Упражнение 1. Загадка

 

О ком эта загадка?

 

Холодным и пасмурным январским днем новый лидер государства, один из самых молодых в истории страны, был приведен к присяге. На церемонии он стоял рядом со своим предшественником, военным, руководившим страной в годы мировой войны. Новый лидер был по воспитанию католиком и смог подняться до руководящей роли в значительной степени благодаря собственной харизме. Многие соотечественники восхищались им. Ему предстоит сыграть ключевую роль в новом военном кризисе, в центре которого окажется и его страна. Имя его станет легендой.

 

Почти любой американец, прочитавший этот абзац, решит, что речь о Джоне Кеннеди. Но это не так, хотя описание действительно неплохо подходит. На самом деле этот текст об Адольфе Гитлере, который стоит рядом с президентом Паулем фон Гинденбургом, руководившим Германией в годы Первой мировой войны.

Люди дают неверный ответ, так как фраза «Один из самых молодых в истории страны» прочно ассоциируется с Кеннеди. Так проявляется эффект яркости восприятия: образ Кеннеди оказывается в большинстве случаем ярче, чем образ Гитлера, поэтому и быстрее приходит на ум.

Как только в голове всплывает образ Кеннеди, мы инстинктивно начинаем фокусироваться именно на нем и выискиваем в тексте факты, подтверждающие именно эту гипотезу, – что в данном случае не сложно сделать.

 

Его предшественник – военный лидер. Это Эйзенхауэр.

Католик – точно.

Харизматичный – годится.

Вызывает восхищение – у большинства.

Ключевая роль в новом военном кризисе – это о Карибском кризисе.

Легенда – несомненно.

 

Чем больше аргументов в пользу Кеннеди, тем увереннее мы в своем ответе. (Так проявляется стремление найти всему объяснение.) Найденная версия кажется нам вполне приемлемой, поэтому других вариантов мы даже не рассматриваем.

Управляющая магазином, о которой я рассказывал выше, с ходу отмела возможность, что деньги украл кассир, именно потому, что сфокусировалась на мысли о том, что в пропаже денег кто-то виноват. Должен быть виновный. Сложившаяся же у нее установка, что кассир честен, не позволила ей даже обдумать возможность того, что все же это не так.

И загадка о Гитлере, и история с пропавшими деньгами демонстрируют, что ценная способность фокусироваться имеет и недостатки, особенно когда мы сталкиваемся с проблемой, требующей анализа. Склонность фокусироваться приводит к тому, что мы смотрим на проблему односторонне и фокусируемся на первом же варианте решения, который кажется разумным и позволяет объяснить ситуацию (то есть мы привязываемся к нему). Мы стремимся объяснить реальность, но делаем это через призму собственных предубеждений и установок.

Наша склонность фокусироваться серьезно недооценивается в экспериментах, где людям не удается скорректировать собственный ответ даже после того, как им предоставляют информацию, однозначно указывающую на то, что они ответили неверно.

Интересный пример проявления такой вот односторонности наших ментальных установок – история, случившаяся в классе профессора Джея Секулоу, преподающего на юридическом факультете Реджентского университета, и описанная в статье The Washington Post.

Профессор Секулоу обсуждал со студентами решение федерального апелляционного суда, запрещающего государственным школам допускать на свою территорию членов религиозных организаций для организации служб даже по окончании уроков.

Студенты легко смогли аргументировать позицию церкви, с которой они готовы были согласиться: школа – общественное здание, и нельзя ограничить доступ к нему лишь на том основании, что запрашивающая доступ сторона – религиозная организация.

Когда Секулоу предложил студентам аргументировать позицию школьного руководства, в классе воцарилась полная тишина. Он повторил вопрос – но никто так и не нашел аргументов.

Он был потрясен: его студенты оказались неспособны взглянуть на ситуацию глазами противоположной стороны.

Фокусируясь на одном из возможных решений, мы, как и студенты профессора Секулоу, можем терять способность различать возможные альтернативы. Вследствие этого мы приписываем гораздо б о льшую важность фактам, подкрепляющим нашу версию, и все прочие факты игнорируем, преуменьшаем значимость, считаем ненадежными. Другими словами, мы признаем высокую ценность любой информации, соответствующей сложившемуся у нас убеждению, и максимально критически оцениваем или даже не учитываем информацию, не вписывающуюся в нашу концепцию. Несложно увидеть, как склонность сознания к фокусировке на выбранной версии нарушает объективность анализа.

 

Мы ищем работу в ночную смену. Кто-то рассказывает нам о такой работе, причем с хорошей зарплатой, но работать придется в крайне неблагополучном районе. Нам очень нужны деньги, потому мы готовы пренебречь риском. А в противоположной ситуации мы ведем себя точно наоборот. Скажем, мы вовсе не хотим работать по ночам, но нас принуждают к этому и сообщают о вакансии в ночной смене, причем с хорошей зарплатой, но работать придется в крайне опасном районе. В этой ситуации мы используем информацию о неблагополучной криминогенной обстановке в качестве весомого аргумента против этой работы.

