёмъ и3 неви1димымъ. И^ во є3ди1наго гDа їс7 а хрcта2 сн7а

бж7іz, є3динороднаго1, и4же t o3ц7а рожденнаго1 пре1жде всёхъ вёкъ.

Свёта ҩ свэта, бг7а и3стинна ҩ бг7а истинна3, рожде1на а3 не сотворена1

, є3диносӈщна o3ц7у, имъже4 всz2 быша1. На1съ ради1 чл7къ, и3 на1шегw

ра1ди спасе1ніz сшедшаго1 съ небє1съ, и3 воплоти1вшагосz ҩ дха7 ста7, и3

мр7jи дв7ы вочл7чьшасz. Распz1таго за ны2 при понтjйстэмъ пилатэ1, страда1вша и3 погребе1на, и3 воскрcшаго в_ третій день1 по писа1ніихъ. И^

вошедшаго€ на нб7са и3 сэдz1ща w3десну1ю o3ца7. И^ па1ки грzдӈщаго со сла1вою, суди1ти живы1мъ и3 мє1ртвыұ, є3гwже црcтвію нёсть конца2.

вторагw собо1ра. И^ в_ дх7а ст7а1го гDа и4стиннаго и3 животворz1щаго, и4же

t o3ц7а и3сходz1щаго, иже4 со o3ц7е1мъ и3 сн7омъ споклонz1ема и3 ссла1вима, глаго1лавшаго прbро1ки. И^ во є3ди1ну ст7у1ю собо1рную и3 а3пcтльскую цр7ковь. И^сповёдую є3дино1 кр7щеніе, во w3ставленіе1 грэхw1въ. Ча1ю воскр7се1ніz

мє1ртвыұ. И^ жи1зни бӈ1дущагw вёка, ами31нь.

Во векивеко м

Старый текст: «во векивеко м».

Новый текст: «во ве кивеко»в.

Перемена ударения в этом кратком речении привела к более серьезным последствиям, чем это кажется с первого взгляда. Вот что об этом пишет Федор Ефимович Мельников: «Неправильно до сих пор произносится по новым книгам наречие «вове ки». Нужно – «во веки», как произносим «во время», если оно наречие. Например: я пришел во время,то есть в свое время.

А когда оно не наречие, а имя существительное с предлогом, тогда обязательно к нему прибавляется другое существительное и означает оно тогда лишь другую часть какого-либо события (обеда, войны, голода и т.д.). Если слово «во веки» не наречие, а существительное, то оно должно иметь при себе другое существительное, и оно действительно имеет: «веков» (во ве ки веко),в и в таком случае означает лишь часть какого-то времени, какую-то часть веков, а такое исповедание о Предвечном Сыне Божием есть арианское заблуждение. Поэтому вернее исповедуется по старому произношению: «во веки веко м». Это цельное выражение означает бесконечность, безначальность, сверх всяких веков».⁴³

Когда священники возглашают «… и во ве кивеко»,в они, конечно же, под этими словами подразумевают вечность и бесконечность. В связи с этим возникает вопрос: зачем нужно говорить одно, а подразумевать другое? Не лучше ли вернуться к дониконовскому тексту, где слово точно совпадает с определяемой им сущностью? Действительно, зачем говорить «Его же царствию не будет конца»,а подразумевать«Его же царствию несть конца»;говорить«жертву водою попалилеси», а подразумевать, что жертву и воду огнем попалил Господь; говорить «моря чермную пучину», а подразумевать «моря Чермнаго пучину»; говорить «свет во откровение языков», а подразумевать «свет во откровение язы ком»,то есть народам, как и написано в старом тексте?

Очевидно, что так мы поступаем не умышленно, а по неведению, ибо большинство православных христиан абсолютно уверено, что раз в новых книгах так написано, значит, так и надо (не дураки же писали). Даже когда люди воочию убеждаются в том, что новые тексты хуже старых, то долгое время не могут поверить глазам своим. Видимо, для того чтобы согласиться с этой очевидной истиной, должно пройти время. Действительно, масштабы разрушения русской православной культуры таковы, что не сразу вмещаются в человеческое сознание. Поэтому некоторые, услышав правду о расколе, уходят в «глухую защиту» и знать ничего об этом не хотят, так как боятся допустить мысль, что у нас в Церкви что-то не так, и таких людей понять можно.

