Спасскій Мостъ и Спасскій Крестецъ

 

Изъ Кремля мы выйдемъ, какъ и вошли, въ главныя его ворота, въ Спасскія, у которыхъ наше вниманіе долженъ остановить знаменитый во всей древней Москвѣ Спасскій Мостъ. Такъ какъ Кремль былъ отдѣленъ отъ Китай-города не только каменными стѣнами, но и глубокимъ и широкимъ рвомъ, устроеннымъ еще въ первой половинѣ XVI ст., то къ воротамъ черезъ ровъ построенъ былъ большой каменный мостъ на аркахъ, въ родѣ остающагося и до нашего времени обширнаго моста черезъ Неглинную отъ Троицкихъ воротъ. Такой же мостъ существовалъ и у Никольскихъ воротъ Кремля и у Воскресенскихъ воротъ изъ Китай-города въ Бѣлый городъ чрезъ Неглинную.

Спасскій Мостъ простирался въ длину на 21 саж., въ ширину 5 саж. и отличался отъ Никольскаго тѣмъ, что, въ силу большого торговаго движенія вблизи него, онъ былъ застроенъ по сторонамъ небольшими торговыми лавками, въ которыхъ главнымъ товаромъ была грамотность. т.-е. рукописныя, а потомъ печатныя книги и тетради, а также и лубочныя картины и фряжскіе листы (иноземные гравированные эстампы) и т. п. Въ этомъ отношеніи Спасскій Мостъ представлялъ въ древней Москвѣ средоточіе всенародныхъ потребностей именно въ той грамотности, если не просвѣщеніи, какая въ то время господствовала во всемъ со-ставѣ народнаго знанія или образованія. Въ началѣ, когда потребности этого образованія удовлетворялись исключительно только отъ Божественнаго писанія, на мосту у Спасскихъ воротъ шла бойкая торговля рукописными книжками и тетрадями и листами, составляемыми отъ книгъ Писанія, но подъ видомъ таковыхъ книгъ и съ своими домыслами и мудрованіями. Это была особаго рода литература, заключавшая въ себѣ различныя статьи и статейки и цѣлыя книжки о житіяхъ святыхъ, о ихъ чудесахъ, сказанія о чудотворныхъ иконахъ, также различныя молитвы, сонъ Богородицы, святцы и т. п.

Главными производителями этой литературы, по всему видимо, были низшій разрядъ церковниковъ, отставленные священники, дьяконы, понамари, монахи, даже вообще грамотные люди изъ простонародья, которые во множествѣ толпились на площади у Спасскаго Моста, какъ особый отрядъ общей великой толпы, заполнявшей всю Красную площадь походячею торговлею.

Почему здѣсь съ утра до вечера собирались по преимуществу люди церковничьяго чина, на это отвѣчаетъ слѣдующее обстоятельство.

У Фроловскаго-Спасскаго мосту на площади существовалъ знаменитый въ исторіи Московскаго духовенства Спасскій, или собственно Поповскій, Крестецъ, какъ въ старину назывались всѣ городскіе перекрестки. Даже и цѣлыя улицы, на которыхъ сходились изъ одной въ другую многіе переулки, также назывались Крестцами каковы были Никольская, Ильинка, Варварка, прорѣзанныя цѣлою сѣтью перекрестныхъ переулковъ, составлявшихъ въ этихъ улицахъ сплошные крестцы.

Въ XVII ст. на Спасскомъ Крестцѣ собирались безмѣстные попы (наймиты), нанимавшіеся отправлять церковныя службы въ домовыхъ и приходскихъ церквахъ. Отъ этого Крестца они такъ и прозывались крестцовскими попами и по случаямъ требованія торговали божественною литургiею, какъ выразился про нихъ первый изъ патріарховъ Іовъ.

Но объ этомъ самомъ Крестцѣ упоминаетъ уже извѣстный Стоглавъ или Стоглавный соборъ 1551 г., содержащій въ себѣ сто отдѣловъ или главъ.

Въ 69 главѣ своихъ установленій онъ свидѣтельствуетъ, «что въ царствующемъ градѣ Москвѣ въ митрополичѣ дворѣ исконивѣчная тіунская пошлина ведется глаголема Крестецъ, не вѣмъ како уставися кромѣ священныхъ правилъ. Изо всѣхъ городовъ Русской митрополіи архимандриты, игумены, протопопы, священноиноки, священники и дьяконы, пріѣдетъ (кто) по своей волѣ, за своими дѣлами, иные за поруками и приставами (по суду) въ бояхъ и грабежахъ и въ прочихъ различныхъ дѣлахъ, — да живучи на Москвѣ сходятся на Крестцѣ, на торгу, на Ильинской улицѣ (т.-е. на площади между рядами у Спасскихъ во-ротъ) — да наймутся у Московскихъ священниковъ по многимъ святымъ церквамъ обѣдни служить: да о томъ митрополичу тiуну являются и знамя (письменный документъ) у него емлютъ одни на мѣсяцъ, иные на два, другіе же множае и пошлину ему отъ того даютъ на мѣсяцъ по 10 денегъ, иные по два алтына. А которые не доложа тіуна начнутъ служити и онъ на нихъ емлетъ промыты (пеня, штрафъ) по два рубля, а о томъ не обыскиваетъ, есть ли у нихъ ставленыя и отпускныя грамоты и благословенныя». Соборъ установилъ безъ явки такихъ грамотъ не давать разрѣшенія служить обѣдни по найму, а тѣмъ, кто пріѣдетъ въ Москву тягаться по суду, или попавшимъ подъ судъ, если и грамоты представятъ, совсѣмъ не давать разрѣшенія.

Такимъ образомъ. прозваніемъ Крестецъ именуется уже «исконивѣчная Тіунская пошлина», взимаемая съ поповъ за право совершать по вольному найму литургію. Конечно, эта пошлина съ своимъ прозваніемъ явилась по случаю происходившаго на упомянутомъ мѣстѣ не малаго сборища поповъ, такъ что Крестецъ въ существенномъ смыслѣ обозначалъ именно это сборище.

Почему попы собирались именно только на Спасскомъ Крестцѣ, у Спасскаго Моста, на это даетъ отвѣтъ то обстоятельство, что вблизи моста у Покрова на Рву, т.-е. у храма Василія Блаженнаго, съ древняго времени находилась поповская Тіунская сначала митрополичья, а потомъ патріаршая Изба, гдѣ сидѣлъ патріаршія

Тіунъ, завѣдывавшій порядками поповскаго управленія и собиравшій упомянутыя, какъ и другія различныя и крестцовскія пошлины съ церковниковъ въ доходъ патріаршаго дома, напримѣръ, за то даже, чтобы на Крестцѣ съ молитвою стоять на Ѳедоровой недѣлѣ (Мясопустъ, Масляница, недѣля о Страшномъ Судѣ).

Заботы и установленія Стоглавнаго собора о церковномъ и поповскомъ благочиніи рѣдко достигали назначаемыхъ цѣлей и потому, несмотря на строгія и даже строжайшія повелѣнія объ исполненіи предписанныхъ правилъ, желаемое благочиніе не водворялось.

