Зачем это нужно Церкви?

В самом деле, о чём мы собираемся здесь говорить? О том, как сделать мир вокруг человечным, добрым, как поднять человеческое достоинство и дать ближнему почувствовать, что он ценен уже потому, что есть? Да, но не только. Не только потому, что в данном случае мы описываем проблематику социального служения Церкви. А любой вопрос, так или иначе связанный с деятельностью Церкви, неизбежно переходит к вопросу совести, нравственности. Сегодня это чувствуется особенно остро.

С одной стороны, современное российское общество довольно быстро «догоняет» Европу в её отношении к человеку: общественная сфера стремительно вырождается в безнравственный вакуум, порой принимая совершенно дикие формы, душевные взаимоотношения легко заменяются формализованными улыбками и эмоционально бесстрастной вежливостью, а поведение регулируется законом и соответствующими правилами вежливости. И всё это происходит на фоне всенивелирующего постмодерна с его моральным релятивизмом. Многих это устраивает. Однако социологические исследования российского общества показывают[1], что в основном россияне не готовы к «цивилизованному» нравственному индифферентизму и подсознательно чувствуют, чей тёмный и страшный лик проступает сквозь непрекращающийся карнавал жизни старого мира.

Сегодня много говорится и пишется о национальной русской идее. Общего согласия нет. Тем не менее, есть только одна русская национальная идея, которую народ назвал сам, без помощи экспертов и политтехнологов, и назвал давным-давно. Это – Святая Русь. Сколь бы пафосно это ни звучало, идеалы Святой Руси до сих пор воспроизводятся из поколение в поколение и уже могут считаться архетипами русского характера. Меняются только формулировки, в какие свои чувства облекают современные респонденты, зачастую не воцерковлённые.

Эта, в частности, одна из причин, почему очень многие явления в жизни государства и общества до сих пор переплетены с церковной политикой, и даже недоброжелатели Церкви словно сверяют по поведению её представителей уровень благодати в стране. Мы-то знаем, что и у них жива совесть, да ещё как жива! И всё своё раздражение недоброжелатели обрушивают на те явления, которые не дотягивают до высоких требований духа. Как заметил замечательный русский учёный и писатель Владимир Иванович Даль о всех нас: «Православная вера заключает в себе правила самой высокой нравственности. Нравственность веры нашей выше нравственности гражданской: первая требует только строгого исполнения законов, вторая же ставит судьей совесть и Бога».

Но это в идеале. Между тем на поверхности жизни каждый встречается с явлениями полностью противоположными. Бессмысленно их замалчивать. Так, в недавнем интервью[2] проживающий на Западе художник Михаил Шемякин сказал: «Я много сталкиваюсь с людьми разных национальностей в разных странах, но с такой исступленной жадностью, с которой я сталкиваюсь сегодня в России – обворовыванием собственного народа и всего государства, причем все это уже на грани безумия – такого я нигде не встречал».

Здесь, по-видимому, и нужно искать ответ: почему Русская православная церковь включилась в социальную работу в данный исторический момент. Сегодня этого остро требует высшая нравственность. И, слава Богу, что у нас есть ещё люди, способные на бескорыстную самоотдачу. И кто как ни Церковь должна сегодня громко провозгласить: смысл существования не в неудержимом поглощении всё большего числа удовольствий и вещей.

Не станем скрывать, нам бы очень хотелось, чтобы факты подтвердили православную точку зрения на человека, который заслуживает любви, уважения и заботы как высшее творение Бога, и что забота о ближнем мотивируется не сентиментальностью или простой жалостью, что само по себе также неплохо, но служит нашему общему возрастанию в духе и приносится на алтарь Тому, Кому мы посвящаем свою жизнь и свои труды. Как точно выразился один из опрошенных священнослужителей: «Благотворительность нужна самим благотворителям».

Но, дадим слово самим участникам этого процесса. Ниже мы постараемся классифицировать наиболее характерные высказывания священнослужителей и выстроить их по содержательному приоритету, поскольку количественные данные по причине малого числа охваченных опросом респондентов роли не играют.

 

· Социальное служение Церкви содержит в себе сакральный элемент.

«Если начать с того, что церковь служит людям, и помогает людям найти Бога, то есть в каком-то плане это сакральное служение, помогает людям обрести веру в Бога».

 

· Служение ближнему – экзамен для самих верующих и исполнение евангельских заповедей.

«Священник и вообще церковь первые, кто должны этим заниматься. Отношение человека к человеку… Это и есть наш экзамен, наше испытание на любовь друг к другу».

 

«Церковь не может не заниматься непосредственным служением, поскольку это непосредственная заповедь Евангелия. Это с одной стороны, а с другой стороны она не должна подменять собой государство и ставить перед собой задачу обеспечить всех нуждающихся».

