Таблица 24. Силы европейских союзников фашистской Германии, выделенные для агрессии против СССР 1 страница

	Пехотные и моторизованные дивизии	Пехотные и моторизованные бригады	Кавалерийские бригады	Танки	Орудия и минометы	Боевые самолеты	Корабли различных классов
Италия{~1}	3	—	—	60	1000	70	—
Финляндия	16	2	1	86	Свыше 2000	307	52
Румыния	13	6	3	60	Около 3000	623	57
Венгрия	—	1{~2}	1	116{~3}	Свыше 200	48	—

{~1}Итальянские войска должны были направиться на восточный фронт после начала боевых действий.

 

{~2}Пограничная егерская и горная бригады приравнены к одной пехотной бригаде.

 

{~3}Вместе с самоходными установками.

 

Всего у границ СССР для действий против Советской Армии и Военно-Морского Флота союзники гитлеровской Германии к 22 июня 1941 г. развернули 29 пехотных дивизий, 16 бригад, около тысячи самолетов, более 5200 орудий и минометов, свыше 260 танков и 109 кораблей. Это повышало боевые возможности вермахта, позволяя ему сосредоточить ударные силы на главных направлениях. [338]

 

3. Военное искусство фашистской Германии накануне нападения на СССР

 

Военное искусство вооруженных сил фашистской Германии воплощало военную мысль германского милитаризма, базировалось на выработанных перед войной принципах ведения боевых действий и опыте двух лет войны. В основе военного искусства армии «третьего рейха» лежала доктрина «тотальной войны». Она не была чисто «фашистским творением». Еще в начале XX столетия основные ее положения в той или иной форме находили отражение в военных доктринах различных капиталистических государств. К 1941 г. в нацистском варианте она приняла законченный вид. В содержании этой доктрины выделялись так называемые «предпосылки победы», теория «истребительной войны» и теория «молниеносной войны».

 

Главными внутренними предпосылками победы Германии в войне против СССР являлись согласно доктрине «тотальной войны» усиление власти военно-фашистской диктатуры в самой Германии и определяющее влияние этой диктатуры на союзные и зависимые от нее страны, жесточайший террор против прогрессивных сил. Важнейшими внешними предпосылками успешного исхода войны против СССР считались его международная изоляция и подрыв морального потенциала Советского государства.

 

По расчетам нацистских теоретиков, возможность внешнеполитической изоляции Советского Союза, создания обстановки, исключающей его сближение с Англией и США, вытекала из общности классовых интересов и антисоветских устремлений фашистской Германии и ее союзников, с одной стороны, и западных «демократий» — с другой.

 

Нацистские заправилы считали социалистическое государство нежизнеспособным и надеялись подорвать его моральный потенциал, используя поддержку «оппозиционных элементов», воздействие своей пропаганды на население и диверсии в тылу.

 

Теория «истребительной войны» требовала ведения военных действий на уничтожение противника, причем не только войск, но и гражданского населения, с применением любых форм и средств борьбы вплоть до химического и бактериологического оружия.

 

Теория «молниеносной войны» (блицкриг) являлась фундаментом немецко-фашистской наступательной стратегии и включала целый комплекс теоретических положений о ведении операций, подчиненных общей Идее — достижению победы в течение одной быстротечной военной кампании. К таким теоретическим положениям, уточненным на основе опыта войны против англо-французской коалиции, относились принципы концентрации сил для нанесения первого удара, создания подавляющего превосходства в силах и средствах на главных направлениях, использования фактора внезапности нападения, массированного применения подвижных войск и авиации, осуществления тесного взаимодействия между видами вооруженных сил, ведения операций преимущественно на окружение и уничтожение главных сил противника, решительности действий на поле боя и быстрого безостановочного продвижения к намеченному рубежу (объекту), обеспечения четкости в управлении войсками.

 

Принцип внезапности считался одним из важнейших в теории «молниеносной войны». Гитлеровские генералы применяли его в наступательных действиях во время вторжения в Польшу, Бельгию, Голландию, Францию, на Балканы и добивались успеха.

 

Намечая использование принципа внезапности в войне против СССР, гитлеровское руководство отвело особую роль политической и оперативно-стратегической маскировке агрессии. Она велась на основе единого плана, [339] охватывавшего работу различных звеньев государственного и военного аппарата, печать, радио, всю систему пропаганды.