Въ 1604 г. окт. 1 патріарховъ тіунъ, сынъ боярскій Иванъ Чортовъ словесно объяснилъ патріарху тогдашнее состояніе этого дѣла. Особенно онъ жаловался на безмѣстныхъ поповъ, которые по церквамъ наймуются служити обѣдни, а затѣмъ и на мѣстныхъ неисправныхъ поповъ. Онъ сказалъ патріарху, что по государеву указу и по соборному уложенію велѣно въ Поповской (Тіунской) Избѣ сидѣти старостамъ поповскимъ для церковнаго всякаго благочинія и поповъ и дьяконовъ отъ всякаго безчинія унимати. «И старосты и десятскіе поповскіе въ избу не приходятъ и поповъ и дьяконовъ отъ безчинства не унимаютъ. А безмѣстные попы и дьяконы въ Поповскую избу не ходятъ и передъ божественною литургіею правила не правятъ, а садятся у Фроловскаго моста и безчинства чинятъ великія, межъ себя бранятся и укоризны чинятъ скаредныя и смѣхотворныя, а иные межъ себя играютъ и борются и въ кулачки бьются; а которые наймуются обѣдни служити и они съ своею братьею, съ которыми бранилися, не простясь, божественную литургію служатъ» (Акты Эксп., II, № 223).

Выслушавъ тіуново челобитье, патріархъ утвердилъ слѣдующія постановленія и велѣлъ «въ Поповской избѣ для церковнаго благочинія и всякихъ ради потребъ церковныхъ учинить восемь старостъ поповскихъ, а у нихъ быть по сороку поповъ, да десятскихъ по 4 человѣка-дьяконовъ, чтобъ они и съ десятскими по вся дни съ утра приходили въ Поповскую избу и поповъ и дьяконовъ поучалибъ благочинію и порядку церковному… А которые будетъ на Москвѣ безмѣстные попы и дьяконы, и тѣмъ, приходя, стояти у Покрова Св. Богородицы, въ Поповской избѣ и правила къ литургіи правити, и стоялибъ у правила со страхомъ Божіимъ и смѣхословія никакого и безчинства у нихъ бы не было; а служити имъ наймоватися съ патріаршаго указу… А найму имати имъ отъ повсядневныя службы по алтыну, а въ праздники по два алтына отъ службы. А больши того попомъ отъ службы найму не имати и божественноюбъ литоргѣею не торговали. и того старостамъ надъ попами беречи накрѣпко… Да и того старостамъ и десятскимъ беречи накрѣпко, чтобъ безмѣстные попы и дьяконы, не явяся патріархову тіуну, служити обѣденъ не наймовалися; а явки имъ давати тіуну отъ обѣдни по денгѣ, а больши того давать не велѣть, чтобъ отъ тіуна попамъ продажи не было… А которой попъ или дьяконъ учнетъ гдѣ служити, наймуяся, тіуну не явяся, и тіуну на тѣхъ попахъ имати промыту по двѣгривны да хоженаго по 10 денегъ, а больши того не имати».

Съ этого времени, какъ упомянуто, и установилось распредѣленіе Московскихъ приходскихъ храмовъ на сороки, которыхъ въ 1604 г. было основано всего восемь, а нынѣ существуетъ шесть. Во время Стоглавнаго собора назначено было семь старостъ, по всему вѣроятію, также по поповскимъ сорокамъ. Такимъ образомъ счетъ сороковъ не относился къ числу церквей, а относился къ числу поповъ, которое вмѣстѣ съ тѣмъ обозначало и количество храмовъ. Восемь сороковъ поповъ обозначало 320 церквей.

Съ теченіемъ времени нравы и поведеніе крестцовскихъ поповъ нисколько не измѣнялись. Попрежнему они толпились на Спасскомъ Крестцѣ у Спасскихъ воротъ, потому что, какъ мы замѣтили, вблизи находился управлявшій ими департаментъ, Тіунская изба, откуда они получали разрѣшеніе для церковной службы. Попрежнему они своимъ неблагоповеденіемъ обращали на себя по временамъ большое вниманіе со стороны духовной власти.

Въ 1722 г. дек. 21 Св. Синодъ, усмотря изъ дѣлъ о ихъ безчинствахъ, опредѣлилъ крестцовскимъ попамъ и дьяконамъ нигдѣ, по прежнему обыкновенію, у служенія не быть.

Но это легко было приказать и записать въ протоколъ, но очень было трудно привести приказаніе въ псполненіе, по той причинѣ, что въ благочестивой Москвѣ при множествѣ церквей приходскихъ и домовыхъ, а также и домашнихъ моленныхъ у крестовъ, какъ такія моленныя прозывались, существовала великая потребность въ церковникахъ, посвященныхъ для церковной службы. Удовлетвореніе этой потребности и поддерживало торговлю божественною литургіею, а съ нею и толпу безмѣстныхъ поповъ по большей частикруглыхъ бѣдняковъ. Синодъ добился только одного, что очистилъ эту толпу отъ пришельцевъ изъ другихъ епархій и составилъ списки крестцовскимъ попамъ, которымъ разрѣшалось отправлять службы. Московская Дикастерія въ 1731 г. собрала даже къ себѣ такихъ поповъ и повелѣла имъ выбрать межъ себя старосту и десятскихъ, которые бы смотрѣли, чтобы не было между ними лиць отъ иныхъ епархій и чтобъ крестцовскіе попы не пьянствовали и безъ записки въ Дикастеріи у церквей и въ домахъ у крестовъ не священнодѣйствовали, то-есть возстановила тотъ порядокъ, какой наблюдался и отъ прежней Тіунской избы.

Никакія распоряженія и никакія строгости не помогали и бродящіе попы по-старому отправляли службы и безъ дозволенія начальства, въ чемъ, конечно, наполовину были виноваты и благочестивые обыватели.

Въ 1724 г, генваря 21 послѣдовалъ указъ Петра: «Кто своевольно волочащихся или за преступленіе изгнанныхъ поповъ будетъ принимать или такихъ себѣ въ духовники принимать и съ такихъ брать штрафъ за всякой мѣсяцъ по 5 руб., а за исповѣдь 10 руб.».

Въ 1737 г. Дикастерія обратилась даже и въ Полицмейстерскую Канцелярію, чтобы. разосланы были къ обывателямъ ордеры о праздноживущихъ въ домахъ у крестовъ попахъ, не имѣющихъ права въ Москвѣ отправлять церковныя службы. Къ тому же и самый Св. Синодъ предписалъ собрать крестцовскихъ поповъ въ Дикастерію и отобрать отъ нихъ допросы, какъ и что, откуда они и пр. Дикастерія тогда же дала своимъ солдатамъ инструкцію, чтобъ они вездѣ крестцовскихъ поповъ брали и безъ всякаго послабленія и поноровки приводили къ допросамъ въ Дикастерію. «При чемъ было положено крестцовскихъ поповъ обязывать письменно, дабы они безъ дозволенія Дикастеріи никакихъ службъ отнюдь не исправляли и на публичныхъ мѣстахъ на крестцахъ не стояли подъ страхомъ лишенія священства и по наказаніи въ свѣтскомъ судѣ, вѣчной ссылки, куда указомъ повелѣно будетъ». Угрозы не помогали, замѣчаетъ авторъ Исторіи Моск. Епархіальнаго Управлені я. г. Розановъ, I, 123–124.

Въ 1742 г. по случаю предстоявшей коронаціи Импер. Елизаветы Петровны прибылъ въ Москву Синодальный оберъ-прокуроръ кн. Шаховской. Между прочимъ онъ «увидалъ стоящихъ поповъ и дьяконовъ по утрамъ до литургіи за Спасскими воротами, также у Спасскихъ воротъ и въ Кремлѣ у Николы Гостунскаго, которые собираютъ паметцы (поминанья) и чинятъ необычайный крикъ и отъ того ихъ неблагочинія чину священному имѣется не малое зазрѣніе». Оберъ-прокуроръ приказалъ ихъ ловить и приводить въ Дикастерію, «а за такое ихъ непреличествующее священному чину напрасное и праздное стояніе чинить имъ наказаніе плетьми и ссылать въ монастыри подъ начальство, на коликое время разсуждено будетъ». «Дикастерія для ловленія и привода означенныхъ поповъ отрядила своего вахмистра съ солдатами, а Московскихъ соборовъ ружныхъ и предѣльныхъ священниковъ обязала подписками, чтобъ они по утрамъ до литургіи никогда за Спасскими и у Спасскихъ воротъ и у Николы Гостунскаго не стояли и паметцовъ не собирали…»

Это распоряженіе указываетъ, что, кромѣ пришлыхъ бродящихъ поповъ, у Спасскихъ воротъ собирались и мѣстные Московскіе попы ружныхъ и предѣльныхъ церквей, приходившіе на Спасское стояніе, конечно, по бѣдности и ничтожеству своихъ прямыхъ доходовъ.

