Институализация Реформации

Существо изменений после Крестьянской войны определил Бликле. До 1525 г. Реформация развивалась во взаимодействии города и деревни. После 1525 г. города начали искать союза с князьями. Более того, можно говорить и о количественном факторе — после 1525 г. не увеличилось число городов, реформировавших церковное устройство, эти процессы шли только там, где они [108] уже начались, причем новое приживалось но сразу, постепенно, в течение 30-х и даже 40-х годов XVI в⁴³¹.

Осенью 1525 г. союзный съезд принял решение об объявлении лютеранства вне закона и о возвращении церковным учреждениям конфискованных имуществ⁴³². Сделано это было в ходе Крестьянской войны, на фоне военных побед, но последствий не имело. Уже на Шпейерском рейхстаге 1526 г. стало ясно, что города будут удерживать прежние позиции, ссылаясь на опасность восстания общин, на незаконность вмешательства власти в церковные дела (имелась в виду власть рейхстагов, а не освященные волей общины городские режимы), наконец, сформировалась позиция, согласно которой города сопротивлялись сословиям, но подчеркивали лояльность императору. Одновременно начал образовываться союз с приверженными новому вероучению князьями Гессена и Саксонии, причем города получили заверения, что князья будут способствовать введению их представителей в Большой и Малый комитеты, которые, по существу, руководили рейхстагами⁴³³.

Формирование нового, реформационного объединения шло медленно. Инструкции советов предписывали сохранение единства Союза, откладывать обсуждение конфессиональных вопросов до собора⁴³⁴.

Аргументация отражает единство и взаимозависимость универсалистского и локального в представлениях бюргерства. Два довода соседствуют и обусловливают друг друга в нордлингенской инструкции 1527 г. Первый — это то, что только общехристианский собор может судить о церковном устройстве в Нордлингене, а император и рейхстаг не вправе вмешиваться в духовные дела, которые касаются не только германской нации, но и всего христианского мира. Второй довод прежний — мир и согласие в городской общине как высшая ценности. Вормсский эдикт не может соблюдаться, так как это вызовет возмущение горожан, на которое они имеют право⁴³⁵.

В мае 1528 г. пришло сообщение о военных приготовлениях ландграфа Филиппа Гессенского, заключившего соглашение с врагом Союза, герцогом–изгнанником Ульрихом Вюртембергским. Через несколько месяцев на городском съезде в Эсслингене был предложен проект союза евангелических городов.

Директивы магистратов своим представителям содержали указания поддерживать акции Саксонии и Гессена⁴³⁶. Все это вело к конфессиональному конфликту внутри Швабского союза. Накануне Шпейерского рейхстага 1529 г. из бундесрата был исключен бургомистр Меммингена, заявивший, что город провел реформу Церкви по воле бюргеров и никто не может изменить этого решения⁴³⁷.

На самом рейхстаге оказались переплетенными два вопроса — налог на войну с турками и реформа Церкви. По словам представителя Меммингена, от городов требовали денег и молчания. Отчеты послов других городов упоминали об успехе церковной реформы в некоторых общинах, о непринятии евангелическими [109] городами налоговой политики, их нежелании содержать имперские институты⁴³⁸. Переговоры с ландграфом Филиппом начал посол Ульма⁴³⁹.

На Шпейерском рейхстаге появилось понятие «протестантизм», происходящее от той протестации, которую заявили Саксония, Гессен и примкнувшие к ним имперские города против антиреформационного проекта решения. К протестации присоединилось 15 городов, представители 27 общин поддержали проект⁴⁴⁰. Среди последних были преимущественно мелкие города⁴⁴¹.

Более половины всех имперских городов входило в Швабский округ, в котором сложилось, на первый взгляд, равное положение — 11 католических, 14 протестантских и шесть паритетных общин⁴⁴². Но среди протестантов оказались лидеры швабских городов — Ульм, Эсслинген, Мемминген и другие.

Таким образом. Швабский союз прекратил свое существование. Окончательно его распад был оформлен в 1534 г., когда сложился Шмалькальденский союз.

Для дворян самым существенным было то, что Шмалькальденский (Протестантский) союз был создан для совместных действий в империи, а потому не содержал норм, предусматривавших вмешательство в юрисдикцию своих членов. Новое объединение не имело собственного суда, карательных органов и вообще не предполагало никаких действий для поддержания мира⁴⁴³. Это был не ландфрид, а конфессионально-политический союз, основанный на полном сохранении суверенитета городов и князей.

