Аргументация представителей

Трансформистского направления

В основе аргументации трансформистов лежит убеждение в том, что в новом тысячелетии глобализация – это основная движущая сила, стоящая за бурными социальными, политическими и экономическими переменами, которые преобразуют форму современного общества и мирового порядка. По утверждению сторонников этой точки зрения (Э. Гидденс, Дж. Розенау, М. Кастельс), современные процессы глобализации исторически беспрецедентны. Правительства и общества на всём земном шаре вынуждены адаптироваться к миру, в котором нет больше чёткого разделения между национальными и международными, внутренними и внешними делами. Так для Дж. Розенау рост «интерместикальных» проблем ведёт к установлению «новой границы», расширяющей политическое, экономическое и социальное пространство, на котором решаются судьбы обществ и сообществ[42]. В этом отношении глобализация рассматривается как мощная трансформирующая сила, ответственная за всестороннее «перетряхивание» обществ, экономики, институтов и мирового порядка.

Однако, по мнению трансформистов, направленность этого «перетряхивания» остаётся неопределённой, поскольку глобализация понимается ими как случайный по своей сути исторический процесс, полный противоречий. Предметом спора является динамическое и незавершённое представление о том, могла ли глобализация быть руководящей силой, и о том, какой тип мирового порядка она могла бы предвосхитить. В отличие от скептиков и гиперглобалистов, трансформисты не пытаются предугадать будущий путь развития глобализации. Не стремятся они и оценить настоящее по сравнению с неким отдельным, «фиксированным», идеальным типом «глобализированного мира», будь то глобальный рынок или глобальная цивилизация. Более того, трансформистский подход придаёт особое значение глобализации как длительному историческому процессу, который отмечен противоречиями и в значительной мере сформирован ситуативными факторами.

Существование единой глобальной системы трансформистами не принимается как доказательство глобального сближения или появления единого мирового сообщества. Напротив, для них глобализация связана с новыми моделями глобальной стратификации, в которых одни государства, общества и сообщества всё более и более опутываются «глобальным порядком», в то время как другие всё более и более оттесняются на второй план[43].

По сути, доводы трансформистов сводятся к тому, что современная глобализация перестраивает или «переиначивает» власть, функции и полномочия национальных правительств. Не оспаривая того, что государство всё ещё остаётся основным законным претендентом на обладание «действенной верховной власти над тем, что происходит в пределах его собственных границ», трансформисты доказывают, что эта власть в той или иной мере сочетается с растущей юрисдикцией институтов международного правления и давления международного права. Это особенно проявляется в странах Европейского Союза, где суверенная власть разделена между интернациональными, национальными и местными органами. Тем не менее даже там, где суверенитет государства ещё не затронут, считают трансформисты, оно больше не обладает исключительным правом распоряжаться по-своему тем, что происходит в пределах его собственных территориальных границ. Комплексные глобальные системы, от финансовых до экологических, связывают судьбу сообществ в одном регионе с судьбами сообществ в других регионах мира. По мнению трансформистов, глобальные транспортные и коммуникационные инфраструктуры поддерживают новые формы экономической и социальной организации, которые пересекают национальные границы без какого-либо последующего снижения их эффективности или контроля. В таких условиях понятие национального государства как самоуправляемой, автономной единицы, по-видимому, в большей степени является нормативным требованием, чем дескриптивным утверждением.

Доказывая, что глобализация преобразует или перестраивает власть и авторитет национальных правительств, трансформисты отвергают как аргументы гиперглобалистов о конце суверенитета национального государства, так и утверждение скептиков о том, что «изменилось не слишком многое». Взамен они доказывают, что новый «режим суверенитета» заменяет традиционные концепции государственности как абсолютной, неделимой, территориально замкнутой общественной власти, следящей за соблюдением правил игры с нулевой суммой[44]. Соответственно они полагают, что суверенитет сегодня лучше всего понимать не как территориально ограниченный барьер, а как переговорный инструмент, необходимый для проведения политики, для которой в наше время характерны сложные межнациональные отношения.

Не стоит, конечно, доказывать, что сегодня территориальные границы не имеют прежнего политического, военного или даже символического значения, надо скорее полагать, что, хотя в современной жизни они и признаются в качестве главных пространственных ограничений, в эпоху «интенсивной» глобализации, как считают трансформисты, этот вопрос становится спорным.