Такъ продолжалась поповская старина на Спасскомъ Крестцѣ до 1770 года, когда утвердились благія, но строгія распоряженія митрополита Амвросія.

8 февр. 1768 г. преосвященный объявилъ Моск. духовенству, что «по вступленіи его на Моск. епархію, между прочимъ усмотрѣно, что въ Москвѣ праздныхъ священниковъ и прочаго церковнаго причта людей премногое число шатается, которые къ крайнему соблазну, стоя на Спасскомъ Крестцѣ для найму къ служенію по церквамъ, великія дѣлаютъ безобразія, производятъ между собою торгъ и при убавкѣ другъ передъ другомъ цѣны, вмѣсто подлежащаго священнику благоговѣнія, произносять съ великою враждою сквернословную брань, иногда же дѣлаютъ и драку. А послѣ служенія, не имѣя собственнаго дому и пристанища, остальное время или по казеннымъ питейнымъ домамъ и харчевнямъ провождаютъ, или же, напившись до пьяна, по улицамъ безобразно скитаются» (Розановъ, II, кн. 2, 72).

Итакъ, чуть не цѣлыя двѣсти лѣтъ Спасскій Крестецъ нисколько не измѣнялъ своихъ нравовъ.

Выразивъ такое сужденіе о поповской крестцовской старинѣ, преосвященный того же 8 февраля 1768 г. далъ указъ, «чтобы у Спасскихъ воротъ, на такъ называемомъ урочищѣ Крестецъ, никто изъ священнослужителей для найму ни подъ какимъ видомъ собираться и стоять не дерзали».

Наблюденіе за прекращеніемъ этого сборища архипастырь поручилъ соборянамъ Покровскаго (Василій Блаж.) на рву и Казанскаго на площади съ тѣмъ, что ежели они изобличены будутъ въ слабомъ смотрѣніи, то лишены будутъ права на отправленія молебновъ, Покровскіе соборяне предъ иконою Спасителя на Спасскихъ воротахъ, а Казанскіе соборяне предъ иконою св. Николая на Никольской башнѣ.

Соборяне и въ виду лишенія знатныхъ доходовъ оказались въ этомъ дѣлѣ несостоятельными, а потому и дѣйствительно были лишены права пѣть упомянутые молебны.

20 апр. 1771 г. на Спасскій Крестецъ былъ посланъ Чудовской экономъ, игуменъ Амвросій. Онъ нашелъ тамъ старую толпу поповъ-бродягъ и въ одинъ разъ захватилъ 39 человѣкъ.

По произведенному еще въ 1769 г. разбору безмѣстныхъ священнослужителей въ Московской спархіи оказалось священниковъ 257, дьяконовъ 11.

На строгое предписаніе преосвященнаго принять рѣшительныя мѣры къ прекращенію въ Москвѣ поповскаго бродяжничества Консисторія заявила архипастырю, что «если оставить безмѣстныхъ поповъ жительствовать въ Москвѣ, то отъ сходбищъ на Крестцѣ никакими запрещеніями ихъ удержать не можно, тѣмъ болѣе, что они отъ пріисканія себѣ мѣстъ нарочно удаляются, дабы, шатаясь по Москвѣ, быть безъ всякаго за ними присмотра въ сущемъ самодовольствѣ, получая пропитаніе посредствомъ онаго самоблазнительнѣйшаго на Крестцѣ къ служенію найма».

20 мая 1770 г. Консисторія рѣшила и митрополитъ утвердилъ это рѣшеніе-раздѣлить всѣхъ безмѣстныхъ священнослужителей на три разряда, изъ которыхъ къ первымъ двумъ отнести поповъ, заслуживающихъ снисхожденія по уважительнымъ причинамъ и опредѣленія къ городскимъ и уѣзднымъ мѣстамъ.

Къ третьему разряду отнесены священники, запрещенные къ священнослуженію. Ихъ всѣхъ велѣно выслать изъ Москвы немедленно и распредѣлить по уѣздамъ на дьяческія и понамарскія мѣста. При чемъ сообщено полиціи, чтобы бродящіе изъ священства и церковнаго причта въ Москвѣ безъ письменнаго вида были забираемы и присылаемы въ Консисторію.

«Что жъ послѣ такихъ распоряженій безмѣстные попы сдѣлали?» замѣчаетъ иронически почтенный историкъ Моск. епархіи г. Розановъ.

«Они сдѣлали ящики и пошли по рядамъ и большимъ улицамъ собирать милостыню, объявляя себя колодниками, содержащимися въ Консисторіи, и сказывая при томъ, что ихъ великое множество, для того, конечно, чтобы милостивцы больше подавали. И по этому поводу полиція была предупреждена, чтобы такихъ бродягъ и прошакъ ловить безъ всякаго послабленія и присылать въ Консисторію». Это происходило въ іюнѣ 1771 г., когда уже распространялась въ Москвѣ моровая язва, подавшая случай къ народному бунту, жертвою котораго и былъ достопамятный архипастырь. 16 сентября онъ былъ убитъ въ Донскомъ монастырѣ самымъ тиранскимъ и безчеловѣчнымъ образомъ.

Такъ какъ народное возмущеніе началось и сильно распространялось по поводу молебновъ у Варварскихъ воротъ предъ иконою Боголюбской Божіей Матери, а главное, по поводу собираемыхъ за молебны денегъ, то по связи всѣхъ обстоятельствъ невозможно избѣжать предположенія, что въ распространеніи возмущенія и ненависти противъ архипастыря участвовалъ и разоренный имъ Спасскій Крестецъ.

Въ заключеніе должно упомянуть, что Спасскій Крестецъ въ Москвѣ былъ единственнымъ мѣстомъ для поповскаго сборища и, вопреки указанію г. Снегирева, нигдѣ въ другихъ мѣстахъ, ни на Ильинкѣ, ни на Никольской, ни на Варваркѣ такихъ сборищъ не происходило, хотя эти улицы, какъ мы упоминали, назывались также Крестцами, отъ многочисленныхъ перекрестныхъ переулковъ.

Поповскія сборища у Спасскихъ воротъ, послѣ отчаянной съ ними борьбы духовнаго начальства, прекратились, но послѣ нихъ остался немаловажный ихъ слѣдъ на Спасскомъ мосту, на которомъ еще въ ХVІІ ст., а вѣроятно и раньше уже процвѣтала торговля не только божественною литургіею, но и литературными произведеніями, сначала рукописными, а потомъ и печатными, сначала по предметамъ только церковныхъ и благочестивыхъ потребностей, а потомъ и по предметамъ потребностей мірскаго, свѣтскаго быта.

Спасскій Крестецъ отъ древняго времени въ лицѣ собиравшихся здѣсь поповъ и дьяконовъ, а также и причетниковъ, представлялъ въ своемъ родѣ особое средоточіе народной грамотности, очень цѣнимой при господствѣ всеобщей безграмотности.