К сожалению, всецерковное (почти 100%-е) незнание правды о расколе XVII века и отсутствие традиционного православного мировоззрения продолжают прочно удерживать нас в плену сложившихся антистарообрядческих стереотипов. Не разобравшись в вопросе, мы огульно обвиняем староверов в обрядоверии и расколе, а сами держимся за перепорченные тексты и обряды западного происхождения, приведшие к расколу. Получается так, что на словах у нас одно, а на деле – совсем другое. И потом, если обряды не имеют для нас первостепенного значения, почему же мы за них так уцепились? Было бы понятно, если бы это были исконно православные предания, но мы ведь никак не хотим расставаться с латинскими обрядами. Крестим, как католики – обливанием, и пение у нас итало-польское, а свое исконно русское предано забвению. Даже русский чин исповедания и тот был существенно изменен. При переиздании Требника в 1671 году вместо православной (разрешительной) молитвы «Чадо, прощает тя Христос невидимо и аз грешный…» в нем была вставлена формула католического происхождения (Rituale sacramentorum) из Евхологиона митр. Петра Могилы: «Господь и Бог наш Иисус Христос благодатию и щедротами Своего человеколюбия да простит ти, чадо… и аз недостойный иерей, властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов …».

В статье Н. Успенского также говорится, что «редактированный в 1671 году «Чиновник архиерейского служения» дал большой крен в сторону католического учения о Евхаристии сравнительно с дониконовскими служебниками».⁴⁴

Если мы сравним сегодняшний чин венчания с дониконовским, то также обнаружим большой крен в сторону католицизма. Яркая латинская окраска никоновских реформ свидетельствует о причастности к ним католицизма, а тот факт, что наши богослужебные книги

подвергаются латинизации и с уходом патриарха Никона, подтверждает, что не он был автором и инициатором церковной реформы, а царь Алексей Михайлович Романов и иже с ним.

Христиан, которые в XVII веке отказывались принимать новые книги и обряды, называли «темными» и «невежественными». Однако сравнение старого и нового текстов показывает, что наши предки не были темны и невежественны, как это пытаются нам представить некоторые «церковные» историки, клеветавшие на все исконно русское православное и превозносившие все западное латинское в угоду властям. Напротив, они были намного умнее нас и к слову относились так же, как и к делу: говорили делом, а делали словом.

Со временем, когда пытки и казни христиан за исконно православную веру прекратились, многие стали понимать, что старые тексты и обряды, применявшиеся в Церкви семь веков до раскола, святы и непорочны. Чтобы верующие люди не заостряли свое внимание на этом вопросе, светскими и церковными властями было «запущено в массы» некое новое «возвышенное» учение

о том, что внешние обрядовые формы и тексты к спасению человека прямого отношения не имеют. Главное – внутри себя правильно понимать и веровать, а «внешнее» неважно. То, что такая мысль стала главенствующей при решении тех или иных богословских вопросов, неудивительно и вполне объяснимо, ведь для того чтобы оправдать «никоновы новины», которые вошли в противоречие не только с церковными правилами, но и с постановлениями Вселенских Соборов, нужно было богословское обоснование. Мысль, что все внешнее неважно и стала тем «богословским» обоснованием, которое сегодня прочно укоренилось в сознании многих верующих людей. Этой мыслью, пришедшей к нам из протестантизма, оправдывают все отклонения и нововведения, появившиеся в Церкви после раскола. Однако не все знают, что отцы Седмаго Вселенскаго Собора под угрозой анафемы запрещают вводить в Церковь новые чины, и, тем более, унижать древние церковные предания, идущие от Христа и апостолов.

