Российско-китайский договор о дружбе и сотрудничестве

Показателем нового уровня двусторонних отношений стал подписанный президентом России В.В. Путиным и Председателем КНР Цзян Цзэминем во время очередной встречи на высшем уровне в Москве 16 июля 2001г. российско-китайский Договор о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве.

Понятно, что этот документ отразил реалии двусторонних отношений 2001 г. — общее стремление РФ и КНР содействовать станов­лению многополярного мира, предотвратить распро­странение ядерного оружия (путем поддержания меж­дународных режимов нераспространения, включая ДНЯО), эффективно противодействовать междуна­родному терроризму, а также разрушительным миро­вым финансово-экономическим кризисам. При жела­нии в договоре можно усмотреть и стремление создать полюс «глобального притяжения», противоположный США.

       Как известно, к моменту подписания названного до­кумента Россия и Китай занимали единую отрицатель­ную позицию по вопросу расширения НАТО на Вос­ток, «гуманитарным» акциям США и их союзников на Балканах, по проблеме целостности России (в связи с событиями в Чечне) и Китая (ввиду проявлений этни­ческого сепаратизма в Тибете и Синьцзяне). Тем не ме­нее США всегда незримо оставались третьей стороной российско-китайских отношений. Одновременно в по­литических кругах РФ в эти годы получила распрост­ранение идея об углублении сотрудничества России с НАТО. Рассматривались даже некие варианты вхожде­ния России в Североатлантический альянс. Однако, определенным препятствием на пути российско-натов­ской интеграции в каком-то смысле стал договор РФ и КНР 2001 г., согласно которому обе страны обязуются не участвовать «в каких-либо союзах или блоках.., на­носящих ущерб другой стороне» (ст. 8).

Во время подготовки договора среди экспертов и по­литиков развернулась дискуссия, в которой получили отражение некоторые характерные для того времени позиции и мнения, которые все же не были озвучены офи­циально и не вошли в текст документа. Поскольку до­говор был инициирован китайской стороной, возникал вопрос: из чего в первую очередь исходило китайское руководство? Из стремления расширить поле для внеш­неполитического маневра набирающего мощь Китая или же, наоборот, путем международного сотрудниче­ства смягчить какие-то его внутренние проблемы и «врачевать» сохраняющиеся слабости?

Однозначного ответа получено не было. Однако было очевидно, что Китай стремился юридически зак­репить достижения своего стратегического партнерства с РФ до того, как в КНР произойдет смена лидеров и к власти придет новое, четвертое, поколение руководи­телей[2]. Возможные настроения последних ряд экспер­тов оценивал как наверняка более сдержанное в отно­шении России и остропрагматичное. Опасения экспер­тов оказались неоправданными, новое руководство — Председатель КНР Вэнь Цзябао и генеральный секре­тарь КПК Ху Цзиньтао — продемонстрировало полную преемственность российского курса Пекина, хотя эти лидеры и не получали в свое время образование в CСCP, как некоторые их предшественники. Для самого же Цзян Цзэминя как государственного деятеля и. просто человека, возможно, было очень важно оставить для истории фундаментальное свидетельство своих внеш­неполитических успехов.

Очевидно что, кроме собственно двусторонних за­дач Пекин путем заключения этого договора планиро­вал косвенным образом облегчить себе решение и иных международных проблем. Пытаясь возбудить чувство соперничества Запада, рассматривающего Россию как конкурента в разыгрывании «китайской карты», Пекин стремился смягчить антагонизм некоторых западных стран в отношении КНР, оставив в качестве глобаль­ного противника только Соединенные Штаты, а также снизить градус наметившегося сближения России и НАТО. Помимо этого, в первой половине 2001 г. Пеки­ном предпринимались попытки вовлечения Японии и даже Евросоюза в орбиту двустороннего сотрудничества на региональном уровне.

Возможно, что через заключение договора Пекином также предпринималась попытка представить миру не­кий новый «центр силы».