Собиравшіеся здѣсь во множествѣ попы, т.-е. вообще книжные люди, хотя бы и малая ихъ доля, сами нуждались въ книгахъ церковно-служебнаго содержанія въ родѣ часослова или минеи, или требника и т. п., и потому для удовлетворенія ихъ нуждъ сюда же являлись писцы съ своими рукописями и выгодно для своей работы продавали ихъ. Съ своей стороны и попы приносили сюда же тетради и книги собственнаго письма для такой же продажи.

Предположительно такъ, мало-по-малу, установлялся здѣсь особый книжный торгъ. Какого содержанія продавались здѣсь произведенія церковной письменности, объ этомъ свидѣтельствуетъ Соборное Постановленіе 1681 г. (А. И., V, № 75), въ которомъ по 14-му предложенію написано слѣдующее: «На Москвѣ всякихъ чиновъ люди пишутъ въ тетрадѣхъ и на листахъ и въ столбцахъ выписки, имянуя изъ книхъ Божественнаго Писанія и продаютъ у Спасскихъ воротъ и въ иныхъ мѣстѣхъ, и въ тѣхъ писмахъ, на преданныя Святѣй Церкви книги, является многая ложь; а простолюдины, не вѣдая истиннаго писанія, пріемлютъ себѣ за истинну и въ томъ согрѣшаютъ, паче же выростаетъ изъ того на Святую Церковь противленіе…»

Для истребленія такихъ писаній, въ этомъ случаѣ главнымъ образомъ раскольничьихъ, назначались два пристава, одинъ отъ Государя изъ свѣтскихъ, другой отъ патріарха изъ духовныхъ. которые должны были постерегать и забирать тѣхъ, у кого найдутъ лживыя писанія, приводя ихъ въ Патріаршій приказъ, гдѣ ожидало ихъ смиреніе, смотря по винѣ, и пеня по разсмотрѣнію. Для вспоможенія приставамъ при захватѣ виновныхъ повелѣно было давать съ караула стрѣльцовъ, когда понадобится. Таковы были пріемы древней Московской цензуры.

Само собою разумѣется, что виновные ослушники съ своей стороны тоже постерегались, и торговля такимъ книжнымътоваромъ не прекращалась.

Здѣсь распространялась своего рода особая литература, состоявшая по преимуществу изъ тетрадей, книжекъ и листовъ, рѣдко изъ цѣлыхъ книгь, заключавшихъ въ себѣ и выписки отъ Божественныхъ писаній, подобранныя для надобныхъ цѣлей, и житія святыхъ, и сказанія о являвшихся чудесахъ, повѣсти изъ Великаго Зерцала и изъ Римскихъ Дѣй, а въ то же время и свѣтскія писанія, даже очень нелѣпыя смѣхотворныя и кощунственныя статьи, конечно попадавшіяся не часто.

Къ произведеніямъ такого рода, въ которыхъ очень явно отражается сочинительство именно досужихъ и неистовыхъ церковниковъ, между прочимъ относится «хожденіе попа-Савы большой Славы», гдѣ обрисовывается попъ даже извѣстнаго прихода. «Аще живетъ онъ и за рѣкою, а въ церкву ни ногою; люди встающе, молятся, а онъ по Приказамъ волочится; ищетъ съ кѣмъ бы ему потягатца и впредь бы съ нимъ не видатца. Да онъ же по площади рыщетъ, ставленниковъ ищетъ и много съ ними говоритъ, за рѣку къ себѣ манитъ; у меня де за рѣкою стойте, а въ церкви хотя и не пойте; я де суть попъ Сава, да не малая про меня и слава; азъ вашу братью въ попы ставлю, что и рубашки на васъ не оставлю; по тѣхъ мѣстъ онъ ставленниковъ держитъ, какъ они деньги всѣ издержутъ; а иныхъ домой отпускаетъ и рукописаніе на нихъ взимаетъ, чтобъ имъ опять къ Москвѣ приползти, а попу Савѣ винца привезти; а хотя ему кто и меду привезетъ, то съ радостію возметъ…» Видимо, что это былъ промышленникъ по части ставленія въ попы, ходатай по разнымъ Приказамъ, по этому поводу обиравшій бѣдняковъ безъ пощады, которые и прославили его смѣхотворными укорительными и ругательными риѳмами съ прибавленіемъ «смѣшнаго икоса»: радуйся шальной Сава, дурной попъ Сава и т. д. Хожденіе Савы окончилось тѣмъ, что онъ попалъ въ патріаршу хлѣбню на цѣпь. Такъ въ то время смиряли провинившихся грѣшниковъ.

Другое сочиненіе въ этомъ родѣ, еще болѣе циничное и неистовое, это «служба кабаку», кощунственно сложенная въ подражаніе церковной службѣ большимъ знатокомъ ея порядковъ и разныхътекстовъ съ заглавіемъ: «Мѣсяца Китовраса въ нелѣпный день иже въ неподобныхъ кабака шальнаго, нарѣченнаго въ иноческомъ чину Курехи и иже съ нимъ страдавшихъ» и т. д.

Здѣсь встрѣчаются фразы «На малой вечернѣ поблаговѣстимъ въ малыя чарки, тажъ позвонимъ въ полведришна ковшика… Спаси борже наготою съ пропою люди своя…» и тому подобное, по большей части малограмотное, особенно любопытное тѣмъ, что въ рукописи сдѣлана запись по листамъ о ея принадлежности: «Сій кабакъ Никиты Петрова сына Новосельцова, а подписалъ по его велѣнію Прилуцкаго монастыря дияконъ Юрья Поповъ назвищемъ Удачныхъ. Лѣта 7174 (1666) году марта въ 4 день».

Въ сохранившихся многочисленныхъ рукописныхъ сборникахъ всегда можно находить вплетенныя особыя тетради разнаго времени и разнаго содержанія, которыя и составляли нѣкогда литературный товаръ этого рода, и благочестивый и неистово смѣхотворный.

Рукописные тетради и листы нерѣдко украшались раскрашенными рисунками, что составляло особый отдѣлъ этой литературы. Въ концѣ ХVІІ ст. Москвичи догадались, что такіе рисунки возможно печатать деревянными досками по образцу Фряжскихъ и Нѣмецкихъ гравированныхъ листовъ. Умноженіе такимъ способомъ печатныхъ листовъ вскорѣ обратило на нихъ вниманіе Ду-ховной власти, увидавшей, что на этихъ листахъ дѣлаются священныя изображенія не по подобію и очень безграмотно. Въ одной изъ грамотъ патріарха Іоакима (1674–1690) это производство описывается слѣдующимъ образомъ:

«Вѣдомо великому господину святѣйшему Іоакиму Патріарху учинилося, что многіе торговые люди, рѣзавъ на доскахъ, печатаютъ на бумагѣ листы иконъ святыхъ изображенія, иніе же велми неискусніе и неумѣющіе иконнаго мастерства дѣлаютъ рѣзи странно и печатаютъ на листахъ бумажныхъ развращенно образъ Спасителя нашего Іисуса Христа, и Пресвятыя Богородицы и небесныхъ силъ, святыхъ угодниковъ Божіихъ, которые ни малаго подобія первообразныхъ лицъ являютъ, токмо укоръ и безчестіе наносятъ церкви Божіей, и иконному почитанію, и изображеннымъ лицамъ святымъ, тѣмъ неискусствомъ своимъ; и тѣ печатные листы образовъ святыхъ покупаютъ люди и украшаютъ тѣми храмины, избы, клѣти и сѣни, пренебрежно, не для почитанія образовъ святыхъ, но для пригожества, и дерутъ тыя и мещутъ въ попраніе безчестно и безъ страха Божія; еще же торговые люди покупаютъ листы на бумагѣжъ нѣмецкіе печатные, и продають, которые листы печатаютъ нѣмцы еретики Лютеры и Кальвины, по своему ихъ проклятому мнѣнію, неистово и неправо; на подобіе лицъ своея страны и во одеждахъ своестранныхъ нѣмецкихъ, а не съ древнихъ подлинниковъ, ко-торые обрѣтаются у православныхъ; а они еретики святыхъ иконъ не почитаютъ, и ругаяся развращенно печатаютъ въ посмѣхъ христіанамъ и таковыми листами иконы святыя на доскахъ пренебрежны чинятся и ради бумажныхъ листовъ иконное почитаніе презирается, а церковію святою и отеческимъ преданіемъ иконное поклоненіе и почитаніе издревле заповѣдано, и утверждено, и писати на доскахъ, а не на листахъ велѣно. И того ради велѣти бы о томъ кликати биричу, чтобъ на бумажныхъ листахъ иконъ святыхъ не печатали и нѣмецкихъ еретическихъ не покупали, и въ рядахъ по крестцамъ не продавали; а если сему кто учинится преслушенъ, и начнетъ, ради корысти своей, такими листами впредь торговать и развращенно неправо печатать, тому быти отъ Великихъ Государей въ жестокомъ наказаніи, и тѣ продажные листы вземше безцѣнно истребятся, а сверхъ того на томъ доправятъ большую пеню».