 

Военно-стратегический и оперативный планы строились целиком на основе теории блицкрига, предусматривая внезапный мощный удар крупных сил, развернутых в одном стратегическом эшелоне. Причем именно этим первым сокрушительным ударом германское командование рассчитывало предопределить исход всей войны.

 

Основная ставка делалась на массированное применение танков и авиации, которые считались главным средством достижения стратегического успеха. При этом на авиацию наряду с завоеванием господства в воздухе возлагалась задача непосредственной поддержки войск на важнейших направлениях.

 

Наиболее эффективным методом разгрома противника считалось расчленение его войск посредством прорыва обороны одновременно на нескольких направлениях и последующего глубокого вклинения как по сходящимся, так и по расходящимся направлениям специально создаваемыми сильными ударными группировками танковых и моторизованных соединений и объединений. В конечном счете это должно было приводить к окружению и уничтожению противника.

 

Основные принципы ведения операций, сложившиеся в вермахте на основе теоретических изысканий и обобщения опыта военных действий на Западе, укладывались в определенный шаблон.

 

Группы армий должны были проводить наступательные операции по схеме: прорыв обороны одной или двумя ударными группировками, ввод одной или двух танковых групп на направлениях главных ударов, ее (их) стремительное продвижение в глубину, расчленение обороны, разгром оперативных резервов, захват важнейших опорных пунктов обороняющегося, выход в тыл основным его группировкам, перехват путей отхода подвижными войсками, затем, с подходом наступающей позади пехоты, создание кольца оперативного или тактического окружения, завершение разгрома противника с помощью непрерывных ударов авиации, которая тесно взаимодействует с наземными войсками в ходе всего наступления.

 

В немецкой армии царил культ операций на окружение. Еще в начале XX столетия Шлиффен, начальник кайзеровского генерального штаба, провозгласил их вершиной военного искусства. Как казалось нацистскому руководству, успешные боевые действия на окружение под Кутно, Радомом, на Бзуре, в Северной и Восточной Франции подтвердили на практике универсальное значение «концентрических операций», которые теперь гитлеровцы собирались по той же «модели» осуществить и в вооруженной борьбе против Советского Союза.

 

В проведении операций на окружение фашистское руководство придавало особое значение танковым группам. С учетом состояния обороны противника и характера местности они предназначались или для непосредственного прорыва обороны противника с ходу, или для развития тактического успеха в оперативный.

 

Как показал опыт первого периода войны, фронт действий группы армий в зависимости от обстановки, сил и средств, решаемых задач колебался от 230 км до 1300 км, армии — 56 — 230 км. Участок прорыва группы армий составлял 100 — 150 км, армии — 25 — 30 км. Глубина операций групп армий исчислялась 200 — 250 км (польская кампания) и 350 км (кампания в Западной Европе), армий — до 150 км.

 

Средний темп наступления танковых групп достигал 20 — 40 км, а полевых армий — 15 — 25 км в сутки. Армия в наступлении могла усиливаться 20 — 30 артиллерийскими дивизионами, а танковая группа — 6 — 10 дивизионами. [340]

 

В наступлении оперативное построение групп армий, армий и танковых групп было, как правило, одноэшелонным с выделением незначительных резервов. Оперативные плотности на участках прорыва составляли 4 — 6 км фронта на одну дивизию.

 

Поскольку войну планировалось выиграть только наступлением, на проблемы организации обороны гитлеровское командование обращало мало внимания. [340] Вооруженные силы фашистской Германии к моменту нападения на СССР представляли самую мощную военную группировку, когда-либо создававшуюся крупнейшими державами мира. Вермахт имел в своем составе 214 дивизий и 7 бригад. Ядро сухопутных войск составляли 35 танковых и моторизованных дивизий. Военно-воздушные силы насчитывали более 10 тыс. самолетов. Военно-морской флот состоял из значительного количества новейших надводных кораблей и подводных лодок.

 

Гитлеровское руководство поставило под ружье огромную по численности массу людей — до 8,5 млн. человек.

 

Из громадного количества соединений, танков, самолетов, орудий основные силы и средства были выделены для нанесения удара по Советскому Союзу. Причем соединения и части, действовавшие на других театрах или несшие оккупационную службу, рассматривались как резерв или тыловой эшелон войск, сосредоточенных у границ СССР.

 

Фашистская Германия и государства сколоченного ею блока развернули у западных границ Советского Союза 190 дивизий, сосредоточили свыше 4000 танков, около 5000 самолетов, рассчитывая одним ударом покончить со страной социализма.