 

Мы склонны замечать в общей совокупности фактов лишь те, которые ожидаем увидеть, в соответствии со сложившимся мнением о ситуации, и часто не видим те, что не соответствуют нашим установкам, которых мы не ожидаем или не хотим увидеть. Подсознание аккуратно меняет набор воспринимаемых нами фактов, приводя их в соответствие с нашими ожиданиями.

Если я еще не убедил вас в том, что человек действительно склонен к такому поведению или что подобная склонность может препятствовать решению возникающих проблем, попробуйте проделать следующий эксперимент. Попросите приятеля вспомнить какую-то проблему, которую он воспринимает крайне эмоционально. Пусть он сформулирует собственную позицию и приведет аргументы в ее поддержку. Когда он закончит, попросите его привести аргументы в поддержку противоположной позиции, причем постарайтесь это сделать как можно мягче и спокойнее. Если ваш собеседник выступал в поддержку определенной точки зрения, пусть теперь найдет аргументы, опровергающие ее. Если он высказался против чего-то, попросите его привести доводы за. Очень вероятно, что он далеко не сразу найдет подходящие аргументы. (Я думаю, в этот момент его подсознание будет переживать шок.) А когда он заговорит, то наверняка скажет что-то вроде этого: «Аргументы против? Да я же тебе только что объяснил, что как раз двумя руками за!» А вы ответьте: «Это я понимаю. И будет так, как ты говоришь. Но попробуй привести аргументы против того, чтобы это произошло!» Большинству это плохо удается; некоторые не справляются с заданием вовсе и страшно раздражаются, услышав такую просьбу. Люди настолько сильно фокусируются на собственной точке зрения, что теряют способность формулировать доводы в поддержку противоположного мнения (или мнений).

Замечательный пример такой вот фокусировки – заявление, сделанное в 1912 году Мэри Филд, ведшей репортаж о знаменитом судебном процессе «народ против Кларенса Дэрроу»[11]. Когда ее спросили, почему она не освещает позиции обеих сторон, она ответила: «Тут нет никаких обеих сторон. Есть только одна сторона, правая, и это профсоюз».

 

Отстаивание позиции

 

Лучший пример сфокусированности – обожаемая многими логика отстаивания выбранной позиции: человек формулирует мнение, собирает и выстраивает в определенном порядке факты и защищает это мнение перед оппонентами. Все современное общество состоит из таких вот защитников. И любой необразованный и невежественный человек, и самый грамотный и знающий эксперт в большинстве случаев уделяют основное внимание именно отстаиванию собственного мнения. Этим подходом часто пользуются ученые, мы наблюдаем его в телевизионных ток-шоу и газетных статьях, в полемике между исследователями. В этом формате большинство из нас – жены и мужья, дети и родители, друзья и родственники, начальники и подчиненные, профсоюзы и руководство – пытаются решать проблемы и формулировать решения… именно с помощью отстаивания собственной позиции.

Я считаю, что основная ответственность за это лежит на образовательных учреждениях. Начиная с детского сада и первых лет школы в групповых обсуждениях на семинарах, в сочинениях по прочитанным книгам, в контрольных и экзаменационных работах нас поощряют за применение именно этого подхода. Школьников и студентов учат не объективному анализу ситуации, а субъективной аргументации. Выберите точку зрения и защищайте ее; займите позицию в споре и отстаивайте ее; сделайте заявление и обоснуйте. То есть найдите способ отстоять собственную позицию! (В этом абзаце я, кстати, именно это и делаю.) Разумеется, этот подход изобретен не учителями – они просто используют формат, наиболее комфортный для человеческого разума. Да, наш разум работает именно по этому принципу. Но выигрываем ли мы от того, что пытаемся решать проблемы таким способом?

Разумеется, такой подход – сформулировать точку зрения и отстоять ее – приносит результат. На нем построена вся наша юридическая система, где обвинитель обвиняет, защитник защищает и ни один из них не рассматривает обе точки зрения. И в основе политической системы лежит этот же принцип: современная демократия гарантирует каждому гражданину право на защиту собственных интересов. Да, этот принцип работает – но только когда решение принимает не тот, кто его предлагает и защищает, к примеру судья, избиратели, совет директоров, начальник.

А если человек, отстаивающий выбранную позицию, потом и принимает окончательное решение, этот подход может оказаться как раз препятствием для выработки обоснованного, эффективного и выгодного решения, потому что прочно привязан к личным установкам, предубеждениям, взглядам. Фокусируясь на одной выбранной позиции и отстаивая ее, мы теряем объективность. А отказавшись от объективности, ограничиваем собственный взгляд на проблему, сами себе не даем взглянуть на ситуацию со всех возможных сторон.