Некоторые выводы и неразрешенные проблемы

Роберт А. Дал

Если поразмышлять над различиями моделей оппозиции в десяти странах, представленных выше, то первый, наиболее очевидный и вместе с тем наиболее поразительный вывод будет, вероятно, состоять в новом осознании большого разнообразия различных моделей оппозиции в демократических системах. Ответ на один из вопросов, поставленных в 1-ой главе, ясен и безошибочен: какой-либо преобладающей модели оппозиции в западных демократиях не существует.

Можем ли мы упорядочить открытое нами разнообразие? Модели оппозиции в странах, обсужденных нами в предшествующих главах – не считая тех, которые мы не смогли рассмотреть – слишком сложны, чтобы уложить их в какую-либо классификацию. Тем не менее упрощение дает нам типологию, которая будет полезной в исследовании некоторых других вопросов, поставленных в 1-ой главе. Поэтому данная глава посвящена поиску способа классификации вышеизложенных моделей оппозиции.

Оппозиция различается по крайней мере шестью важными аспектами;

1) Организационная сплоченность или организованность ее сил;

2) Соревновательность (конкурентность) оппозиции;

3) Место или обстановка для столкновения между оппозицией и теми, кто контролирует правительство;

4) Отличимость или узнаваемость оппозиции;

5) Цели оппозиции;

6) Стратегии оппозиции.

Позвольте нам рассмотреть их все.

Организованность

Оппоненты правительства могут иметь различные степени организационной связности; они все могут быть объединены, например, в одной организации, а могут и быть распылены по множеству организаций, действующих независимо друг от друга.

Вероятно, нет страны, во всяком случае, демократической страны, где все активные оппоненты правительства были бы объединены в одну организацию. Если мы возьмем политические партии, то положение окажется скорее различным. Поскольку политическая партия - наиболее явное проявление и, конечно, одна из самых эффективных форм оппозиции в демократических странах, именно эта форма наиболее привлекала наше внимание в данной книге. Однако степень организации оппозиции зависит от партийной системы страны. Хотя истинно однопартийная система, вероятно, не способна существовать и, конечно, не существует нигде, кроме как в тех странах, где правительства запрещают оппозиционные партии, в некоторых странах, где основные гражданские свободы в целом соблюдаются, как в Мексике, единственная партия пользуется почти монополией на голоса избирателей или, как в Индии, на места в парламенте. В каждой из этих стран, хотя есть и оппозиция в виде малых партий, значительная часть оппозиции действует как фракции в доминирующей партии. Наивысшая степень организованности оппозиции – в двухпартийной системе, где партия не у власти обладает прочной монополией на оппозицию. В многопартийных системах оппозиция, вероятно, представлена несколькими партиями (букв. «распылена между»).

В англоязычном мире оппозиция рассматривается, по крайней мере в этом столетии, преимущественно в рамках двухпартийной модели – по отношению к которой многопартийные системы представляют неудовлетворительное и, вероятно, временное исключение. И эта точка зрения, которой твердо придерживаются в Великобритании и США, часто принимается и за пределами англоязычного мира.

Тем не менее даже сами факты опровергают столь ограниченное представление. Начнем с того, что система из двух господствующих партий не часто воспроизводится за пределами англоязычного мира или его зон влияния. Из 30 стран, в которых в 1964 г. были оппозиционные партии, всеобщее (широкое) избирательное право и правительства, сформированные в результате относительно недавних выборов, лишь 8 могут рассматриваться как страны с двухпартийной системой в обычном смысле слова*. Из этих 8 стран все, кроме двух (Австрия и Уругвай), являются либо англоязычными демократиями, либо начинали свой политический путь под воздействием Великобритании и США.