 

События в Европе с 1939 г. до весны 1941 г., казалось, продемонстрировали «всесокрушающую» мощь нацистского блицкрига. Так, во всяком случае, представлялось гитлеровцам и многим буржуазным военным лидерам тех стран, которые потерпели поражение от фашистской Германии. Блицкриг фактически утвердился как единственная военно-теоретическая концепция гитлеризма. Нацистский режим нашел такую военную теорию, которая, по мнению гитлеровской верхушки, открывала «тайну» победоносных войн.

 

Планируя войну против Советского Союза, руководители фашистской Германии, однако, переоценили значение опыта военных действий своих вооруженных сил в Западной Европе. Ослепленные легкими победами, они прошли мимо того факта, что вермахту противостояли армии капиталистических государств с присущими этим государствам социально-экономическими антагонизмами, ослабленные тенденциями к пораженчеству и капитулянтству и придерживавшиеся, как правило, отсталых военных доктрин. В противоборстве с армиями западных держав еще не мог раскрыться и не раскрылся внутренний авантюристический характер военной стратегии нацизма.

 

У германского командования не было сомнений в том, что опыт, полученный в кампаниях первых двух лет войны, можно целиком применить в войне против СССР. Не принималось во внимание то обстоятельство, что теперь фашистской Германии предстоит вести войну против могущественного социалистического государства, против народа, сплоченного вокруг Коммунистической партии и готового принести любые жертвы в борьбе с фашизмом.

 

Германское командование, ориентируясь лишь на свой односторонний опыт, рассчитывало на то, что война против СССР завершится не позднее осени 1941 г.; вермахту удастся первым же ударом в приграничных районах нанести решающее поражение Советской Армии и тем предопределить [341] победу; стремительность действий немецких войск сорвет мобилизацию Советских Вооруженных Сил, которые не успеют и не сумеют развернуть свои резервы; советское командование в условиях, созданных внезапностью нападения и быстрым развитием боевых действий, не сможет остановить продвижение танковых дивизий и воссоздать сплошной фронт обороны; Советская Армия, попав под рассекающие удары вермахта, будет лишена возможности перейти от обороны к наступлению, изменить формы борьбы и тем более добиться перелома в ее ходе.

 

Эти расчеты выражали узость мышления немецко-фашистского руководства и его классовую ограниченность в понимании природы и силы нового социально-экономического строя — социализма.

 

Часть третья. Советский Союз в условиях возрастающей опасности агрессии

 

Глава семнадцатая. Внешняя политика советского государства и обеспечение безопасности границ СССР

 

1. Внешнеполитический курс СССР в 1939 — 1941 гг.

 

В период между двумя мировыми войнами советский народ, в исторически короткий срок построив под руководством ленинской партии социалистическое общество, навсегда покончил с социально-экономической, технической и культурной отсталостью, доставшейся в наследство от царской России. По объему промышленного производства Страна Советов вышла на первое место в Европе. Коренным образом улучшилось материальное благосостояние народа.

 

С началом второй мировой войны перед Коммунистической партией и Советским правительством с особой остротой встала задача отстоять и закрепить социалистические завоевания в СССР. В новой, чрезвычайно сложной и опасной для Советской страны международной обстановке партия и правительство, сочетая защиту интересов советского народа и мирового революционного движения, направляла основные усилия на то, чтобы обеспечить условия для завершения строительства социализма и повысить обороноспособность государства. Огромную роль в выполнении этой исторической задачи играла внешнеполитическая деятельность Советской державы.

 

Опираясь на ленинские принципы внешней политики и умело используя межимпериалистические противоречия, Коммунистическая партия и Советское правительство стремились избежать вовлечения страны в воину. Когда она была развязана, Советский Союз определил свое отношение к воюющим империалистическим группировкам как Нейтральное и официально заявил об этом{1039}.

 

Для Коммунистической партии и Советского правительства было очевидно, что фашизм представляет наибольшую опасность для СССР и всего человечества. Однако, учитывая возможность антисоветского сговора империалистических государств и желая выиграть время для укрепления обороны страны, партия и правительство старались не давать повода для обострения отношений с фашистской Германией. Из этого не делалось секрета. Как сообщал в Вашингтон американский посол Л. Штейнгарт, И. В. Сталин 21 сентября 1940 г. в беседе с английским послом С. Криппсом дал совершенно ясно понять, что внешняя политика СССР имеет целью избежать вовлечения Советского Союза в войну и особенно избежать конфликта с германской армией. Сталин отметил, [345] что Германия представляет собой единственную действительную угрозу Советскому Союзу и что победа Германии поставит Советский Союз в трудное, если не опасное, положение, однако он считает, что нельзя идти на провоцирование германского вторжения в СССР путем изменения советской политики{1040}.