Повидимому, зта грамота представляла только проектъ о запрещеніи печатанія упомянутыхъ листовъ, какъ можно судить по отсутствію дальнѣйшихъ распоряженій по этому предмету. Дѣло оставалось безъ движенiя до Петровскихъ временъ, когда 20 марта 1721 г. явилось подобное же постановленіе Синода.

Св. Правит. Синодъ приказали: «Продаемые въ Москвѣ на Спасскомъ Мосту и въ другихъ мѣстехъ листы разныхъ изобра-женій (лубочные) и службы и каноны и молитвы, которые снабжены и сочиняются разныхъ чиновъ людьмя самовольно писменные и печатаются кромѣ типографіи неопредѣленными къ тому указомъ но своевольно дерзающими безъ свидѣтельства и позволенія, въ чемъ отъ противныхъ церкви Святѣй есть и не безъ порицанія, описавъ всѣ обрать въ Приказъ Церковныхъ Дѣлъ и, запечатавъ, держать до указу-и тѣхъ людей, которые продаютъ, взявъ и отъ кого оные къ продажѣ получаютъ и кѣмъ сочинены и писаны и печатаны, сыскавъ, о такой ихъ дерзости и по какому указу то они чинятъ, допросить.. и изслѣдовать о томъ достовѣрно.. съ доставленiемъ въ Синодъ по одному экземпляру вышеобъявленныхъ листовъ, каноновъ и прочаго». Людямъ сказанъ былъ Государевъ указъ «дабы впредь въ такіе непозволенные имъ дѣйства самовольствомъ весьма не вступали подъ страхомъ жестокаго отвѣта и безпощаднаго штрафованія». Несмотря на строгіе запреты, листы печатались даже и во второй половинѣ XVIII ст. попрежнему безъ всякой цензуры самовольно, по собственному замыслу и, конечно, въ инымъ случаяхъ не только въ грубомъ, но и въ нелѣпомъ видѣ, какъ могли воспроизводить простонародныя невѣжественныя понятія о святынѣ и святости. На большой картинѣ Страшнаго Суда Богородица, напр., изображена въ обычномъ костюмѣ Русской Цариды.

Въ 1760 г. своеволіе этой печати дошло до того, что на Спасскомъ мосту появились въ продажѣ листы съ изображеніемъ новоявленнаго въ это время Чудотворца Митрополита Ростовскаго Димитрія съ его чудесами, которые Св. Прав. Синодомъ не были еще апробованы. Между тѣмъ указами еще въ 1744 г. и потомъ въ 1745 г. было уже запрещено печатать листы съ неискусно сдѣланными изображеніями Святыхъ и печатать не иначе, какъ по разсмотрѣнію епархіальнымъ архіереемъ самыхъ гравированныхъ досокъ.

Всѣ эти указы и запрещенія касались однако только священныхъ изображеній, о которыхъ заботилось главнымъ образомъ только духовное вѣдомство. Листы свѣтскаго содержанія предоставлены были полнѣйшему произволу ихъ сочинителей и свободно распространяли въ народѣ свои остроумные шутовскіе, а иногда и очень циническіе рисунки и тексты. Это была въ полномъ смыслѣ литература простонародная [127].

То же самое должно сказать и относительно священныхъ изображеній и писаній, которыя потому и являлись неискусными, грубыми, неистовыми, что производилъ ихъ и въ рисункахъ и въ писаніяхъ главнымъ образомъ простой народъ, стремившійся съ выгодою для себя удовлетворять потребностямъ невѣжественнаго крестьянства, находившаго въ этихъ произведеніяхъ болѣе или менѣе яркіе живые отвѣты на запросы его духовныхъ требованій.

Само собою разумѣется, что въ числѣ листовъ священнаго и свѣтскаго содержанія появились и печатные портреты Императорскихъ лицъ, обработанные также очень по простонародному.

Въ 1742 г. академикъ Штелинъ надписалъ на купленномъ имъ такомъ портретѣ слѣдующую отмѣтку:

«Эту омерзительно великолѣпную гравюру купилъ я въ одной картинной лавкѣ въ Москвѣ, подъ Кремлевскими (Спасскими) воротами, и представилъ ее черезъ одного придворнаго Ея Императорскому Величеству осенью 1742 г. Вслѣдъ затѣмъ 6 апрѣля 1744 г. вышло изъ Сената Высочайшее повелѣніе: всѣ экземпляры этого портрета у продавцовъ отобрать и дальнѣйшую продажу ихъ подъ большимъ наказаніемъ воспретить, съ тѣмъ чтобы никто на будущее время не осмѣливался портретовъ Ея Импер. Величества безъ апробаціи Спб. Академіи гравировать или продавать».

Такихъ листовъ въ то время было собрано въ Спасскихъ воротахъ, Печатнаго двора у батырщика 22, Архангельскаго собора у дьячка 22; за Спасскими воротами у воротъ Новгородскаго подворья (на Ильинкѣ) у вдовы кудца 29, всего 73, въ томъ числѣ Ея Величества 50, Его Высочества Наслѣдника 23.

Гравюра, по словамъ академика, была омерзительно великолѣпна, то-есть омерзительно неистова, но вѣдь народъ требовалъ Императорскаго портрета, а Нѣмецкая Академія, понапрасну называвшаяся Россійскою, вовсе и не думала объ этомъ. Народъ посвоему добывалъ надобные для его жизни различные предметы умственной и нравственной пищи и воздѣлывалъ ихъ попросту, какъ Богъ вразумилъ, не видя и не ожидая помощи и пособій оть богатаго верхняго общества и даже отъ духовной власти, которая вмѣстѣ съ свѣтскою властью только запрещала и запрещала.

Художественность изображенія въ простонародныхъ понятіяхъ и представленіяхъ заключалась не въ правильности рисунка, а въ цвѣтности раскраски, и такъ какъ красивый одного корня съ краснымъ, то и верхомъ красоты для простого народа и до сихъ поръ, покрайней мѣрѣ въ Московской сторонѣ вообще у Великоруссовъ, почитается или красный цвѣтъ, или яркіе другіе цвѣта неотмѣнно яркіе. Поэтому и въ лубочныхъ листахъ красный цвѣтъ горѣлъ на всѣхъ изображеніяхъ, о чемъ засвидѣтельство-валъ одинъ писатель того времени (1769 г.), разсказавшій шутовской сонъ, какъ его лицо было взмарано красноватымъ сокомъ. «И началъ я походить тогда на Евдона или на Берфу, которыхъ видалъ въ Москвѣ на Спасскомъ мосту въ продажѣ«(Сатирическій журналъ И то и сiо, 1769 г. январь). Евдонъ и Берфа была ходячая въ то время повѣсть, герои которой изображались въ качествѣ портретовъ на особомъ листѣ.