Более того, как показали наши очерки по Великобритании, США и Австрии, даже там, где существуют лишь две доминирующие партии, модели оппозиции могут радикально различаться. Действительно, в англоязычном мире британская двухпартийная система, как мы ее понимаем, сейчас существует, кажется, только в Великобритании и Новой Зеландии. В Австралии одна из двух «главных» партий в действительности представляет собой коалицию из двух партий, в то время как в Канаде третьи партии намного более значимы, чем в Великобритании или США**. Парадоксальный случай представляют США. Относительная слабость третьих партий в течение всей американской истории делает США даже более ярким примером двухпартийной системы, чем Великобритания; тем не менее внутри этого двухпартийного каркаса американская модель дисперсной оппозиции имеет много больше общего с некоторыми из европейских многопартийных систем, чем с «организованной» британской моделью. Наконец, как показал в своем очерке А. Поттер, британская двухпартийная система как мы ее знаем сегодня, существует не более чем последние 40 лет. Благодаря сначала ирландским националистам, а затем лейбористам, Великобритания в течение сорокалетнего периода с 1880 по 1920 гг. едва ли может быть охарактеризована как подлинно двухпартийная система; в то же время в середине 19 в. британская модель скорее была сходной с моделью США: две разнородные партии и исполнительная власть, получающая поддержку со стороны симпатизирующих ей элементов в обоих партиях. Поэтому даже в британской практике недавняя модель в чем-то аномальна.

Короче, может быть разумно рассматривать как естественный путь управления конфликтами между правительством и оппозицией в демократиях именно многопартийные системы, в то время как двухпартийные системы, напоминают ли он британский образец или американский, есть девиантные случаи. Конечно, можно полагать, что девиантные случаи представляют высшие формы; тем не менее многопартийные системы существуют в Дании, Норвегии, Швеции и Швейцарии, странах, которые принято считать по крайней мере столь же успешно справляющимися со своими политическими, социальными и экономическими проблемами, как и любые другие демократии.

Организованность имеет, кроме количества важных партий, еще одно измерение. Сами партии очень сильно различаются по степени своего внутреннего единства, измеряемого, например, тем, как их члены голосуют в парламенте; бывает, что формально единая оппозиционная партия может фактически распадаться на ряд фракций. Поскольку даже среди партий одной стране наблюдаются вариации в степени единства и фракционности, трудно характеризовать целые системы; в Италии и Франции коммунисты являют очень высокую сплоченность при голосовании в парламенте, в то же время другие партии в обеих странах характеризуются намного меньшей внутренней сплоченностью.

Чтобы рассмотреть то, как организованность сказывается на моделях оппозиции в десяти странах, рассмотренных в этой книге, соединим эти два измерения и получим четыре категории:

1. Двухпартийные системы с высокой степенью внутреннего единства партий, как в Великобритании;

2. Двухпартийные системы с относительно низким внутренним партийным единством, как в США;

3. Многопартийные системы с относительно высоким внутренним партийным единством, как в Швеции, Норвегии и Нидерландах;

4. Многопартийные системы с относительно низким внутренним партийным единством, как в Италии и Франции.

В той степени, в какой оппозиция принимает в расчет партийную систему страны при выборе своей стратегии, различные партийные системы должны быть связаны с различными стратегиями. Таким образом, оппозиция, действующая в партийной системе первого типа, вероятно, ведет себя в чем-то иначе по сравнению с оппозицией, действующей в одном из других типов партийных систем. Я вернусь к этому вопросу в свое время.

Соревновательность

Насколько соревновательна оппозиция, зависит от того, как она организована. В данном случае «соревновательный» относится не к психологической ориентации политических акторов, а к соотношению выигрышей и потерь политических оппонентов на выборах и в парламенте. По аналогии с соответствующим понятием теории игр, две стороны находятся в строго соревновательных отношениях, если преследуемые ими стратегии таковы, что выигрыш одной на выборах или при голосовании означает проигрыш другой (игра с нулевой суммой). Поскольку на любых выборах количество мест в законодательном органе четко определено, если на выборах соревнуются кандидаты лишь от двух партий, они неизбежно находятся в строго соревновательном соперничестве, поскольку полученные одной партией места не достанутся другой. Применение понятия строго соревнования к законодательному органу представляет определенные проблемы; но мы можем избежать большинства из них, условившись, что две партии в законодательном органе находятся в строго соревновательных отношениях, если они придерживаются таких стратегий, что не могут одновременно принадлежать к победившей коалиции. Конечно, нет такого законодательного органа, который был бы все время строго соревновательным; некоторые меры получают подавляющее или безусловное одобрение, а по другим партийные лидеры намеренно дают возможность своим последователям голосовать так, как они считают нужным. Однако в некоторых законодательных органах ключевые голосования обычно строго соревновательны – голосования по формированию правительства, по доверию правительству, по основным законодательным и бюджетным мерам, предлагаемым правительством и т.д. Мы можем рассматривать партии как строго соревновательные, если они строго соревновательны при ключевых голосованиях.