Первоначальный вариант устава Шмалькальденского союза, изложенный в инструкции курфюрста Иоганна Саксонского и маркграфа Георга Бранденбург-Ансбаха съезду в Швабахе (октябрь 1529 г.), оставлял дворянам место в новой организации. Главным условием вступления было признание лютеранства и лояльность по отношению к императору. Графам и господам, пожелавшим вступить в Протестантский союз, отводился один голос во всех внутрисоюзных делах, а также давалось право предоставлять воинские контингенты в распоряжение командования. При этом князьям, свободным и имперским городам предоставлялось по два голоса и один голос — курфюрсту Саксонскому. Кроме того, проект устава объявлял желательным, чтобы верховное командование осуществлял князь, хотя возможным было и назначение на этот пост графа или господина. Однако представительство дворян в военном совете не было предусмотрено — в него входили по два советника от городов и князей⁴⁴⁴.

При окончательном оформлении Шмалькальденского союза в 1531 г. и в 1535 г. в него вошли протестантские князья и города. Только северонемецкие графы Мансфельд и фон Грубенхаген были представителями дворян⁴⁴⁵.

Таким образом, лидеры Шмалькальденского союза, добивавшиеся приема в новую организацию верхненемецких городов, с самых первых попыток создания политического объединения поставили дворян в неравноправное положение. Нет никаких оснований для того, чтобы сделать вывод о стремлении [110] князей или городов ввести в организацию дворян Юго-Западной Германии.

Основой политической силы городов и князей была их финансовая мощь, относительная экономическая стабильность. Имея возможность проводить самостоятельную политику, опираясь на наемные вооруженные силы, города и князья не нуждались в поддержке дворян как равноправных политических партнеров.

Распад Швабского союза по конфессиональному признаку и во многом по инициативе городов совпал с новым этапом Реформации, которому соответствовал и новый тип объединения, отличавшийся от прежнего и составом, и задачами, и структурой, и отношением к религиозному конфликту эпохи.

⁴³¹ Blickle. Gemeindereformation. S. 120–122.

⁴³² Klüpfel. II. S. 294–296.

⁴³³ Brecht. Die Gemeinsame Politik. S. 217–225.

⁴³⁴ Klüpfel. II. S. 292–294, 314–316.

⁴³⁵ Rublack. 1980. S. 131–132.

⁴³⁶ Klüpfel. II. S. 322–326.

⁴³⁷ Ibid. S. 332–334.

⁴³⁸ Ibid. S. 338–340, 344–345.

⁴³⁹ RTA JR VII,1. S.653–656.

⁴⁴⁰ Ibid. S. 705–706.

⁴⁴¹ Чуянов А. Ф. Становление политической оппозиции протестантов в Германии (20–30-е годы XVI в.). М., 1983. Рук. дел. в ИНИОН РАН № 13589. С. 120.

⁴⁴² Jäger. Op. cit. S. 33.

⁴⁴³ Fabian. 1962. S. 300–301.

⁴⁴⁴ Fabian. 1960. S. 78–60.

⁴⁴⁵ Fabian. 1962. S. 347–353, 357–376.

Заключение

Социально-политическое исследование истории Швабского союза в целом подтверждает главный вывод, делавшийся ранее при изучении этого института в историографии политико-правового направления. Швабский союз, возникший как ландфрид, то есть объединение различных сословий с целью поддержания мирного состояния путем реализации прав и привилегий, превращался в публичноправовой институт. В германских землях начался переход к княжескому абсолютизму, который формировался во взаимодействии с имперскими институтами. Органы княжеской власти еще не набрали силу, а имперские органы важнейшей функцией которых становилась легитимация княжеской власти, по существу, ни к чему другому способны не были. Швабский союз брал на себя административные, судебные, карательные, военно-политические функции. И в его повседневной деятельности проявились важнейшие особенности положения тех социальных групп, которые образовали организацию.

Дворянство вступило в Союз первоначально как корпорация, Общество щита Св. Георгия являлось единым корпоративным субъектом. Это должно было гарантировать соблюдение всех дворянских прав, привилегий и вольностей в том толковании, которое было принято дворянскими обществами XV в. Однако этот принцип сравнительно быстро был вытеснен принципом индивидуального членства дворян, для которых был установлен имущественный ценз. Правовая традиция требовала членства дворянства, но оно становилось нецелесообразным, невыгодным другим членам организации. Постепенно происходила рационализация политики, верх брали соображения практические, входившие в противоречие с традиционно-правовыми установлениями, с обычаями.

