Задание 1. Заполните таблицу

Маршрутный лист для учащегося

Инструкция: маршрутный лист может быть заполнен в электронном формате и отправлен на проверку учителю посредством  любого доступного мессенджера. При отсутствии такой возможности задания выполняются в тетради, фотографируются и отправляются учителю на проверку посредством доступного мессенджера.

Предмет	Русский язык и литература
Ф.И.О. учителя	Кайруллина Гульмира Карипуллиновна
Учебник	«Русский язык и литература», Салханова Ж.Х., Киинова Ж.Х., Бектурова А.Е./Алматы. «Мектеп».
Урок №, тема урока	Урок 1,  «Оноре де Бальзак «Гобсек». Раздел «Развитие общества: экономика и сотрудничество»
Цели обучения (кратко)	10.3.1 понимать детально содержание текстов, соотнося детали с основной мыслью текста 10.3.4 владеть стратегиями чтения, включая просмотровое чтение, сканирование и детальное чтение 10.3.5 анализировать содержание художественных произведений, определяя роль композиции, изобразительно-выразительных средств, деталей, в раскрытии основной мысли
Ф.И. учащегося (заполняется учеником)

Порядок действий	Ресурсы (заполняется учителем)	Выполнение (заполняется учеником)
Изучи	Посмотрите буктрейлер	Отметь знаком «+» материал, с которым ознакомился(лась)
Ответь	- Какая у нас сегодня тема урока? -Какое произведение будем изучать? -Что узнали об авторе? - Что узнали о главном герое произведения?
Выполни	1.Откройте стр.173 учебника, ознакомьтесь с ключевыми понятиями  темы. 2. Прочитайте литературный хронограф, выполните задание 220. 3. Прочитайте аналитическую статью «Повесть «Гобсек» стр. 174-175 4.Составьте тезисный план.
Домашнее задание	Приложение 1. Прочитайте текст. Выполните задания. Дескрипторы: - определяет основную мысль отрывков; - находит детали, подтверждающие основную мысль; - соотносит детали с основной мыслью.
Рефлексия	Теперь я знаю…
	Теперь я умею… (из критериев)	Поставь знаки «+» или «-»

Обратная связь от учителя (словесная оценка и/или комментарий)

 

Приложение 1

Гобсек (отрывок).

Оноре де Бальзак

… Да вот послушайте, - заговорил он (Гобсек), помолчав, - я расскажу вам две

истории, случившиеся сегодня утром на моих глазах, и вы поймете, в чем мои утехи.

Он поднялся, заложил дверь засовом, подошел к окну, задернул старый

ковровый занавес, кольца которого взвизгнули, скользнув по металлическому

пруту, и снова сел в кресло.

- Нынче утром, - сказал он, - мне надо было предъявить должникам два

векселя - остальные я еще вчера пустил в ход при расчетах по своим

операциям. И то барыш! Ведь при учете я сбрасываю с платежной суммы расходы

по взиманию долга и ставлю по сорок су на извозчика, хотя и не думал его

нанимать. Разве не забавно, что из-за каких-нибудь шести франков учетного

процента я бегу через весь Париж? Это я-то! Человек, который никому не

подвластен и платит налога всего семь франков. Первый вексель, на тысячу

франков, учел у меня молодой человек, писаный красавец и щеголь: у него

жилетка с искрой, у него и лорнет, и тильбюри, и английская лошадь, и тому

подобное. А выдан был вексель женщиной, одной из самых прелестных парижанок,

женой какого-то богатого помещика и вдобавок графа. Почему же ее сиятельство

графиня подписала вексель, юридически недействительный, но практически

вполне надежный? Ведь эти  жалкие женщины, светские дамы, до того боятся

семейных скандалов в случае протеста векселя, что готовы бывают расплатиться

собственной своей особой, коли не могут заплатить деньгами. Мне захотел ось

узнать тайную цену этого векселя. Что тут скрывается: глупость,

опрометчивость, любовь или сострадание? Второй вексель на такую же сумму,

подписанный некоей Фанни Мальво, учел у меня купец, торгующий полотном,

верный кандидат в банкроты. Ведь ни один человек, если у него еще есть хоть

самый малый кредит в банке, не придет в мою лавочку: первый же его шаг от

порога моей комнаты к моему письменному столу изобличает отчаяние, тщетные

поиски ссуды у всех банкиров и надвигающийся крах. Я вижу у себя только

затравленных оленей, за которыми гонится целая свора заимодавцев. Графиня

живет на Гельдерской улице, а Фанни Мальво- на улице Монмартр. Сколько

догадок я строил, когда выходил нынче утром из дому!