Можно добавить, что в парламентских или президентских системах, где власть монополизирована двумя достаточно сплоченными партиями, отношения между ними всегда будут носить строго состязательный характер. Яркий пример тому - Великобритания. Тем не менее партии могли преднамеренно сотрудничать на выборах, либо в парламенте, либо и там и там. В течение двух последних мировых войн две главных партии Великобритании соглашались заменить соперничество сотрудничеством: образовывались коалиционные кабинеты, и выборы откладывались до конца войны. В Австрии с 1947 г. по настоящее время Народная партия и социал-демократы участвуют в коалиционном правительстве, которое фактически не оставило оппозиции места в парламенте; тем не менее на каждых выборах две партии яростно борются за голоса друг с другом. Самый крайний пример устранения соперничества – коалиция, созданная в Колумбии, где две главные партии намеренно заключили пакт, исключивший соперничество не только в Конгрессе, но и на национальных выборах; соглашение рассчитано на четыре избирательных цикла, а в общей сложности – на 16 лет.

Потому даже в системах с двумя достаточно сплоченными партиями строгое соревнование не является неизбежным. Тем не менее искушение перейти от коалиции к соревнованию очень большое, в особенности для партии, полагающей, что она может завоевать большинство голосов. Оттого коалиция в двухпартийной системе вызывает сильное напряжение и, вероятно, будет нетвердым решением. Учитывая эти напряжения, кажется сомнительным, что соглашение в Колумбии просуществует все 16 лет.

В США две главных партии являются строго соревновательными во время президентских выборов и по большей части во время выборов в конгресс; но в Конгресс партийная сплоченность слабеет по сравнению с Великобританией, и часть представителей одной партии образует коалицию с представителями другой даже по ключевым вопросам. В многопартийной системе строгая соревновательность невероятна; фактически, если одна партия не может самостоятельно получить большинство, строгая соревновательность действительно невозможна; если в коалицию не захотят вступить по крайней мере две партии, то большинство вообще не будет образовано. Более того, даже во время выборов партии может не находиться в строго соревновательных отношениях, ибо они могут заключить предвыборные союзы, что различными способами ограничивают соревновательность, например, выставление в некоторых округах единого кандидата, как на дополнительных выборах во Франции.

Таким образом соревновательность оппозиции (в употребляемом нами смысле) зависит в значительной мере, хотя и полностью от количества и характера партий, т.е. от степени организованности оппозиции. Мы обсудили ряд возможностей, подтверждаемых реальными примерами, начиная от системы, в которой оппозиция организована в партию, строго соревновательную и на выборах и в парламенте, далее различные системы, в которых стратегии оппозиции направлены и на сотрудничество, и на соперничество, и заканчивая системами, в которых партия меньшинства, обычно составляющая оппозицию, объединяется с партией большинства и на выборах, и в парламенте.

Типы систем	Оппозиция на выборах	Оппозиция в парламенте	Примеры
1. Строго соревновательная	Строго соревновательная	Строго соревновательная	Великобритания
2. Сотрудничающе-соревновательная
А. Двухпартийная	Строго соревновательная	Сотрудничающая и соревновательная	США
Б. Многопартийная	Сотрудничающая и соревновательная	Сотрудничающая и соревновательная	Франция, Италия
3. Объединительно-соревновательная
А. Двухпартийная	Строго соревновательная	Объединительная	Австрия, Великобритания военного времени
Б. Многопартийная	Сотрудничающая и соревновательная	Объединительная
4. Строго объединительная	Объединительная	Объединительная	Колумбия

Табл. 11.2. Соперничество, сотрудничество и объединение: типы партийных систем

Место

Поскольку оппозиция стремится к изменению поведения правительства, она стремится использовать некоторые из своих политических ресурсов, чтобы убедить, побудить и призвать правительство изменить свой курс. Ситуация или обстоятельства, в которых оппозиция использует свои ресурсы, чтобы вызвать изменения, может быть названа местом для столкновения между оппозицией и правительством.