Само дворянство находилось в двусмысленном, двойственном положении. Оно было субъектом Союза и объектом его политики, направленной на ограничение сферы применения частного права, а значит и на изменение [111] норм и стереотипов дворянского поведения. Это затрагивало основы дворянского статуса, особенно болезненным было вмешательство в сеньориальную власть. Конфликт Швабского союза с дворянством может быть назван перманентным, но он не был конфликтом со всем сословием, а лишь с его частью. То вспыхивая, то ослабевая, то принимая характер длительных судебных тяжб, то обостряясь до применения силы, этот конфликт вылился в крупную карательную акцию уже после начала Реформации и накануне Крестьянской войны. В конечном счете, политика Швабского союза способствовала тому, что дворянство перестало претендовать на роль имперского сословия, перешло к развитию в рамках земель, хотя попытки реставрации дворянского движения предпринимались еще в XVI столетии.

Таким образом, дворяне оказывали наименьшее влияние на политику Союза как члены организации и протерпели наибольшие социальные изменения как сословие, на которое эта политика была направлена.

Эти социальные изменения могут быть характеризованы как формирования новоевропейского дворянства, то есть образование новой корпорации, скрепленной иными, нежели в Средние века представлениями о дисциплине, нормах подчинения и поведения. Несмотря на дворянское восстание, процесс этот может характеризоваться как эволюционный. Дворянство социально не размывалось, напротив, консолидировалось. Нет оснований и для выводов о его обнищании. Процесс приспособления дворянства к нормам публичноправового порядка порождал ситуацию индивидуального выбора — как социально-политического, так и конфессионального. И именно этот слой, несмотря на свою немногочисленность и незначительное, по сравнению с князьями и городами, влияние, представлен в событиях тех лет заметными личностями, а не только корпораций в целом.

Достаточно сложным, но наиболее показательным с точки зрения изучения политического строя империи и германских земель было взаимодействие имперских городов и князей. Организационно, как носители союзной традиции еще с XIV в., как создатели и хранители союзной канцелярии и других структур, ядром объединения были города. Недаром подавляющее большинство документов Союза сохранилось в городских архивах. Условия, в которых создавался Союз, то есть итог «городской войны» середины XV в., и тот фактор, который порой именуется в историографии «страх перед князьями», делали невозможным образование чисто городского объединения, без участия князей, без опеки императора, по образцу самостоятельных городских союзов XIV столетии. Не было и влияния на рейхстагах. Все это определило подчиненность городов политике князей, причем подчиненность порой неявную, скрытую, и рост их политических претензий в ходе развития организации.

Союзные органы действовали таким образом, что города затрачивали наибольшие организационные усилия, а механизм финансирования был таков, [112] что позволял князьям использовать в своих интересах деньги городов. Последнее касалось и военной организации Союза, использованной несколько раз в интересах различных княжеских домов, но в конечном счете сослужившей наибольшую службу Габсбургам.

Империя основывалась на равновесии и консенсусе княжеской власти, императора и имперских институтов. Города же для всех этих сил были лишь источниками денежных поступлений.

Отношение городов к организации, и своему месту в ней и к перспективам членства в Союзе, как и отношение к членству дворян, постепенно рационализировалось, выходило за рамки традиционно-правового толкования, подвергалось оценке с точки зрения целесообразности. Это происходило в тесной связи с ростом требований городов к императору и к рейхстагу, с их стремлением играть более серьезную роль в решении дел всей империи. Находясь в постоянном вражде с дворянством, испытывая обоснованные опасения перед князьями, будучи в оппозиции политике Габсбургов, направленной на рост денежных поборов, а затем и на подавление реформационного движения, не имея ни малейших оснований для того, чтобы присоединиться к асоциальным, разрушительным крестьянским и дворянским движениям, имперские города остались в социальном одиночестве. Часть их присоединилась к Шмалькальденскому союзу, имевшему, в отличие от Швабского, не регионально-административный, а конфессионально-политический характер.

Если же оценивать в целом значение Швабского союза для имперских городов Юго-Запала, то несомненно, что он сделал более ясными, определенными важнейшие особенности городского развития, прежде всего место городов в имперской структуре, их статус относительно князей и императора. Эта функция Союза может быть названа формообразующей — он актуализировал важнейшие потенции, создавал политическую повседневность, создавал новый порядок и социальную структуру.