Если у этих двух женщин нечем заплатить, они, конечно, примут меня

ласковей, чем отца родного. Уж как графиня начнет фокусничать, какую будет

комедию ломать из-за тысячи франков! Приветливо заулыбается, заговорит

вкрадчивым, нежным голоском, каким любезничает с тем молодчиком, на чье имя

выдан вексель, пожалуй, будет даже умолять меня! А я...- Старик бросил на

меня холодный взгляд.-А я непоколебим! - сказал он. - Я появляюсь как

возмездие, как укор совести... Ну, оставим мои догадки. Прихожу.

"Графиня еще не вставала", -заявляет мне горничная.

"Когда ее можно видеть?"

"Не раньше двенадцати".

"Что же, графиня больна?"

"Нет, сударь, она вернулась с бала в три часа утра".

"Моя фамилия Гобсек. Доложите, что приходил Гобсек. Я еще раз зайду в

полдень".

И я спустился по лестнице к выходу, наследив грязными подошвами на

ковре, устилавшем мраморные ступени. Я люблю пачкать грязными башмаками

ковры у богатых людей - не из мелкого самолюбия, а чтобы дать почувствовать

когтистую лапу Неотвратимости. Прихожу на улицу Монмартр, в неказистый дом,

отворяю ветхую калитку в воротах, вижу двор - настоящий колодец, куда

никогда не заглядывает солнце. В каморке привратницы темно, стекло в огне

грязное, как измызганный, засаленный рукав теплого халата, да еще все в

трещинах.

"Здесь живет мадемуазель Фанни Мальво?"

"Живет, только ее сейчас нет дома. Но если вы насчет векселя, то она

оставила для вас деньги".

"Я зайду попозже", - сказал я.

Деньги оставлены у привратницы - прекрасно, но мне любопытно посмотреть

на самое должницу. Мне почему-то казалось, что это хорошенькая вертихвостка.

Ну вот. Утро я провел на бульваре, рассматривал гравюры в окнах магазинов.

Но ровно в полдень я уже проходил по гостиной, смежной со спальней графини.

"Барыня только что позвонила, -заявила мне горничная.- Не думаю, чтобы

она сейчас приняла вас".

"Я подожду", - ответил я и уселся в кресло.

Открываются жалюзи, прибегает горничная.

"Пожалуйте, сударь".

По сладкому голоску горничной я понял, что хозяйке заплатить нечем,

Зато какую же я красавицу тут увидел! В спешке она только накинула на

обнаженные плечи кашемировую шаль и куталась в нее так искусно, что под этим

покровом вырисовывалась вся ее статная фигура. На ней был лишь пеньюар,

отделанный белоснежным рюшем,- значит, не меньше двух тысяч франков в год

уходило на прачку, мастерицу по стирке тонкого белья. Голова ее была

небрежно повязана, как у креолки, пестрым шелковым платком, а из-под него

выбивались крупные черные локоны. Раскрытая постель была смята, и беспорядок

ее говорил о тревожном сне. Художник дорого бы дал, чтобы побыть хоть

несколько минут в спальне моей должницы в это утро. Складки занавесей у

кровати дышали сладострастной негой, сбитая простыня на голубом шелковом

пуховике, смятая подушка, резко белевшая на этом лазурном фоне кружевными

своими оборками, казалось, еще сохраняли неясный отпечаток дивных форм,

дразнивший воображение. На медвежьей шкуре, разостланной у бронзовых львов,

поддерживающих кровать красного дерева, блестел атлас белых туфелек,

небрежно сброшенных усталой женщиной по возвращении с бала. Со спинки стула

свешивалось измятое платье, рукавами касаясь ковра. Вокруг ножки кресла

обвились прозрачные чулки, которые унесло бы дуновение ветерка. По диванчику

протянулись белые шелковые подвязки. На камине переливались блестки

полураскрытого дорогого веера. Ящики комода остались не задвинутыми. По всей

комнате раскиданы были цветы, бриллианты, перчатки, букет, пояс и прочие

принадлежности бального наряда. Пахло какими-то тонкими духами. Во всем была

красота, лишенная гармонии, роскошь и беспорядок. И уже нищета, грозившая

этой женщине или ее возлюбленному, притаившаяся за всей этой роскошью,

поднимала голову и казала им свои острые зубы. Утомленное лицо графини было

под стать всей ее опочивальне, усеянной приметами минувшего празднества.