Все 10 наших систем предлагают оппозиции возможность бросить вызов правительству, воздействуя на общественное мнение ради расширения своей поддержки, борясь за голоса и парламентские места на выборах, выступая в коалиции [для формирования] исполнительной власти, завоевывая поддержку в парламенте для своих законов, ведя переговоры с другими официальными лицами, а также неофициальными или полуофициальными организациями.

Относительное значение этих мест разнится от одной системы к другой. В некоторых системах относительно определяющим является одно место: победа там влечет достаточно высокую вероятность победы и в остальных. Другие же системы не обладают подобным местом; оппозиция может выиграть в одном и проиграть в другом.

В одном смысле, уверен, определяющим местом в каждой демократии является общественное мнение; для каждой демократии возможно определить определенный объем и распределение мнений, являющееся определяющим. Более того, помимо проблемы определяющего характера, влияние на общественное мнение весьма важно, поскольку успех в этой области создает капитал, который часто может быть конвертирован во влияние в других местах. Напротив, если микроскопическое публичное одобрение отнюдь не всегда означает фатальную слабость, оно всегда является изрядным препятствием, в то время как открытая враждебность со стороны общества увеличивает трудности завоевания влияния где бы то ни было.

Тем не менее объем и распределение общественной поддержки заставляют оппозицию для завоевания победы видоизменяться даже при различных демократиях, как это мы видим из предыдущих глав. К несчастью, теоретические и эмпирические модели, насколько мне известно, не разрабатывались вообще, и я не буду пытаться сделать это здесь. Но среди стран, описываемых в этой книге, можно грубо выделить 4 в чем-то отличных модели «определяющего места».

Во-первых, в Великобритании, уникальной в этом отношении, относительно решающими являются парламентские выборы. Для политической оппозиции, чтобы преуспеть в изменении правительственной политики, обычно и необходимым, и достаточным условием является получение большинства в парламенте. Завоевав большинство мест в парламенте, оппозиция способна формировать исполнительную власть; и благодаря партийному единству былая оппозиция, а теперь новое правительство, может подсчитать требуемое ему для поддержки его политики в Палате Общин большинство. Очевидны последствия для стратегии оппозиции. Обычно оппозиция сосредотачивается на склонении общественного мнению в свою пользу и в пользу своих кандидатов, так чтобы получить в будущем большинство в парламенте. Любое иное использование ресурсов должно быть подчинено этой поставленной цели. Парламент сам по себе не является местом столкновений, поскольку он является форумом, используемым для победы на следующих выборах. Дебаты в парламенте имеют своей целью повлиять не столько на парламент, сколько на публику – и на будущие выборы; переговоры о вхождении в кабинет в целом пустое занятие, и об этом известно всем.

Во-вторых, в некоторых странах, в отличие от Великобритании, решающими являются не выборы (хотя они важны), а формирование исполнительной власти: правящая коалиция (букв. «сформировавшая исполнительную власть»), лишь отчасти уверена в получении необходимой поддержки в парламенте для поддержки политики, согласованной коалицией; группа, не входящая в эту коалицию, найдет поддержку для своей политики с гораздо меньшей вероятностью. Эта модель существует в тех странах с многопартийной системой, где партии сплоченно голосуют в парламенте, как в Голландии и Италии, а также в необычной австрийской двухпартийной коалиционной системе. В этих странах партии попытаются повлиять на общественное мнение и завоевать на выборах места в парламенте, но они считают более или менее разумеющимся, что смогут править лишь как часть коалиции. Поэтому, в отличие от британских партий, они формируют свою стратегию таким образом, чтобы приобрести наилучшие возможности для торга в существующей коалиции, замены ее другой или приближения новых выборов, на которых они, как ожидается, улучшат свои позиции для торга.