Среди этих тенденций главной следует признать персонификацию власти, ее отчуждение от общества как совокупности сословий, разрушение средневековых принципов принятия решений на основе общего согласия. В управление обществом, в политику приходили личная воля и ответственность, санкционировавшиеся богословами и политиками, причем порой не принадлежавшими к одной и той же конфессии — бессмысленно связывать Новое время с протестантизмом, а Средневековье — с католицизмом: Реформация и Контрреформация были единым процессом.

В условиях, когда территориальная власть еще не сложилась, когда в областях имперского подчинения публичноправовой порядок только зарождался, Швабский союз заполнил вакуум власти в критический момент германской истории, остановив деструктивные традиционалистские силы, став орудием политической воли сил модернизационных. [113]

Источники

1. Гейльброннская программа — Ермолаев Е. А. Гейльброннская программа: программа немецкого радикального бюргерства в Крестьянской войне 1525 г. Саратов, 1986. С. 201–203.

2. Гергот — Володарский В. М. Ганс Гергот и утопия «О новом преобразовании христианской жизни» (Вступ. ст., пер. с нем. и коммент.) // История социалистических учений. М., 1987.

3. ДПП — Ульрих фон Гуттен. Диалоги, публицистика, письма / Пер. С. П. Маркиша. М., 1959.

4. Реформация императора Фридриха — Ермолаев В. А. Гейльброннская программа: программа немецкого радикального бюргерства в Крестьянской войне 1525 г. Саратов, 1986. С. 218–248. [115]

5. Altenberg, II — Urkundenbuch der Abtei Altenberg. Bd. II (1400–1803). Düsseldorf, 1955.

6. Artz. Correspondenz — Die Correspondenz des schwäbischen Bundeshauptmanns Ulrich Artz / Hrsg. von W. Vogt // SHVSM. 1879, 1880, 1882.

7. Baumann. Akten — Akten zur Geschichte des deutschen Bauernkrieges aus Oberschwaben / Hrsg. von F. L. Baumann. Tübingen, 1877.

8. Baumann. Quellen — Quellen zur Geschichte des Bauernkrieges aus Rotenburg an der Tauber / Hrsg. von F. L. Baumann. Stuttgart, 1878.

9. Berlichingen, 1963 — Lebensbeschreibung des Ritters Götz von Berlichingen / Ins Neuhochdeutschen übertr. von K. Müller. Stuttgart, 1963.

10. Bungermeister, 1721 — Codex diplomaticus equestris cum continuatione oder Reichs-Ritter-Archiv... Curante Joh. St. Burgermeistero. Ulm, 1721.

11. Chmel, 1845 — Urkunden, Briefe und Aktenstücke zur Geschichte Maximilians I. und seiner Zeit / Hrsg. von J. Chmel. Stuttgart, 1845.

12. Chronica Albrici — Chronica Albrici monachi Trium Fontium, a monacho Novi Monaterii Hoiensis interpolata / Ed. Scheffer-Boiharst // MGH SS. T. 23. 1874.

13. Cochlaeus. Descriptio — Cochlaeus Iohannes. Brevis Germanie descriptio (1512) Mit der Deutschlandskarte des Erhard Ebzlaub von 1521. 2. unveränd. Auflage. Darmstadt, 1969.

14. Eberlin, I–III — Johann Eberlin von Günzburg. Ausgewählte Schriften. Bd. I–III. Halle a. S. 1896–1902.

15. Ebersberg — Regesten der Herren von Ebersberg genannt von Weyners in der Rhön (1170–1518) / Hrsg. von F. Luckhard. Fulda, 1963.

16. Eck. Briefe — Vogt U. Die bayerische Politik im Bauernkriege und der Kanzler Leonard von Eck, das Haupt des schwäbischen Bundes. Anhang. Nördlingen, 1883.

17. Fabian, 1958 — Die Schmalkaldischen Bundesabschiede 1530–1532 / Bearb. und hrsg. von E. Fabian. Tübingen, 1958.

18. Fabian, 1959 — Die Beschlüsse der oberdeutschen schmalkaldischen Staedtetage. Quellenbuch zur Reformations– und Verfassungsgeschichte Ulms und der anderen Reichsstädte der oberlandischen schmalkaldischen Bundeskreises / Bearb. und hrsg. von E. Fabian. T. 1–2. Tuebingen, 1959.

