В Новое время (от XVI—XVII вв. до начала XX в.) капиталистическая экономика из Европы распространилась по всему земному шару, а вместе с ней — буржуазный уклад жизни и рациональное сознание западного человека. Социально-политические рамки Нового времени более или менее ясны. Хронология ментальной истории рисуется не столь четко.
Главные события эпохи — политические революции, промышленный переворот, появление гражданского общества, урбанизация жизни — запечатлены для нас в галерее портретов отдельных людей и человеческих групп. Как и любая эпоха, Новое время показывает громадное разнообразие психической жизни. Исторической психологии еще только предстоит освоить это эмпирическое богатство, обобщить и дать описание Homo oeconomicus (Человека экономического), либерального, консервативного или революционного сознания, типов буржуа, крестьянина, интеллигента, пролетария, психологически проанализировать важные события периода. Подступиться к громадному материалу последних веков хотя бы только европейской истории нелегко. Эпоха разобрана науками о современном человеке, что выражается уже в обозначениях периода: капитализм, буржуазное общество, индустриальная эпоха, время буржуазных революций и движений пролетариата. В познании человека Нового времени преобладает социология, поэтому целесообразно остановиться на отношении указанной науки к психологии.
Социология изучает общество в целом, общество как систему. В число подсистем общественного целого входит человек с его психикой. От социологии психолог получает нужные ему сведении о строении социума и порядке функционирования его индивидуального элемента, о социальных общностях, институтах и стратификациях, стандартах группового поведения, известных под названием личностных ориентации, социальных характеров, базисных типов личности, о мировоззренческих ценностях, приемах воспитания и контроля и других социальных инструментах, непрерывно кующих общественную единицу из задатков Homo sapiens.
Исторической психологии близки усилия исторической социологии показать человека в изменчивом, но исторически определенном единстве социальной жизни. Указанный раздел социологии рассматривает типы коллективных структур во времени, в том числе характерные формы отношений индивидов между собой, а также с общественными институтами. Вариант исторической социологии, смежный с исторической психологией, предложен немецким ученым Н. Элиасом (1807—1989) в книге «О процессе цивилизации. Социо-генетическое и психогенетическое исследование» [Elias, 1978]. Автор трактует правила бытового поведения не столько как ограничения, накладываемые на личность, сколько как психологическое существо последней. Наблюдаемые социологом трансформации отношений напоминают смену фигур в танце, отсюда название теоретического подхода Элиаса — фигурационизм.
Для того, чтобы перейти от исторической социологии к исторической психологии, требуется рассматривать человека не как элемент социального целого, но как самостоятельную систему, включающую подструктуру социальных отношений. Слиянию же двух соседних областей исследования способствует укорененность макросоциального (раннего социологического) мышления в науках о человеке.
Социология возникла в XIX в., когда идея изменения общества и руководства его прогрессом овладела умами мыслителей и политических деятелей. Для классиков социологической мысли в Новое время — О. Конта, К. Маркса, Э. Дюркгейма — характерен пафос преобразования общества в диапазоне от революционной ломки до постепенного реформирования, а для развиваемой ими макросоциологии — рационалистический и дирижистский акцент. Научное мировоззрение указанных мыслителей было ньютоновским, в частности, они считали, что в характере макрообъекта достаточно однозначно проявляется природа составляющих его элементов. Личность есть совокупность общественных отношений или коллективных представлений, основы ее сознания состоят из усвоенных норм и знаний, поэтому сознание изменяется до этих основ при соответствующих воздействиях извне и преобразованиях социальной среды.
Психолог пользуется схемами, дающими разметку социального пространства. В масштабе общественных макроявлений человек предстает миниатюрным сколком социума. Между тем сам человек выступает для социальности моментом непредсказуемости и свободы. Социология дает «инерционное» измерение личности. Иначе говоря, социальная материя, из которой составлен Homo sociologicus (Человек социологический) — это застывшая, объективированная часть человеческой жизни.