 

Проводя миролюбивую политику, Советский Союз был заинтересован в строгом соблюдении советско-германского договора о ненападении и не собирался его нарушать. Не меняя своих принципиальных позиций, Советское правительство поддерживало отношения с Германией в таких формах, которые позволяли давать отпор любым фашистским притязаниям и в то же время развивать с ней выгодные для СССР связи.

 

Рассматривая советско-германские торгово-экономические отношения того периода, английский историк Д. Гинсбургс писал: «Существование и успешное осуществление коммерческого пакта (советско-германского торгового соглашения от 19 августа 1939 г. — Ред.) не влекли за собой изменения советского нейтралитета... Ни в этом соглашении, ни в различных других экономических соглашениях, которые за ним последовали, СССР не брал на себя обязательства торговать только с Германией»{1041}. Его обязательства по соглашениям с Германией не исключали торгового обмена с другими воюющими странами. Однако Англия, например, не выполнила прежних советских заказов, и это осложняло англо-советские торговые отношения{1042}. Германия же покупала у СССР продовольствие и сырье, а СССР закупал в Германии необходимые для обороны и промышленности машины, корабельное оснащение, а также лицензии на производство важной в военном отношении продукции{1043}. Сохранение приемлемых для СССР торговых отношений с Германией являлось свидетельством действенности советской внешней политики.

 

После разгрома Франции фашистская Германия стремилась закрепить господствующее положение в Западной Европе и тем самым обеспечить тыл для вооруженного нападения на СССР. При этом выдвигалась задача поставить СССР в такие внешнеполитические условия, которые бы облегчили проведение восточной кампании в короткие сроки.

 

Во второй половине октября 1940 г. правительство Германии обратилось к Советскому правительству с письмом, в котором говорилось о необходимости определить перспективы развития германо-советских отношений и произвести «разграничение сфер влияния» обеих держав в мировом масштабе. Гитлеровское руководство замышляло сложный тактический ход, имевший целью притупить бдительность Советского правительства, отвлечь СССР от укрепления своей безопасности, воспрепятствовать улучшению его отношений с балканскими странами, втянуть в войну с Англией.

 

В Берлин для переговоров выехала советская делегация во главе с председателем Совета Народных Комиссаров, наркомом иностранных дел В. М. Молотовым. Переговоры состоялись 12 — 13 ноября 1940 г. Германская дипломатия подготовила проект соглашения между странами — участницами тройственного пакта и Советским Союзом. Представленный немецкой стороной проект предусматривал «политическое сотрудничество» Советского Союза с Германией, Японией и Италией. Особо важное значение придавалось определению «территориальных устремлений». Советскому Союзу было предложено присоединиться к декларации, в которой, в частности, говорилось, что «его (Советского Союза. — Ред.) территориальные [346] устремления направляются на юг от государственной территории СССР к Индийскому океану»{1044}.

 

Советская делегация решительно отклонила предложения фашистского руководства. В информации об итогах переговоров в Берлине, направленной советскому полпреду в Лондоне 17 ноября 1940 г., народный комиссар иностранных дел СССР сообщал: «Немцы и японцы, как видно, очень хотели бы толкнуть нас в сторону Персидского залива и Индии. Мы отклонили обсуждение этого вопроса, так как считаем такие советы со стороны Германии неуместными»{1045}. Криппс, оценивая визит Молотова в Берлин, доносил в Лондон, что «результаты встречи были отрицательными и что Советское правительство хотело сохранить свою свободу действий» и не реагировало «на усилия Гитлера, направленные на то, чтобы добиться его сотрудничества в отношении германских действий на Ближнем и Среднем Востоке»{1046}. Позднее глава английского правительства У. Черчилль отметил: «Как и ожидалось, Советское правительство отклонило германский проект»{1047}.

 

Переговоры в Берлине позволили Советскому правительству не только выяснить намерения фашистской Германии и дать им отпор, но и уточнить оценку складывающейся международной ситуации. Прежде всего было отмечено, что Берлин пока не собирается устанавливать тесных контактов с Лондоном. Это обстоятельство имело большое значение для Советского правительства, так как позволяло рассчитывать на Англию как на потенциального союзника. Стало ясно, что многие балканские государства рассматриваются в Берлине как сателлиты Германии. Продолжалось сближение между Германией и Турцией. Единственной балканской страной, на которую можно было тогда рассчитывать как на союзника в антигитлеровской борьбе, оставалась Югославия.