В-третьих, некоторые страны, которые могут быть отнесены ко второй группе ввиду сходства работы их партий и постоянных правительственных институтов, фактически ближе к системе, в которой выборы и формирование правящей коалиции являются решающими лишь по отношению к другим официальным местам – парламенту, бюрократии, местным правительствам и т.д. Но по ряду ключевых вопросов торг смещается из этих официальных мест к «переговорному процессу между большими объединениями … ассоциаций и корпораций», как Стейн Роккан сказал о «двухъярусной системе» в Норвегии. Этот переговорный процесс в скандинавских странах приобрел столь большое значение, что в определенном смысле парламентская демократия стала своего рода демократическим корпоративизмом – или, если предпочесть термины, не столь отягощенные недемократическими коннотациями, плюралистической демократией с хорошо организованными ассоциациями.

Четвертая группа стран в определенной степени сходна с третьей категорией из-за рассредоточенного или плюралистического характера принятия ключевых решений; но эти страны отличаются тем, что даже среди официальных мест ни одно не является решающим. Ввиду отсутствия решающего места намеренное рассредоточение законной власти осуществляется посредством таких конституционных устройств, как федерализм, разделение властей, а также система сдержек и противовесов. Вероятно, крайними случаями являются США и Швейцария, хотя также попадает в эту категорию Западная Германия.

Отличимость

Отличимость оппозиции в политической системе является в значительной мере результатом трех уже обсужденных нами факторов: сплоченности, соревновательности и относительной значимости различных мест.

Оппозиция в классической модели идентифицируется четко. Главные места столкновений между оппозицией и правительством – национальный парламент, парламентские выборы и СМК; парламент имеет фактическую монополию на официальные, повседневные места столкновений. Существуют лишь две главные партии, достаточно хорошо организованные; поэтому оппозиция сосредоточена в одной партии. Наконец, две партии строго соревновательны в парламенте и на выборах. В результате оппозиция столь резко отличима, что ее можно идентифицировать однозначно. В Великобритании, которая в разные времена наиболее близко подходила к этой классической модели, отличимость оппозиции символизируется самим ее наименованием «Оппозиция, лояльная ее Величеству».

США и Швейцария расположены близко к противоположным краям. В США местами столкновений между сторонниками и противниками правительственного курса являются обе палаты Конгресса, бюрократия, сам Белый Дом, суды, 50 штатов, и это лишь основные официальные места. Две партии децентрализованы; и в Конгрессе они придерживаются соревновательно-сотрудничающей стратегии. Поэтому всегда трудно отличить «оппозицию» от «правительства», и крайне трудно, если возможно, идентифицировать оппозицию. В Швейцарии оппозиция, возможно, еще менее различима, поскольку в дополнение к тем чертам, что уменьшают различимость оппозиции в США, в Швейцарии многопартийная система, референдум и плюралистическая исполнительная власть (Федеральный Совет), члены которого представляют все главные партии (в том числе недавно в него стали входить и социалисты) и, согласно традиции, не преследуют частных интересов.

Цели

Хотя ясно, что оппозиция преследует иные цели, крайне трудно различия в целях отразить в приемлемой аналитической схеме. Политические акторы, как мы знаем, имеют краткосрочные и долгосрочные цели, и первые не обязательно вытекают из вторых; краткосрочные цели настолько преобладать при выборе стратегий, что долгосрочные становятся, реалистически говоря, просто в результат краткосрочных. Каждый знает также, что провозглашаемые цели политического актора могут не быть его настоящими целями; его общественные цели могут отличаться от личных. Не существует простого пути, чтобы обойти эти сложности в определении понятия цели. Решение, избранное мной, намеренное упрощение. Я просто постулирую, что определенные цели, краткосрочные или долгосрочные, общественные или личные, являются «определяющими» или «ведущими», и я различаю: а) цели и б) стратегии.

В случае с оппозицией ведущие цели есть те, которые оппозиция пытается достичь, изменив правительственный курс. Стратегия оппозиции включает способы, избранные для достижения целей.

Что касается целей, то оппозиция может противостоять поведению правительства, потому что она хочет изменить (или сопротивляется возможным изменениям в) (1) составе правительства; (2) том или ином направлении политики правительства; (3) структуре политической системы; (4) социально-экономической структуре. Хотя эти категории никоим образом не являются резко отличными друг от друга, ради простоты мы будем говорить о них, как если бы они были бы отличны друг от друга более четко, чем есть на самом деле. Семь наиболее важных моделей показаны нами в таблице 11.2.