Кроме того, формируя так называемый Большой Китай, Пекин действовал (и действует) сразу по не­скольким направлениям. Как известно, возвращены в лоно родины Гонконг (1997 г.), Аомынь. Стоит задача мирного воссоединения с Тайванем. В этой связи не­которые эксперты полагали, что договор с Москвой нужен Пекину в том числе и для того, чтобы в перспек­тиве превратить Россию в одну из сфер влияния уже всего «Большого Китая». Однако думается, что Россия сама способна «привязать» Китай к своим коридорам поставки энергоресурсов, которые все более обретают уже не только межстрановое, но и геополитическое зна­чение.

Россия, заключая договор, также руководствовалась не только интересами развития двустороннего сотрудничества, но и целым рядом иных соображений. В Мос­кве рассматривалась идея создания комплексной сис­темы коллективной безопасности в Восточной Азии, а также формирования Восточно-азиатского общего рынка (ВАОР) в составе России, Китая, Японии, Рес­публики Корея, КНДР (или даже объединенной Кореи) и Монголии. Поэтому в Кремле положительно относились к подключению России к китайскому «центру силы» на условиях равноправия. Тогда, в 2001 г., руко­водство России еще не располагало огромными «нефтя­ными» деньгами и прочным «олигархическим тылом» и таким опытом общения с восточными политиками, которые оно приобрело чуть позже. Поэтому возмож­но, что Пекин воспринимал российские глобальные и региональные амбиции как некое пожелание, а не как достижимую перспективу.

Хотя в договоре и была отмечена необходимость борьбы с терроризмом, сепаратизмом и религиозным экстремизмом, тогда соответствующие положения вош­ли в документ, скорее, по традиции, «автоматически». В июле 2001 г. архитекторы договора не могли знать, что через 2 мес. США подвергнутся беспрецедентной террористической атаке, поэтому представляется, что если бы договор готовился и подписывался после тра­гических событий сентября 2001 г., то его структура и акценты могли бы быть иными.

По мнению большинства китайских и западных эк­спертов, договор зафиксировал возникновение между Москвой и Пекином отношений особого типа, при ко­тором глубокое сотрудничество по ряду направлений сочетается с обоюдным стремлением избежать созда­ния военного союза. Данный тип отношений логичес­ки вытекал из особенностей социально-экономическо­го и оборонно-политического положения России и Китая.

Для Китая Россия являлась (и является) основным и пока почти безальтернативным источником постав­ки современных вооружений и оборонных технологий. Второй важнейший партнер Китая по ВТС — Израиль находится под сильным влиянием США и потому не­надежен, что и подтвердилось в 2000 г., когда под американским давлением была сорвана поставка в КНР израильской авиационной системы дальнего радиоло­кационного обнаружения и управления «Фалкон». Для России же китайский рынок вооружений весьма ва­жен потому, что в условиях резкого сокращения прак­тики государственного оборонного заказа российский ВПК долгое время жил только благодаря экспорту сво­ей продукции за рубеж, прежде всего в Китай и Ин­дию.

В 2001 г., после подписания договора, ряд исламс­ких СМИ в разных странах мира достаточно неожидан­но для Москвы и Пекина опубликовал статьи, смысл которых сводился к тому, что «ось» между Москвой и Пекином направлена не против Запада, а против му­сульман. Этот неофициальный смысл был всесто­ронне проанализирован Москвой. Такая реакция исламских СМИ объяснялась наличием проблемы Чеч­ни в России и Синьцзяна в Китае, а также поддержкой России и Китая акций США в Афганистане. Стало по­нятно, что Москва и Пекин должны будут уделить го­раздо большее внимание исламскому миру, показав ему, что они не собираются оказывать давление на мусуль­манские страны и «подыгрывать» США. В итоге собы­тия 11 сентября не только не поколебали, но даже ук­репили линию двух стран на развитие отношений с ис­ламским миром.