 

Сделав такие выводы, Советское правительство не возвращалось больше к каким-либо переговорам с германской стороной по проекту «политического сотрудничества», несмотря на неоднократные напоминания Риббентропа{1048}.

 

Принципиальный отказ СССР от обсуждения гитлеровской программы «разграничения сфер влияния», его непримиримость к расширению фашистской экспансии показали гитлеровскому руководству, что СССР не поддается отвлекающим маневрам и не питает иллюзий в отношении подлинных намерений Германии. Немецко-фашистское руководство еще раз убедилось, что Советский Союз не склонен «идти в ногу» с Германией и выступает против всяких планов передела мира. Правителям Германии было ясно, что СССР является главным препятствием на пути осуществления фашистских планов завоевания мирового господства. В своем «политическом завещании» Гитлер писал, что после отъезда Молотова он принял решение «свести счеты с Россией, как только позволят климатические условия».

 

К этому времени непосредственная подготовка к нападению на СССР уже велась в широких масштабах.

 

В своей внешнеполитической подготовке войны с СССР особое место Германия отводила малым странам на севере Европы и на Балканах. Гитлеровское руководство стремилось создать вокруг СССР плотное кольцо стран-сателлитов или покоренных государств, которые служили бы плацдармом для агрессии против Советского Союза. Вот почему важнейшим направлением [347] внешней политики Коммунистической партии и Советского правительства явилось противодействие этим фашистским замыслам и оказание поддержки малым странам Европы.

 

13 апреля 1940 г., после вторжения вермахта в Данию и Норвегию, когда угроза нападения гитлеровских войск нависла и над Швецией, германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу было заявлено, что Советское правительство «определенно заинтересовано в сохранении нейтралитета Швеции» и «выражает пожелание, чтобы шведский нейтралитет не был нарушен»{1049}. Правительство Швеции положительно оценило дружественный акт Советского Союза и выдвинуло предложение укрепить экономические отношения между обеими странами, предложив, в частности, расширить торговые связи. 7 сентября 1940 г. между Швецией и СССР был заключен торговый договор.

 

27 октября 1940 г. советский полпред в Стокгольме А. Коллонтай заверила шведское правительство, что безусловное признание и уважение полной независимости Швеции — неизменная позиция Советского правительства. На следующий день Коллонтай сообщила в Народный комиссариат иностранных дел, что премьер-министр Швеции «принял наши заверения с явным удовлетворением и просил передать искреннюю признательность Советскому правительству за столь важное для Швеции сообщение. Оно является моральной опорой для политики кабинета, стремящегося удержать Швецию вне войны и одновременно желающего закрепить дружеские взаимоотношения с СССР... Премьер подчеркнул несколько раз ценность и важность переданного мной заверения»{1050}.

 

Советский Союз обращался к ряду стран, которым угрожала фашистская агрессия, с предложением заключить договоры о взаимной помощи. Правительство СССР неоднократно предлагало Болгарии подписать такой договор, но болгарское правительство под нажимом гитлеровской дипломатии всякий раз отклоняло советские предложения. Вопреки национальным интересам болгарского народа профашистски настроенная правящая клика Болгарии тайно вела переговоры с Гитлером, стремилась к сближению с фашистской Германией.

 

17 января 1941 г. Советское правительство со всей определенностью заявило германскому правительству, что события в восточной части Балканского полуострова имеют непосредственное отношение к безопасности СССР и что СССР не останется безучастным к происходящему{1051}.

 

Когда же болгарское правительство, оформив присоединение Болгарии к тройственному пакту, согласилось на размещение в стране германских войск, Советское правительство в заявлении от 3 марта 1941 г. указало, что оно не разделяет занятую болгарскими правящими кругами позицию, которая ведет «не к укреплению мира, а к расширению сферы войны и к втягиванию в нее Болгарии»{1052}. Демарш СССР не был принят во внимание в Софии. По воле реакционных правителей Болгария стала сателлитом Германии.