Цвѣтность раскраски въ старой жизни была господствующимъ выраженіемъ народнаго вкуса, и потому вся домашняя утварь, деревянная, распестрялась цвѣтными узорами и травами. Въ зодчествѣ церковномъ и домовомъ господствовала та же пестрота раскраски, не говоримъ объ одеждѣ, которая всегда была цвѣтною. Теперешній господствующій въ мужскомъ нарядѣ черный цвѣтъ привелъ бы въ уныніе тогдашнихъ людей.

Итакъ, Спасскій пресловутый Мостъ въ старой Москвѣ былъ основателемъ и распространителелъ той литературы, которую, какъ мы упомянули, не безъ основаній возможно называть простонародною и въ церковничьихъ и въ свѣтскихъ ея произведеніяхъ. Толпа безмѣстныхъ поповъ, собиравшаяся у Спасскихъ воротъ, поспособствовала своею грамотностію завести здѣсь книжный торгъ письменами и листами. Повсему вѣроятію, сначала этотъ торгъ былъ походячій, т.-е. въ разноску, а затѣмъ несомнѣнно появились и скамьи, лавочки, столы, гдѣ съ другимъ мелочнымъ товаромъ продавались писаные тетради, листы, столбцы.

Съ постройкою черезъ широкій ровъ каменнаго моста на немъ по сторонамъ устроились и лавки, какъ доходныя статьи того вѣдомства, которое охраняло этотъ мостъ.

На Спасскомъ мосту, кромѣ лавокъ, существовало особое довольно высокое зданіе для книжной торговли подъ названіемъ Библіотека.  Такъ это зданіе обозначено въ полицейскихъ дѣлахъ 1729 г. и на старинномъ глазомѣрномъ планѣ 1738 г., которое, по всему вѣроятію, было построено при Петрѣ, если еще не при царѣ Ѳедорѣ Алексѣевичѣ.

Зданіе зтой Библіотеки находилось, идя оть Спасскихъ воротъ по Спасскому мосту, въ концѣ моста на правой сторонѣ въ 15 саж. оть воротъ. Оно занимало пространство въ 5 саж. въ квадратѣ и было двухъэтажное съ хорами или верхними галлереями.

Наименованіе Библіотека, по всему вѣроятію, обозначало книжную торговлю или вообще мѣсто для торговли книгами, такъ какъ и нѣкоторые купцы, ведя такую торговлю, именовали себя библіотекарями, какъ назвалъ себя Московскій купецъ Василій Вас. Кипріановъ, публиковавшій въ 1757 г., что онъ продаетъ свой домъ близь Донскаго монастыря (М. В. 1757 г., № 28). Вѣроятно, въ то время еще не находили другого имени

для торговца книгами. Университетъ именовалъ книгопродавца своей книжной лавки переводнымъ съ иноземнаго и потому нѣсколько ученымъ словомъ- книгосодержателемъ. Въ 1750 и 1760-хъ годахъ такими книгосодержателями Университетской книжной лавки были гофъ-маклеръ Веверъ, торговавшій и чрезъ своего приказчика, вѣроятно, Іосифа Сколарія или Школарія, который также именовался книгосодержателемъ. Въ это время торговля книгами главнымъ образомъ сосредоточивалась или дѣятельно производилась въ двухъ книжныхъ лавкахъ, въ Университетской, находившейся въ старинномъ зданіи у Воскресенскихъ воротъ, гдѣ нынѣ высится Историческій музей, и въ С.-Петербургской книжной лавкѣ Академіи Наукъ, на Никольской, близь Синодальной типографіи, у церкви Владимірской Богородицы. Обѣ лавки очень часто объявляли въ Моск. Вѣдомостяхъ о про-дажѣ выходившихъ изъ печати книгъ.

Торговцы на Спасскомъ мосту, торговцы, такъ сказать, мелкіе, не обладали такими офиціальными средствами, какъ упомянутыя двѣ лавки, и потому не тратили своихъ малыхъ средствъ на объявленiя въ Вѣдомостяхъ. Но, вѣроятно, и у нихъ торговля мало-по-малу разрасталась, особенно съ того времени, когда печатная литература получила великое поощреніе и съ высоты Императорскаго престола. Извѣстно, что Императрица 9 ноября 1768 г. пожаловала ежегодно по пяти тысячъ рублей на Россійскіе переводы хорошихъ иноязычныхъ книгъ, поручивъ смотрѣніе за этимъ дѣломъ графу Влад. Григор. Орлову, графу Андрею Петр. Шувалову и коллежскому совѣтнику Григорію Козицкому (М. В. 1768 г., № 91). Начиная съ 1760 г. въ Москвѣ явились на свѣтъ по почину Университета даже и повременныя изданія, каковы были Полезное Увеселеніе, Свободные Часы, Невинное Упражненіе, Доброе Намѣреніе. Подписку на первое изъ этихъ изданій Университетъ объявилъ въ Моск. Вѣдомостяхъ отъ 1 октября 1579 г., № 79, извѣщая, что «Будущаго 1760 г. съ генваря мѣсяца отъ Императорскаго Московскаго Университета издаваны будутъ Періодическія сочиненія на Россійскомъ языкѣ, въ каждую недѣлю по одному листу, цѣною въ годъ на простой бумагѣ по 4 р., а на хорошей по 4 р. съ полтиною; и желающимъ оныя понедѣльно или помѣсячно получать. явиться заблаговременно у Университетскаго книгосодержателя Вевера, или у его прикащика (Сколарія)».

Съ этого времени издательство книгъ крупныхъ по объему и особенно малыхъ размножалось съ немалою быстротою, и книжная торговля стала процвѣтать не въ однѣхъ лавкахъ Университета и Академіи Наукъ, но и на Спасскомъ мосту, который, надо замѣтить, на основаніи приведенныхъ свидѣтельствъ былъ въ Москвѣ первоначальникомъ этой торговли. Недаромъ стояла у самаго моста и Библіотека, какъ зданіе, исключительно предназначенное для книжной торговли.

Первымъ изъ здѣшнихъ. торговцевъ книгами сталъ печатать въ Вѣдомостяхъ объявленія о своей торговлѣ Московскій второй гильдіи купецъ Михаила Антиповъ, помѣстившій въ № 61 Вѣдомостей 1765 г. августа 2 извѣстіе, что въ книжной его лавкѣ, состоящей на Спасскомъ мосту, «продается вновь напечатанная книга, называемая Нравоучительная философія, первый томъ». Въ 1766 г. онъ опять заявлялъ въ № 43 Вѣдомостей, что продаются у него новонапечатанныя книги: Священная Исторія, 2 р. 20 к. и Философіи Нравоучительной первая и вторая части, по 1 р. 20 к., при чемъ уступка въ цѣнѣ быть можетъ.

Въ 1768 г. печатаетъ объявленія и другой книгопродавецъ на Спасскомъ мосту Моск. купецъ Яковъ Аѳан. Добрынинъ, извѣщавшій публику 18 ноября о продажѣ въ его лавкѣ вновь изъ печати вышедшихъ С.-Петербургскихъ Россійскихъ и Нѣмецкихъ календарей на 1769 годъ (М. В. 1768 г., № 93, 97), кромѣ другихъ книгъ. Этоть Добрынинъ находился въ прямыхь сношеніяхъ съ Академіею Наукъ, которая въ томъ же году, генваря 23, № 7 извѣщала, что ея изданія продаются въ его лавкѣ, а окт. 31 (М. В., № 88) извѣщала, что остающіяся въ ея книжной лавкѣ иностранныя на разныхъ языкахъ книги будутъ продаваться черезъ аукціонъ, для чего составлена и роспись тѣмъ книгамъ для раздачи охотникамъ безденежно, присовокупляя, что эта раздача производится на Спасскомъ мосту въ книжной лавкѣ купца Добрынина.