Разбросанные повсюду безделушки вызвали во мне чувство жалости: еще

вчера все они были ее убором и кто-то восторгался ими. И все они сливались в

образ любви, отравленной угрызениями совести, в образ рассеянной жизни,

роскоши, шумной суеты и выдавали танталовы усилия поймать ускользающие

наслаждения. Красные пятна, проступившие на щеках этой молодой женщины,

свидетельствовали лишь о нежности ее кожи, но лицо ее как будто припухло,

темные тени под глазами, казалось, обозначились резче обычного. И все же

природная энергия била в ней ключом, а все эти признаки безрассудной жизни

не портили ее красоты. Глаза ее сверкали, она была великолепна: она

напоминала одну из прекрасных Иродиад кисти Леонардо да Винчи (я ведь

когда-то перепродавал картины старых мастеров), от нее веяло жизнью и силой.

Ничего не было хилого, жалкого ни в линиях ее стана, ни в ее чертах: она,

несомненно, должна была внушать любовь, но сама, казалось, была сильнее

любви. Словом, эта женщина понравилась мне. Давно мое сердце так не билось.

А значит, я уже получил плату. Я сам отдал бы тысячу франков за то, чтобы

вновь изведать ощущения, напоминающие мне дни молодости.

"Сударь, - сказала она, предложив мне сесть, - не будете ли вы так

любезны немного отсрочить платеж?"

"До полудня следующего дня, графиня, - сказал я, складывая вексель,

который предъявил ей.- До этого срока я не имею права опротестовать ваш

вексель".

А мысленно я говорил ей: "Плати за всю эту роскошь, плати за свой

титул, плати за свое счастье, за все исключительные преимущества, которыми

ты пользуешься. Для охраны своего добра богачи изобрели трибуналы, судей,

гильотину, к которой, как мотыльки на гибельный огонь, сами устремляются,

глупцы. Но для вас, для людей, которые спят на шелку и шелком укрываются,

существует кое-что иное: укоры совести, скрежет зубовный, скрываемый

улыбкой, химеры с львиной пастью, вонзающие свои клыки вам в сердце".

"Опротестовать вексель? Неужели вы решитесь? - воскликнула она, вперив

в меня взгляд.-Неужели вы так мало уважаете меня?"

"Если бы сам король был мне должен, графиня, и не уплатил бы в срок, я

бы подал на него в суд еще скорее, чем на всякого другого должника".

В эту минуту кто-то тихо постучал в дверь.

"Меня нет дома!" - властно крикнула графиня.

"Анастази, это я, Мне нужно поговорить с вами".

"Попозже, дорогой",-ответила она уже менее резким тоном, но все же

отнюдь не ласково.

"Что за шутки! Ведь вы с кем-то разговариваете", - отозвался голос, и в

комнату вошел мужчина, - несомненно, сам граф.

Графиня на меня взглянула, я понял ее, - она стала моей рабой. Было

время, юноша, когда я по глупости иной раз не опротестовывал векселей. В

1763 году в Пондишери я пощадил одну женщину, и что же! Здорово она меня

общипала! Поделом мне, - зачем я ей доверился?

"Что вам угодно, сударь?." - спросил меня граф. И тут я вдруг заметил,

что его жена вся дрожит мелкой дрожью и белая атласная шея пошла у нее

пупырышками

- как говорится, покрылась гусиной кожей. А я смеялся в душе, но ни

один мускул на лице у меня не шевельнулся.

"Это один из моих поставщиков", - сказала графиня.

Граф повернулся ко мне спиной, а я вытащил из кармана угол сложенного

векселя. Увидев этот беспощадный жест, молодая женщина подошла ко мне и

подала мне бриллиант.

"Возьмите, - сказала она. - И скорее уходите".