Уже давно замечено, что люди, громче всех кричащие о том, что все внешнее неважно, почему-то очень боятся вернуться к более добротным дореформенным книгам и преданиям, а ведь только один этот шаг мог бы положить начало к преодолению церковного раскола, который продолжается уже более трех веков. Казалось бы, что может быть проще этого? Людей, живших в XVII веке, еще можно понять, так как за то, что человек молился по старым книгам, его могли сжечь на костре, но нам-то что сегодня мешает вернуться к лучшему? Костры уже давно потухли, а мы держимся за кривые испорченные книги и обряды, как утопающий за соломинку. Иерархи боятся реакции народа и молчат, а народ, отвыкший думать самостоятельно, пребывает в «блаженном» неведении и ждет реакции священноначалия (команды сверху). Пора бы нам выйти из этого заколдованного круга.

Б. Кутузов: «Вопросом отрицательного влияния никоно-алексеевской реформы на церковнославянский язык, конечно, по прямой своей обязанности должен был бы заниматься Институт русского языка АН РФ. Однако он молчит. По-видимому, слишком много защищено диссертаций в духе казенной клеветы на старообрядчество, образовавших почти непреоборимые исторические завалы на пути к истине. Но король-то голый. От этого факта никуда не уйдешь, и все больше людей, помимо корпораций профессиональных филологов, осознают, что никоновскую правку текстов вполне можно квалифицировать как лингвистическую диверсию. Молчание официального языкознания на эту тему – пример отрицательного влияния церковной реформы на науку. Без признания абсурдности никоновой реформы и преступной порчи реформаторами богослужебных текстов и славянского языка, работа всех комиссий по новому исправлению текстов и все лингвистические программы изначально обречены на провал. Отсюда

– бесконечные дискуссии, которым конца нет и не будет».⁴⁵ Вместо того чтобы просто сравнить старые и новые богослужебные книги, собираются

различные комиссии, на которых докладчики и богословы с «умным видом» рассуждают о «неудобопонятных речениях» церковнославянского языка. Оттого-то они и неудобопонятны, что все тексты перепорчены, но для многих это остается тайной, так как им кажется, что после «правки» тексты стали безупречными.

В «Отзывах епархиальных архиереев (1906г.) по вопросу о церковной реформе» заслуживает внимания мнение епископа Минского Михаила (Темнорусова): «Последняя редакция богослужебных книг принадлежит известной комиссии, собранной при патриархе Никоне, во главе которой стоял Епифаний Славинецкий. Насколько неудачно были сделаны некоторые переводы, об этом свидетельствует то, что многие стихеры и тропари являются непонятными даже для людей, прошедших высшую богословскую школу».⁴⁶

Действительно, для того чтобы разобраться в новых богослужебных текстах, видимо, нужно стать самим Славинецким. Писатель Н.М. Коняев имел следующее мнение о переводческих трудах этого религиозного деятеля: «На свой язык, который только он один и разумеет, переводит книги» – «а попробуй теперь к слову святых отцов проберись».⁴⁷

Многие участники Собора 1971 года хорошо понимали, что для некоторых людей правда о церковной реформе XVII века окажется слишком твердой пищей, поэтому старые книги и обряды были признаны спасительными и равночестными новым по соображениям икономи и,так как, безусловно, ни о какой реальной равночестности и речи быть не может. Новые книги остаются в употреблении до времени, пока русское православное сообщество не созреет для возврата к старому, более добротному и правильному. Собор фактически дает благословение на использование дореформенных книг и обрядов для тех, кто понимает разницу между «новым» и «старым». Пока еще многие не знают правды о церковном расколе и молятся по новым испорченным книгам, но намечаются положительные тенденции к переходу на старый обряд – на полное погружение при крещении, знаменное пение, дониконовские книги, особенно в монастырях, где верующие люди более внимательно относятся к святоотеческому наследию и церковному преданию. Быстро это, безусловно, не произойдет, ибо нужно время и усилие со стороны народа и священства. Главное, чтобы все происходило спокойно и без ревности не по разуму. Христиане, которые понимают преимущество старых богослужебных книг, не должны осуждать тех, кто пока еще этого не понимает (из-за отсутствия информации). Если будем поступать так и делиться своими знаниями о церковной реформе с единоверцами, то, со временем, с Божией помощью преодолеем раскол и объединимся, наконец, в единую Церковь.