Съ самаго начала 1769 г. Спасскій мостъ все чаще и чаще сталъ объявлять о своей торговлѣ разнородными книгами. Въ № 4 Вѣдомостей, генв. 13, тотъ же Добрынинъ повторяетъ о продажѣ Академическихъ календарей и между прочимъ о продажѣ полныхъ экземпляровъ Ролленевой Древней и Римской Исторіи. Въ № 7 генв. 23 онъ публиковалъ о продажѣ Пересмѣшника или Славенскихъ сказокъ 4-й томъ.

Въ № 20 марта 10 публиковалъ о продажѣ у него ежемѣсячнаго сочиненія подъ титуломъ «Ни то ни сё», предлагая покупать порознь всякую недѣлю, считая каждый листъ по 3 копѣйки такъ и во весь годъ, заплатя впередъ 1 р. 38 коп. — Въ № 24 продаетъ полумѣсячное изданіе подъ титуломъ «Полезное съ Пріятнымъ» по 15 коп.; также еженедѣльныя сочиненія «То и сё» по 4 коп. листъ, во весь годъ 2 р. — Въ № 73-продаетъ «Похожденіе Ахиллесово»; сказки стихами по 27 коп.; еженедѣльные листы «Смѣсь», 21 коп. листъ; «И То и Сё» по 4 коп. листъ; «Всякая Всячина» по 4 коп. листъ, которыхъ можно и впредь получать новые листы по вторникамъ (№ 78).

Въ томъ же 1769 г. сталъ объявлять въ Вѣдомостяхъ и другой книготорговецъ Спасскаго моста, купецъ Гаврила Ильинъ. Въ № 59 газеты онъ объявлялъ, что въ его лавкѣ продаются: ежемѣсячное сочиненіе «Адская Почта или переписка Хромоногаго бѣса съ Кривымъ» каждаго мѣсяца экземпляръ 23 коп.; сочиненіе еженедѣльное подъ заглавіемъ «Трутень», каждой недѣли экземпляръ по 4 коп.; вновь напечатанная книжка «Любовный Лексиконъ приписанный красавицамъ» съ фигурами на бѣлой бумагѣ по 10 коп. экземпляръ.

Въ No№ 79 и 82 онъ объявлялъ о продажѣ второго изданія «Трутня» съ гридированнымъ къ оному виньетомъ по прежней цѣнѣ; такожъ и «Адская Почта».

Къ концу года 17 ноября въ № 92 Вѣдомостей появилось объявленіе новаго книгопродавца на Спасскомъ Мосту, Алексѣя Колокольникова, который извѣщалъ, что въ его лавкахъ у его сидѣльцовъ Степана Пантелеева и Ивана Афончикова продаются: «Адская Почта», «Ода на взятіе Хотина», «Христовы о блаженствахъ проповѣди» и «Россійская Исторія», три тома, сочиненіе Ѳед. Емина. Иванъ Афончиковъ въ концѣ 1770 г. является уже купцомъ, содержащимъ на Спасскомъ мосту свою книжную лавку, отъ которой объявлялъ о продажѣ книгъ 38 названій (М. В. 1770 г., № 95).

Прежній книгопродавецъ Добрынинъ въ № 99 Вѣдомостей публиковалъ о своей лавкѣ, не обозначая Спасскаго моста, а увѣдомлялъ, что его лавка состоитъ у Спасскихъ воротъ. Но въ 1770 г. № 19 онъ снова указываетъ, что книжная его лавка находится на Спасскомъ мосту, при чемъ объявляетъ о продажѣ «Трутня», «И То и Сё, «Смѣси». Въ этомъ году онъ довольно часто публикуетъ о продажѣ книгъ, иногда въ большомъ количествѣ, при чемъ сатирическія изданія къ концу года уже вовсе не упоминаюхся. Однако, на смѣну этихъ изданій въ 1772 г. является знаменитый Новиковскій Живописецъ. Добрынинъ пользуется случаемъ и въ № 55 Вѣдомостей печатаетъ обширное объявленіе о продажѣ новыхъ книгъ, числомъ 38 названій и въ томъ числѣ на первомъ мѣстѣ «Живописецъ еженедѣльное сочиненіе на 1772 г.», по подпискѣ за весь годъ 2 р. 20 коп.; и далѣе между прочимъ комедія «О Время»; «Трудолюбивый Муравей»; поэма «Елисей Ямщикъ»; Десертные любовные билеты по 10 коп.; Игра, называемая Вистъ, по 40 коп.; Собраніе Россійскихъ пѣсенъ двѣ части 2 р. 20 коп. Но тутъ же въ перемѣшку указано не мало книгъ научнаго содержанія, каковы путешествія Академиковъ Гмелина, Лепехина, Рычкова; переводы Тацита, Валерія Максима, Топографическое описаніе Москвы, Лѣтопись о Московскихъ мятежахъ и т. п.

Въ характерѣ книжной торговли на Спасскомъ мосту необходимо примѣтить то обстоятельство, что здѣсь сосредоточивалась торговля извѣстнымии въ это время Петербургскими сатирическими журнальцами, родоначальницею которыхъ явилась «Всякая Всячина» (1769–1770 г.), издававшаяся починомъ и не безъ участія самой Императрицы. Этимъ изданіемъ начинался сатирическій походъ противъ старозавѣтныхъ закоренѣлыхъ общественныхъ недочетовъ въ нравахъ и обычаяхъ. Впервые печатная литература получала нѣкоторую развязность въ своихъ движеніяхъ и, главное, получала характеръ повседневнаго говора о предметахъ, живьемъ касавшихся каждаго обывателя. Все это, какъ нельзя больше, соотвѣтствовало потребностямъ той толпы обывателей, которая собиралась или проходила на Спасскомъ мосту, а потому сатирическіе журнальцы, выходившіе еженедѣльно по вторникамъ въ объемѣ полулиста печатнаго, распространялись здѣсь въ неимовѣрномъ количествѣ.

Пользуясь дарованной свободой, «Всякая Всячина» предрекала, что она породитъ безконечное племя, что за нею послѣдуютъ законныя и незаконныя дѣти, будутъ со временемъ и уроды заступать ея мѣсто.

Дѣйствительно, въ тотъ же 1769 годъ народились «И То и Се», «Ни То, ни Сё», «Поденьшина», «Смѣсь», «Адская Почта», «Полезное съ Пріятнымъ», «Трутень», и далѣе въ 1770 г. — «Парнасскій Щепетильникъ», «Пустомеля», въ 1771 г. — «Трудолюбивый Муравей», въ 1772 г. — «Вечера» и, наконецъ, потомокъ Трутня «Новиковскій Живописецъ».

Выдающійся изъ всѣхъ поименованныхъ журнальцовъ 1769 г. «Трутень» скоро и много нагрѣшилъ противъ своей прабабки, какъ онъ называлъ «Всякую Всячину», особенно противъ знатныхъ господъ и по вопросу о положеніи крестьянъ у помѣщиковъ, и потому возбудилъ въ ихъ обществѣ великое негодованіе, такъ что въ 1770 г. почти всѣ журнальчики съ сатирою прекратили свое существованіе, замолкли, какъ хоръ птицъ къ концу лѣта.