 

Советское правительство предпринимало дипломатические акции, чтобы предотвратить подчинение Германией соседней с Советским Союзом Турции. 9 марта 1941 г. заместитель народного комиссара иностранных дел заявил турецкому послу А. Актаю, что «если Турция действительно подвергнется нападению со стороны какой-либо иностранной державы и будет вынуждена с оружием в руках защищать неприкосновенность своей территории, то Турция, опираясь на существующий между нею и [348] СССР пакт о ненападении, может рассчитывать на полное понимание и нейтралитет Советского Союза»{1053}. 25 марта в Москве было опубликовано заявление, в котором СССР еще раз заверил турецкое правительство, что в случае нападения на Турцию оно «может рассчитывать на полное понимание и нейтралитет СССР»{1054}. В ответ турецкое правительство выразило «самую искреннюю благодарность Советскому правительству» и в свою очередь заявило, что, если бы СССР оказался в подобной ситуации, он мог бы рассчитывать на полное понимание и нейтралитет Турции{1055}. (Это не помешало, однако, Турции занять в дальнейшем прогерманские позиции.)

 

Поддержка Советским Союзом Турции вызвала в Берлине беспокойство. 25 марта в беседе с итальянским министром иностранных дел Чиано Гитлер заявил, что «Россия стала в последнее время весьма недружественной». Он объяснял это действиями Германии в отношении Финляндии, Болгарии, Румынии и германской политикой по вопросу о черноморских проливах. «Сталин нанес теперь контрудар», — вынужден был признать Гитлер{1056}.

 

Советская дипломатия прилагала большие усилия, чтобы предотвратить нападение фашистской Германии на Югославию. 4 апреля 1941 г. народный комиссар иностранных дел СССР сообщил германскому послу в Москве Шуленбургу, что югославское правительство предложило Советскому правительству переговоры о заключении договора о дружбе и ненападении и что Советское правительство приняло это предложение{1057}. Германский посол заявил, что «сомневается в том, что момент, выбранный для подписания такого договора, являлся бы особенно благоприятным». В ответ ему было сказано, что «Советское правительство обдумало свой шаг и приняло окончательное решение»{1058}. 5 апреля в Москве был подписан договор о дружбе и ненападении между СССР и Югославией.

 

Таким образом, Советское правительство осенью 1940 — весной 1941 г. делало все возможное, чтобы воспрепятствовать расширению гитлеровской агрессии на Балканах. Бывший посланник Югославии в Москве М. Гаврилович отмечал: «Советское правительство старалось помешать германской акции на Балканах, дав свое заверение Турции и подписав пакт о ненападении с Югославией... Значение этих событий было очевидным для германского правительства»{1059}.

 

Действительно, в Берлине не могли не понимать значения политики СССР, направленной против фашистской экспансии. Р. Гейдрих, один из нацистских главарей, говорил на секретном совещании гитлеровского руководства в апреле 1941 г.: «Скоро они (русские. — Ред.) будут готовы к развязке, иными словами, в близком будущем Сталин будет готов к борьбе с нами»{1060}..

 

Немалую опасность представляли антисоветские тенденции в политике Англии, Франции и США. До лета 1940 г. международная обстановка подчас складывалась так, что над Страной Советов нависала военная угроза со стороны западных держав и был возможен антисоветский сговор правящих кругов этих стран с Германией и Италией.

 

Западные державы стремились обострить советско-германские отношения, еще в начале войны прибегнув к использованию турецкой дипломатии. По рекомендации Англии и Франции Турция предложила Советскому [349] Союзу заключить пакт о взаимопомощи. Советское правительство, заинтересованное в обеспечении безопасности в районе черноморских проливов и на Балканах, согласилось на ведение переговоров. 25 сентября 1939 г. в Москву для переговоров прибыл турецкий министр иностранных дел Сараджоглу. Однако вскоре выяснилось, что турецкое правительство парафировало договор о взаимопомощи между Англией, Францией и Турцией. В данной обстановке заключение советско-турецкого пакта было бы встречено в Германии как демонстрация солидарности СССР с Англией и Францией. Это увеличило бы вероятность военного столкновения СССР с фашистской Германией и Италией в то время, когда со стороны Англии и Франции не было каких-либо обязательств о помощи Советскому Союзу.

 

По существу, турецкие предложения означали попытку втянуть СССР в неравноправный военный союз с Англией и Францией и тем самым спровоцировать вооруженное столкновение СССР с Германией и Италией. Советское правительство не могло заключить пакт на таких условиях. Как подтвердили дальнейшие события, турецкое правительство было заинтересовано тогда не столько в улучшении отношений с СССР, сколько в сближении с Англией и Францией. 19 октября в Анкаре ранее парафированный договор о взаимопомощи между Турцией, Англией и Францией был подписан.