В связи с обсуждаемой проблемой у многих возникает вопрос: а как же нам теперь относиться к мнению некоторых святых, которые критиковали древние церковные предания и книги?

Критиковать, конечно, можно сколько угодно, но от фактов никуда не уйдешь. Если бы старые богослужебные книги были хуже новых, то не о чем было бы тогда и говорить, и книги писать. В действительности же все наоборот, и эту истину не свяжешь никаким собором. Для того чтобы понять, насколько были объективны некоторые святые в отношении старых книг и обрядов, достаточно привести всего лишь один пример: митрополит Дмитрий Ростовский в своей книге «Розыск» (часть 2, гл. 26, лист 188) писал, что староверам нужно на «двоеперстном сложении написати имя демонское». На одном персте написать «де», а на другом персте написать «мон», «и тако на двух их перстах будет сидети демон». Вот какое представление о двоеперстии имел святитель Дмитрий Ростовский, причисленный Русской Православной Церковью к лику святых. Мы не собираемся оспаривать святость митр. Дмитрия, Бог ему Судья, но с его мнением о двоеперстии никак не можем согласиться. Если мы последуем частному богословскому мнению этого святого, тогда нам придется уничтожить огромное количество древних икон, на которых Спаситель благословляет двумя перстами, причем икон не только русских, но и древлевизантийских, откуда и пришел к нам этот «обряд».

По поводу двоеперстия некоторыми архиереями высказывались и другие мнения. Это исконно православное предание называли несторианством, македонианством, ариевой пропастью, волшебным знамением, смертоносным ядом, злобожным разделением и т.д. Вместо двоеперстия благословлять стали так называемым «имянословным перстосложением» (с приподнятым кверху мизинцем). Реформаторы даже не стеснялись прилюдно переписывать двоеперстие на имянословие, искажая, таким образом, древние иконы и фальсифицируя историю. Видимо, в данной ситуации действовал старый иезуитский принцип: цель оправдывает средства.

Имянословное перстосложение было введено греками примерно в то же самое время, когда

у них уже начало преобладать троеперстие – в XVI веке, а потом это нововведение появилось и у нас – в XVII веке. Имянословие имеет один существенный недостаток: оно может быть понято только греками и православными славянами. Для того чтобы передать буквенный символизм имянословного благословения на других языках, пальцы придется складывать совсем по-другому. При этом не вполне понятным остается вопрос: каким должно быть перстосложение, чтобы изобразить имя Спасителя иероглифами или посредством арабского алфавита?

Имянословное перстосложение можно рассматривать только как поместный обряд, но не как вселенский. Двоеперстие же понятно всем, так как им изображается не имя Спасителя, но две Его природы. При патриархе Никоне греки, называя свое имянословное перстосложение идущим

«изначала», т.е. от Христа, благословившего апостолов (Лк. 24, 50), выглядели в глазах русских людей обманщиками, ведь Христос благословлял не греков, а апостолов, и Его благословение (провиденциально) предназначалось всему миру, всем народам; оно не должно было быть связанным с каким -либо алфавитом, но должно было изображать Самого Христа, а не Его имя, написанное на том или ином языке. Впервые имянословное перстосложение описал протоиерей Николай Малакса. По словам архим. Порфирия (Успенского) Малакса «был, в 1558 году, справщиком книг в Венецианской греческой типографии у Андрея Спинелли, который, по принятому тогда обыкновению, исправлял печатные книги по своему».⁴⁸

Греки, потерявшие духовный авторитет в глазах русского и других народов (после двух уний с католиками), пытались его восстановить. Имянословное перстосложение было измышлено, чтобы стать демонстрацией духовной власти эллинского гения над всем христианским миром. В этом проявилась и горечь утраты своей государственности.