Но въ то время, какъ Университетская книжная лавка продавала по преимуществу творенія Сумарокова и оды директора Университета, Хераскова, побѣдныя и философическія, кромѣ разныхъ научныхъ книгъ, — на Спасскомъ мосту производилась оживленная торговля упомянутыми сатирическими листами, которые только здѣсь и распродавались въ довольномъ количествѣ, какъ скоро высылались изъ Петербурга. Въ 1770 г. больше другихъ книгопродавцевъ продавалъ ихъ Яковъ Добрынинъ, отчасти и Гаврила Ильинъ. Сатира здѣсь ютилась съ давняго времени и въ продаваемыхъ рукописныхъ тетрадкахъ и въ лубочныхъ картинкахъ, а потому всегда являлась дорогимъ гостемъ, откуда бы ни приходилъ этотъ гость.

Однако сама писательская Москва не послѣдовала примѣру Петербурга и не напечатала ни одного журнальчика съ сатирическимъ содержаніемъ. Это скоро подмѣтилъ забавный Трутень и написалъ письмо (отъ 2 іюня), будто бы изъ Ярославля, съ слѣдующими разсужденіями:

«Изъ Ярославля. Здѣсь всѣ удивляются воздержности Московскихъ писателей. Извѣстно, что почтенная наша старушка Москва и со своими жителями во нравахъ весьма не постоянна: ей всегда нравилися новыя моды и она всегда перенимала ихъ у Петербургскихъ жителей; а тѣ прямо отъ просвѣтителей въ ономъ разумовъ нашихъ господъ Французовъ. Въ нынѣшнемъ 1769 году лишь только показалась въ свѣтъ «Всякая Всячина» со своимъ племенемъ, то жители нашего города заключили, что и это новая мода. И какъ Москва писателями сихъ мелкихъ сочиненій весьма изобильна, то надѣялись, что тамъ сіи листки выходить будутъ не десятками, но сотнями. Ради чево фабрикантъ здѣшней бумажной фабрики велѣлъ съ поспѣшеніемъ дѣлать великое множество бумаги, годной къ печатанію; а между тѣмъ отправилъ своего прикащика на почтовыхъ лошадяхъ въ Москву для подряду. Но онъ и мы всѣ обманулись: въ Москвѣ и по сіе время ни одного такова изъ типографіи не вышло листочка; да и печатанные въ Петербургѣ журналы читаютъ не многія. Старой, но весьма разумной нашъ мещанинъ, Правдинъ, о семъ заключаетъ, что Москва. ко украшенію тѣла служащія моды перенимаетъ гораздо скорѣе украшающихъ разумъ, и что Москва такъ же, какъ и престарѣлая кокетка, сатиръ на свои нравы читать не любитъ».

Воздержаніе Московскихъ писателей зависѣло, можетъ быть, отъ мѣстныхъ причинъ, въ числѣ которыхъ главною причиною было то обстоятельство, что въ Москвѣ не существовало того интеллигентнаго, собственно придворнаго общества, какимъ въ то время славилась сѣверная столица. А потомъ и дѣло было вновѣ. Москвичи еще не успѣли съ нимъ освоиться, не говоря о томъ, что вольное развязное сатирическое слово о людскихъ порокахъ, особенно о порокахъ знатныхъ людей, въ благочестивой Москвѣ почиталось чуть не преступленіемъ противъ установленныхъ порядковъ общественной жизни. Но замѣтка Трутня, «что Москва писателями сихъ мелкихъ сочиненій весьма изобильна», даетъ поводъ съ большою вѣроятностью предполагать, что Петербургскіе сатирическіе листки также въ изобиліи наполнялись и писаніями Московскихъ авторовъ, какъ бывало съ журналами и въ наши времена.

Исторія книжной торговли на Спасскомъ мосту входитъ въ общую исторію Московскаго торга книгами, какъ и Московскаго ихъ издателъства, а потому здѣсь мы упомянемъ только о томъ, что Спасская торговля книгами не прерывалась до самаго нашествія въ 1812 г. Французовъ и съ ними Двадцати языкъ.

Изъ послѣднихъ торговцевъ на Спасскомъ мосту въ 1811 г. упоминается Алексѣй Телепневъ, который въ 1813 г. торгуеть уже на Никольской, подлѣ Управы Благочинія, куда перемѣстился и Матвей Глазуновъ, торговавшій также на Спасскомъ мосту (1787 г.).

Послѣ Европейскаго, уже не Татарскаго, а Французскаго нашествія Спасскій мостъ былъ разобранъ.

Кромѣ книжныхъ, на Спасскомъ мосту существовали и другія лавки. Въ 1765 г. здѣсь продавалась Вейновая водка (передвоенная наливка, родъ ликёра), дѣланная записавшимся въ Московскій цехъ Саксонцемъ Иваномъ Дицомъ, съ не малымъ уменьшеніемъ цѣны противъ выписной изъ-за моря.

У Спасскихъ же воротъ, тоже, вѣроятно, на самомъ мосту или возлѣ него, существовалъ и «Кофейный Домъ», упоминаемый еще въ 1730 г., когда въ немъ торговые люди пили бѣлое вино и одинъ изъ нихъ увелъ у другого лошадь, стоявшую при томъ Кофейномъ домѣ въ ожиданіи своего сѣдока, о чемъ и происходило разбирательство въ Полицмейстерской Канцеляріи.

 

* * *

 

Подальше отъ Спасскаго моста, внизъ подъ гору къ Москвѣ-рѣкѣ, въ самой стѣнѣ Кремля и особенно въ отводной башнѣ Константиновскихъ воротъ существовало городское страшилище, наводившее ужасъ на иныхъ обывателей.

Возлѣ Константиновскихъ воротъ въ самой стѣнѣ Кремля были устроены тюрьмы и обширный застѣнокъ, т.-е. особая постройка за Кремлевскою стѣною. Заключая въ себѣ также тюремныя помѣщенія для пытокъ и истязаній въ цѣляхъ тогдашняго судопроизводства, эта постройка прославила себя именемъ застѣнка въ ужасающемъ смыслѣ, какъ страшнаго орудія пыточныхъ мученій. Въ простомъ смыслѣ застѣнкомъ называлась всякая постройка, расположенная за стѣною какого-либо зданія, почему и храмовые предѣлы, пристроиваемые къ стѣнамъ храма, именовались также застѣнками.

Съ этой загородной стороны Константиновскія ворота оканчивались отводною башнею, которая такъ и прозывалась пыточною и о которой въ концѣ XVII ст., во время препирательствъ о церковныхъ вопросахъ между латинствующими малоруссами и православными великоруссами, одинъ латинствующій фанатикъ Петръ Артемьевъ, укоряя великоруссовъ въ жестокости, говорилъ между прочимъ: «Нѣмые учители у дыбъ (орудіе пытки) стоятъ въ Константиновской башнѣ: вмѣсто Евангелія огнемъ просвѣщаютъ, вмѣсто Апостола кнутомъ учатъ» (Ж. М. Н. П. 1885 г., октябрь, стр. 251). Такъ можетъ быть въ дѣйствительности крутые Москвичи встрѣчали напоръ католическихъ идей, обнаружившійся въ это время съ особою силою.

Если Застѣнокъ столь страшно грозилъ преступному населенію Москвы, то не мало бѣды встрѣчали здѣсь и бояре-неудачники въ мѣстническихъ стычкахъ и спорахъ. Ихъ, виноватыхъ, отъ Дворца по всей Ивановской площади позорно водили въ Спасскія ворота, въ тюрьму, вѣроятно, въ особую, такъ сказать, боярскую тюрьму для неукротимыхъ мѣстниковъ. Въ иныхъ случаяхъ по великодушной милости Государя ихъ и возвращали оть Спасскихъ же воротъ.

 

 

ИСТОРІЯ

ГОРОДА МОСКВЫ

СОЧИНЕНIЕ

Ивана Забѣлина

НАПИСАННОЕ