Четвертый тип, показанный в Таблице 11.2 – политический реформизм, который является не политико-ориентированным, а заинтересованным скорее в изменениях политической структуры и, возможно, составе правительства – был в западных демократиях, с исторической точки зрения, отчасти переходной разновидностью оппозиции. Самое важное различие существует между системами, обладающими сравнительно небольшой структурной оппозицией (структурированной =?) и системами, где оппозиция в значительной мере является структурной.

Типы оппозиции	Оппозиция курсу правительства с целью изменить (или предотвратить изменения) в				Примеры
	Составе правительства	Направлениях его политики	Политической структуре	Социально-экономической структуре
Неструктурная оппозиция
1. Партии, ищущие должности	+	-	-	-	Федералисты в США, 1815-30 гг.
2. Группы давления	-	+	-	-	Федерация фермеров США
3. Политико-ориен-тированные партии	+	+	-	-	Республиканская партия США
Ограниченно структурная оппозиция
4. Политический реформизм (не политико-ориентиро-ванный)	+ или -	-	+	-	Ирландские националисты в Великобритании, движение за избирательн. права женщин в США
Основная структурная оппозиция
5. Широко понимаемый политико-структурный реформизм	+	+	+	-	Франция: ОПД
6.Демократический социально-cтрук- турный реформизм	+	+	-	+	Социал-демократические партии
7. Революционные движения	+	+	+	+	Коммунистические партии

Таблица 11.2. Модели оппозиции: цели*

США были в чем-то девиантным случаем. Как мы видели в главе 2, оппозиция в США была гораздо более ограниченной в неструктурных разновидностях из-за скорее широкого принятия основных политических, экономических и социальных структур. Примерно с 1815 г. федералисты нечасто оспаривали даже вопросы политики правительства; их взгляды становились все более и более неотличимыми от взглядов ведущих демократов и республиканцев. Недавнее исследование по федерализму доказало, что

… единственным неотразимым мотивом участия в политической деятельности после 1815 г. для федералистов стали официальные должности – как сами по себе, так и потому, что их получение означало, что они вновь участвуют в повседневной правительственной деятельности. Федералисты всегда полагали, что особенно хорошо подходят для «руководящей работы», и лишение их должностей, возможно, было для них более гибельным, чем их поражение в идейных спорах.

В то же время демократы и республиканцы большую часть времени [своего существования] не были чистыми искателями должностей (вопреки известной их репутации как [ политических ] близнецов) и в оппозиции стремились быть политико-ориентированными, избегая любого вызова основным структурам американской политики и общества. Большая часть оппозиции правительственному курсу в США проявляет себя не в виде партий, но как деятельность групп давления, направляющих свою энергию обычно на решения весьма специфичных вопросов.

Являются ли США поэтому громадным уникальным случаем? Или это прототип, которому будут подражать другие стабильные демократии? Веские доводы могут быть приведены в пользу обоих точек зрения. Как показано в предыдущих главах, там, где существует основная структурная оппозиция, практически вся она представлена коммунистами и в очень небольшой степени – крайне правыми. Какими бы ни были их «конечные цели», социалистические партии (за исключением небольшим левосоциалистических групп) стали, в сущности, политико-ориентированными – и в некоторых случаях с сильной тягой к получению должностей. Наиболее явно это видно в Германии, как показал в своем очерке Киршхаймер, и в скандинавских странах, где социалисты, вот уже поколения занимая правительственные должности, уже провели основные структурные реформы, либо отказались от них и потому, подобно демократической партии в США, проводят политику, которая оставляет главные социальные, экономические и политические структуры страны в сущности неизменными или затрагиваемыми лишь эволюционными преобразованиями, которые не были непосредственно вдохновлены социалистической политикой.

Из рассмотренных здесь стран лишь Италия и Франция сегодня обладают сравнительно большой структурной оппозицией, представленной в парламенте – или же, собственно говоря, вне его. В остальных странах упадок структурной оппозиции подвел их, по крайней мере, временно, ближе к той ситуации, что существовала в США в течение большей части их национальной истории.