 

· Социальное служение – традиционное занятие для Церкви.

«Церковь всегда этим занималась, испокон веку, так почему ей не заниматься этим и сейчас… У Церкви есть опыт такого служения, опыт многовековой и положительный».

 

· Социальное служение – полезный опыт духовного совершенствования человека, но у нас это не развито в силу обстоятельств.

«Нам кажется, что мы спасаемся постом и молитвой. Доброделание и милосердие у нас где-то на периферии сознания. Люди благочестивые больше склонны устроить себя по-монашески. Хотя бы попытаться. Может это потому, что литература у нас в основном такая аскетическая».

 

· Православные инициативы помогают развивать гражданское общество, способствуют созданию нравственного климата в обществе и информационном пространстве.

«Церковь, безусловно, должна заниматься социальными вопросами, это очень важно и для прихожан и для общественного мнения и для места Церкви в современном обществе. Социальные инициативы Церкви должны быть наравне с общегосударственными».

 

· В области социального служения Церковь должна стать помощником государства.

«Раньше именно Церковь этим и занималась. Было Императорское боголюбивое общество, Дома презрения, Богадельни, Приюты, Странноприимные дома. А сейчас ничего не осталось, все при советах развалили, и пошли беспризорники гулять по России и калеки бездомные. Сегодня всё это постепенно возрождается».

 

Некоторые опрошенные священнослужители не совсем чётко видят грань между необходимостью общественного служения, которое в принципе может быть понято как гражданский или обычный человеческий долг, и служением Богу через служение людям. Этот вопрос довольно тонкий, и, как верно заметил один из опрошенных священнослужителей, «нельзя допустить перегиба в сторону социальной работы; если она станет нашим главным занятием, то зачем мы становились священниками». Есть ещё один момент, которого мы коснёмся лишь мельком, чтобы не вторгаться в область богословия. Акцентирование внимания на социальном служении, какое мы наблюдаем в первую очередь в протестантских странах, в ущерб подлинно христианскому пониманию его смысла, наводит на мысли о скрытом богоборчестве этого движения, так как такое социальное служение в конечном счёте занимается исправлением «несовершенств» божественного устроения мира.

Собственно, это имманентная черта фаустовского человека Европы, воспитанного на Ренессансе и убеждённого в самоценности человека как такового. Со временем возведённый гуманистической мыслью на пьедестал такой человек фактически перестаёт нуждаться в Боге, и служение ему как абсолютной ценности становится основной задачей всех общественных институтов западной цивилизации, не исключая и церковь, главным образом протестантскую, ставшую в своё время авангардом борьбы за человека. Вот почему мы говорим, что из всех церквей протестанты больше других преуспели в социальной деятельности. Как заметил один из опрошенных священнослужителей, «служение ближнему было полностью заменено социальным, которое стало как бы сутью служения церкви… и получилось, что когда перед служителем вставал вопрос, чему отдать предпочтение – служить литургию или идти в дом престарелых, – то он выбирал дом престарелых; такая произошла подмена».

К сожалению, такой взгляд на социальное служение церкви постепенно распространяется и на россиян, в основном невоцерковлённых. Однако вольно или невольно служители Русской Церкви подпадают под мощное влияние широкого общественного мнения, что доказывают отдельные высказывания участников нашего опроса. Так, в частности на вопрос: «Где место социальных инициатив Церкви в общегосударственных масштабах?» один из опрошенных священнослужителей без обиняков ответил: «Главенствующее».

Поэтому следует постоянно напоминать себе, чтоэтика для православия всегда религиозна.Она есть для христианина образ спасения души, выявленный как в Церкви, так и в повседневной жизни. Православие просто не знает двух вариантов морали – светской и церковной и, соответственно, применяет один и тот же критерий ко всем сторонам жизни. Источник же православной этики надмирен и явлен в образе Христа Спасителя, и потому она, безусловно, выше всякого широко трактуемого гуманизма. Отрадно, что большая часть опрошенных клириков все-таки это понимает и подчёркивает. «Для нас социальное служение никогда не было самым главным, – сформулировал наш респондент. – «Как сказал Христос, «нищих всегда имеете с собою» (Мф 26:11; Мк 14:7; Ин 12:8). Бедность всегда существует. У Церкви – духовное попечение. А следствие христианской любви – та или иная благотворительность». Социальное служение Церкви не подменяет, но дополняет работу государства в этом направлении. Ещё один респондент на вопрос «Какова задача Церкви в социальном служении?» ответил просто и ясно: «Внести духовную составляющую в это социальное служение государства!».