В обмен на бриллиант я отдал вексель и, поклонившись, вышел. На мой

взгляд, бриллиант стоил верных тысячу двести франков. На графском дворе я

увидел толпу всякой челяди - лакеи чистили щетками свои ливрейные фраки,

наводили глянец на сапоги, конюхи мыли роскошные экипажи. Вот что гонит ко

мне знатных господ. Вот что заставляет их  пристойным образом красть

миллионы, продавать свою родину! Чтобы не запачкать лакированных сапожек,

расхаживая пешком, важный барин и всякий, кто силится подражать ему, готовы

с головой окунуться в грязь. Как раз тут ворота распахнулись, и въехал в

кабриолете тот самый молодой щеголь, который учел у меня вексель графини.

"Сударь, - сказал я, когда он выскочил из кабриолета,

- вот двести франков, передайте их, пожалуйста, графине и скажите ей,

что заклад, который она мне дала, я немного придержу и недельку он будет в

моем распоряжении".

Щеголь взял двести франков, и по губам его скользнула насмешливая

улыбка, говорившая: "Ага, заплатила! Ну что ж, отлично!" И я прочел на его

лице всю будущность графини. Этот белокурый красавчик, холодный, бездушный

игрок, разорится сам, разорит ее, разорит ее мужа, разорит детей, промотав

их наследство, да и в других салонах учинит разгром почище, чем артиллерийская батарея в неприятельских войсках.

Затем я отправился на улицу Монмартр к мадемуазель Фанни Я поднялся по

узкой крутой лестнице на шестой этаж. Меня впустили в квартирку из двух

комнат, где все сверкало чистотой, блестело, как новенький дукат; ни пылинки

не было на мебели в первой комнате, где меня приняла хозяйка, мадемуазель

Фанни, молоденькая девушка, одетая просто, но с изяществом парижанки; у нее

была грациозная головка, свежее личико и приветливый вид; каштановые,

красиво зачесанные волосы, спускаясь двумя гладкими полукружиями, прикрывали

виски, и это сообщало какое-то тонкое выражение ее голубым глазам, чистым,

как кристалл. Солнце, пробиваясь сквозь занавесочки на окнах, озаряло мягким

светом весь ее скромный облик. Вокруг нее стопками лежали раскроенные куски

полотна, и я понял, чем она зарабатывала на жизнь: она, конечно, была

белошвейкой. Эта девушка казалась феей одиночества.

Я протянул ей вексель и сказал, что приходил утром, но не застал ее.

"А ведь деньги были у привратницы", - сказала она.

Я притворился, что не расслышал.

"Вы, как видно, рано выходите из дому".

"Вообще я очень редко куда выхожу, но, знаете, когда всю ночь просидишь

за работой, хочется пойти искупаться".

Я посмотрел повнимательней и с первого взгляда разгадал ее. Передо

мной,  несомненно, была девушка, которую нужда заставляла трудиться, не

разгибая спины, - вероятно, дочь какого-нибудь честного фермера: на лице ее

еще виднелись мелкие веснушки, свойственные крестьянским девушкам. От нее

веяло чем-то хорошим, по-настоящему добродетельным, Я как будто вступил в

атмосферу искренности, чистоты душевной, и мне

даже как-то стало легче дышать. Бедная простушка! Она во что-то верила:

над изголовьем ее немудреной деревянной кровати висело распятие, украшенное

двумя веточками букса. Я почти умилился. Я готов был предложить ей денег

взаймы всего лишь из двенадцати процентов, чтобы помочь ей купить

какое-нибудь прибыльное дело. "Ну нет! - образумил я себя. - У нее, пожалуй,

есть молодой двоюродный братец, который заставит ее подписывать векселя и

обчистит бедняжку". С тем я и ушел, предостерегая себя от великодушных

порывов: ведь мне частенько приходилось наблюдать, что если самому

благодетелю и не вредит благодеяние, то для того, кому оно оказано, подобная

милость бывает гибельной. Когда вы вошли сегодня в мою комнату, я как раз

думал о Фанни Мальво - вот из кого вышла бы хорошая жена, мать семейства.

Сравнить только чистую одинокую жизнь девушки с жизнью богатой графини,

которая уже принялась подписывать векселя и скоро скатится на самое дно

всяческих пороков!

 

 

Задание 1. Заполните таблицу.

 

	Основная мысль	Детали, подтверждающие эту мысль
История Фанни Мальво		1) 2)
История графини Анастази де Ресто		1) 2)
Основная мысль Гобсека		1) 2)