Стратегии

Особых стратегий, используемых оппонентами, чтобы изменить (или предотвратить возможные изменения) курса правительства, почти бесконечное множество, ибо они являются результатом колоссальных изобретательских способностей людей, особенно людей амбициозных и неразборчивых в средствах. Даже если мы ограничимся только демократиями, являющимися здесь предметом нашего исключительного интереса, стратегии, использованные в разные времена, не поддаются точной классификации.

Тем не менее из нашего анализа возникают некоторые модели. Выбираемая оппозицией стратегия, вероятно, отчасти зависит от всех ее характеристик, рассмотренных нами выше. Таким образом, стратегии явно определяются, в определенной степени, целями: невероятно, чтобы революционная оппозиция следовала бы той же стратегии, что и группа давления. Но, как мы видели, при сходных в общих чертах целях стратегия, пригодная в одной системе, будет совершенно непригодна в другой. Если мы временно не будем принимать во внимание цели, то можно, намеренно упростив существующие варианты, сформулировать следующие стратегические императивы различных систем:

Стратегия I. Оппозиция будет вести себя строго соревновательно, сосредоточившись на получении достаточного количества голосов на выборах, чтобы завоевать большинство мест в парламенте и затем сформировать правительство (кабинет, исполнительную власть) только из своих лидеров. Эта стратегия стимулируется системой, характеризуемой наличием двух единых партий, четкими отличиями оппозиции и решающей ролью выборов. Единственная система подобного рода среди наших 10 стран – Великобритания, где она обычно и используется оппозиционной партией.

Стратегия II. Оппозиция будет пытаться завоевать дополнительных сторонников и увеличить число мест, получаемых в парламенте в результате выборов при том, что она не может обеспечить парламентского большинства; поэтому она направляет усилия более всего на вхождение в правящую коалицию и получении максимальных преимуществ в результате внутрикоалиционного торга. Стратегия стимулируется системой, характеризуемой наличием более чем двух крупных партий с высокой степенью внутрипартийного единства, решающим в которой является формирование правительства (кабинета, исполнительной власти). Обычно этой стратегии следует оппозиция в Бельгии, Франции, Италии и Голландии.

Стратегия III. Оппозиция принимает целиком Стратегию II, но в дополнение к ней предполагается, что многие важные решение будут приняты в ходе квазиофициального торга между крупнейшими ассоциациями; поэтому неудача во вхождении в кабинет не мешает достижению некоторых целей в ходе упорного торга на этих квазиофициальных «площадках». Эта стратегия стимулируется многопартийной системой, в которой пригодна и Стратегия II, но в дополнение к ней существует высокоразвитая структура демократического корпоративизма. Наиболее известна эта стратегия по Норвегии и Швеции, возможно, ей следуют в Нидерландах, и, в некоторой степени, в значительном количестве других стран.

Стратегия IV. Оппозиция будет предполагать, что важно и получение общественной поддержки, и завоевание голосов на выборах, но ни то, ни другое никогда не является ни необходимым, ни достаточным, так как ни одно из великого разнообразия мест не является решающим в целом, и любое может оказаться решающим в данном конкретном случае. Поэтому оппозиция будет сообразовывать свои специфические тактики с имеющимися ресурсами и примеряться к наиболее уязвимому месту или местам. Она может сосредоточиться на деятельности групп давления, действиях на общегосударственном и местном уровнях, победе на выборах или любой комбинации всего перечисленного. Стратегия подобного рода стимулируется системой, в которой конституционные правила и практика не дат быть решающим ни одному месту и где бесчисленны возможности помешать действиям правительства или сдержать их. Самые знаменитые примеры этой стратегии дают США; однако среди десяти других стран, кажется, к этому близка Западная Германия.

Эти четыре основных стратегии обуславливаются характеристиками системы, в которой находится оппозиция, или, более точно, тем, что я описывал как элементы модели оппозиции (организованность, соревновательность, отличимость и место), не рассматривая, однако, воздействие целей.

Хотя цели оппозиции влияют на выбор ею стратегии и тактики способами, которые слишком разнообразны, чтобы быть здесь рассмотренными, в любой демократической системе, где оппозиция руководствуется целями определенного рода, могут появиться еще две стратегии.