Раньше, как благословляли, так и крестились, так и на всех иконах писали, а сегодня мы крестимся тремя перстами, благословляем имянословно или трехперстно, а на иконах пишем двоеперстие, но тоже не всегда, а по настроению. Троеперстие, в отличие от двоеперстия, также имеет один существенный недостаток (богословскую неточность). Им изображается распятие Св. Троицы, а Троица, как известно, на кресте не распиналась. Когда мы крестимся двумя перстами, мы изображаем знак Креста, на котором был распят Спаситель. Двоеперстие точно отображает эту богословскую мысль, а троеперстие нет. Имянословное перстосложение и троеперстие, помимо «богословской неточности», проигрывают и в эстетическом плане. Двоеперстие – очень красиво, что, независимо от принадлежности к старой или новой вере, подтвердит любой художник, интуитивно чувствующий красоту жеста. Троеперстие, в отличие от двоеперстия, выглядит прячущимся, робким, «скукоженным». Имянословное перстосложение на иконах смотрится очень напряженно, неестественно, вычурно, «вымышленно» именно потому, что оно и

в жизни сложно, трудно и неудобно. Не случайно наши благочестивые предки называли троеперстие «щепотью», а имянословное перстосложение «раскорякою».

Огромное количество древних икон и фресок безмолвно свидетельствует, что двоеперстие является исконно православным преданием, которое гласит: когда Господь Исус Христос возносился на небо, Он благословил Своих учеников двумя перстами (Лк. 24, 50). Это не какой-

нибудь апокриф – это устное апостольское предание Восточной Православной Церкви, о котором после никоновой реформы «забыли».

Двоеперстие Имянословие Троеперстие

После раскола было написано немало клеветнической антистарообрядческой (антисвятоотеческой) литературы, но и это время прошло. Свт. Афанасий Великий писал: «Если истина вначале, по-видимому, и утеснена, то впоследствии ее признают и сами гонители»⁷⁰, что и произошло, и наступило время собирать камни.

Поместный Собор РПЦ МП 1971г. постановил:

Рассмотрев вопрос… с богословской, литургической, канонической, исторической сторон, торжественно определяем:

1. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 года о признании старых русских обрядов спасительными, как и новые обряды, и равночестными им.

2. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 года об отвержении и вменении, яко не бывших, порицательных выражений, относящихся к старым обрядам и, в особенности, к двуперстию, где бы они ни встречались и кем бы они ни изрекались.

3. Утвердить постановление Патриаршего Священного Синода от 23 (10) апреля 1929 года об упразднении клятв Московского Собора 1656 года и Большого Московского Собора 1667 года, наложенные ими на старые русские обряды и на придерживающихся их православноверующих христиан, и считать эти клятвы, яко не бывшие…

Освященный Поместный Собор Русской Православной Церкви любовию объемлет всех свято хранящих древние русские обряды, как членов нашей Святой Церкви, так и именующих себя старообрядцами… Да приведет Господь расстоящаяся паки воедино, и в любви друг ко другу да исповедуем и славим едиными устами и единым сердцем Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.

Под словами «кем бы они ни изрекались» участники Собора подразумевали всех авторов клеветнической антидревлеправославной литературы, в том числе и свт. Дмитрия Ростовского. Все ложные антицерковные мнения этих авторов, еще более усугубивших в свое время раскол, признаны Собором «яко не бывшие».

Некоторые люди судорожно пытаются найти оправдание применению новых текстов и латинских обрядов в нашей Церкви, отыскивая в клеветнической антистарообрядческой литературе подтверждение своим заблуждениям, но, к счастью, таких немного. Трезвомыслящий православный человек никак не может добровольно согласиться с нововведениями патриарха Никона, и будет стремиться к преодолению раскола, последствия которого воистину катастрофичны. Защищать новые тексты и обряды может только тот, кто ничего не знает о расколе и находится в плену антистарообрядческих стереотипов, или тот, кому выгодно, чтобы раскол сохранялся ради дальнейшего развала нашей страны и Церкви. Что же касается мнения некоторых святых по поводу старых обрядов, то нам не следует забывать, что иногда ошибались не только святые, но даже апостол Петр и пророк Илия. До сих пор ошибаются и многие представители Русской Православной Церкви в отношении протопопа Авва кума, иконы которого давно уже мироточат. Из-за неверного представления о никоновой реформе до сих пор не канонизированы и соловецкие страдальцы, до смерти замученные за веру православную по приказу царя Алексея Михайловича. Не канонизирован и епископ Павел Коломенский, а также многие другие мученики и исповедники старой веры.