Социология возникает, когда масса норм и представлений отделяется от непосредственного общения и закрепляется в государственных, хозяйственных, частно-правовых сводах и регламентах гражданского общества. В противовес феодально-кастовому праву исключений и привилегий, либеральные демократии стремятся к неукоснительному исполнению закона, следовательно, к универсальной, фиксированной, независимой от реальных лиц норме. Это откристаллизовавшиеся, легитимированные, отделенные от конкретных носителей (в критической терминологии марксистов и других левых — «отчужденные») человеческие отношения и дают «социальность как таковую», объект для социологического анализа28.
Психология не может удовлетвориться этими «социальными консервантами» человека (например его статусно-ролевыми стратификациями). Она следует туда, где с точки зрения социологии человек еще «непосредственен», «необъективирован». Своими средствами историческая психология также участвует в приведении социально-исторических определений человека к его собственному масштабу Посленьютоновская физика XX в. показала, что микрочастицы движутся по иным законам, чем макротела, что воздействие на субатомные процессы требует колоссальных затрат энергии, немыслимых в обычных условиях. Метафору, идущую от новейшего естествознания, подхватывают микросоциология и отчасти — понимающая психология. Первая (ее создатели — Ж. Гурвич, Дж. Морено) нащупывает «вулканическую почву» социальности в элементарных притяжениях между участниками малых групп, вторая (основатель — М. Вебер) определяет социальность с точки зрения исследовательского прибора, т. е. познающего индивида, его опыта, ценностей. Веберовская социология тяготеет к феноменологии и психоанализу — доктринам, выносящим природу человека за пределы макросоциаль-ных законов, она осуществляет функцию критики социологической классики. Обобщения ученого, по терминологии Вебера, — идеальные типы, логически выстроенные определения аспекта социальной действительности, теоретические эталоны при описании эмпирического материала.
Психолог пользуется схемами, дающими разметку социального пространства. В масштабе общественных макроявлений человек предстает миниатюрным сколком социума. Между тем сам человек выступает для социальности моментом непредсказуемости и свободы. Социология дает «инерционное» измерение личности. Иначе говоря, социальная материя, из которой составлен Homo sociologicus (Человек социологический) — это застывшая, объективированная часть человеческой жизни.
Социология возникает, когда масса норм и представлений отделяется от непосредственного общения и закрепляется в государственных, хозяйственных, частно-правовых сводах и регламентах гражданского общества. В противовес феодально-кастовому праву исключений и привилегий, либеральные демократии стремятся к неукоснительному исполнению закона, следовательно, к универсальной, фиксированной, независимой от реальных лиц норме. Это откристаллизовавшиеся, легитимированные, отделенные от конкретных носителей (в критической терминологии марксистов и других левых — «отчужденные») человеческие отношения и дают «социальность как таковую», объект для социологического анализа28.
Психология не может удовлетвориться этими «социальными консервантами» человека (например его статусно-ролевыми стратификациями). Она следует туда, где с точки зрения социологии человек еще «непосредственен», «необъективирован». Своими средствами историческая психология также участвует в приведении социально-исторических определений человека к его собственному масштабу
Экономист видит в развитии общества изменение хозяйственных отношений, социолог — взаимодействие социальных групп. Для психолога важно проследить перенос навыка с одной деятельности на другую.
Немецкий ученый М. Вебер (1864—1920) открыл своего рода исторический парадокс: религиозная мистика и хозяйственная предприимчивость неплохо уживаются рядом. Монастыри всегда были образцовыми экономическими предприятиями. В средние века самые пламенные еретики и сектанты происходили из ремесленников и купцов. Не изменилось положение и в Новое время. Только теперь не купцы бросают свое дело ради уединения или проповеди, а наоборот, сектанты превращаются в предпринимателей.
Европейские монархи вынуждены терпеть и даже привлекать в свои владения религиозных диссидентов ради процветания ремесла и торговли. Гонения против них только ударяют по экономике. Так, изгнание протестантов из Франции в конце XVII в. обернулось упадком мануфактур и ремесел. А самые передовые капиталистические страны — протестантские, и наиболее предприимчивый элемент в них — сектанты.