Стратегия V (фактически набор стратегий) избирается оппозицией, приверженной сохранению политического организма, когда и правительство, и оппозиция убеждены, что ему серьезно угрожает жестокий внутренний кризис, подрывная деятельность, война и т.п. Значительная угроза политическому организму побуждает правительство предложить оппозиционным группам вступить на время кризиса в широкую коалицию; это побуждает всю оппозицию, приверженную сохранению политического организма (обычно всю нереволюционную оппозицию) принять объединительные (коалесцентные) стратегии. Объединительные стратегии могут в чем-то варьироваться от одной системы к другой, но в общем оппозиция пытается войти в коалиционное правительство на наиболее выгодных условиях, стремится ограничить конфликты кабинетом и не допустить, чтобы они разразились в парламенте или на публике, а также сохранить за собой возможность возвращения к строгой соревновательности, когда кризис минет, или на следующих выборах. Такая стратегия осуществлялась в Великобритании во время обеих мировых войн, в Швеции во время 2-ой мировой войны и в Италии в течение промежуточного послевоенного периода. Наиболее интересным примером объединительной стратегии, которой придерживаются обе основные партии спустя значительное время после того, как первоначально ее вызвавшие опасности ушли в прошлое, является Австрия; сейчас эта стратегия сохраняется, кажется, из страха обоих партий перед последствиями, но не столько уже сохранения политии, сколько утраты выгод и преимуществ, которых могут лишиться сами партии, перейди они к соревновательной модели.

Стратегия VI (также набор стратегий) часто преследуется революционной оппозицией, стремящейся разрушить политический организм или основные элементы его конституционной системы. Сущность этой стратегии – использовать все доступные революционной оппозиции ресурсы, чтобы расстроить нормальный ход политических процессов, дискредитировать систему, ослабить ее легитимность, и, в целом, увеличить уязвимость политии для захвата власти революционной оппозицией. Эта стратегия использовалась нацистами и коммунистами в веймарской Германии. Неудача в реализации этой стратегии коммунистами и успех ее у нацистов, затруднительное положение советской внешней политики, вызванное нападением нацистской Германии, союзническая коалиция военного времени и послевоенные усилия по сохранению этой коалиции – все это побуждало коммунистические партии подчинять свою революционную стратегию стратегиям сотрудничества и объединения. За годы, истекшие после окончания 2-ой мировой войны неспособность революционной оппозиции захватить или удержать власть в любой из европейских стран без внешней военной помощи, дискредитация сталинизма после знаменитых откровений Хрущева на ХХ съезде партии в 1956 г., возрастающая независимость европейских коммунистических партий от советского контроля и снижающееся значение классического пролетариата в растущих экономиках, по всей видимости, породили у двух крупнейших коммунистических партий Западной Европы – Французской и Итальянской – сомнения о превосходстве революционной стратегии над стратегией II. По крайней мере публично ФКП и ИКП стали делать акцент на стратегии II - не отказываясь в то же время и от революционной стратегии, которая соответствует их целям. Европейские коммунистические партии – единственная значительная революционная оппозиция, существующая сейчас в западных демократиях, даже в Италии – могут подвергнуть фундаментальной трансформации и цели, и стратегии, изменение, которое приведет их к отказу от революционных стратегий в западных демократиях. Тем не менее делать такие поспешные выводы еще слишком рано. И даже поступи так существующие коммунистические партии, вероятно, что и в Италии и Франции появится соперничающий «китайский» вариант левого коммунизма, приверженный революционной стратегии, возможно, как отдельная партия.

Поэтому делать вывод, что революционная стратегия в западных демократиях практически умерла, по крайней мере, преждевременно.

Некоторые выводы и неразрешенные проблемы

Главные выводами из этой главы являются следующие:

Во-первых, в демократических системах существует большое разнообразие различных моделей оппозиции

Во-вторых, модели оппозиции отличаются, наряду с другими чертами, по своим организованности, соревновательности, относительной отличимости места, отличимости целей и стратегиям.

В-третьих, выбор стратегий отчасти предопределен для оппозиции остальными характеристиками модели. Влияние этих остальных характеристик может быть схематически изображено на рис.11.1.

Цели