Некоторые новоначальные христиане, которым недостает глубины понимания данной проблемы, высказывают и такое мнение, что раз благодать осталась в нашей Церкви и святые есть у нас, значит, и беспокоиться теперь не о чем, и все у нас хорошо, подумаешь, какие-то ошибки в текстах – это не главное.

Если то, что сегодня творится с нашей страной – это хорошо, то что же тогда такое плохо? Ведь развалено практически все: промышленность, образование, армия и флот, медицина, сельское хозяйство. Импорт продуктов питания составляет уже около 80% при допустимой норме продовольственной безопасности 25%. Население сокращается на 1,5 миллиона в год. Количество разводов в некоторых регионах достигает почти 100%. Кругом преступность, наркомания и пьянство, то есть все то, к чему приводит атеистическо-демократическое либерально-рыночное воспитание, активно насаждаемое во всех учебных заведениях при поддержке СМИ. Фактически, идет захват нашей территории западными либералами-безбожниками без боя, и все это происходит на фоне нескончаемого политического телешоу, на котором стильные политики-оптимисты, забалтывая те или иные проблемы и не решая их по существу, создают очередную иллюзию улучшения ситуации. Если кому-то кажется, что эти факты говорят о том, что все у нас хорошо, то мы не можем с этим согласиться.

Сегодня уже многие начинают понимать, что для того чтобы довести богатейшую страну мира до такого плачевного состояния, нужно быть большим «специалистом». Даже школьник понимает, что если уничтожать собственную промышленность наращиванием импорта из-за рубежа, а полученные деньги вагонами отправлять на Запад – это приведет к экономическому коллапсу. Но поскольку глупыми наших политиков не назовешь, так как их речь свидетельствует

о наличии у них хороших умственных способностей, остается лишь только думать, что все это делается специально и вполне целенаправленно. Обезбоженным людям в это сложно поверить только потому, что масштабы хорошо спланированного антироссийского зла не вмещаются в их сознание, объем и качество которого напрямую зависят от благочестия и культуры речи.

Древняя мудрость гласит: хочешь погубить народ – истреби его язык. То, что сегодня с нами происходит, лишний раз подтверждает эту истину. Порча языка патриархом Никоном и его помощниками действительно привела к катастрофическим последствиям. Падение III Рима началось именно с порчи церковнославянского языка – с разрушения сознания, а закончилось приходом к власти глобалистов, развалом страны и подготовкой народов России (и мира) к поголовной чипизации. Микрочипы уже завезены к нам из-за рубежа, осталось их только вживить с нашего молчаливого согласия. Так что же тут хорошего?

Микрочип «Цифровой ангел» Микрочип, шприц, сканер

Существует пророчество, что после падения III-го Рима наступят предантихристовы времена. С падением самодержавия в России это пророчество в точности исполнилось, но многие продолжают думать, что все у нас хорошо и III Рим стоит твердо и непоколебимо. Такой нездоровый (экзальтированный) оптимизм активно поддерживается СМИ. В народном сознании умышленно создается ложная (виртуальная) реальность, которая мешает людям трезво оценить сложившуюся ситуацию в стране и мире. Через телевизор (говорящую икону зверя), дух антихриста с утра до ночи «обольщает живущих на земле» (откр. 13, 14), открывая людям бездны ада и новые ложные миры, «но когда в сознании человека эти миры станут действительными, человек просто не сможет справиться с их разделением и легко сможет произойти раздвоение личности, или даже деперсонализация».⁴⁹

Расставание с иллюзиями для многих является делом чрезвычайно сложным, так как человек настолько сильно срастается со своими заблуждениями, что и жить без них уже не может. Это одна из причин, из-за которой некоторые представители Греко-российской новообрядствующей церкви боятся знать правду о расколе и Древлеправославии, так как в их сознании латинские нововведения, появившиеся после раскола, отождествились с православием (произошла подмена), поэтому расставание с новообрядными стереотипами и новыми богослужебными формами им кажется расставанием с верой православной. Как это часто бывает, одна неправда рождает другую. Потому-то многие христиане предпочитают ничего не знать о 34

церковной реформе XVII века, чтобы не нарушать свое призрачное душевное равновесие, а если даже что-то и узнают, совершенно очевидное и понятное, то бегут к старцу, как будто у них не хватает ума, чтобы понять элементарные вещи (что старые тексты лучше новых). Некоторые, даже осознав, что новые тексты испорчены, все равно боятся их читать без благословения старца. По всей видимости, таковые забывают, что Церковь у нас Соборная и Собор, признавший святость и истинность дониконовских книг, уже состоялся. Некоторые старцы весьма высокой духовной жизни (считавшие, что новые книги лучше старых), сравнив тексты, были крайне удивлены тому, что они всю свою жизнь имели неправильное представление о никоновой реформе. Поэтому не нужно лишний раз беспокоить старцев, чтобы узнать от них о том, что новые тексты испорчены. Для того чтобы это понять вполне хватит и пяти классов образования.

Существует немало исторических примеров, показывающих, что иногда в иллюзии и заблуждения впадали не только отдельные личности (старцы, цари и патриархи), но и целые народы, и даже поместные церкви. Так было, например, во времена Максима Исповедника (VII век), когда в ереси оказались практически все поместные православные церкви: греческая, римская, антиохийская, александрийская и иеросалимская, и только блаженный Максим Исповедник твердо стоял в истине.

Феодосий, епископ Кесарии вифинеской спрашивал у Максима: «Царь и патриарх хотят узнать, по какой причине с нами не общаешься»?

«Ради новшеств не общаюсь с вами, – ответил Максим. – Когда вы снова пойдете истинным путем Евангелия, от всяких ересей очищенным, тогда вступлю в общение с вами». После этих слов еретики впали в бешенство и стали кричать на Максима: «Почему ты нас отрицаешься? Считаешь нас за еретиков. Все погибнут, а ты один, что ли, спасешься»? Но блаженный Максим был непреклонен и отвечал: «Хотя бы вся вселенная объединилась с патриархами (еретиками монофелитами), я с вами общаться не буду». Тогда они с яростью набросились на старца, стали влачить его по полу, топтать ногами, оплевывать и осыпать ругательствами, бить воловьими жилами. Потом ему отрезали язык, отсекли правую руку, и изуродованного бросили в темницу…⁵⁰

В XVII веке нашим благочестивым предкам было предложено принять новую ложную (виртуальную) реальность и заставить себя поверить в то, чего в действительности не существует (что старая русская вера хуже новой греческой). По сути, им предложили выбор небытия, как у демонов, и многие предпочли жизни смерть (как это сделал Максим Исповедник), чтобы остаться живыми в Боге и не умереть духовно, назвав ложь правдою. Из этого можно сделать вывод, что неприятие новых книг и обрядов было делом вероисповедным, так как народ отказался согласиться с ложью, отцом которой является дьявол.

Святые отцы учат нас, что в Царствие Небесное нужно идти путем смирения и самоукорения. Староверы уже более трех веков пытаются достучаться до нашего каменного сердца, справедливо укоряя нас в грехе отступления от чистоты православия, но мы отвергли святоотеческую заповедь о самоукорении и с гордо поднятой головой идем путем самооправдания. Обвиняем древлеправославных христиан в том, в чем они не виноваты, сваливая вину за раскол с больной головы на здоровую, а истинных виновников церковной смуты оправдываем и почитаем.