19. Fabian, 1960 — Die Abschiede der Bündnis– und Bekenntnistage protestandierender Fürsten und Städte zwischen den Reichstagen zu Speyer und Augsburg 1529–1530 / Bearb. und hrsg. von R. Fabian. Tübingen, 1960.

20. Fabian, 1962 — Fabian R. Die Entstehung des Schmalkaldischen Bundes und seiner Verfassung 1524/29–1531/35. Brück, Philipp von Hessen [116] und Jakob Sturm. Darstellungen und Quellen mit seiner Brück-Bibliogr. 2., auf Grund neuer Quellen vollst., überber. und erw. Aufl. Tuebingen, 1962.

21. Fabian, 1967 — Quellen zur Geschichte der ReformationsBündnisse und der Konstanzer Reformationsprozesse 1529–1548 / Bearb. und hrsg. von B. Fabian. Tuebingen, Basel, 1967.

22. Förstemann, 1842 — Neues Urkundenbuch zur Geschichte der evangelischen Kirchen-Reformation / Hrsg. von G. Förstemann. Hamburg, 1842.

23. Franz. Quellen — Quellen zur Geschichte des Bauernkrieges / Gesammelt und hrsg. von G. Franz. Muenchen, 1962.

24. Gengler, 1875 — Des Schwabenspiegels Landrechtsbuch / Hrsg. von H. G. Gengler. Erlangen, 1875.

25. Hohenberg, I–II — Quellen zur Verwaltungs– und Wirtschaftsgeschichte der Grafschaft Hohenberg / Bearb. von K. O. Müller. Teil I–II. Stuttgart, 1952, 1959.

26. Kaufbeuren — Die Urkunden der Stadt Kaufbeuren (1250–1500) / Bearb, von R. Dertsch. Augsburg, 1955.

27. Klüpfel, I–II — Urkunden zur Geschichte des schwäbischen Bundes / Hrsg. von K. Klüpfel. Bd. I–II. Stuttgart, 1846, 1858.

28. Kronburg — Die Urkunden des Schlossarchivs Kronburg. Herrschaft, Familie von Westernach. Hochstift– augsburgischen Erbmarschallamt, 1366–1829 / Bearb. von K. Frh. von Andrian-Werbung. Augsburg, 1962.

29. Lamprecht, III — Lamprecht K. Deutsches Wirtschaftsleben im Mittelalter, Bd. III: Quellensammlung. Leipzig, 1885.

30. Lanz, I — Correspondenz des Kaisers Karl V / Aus dem Kgl. Archiv und der Bibl. de Bourgogne zu Brüssel mitget, von K. Lanz. Bd. I: 1513–1532. Frankfurt a. M., 1966.

31. Looz Corswarem, 1964 — Kaiser und Reich unter Karl V. Urkunden und Akten im Staatsarchiv Koblenz / Bearb. von O. von Looz Corswarem. Koblenz, 1964.

32. Lüneburg — Schatz– und Zinsverzeichnisse des 15. Jh. aus dem Fürstentum Lüneburg / Hrsg. von Griese. Hildesheim, Leipzig, 1942.

33. Lünig, I–X — Das Teutsche Reichs-Archiv. Pars specialis. Ans Licht gegeben von Johann Christian Lünig. Bd. I–X. Leipzig, 1713–1714.

34. Moser, II — Moser H. Die Kanzlei Kaiser Maximilians l. Teil II: Texte. Innsbruck, 1977.

35. NTKK — A magyar történet kútföinek kezikönyve / Szerk. H. Marczali. Budapest, 1902.

36. Müller. 1939 — Müller K. O. Zur wirtschaftlichen Lage des Schwäbischen [117] Adels // ZWIG. 1939. Jg. 3. H. 2.

37. Münch, III — Münch E. Franz von Sickingens Thaten, Plane, Freunde und Ausgang. Bd. III: Codex diplomaticus. Aachen, Leipzig, 1829.

30. Neuenahrer Herrschaften — Urkunden und Akten der Neuenahrer Herrschaften und Besitzungen Alpen, Bedburg, Hackenbroich, Helpenstein... sowie der Erbfogtei Löhn. Köln, Bonn, 1977.

39. Oberschönenfeld — Die Urkunden des Klosters Oberschönenfeld / Bearb. von K. Puchner. Augsburg, 1953.

40. Pfeiffer, 1968 — Quellen zur Nürnberger Reformationsgeschichte / Hrsg. von G. Pfeiffer. Nürnberg, 1968.

41. Pirckheimers Briefwechsel — Willibald Pirckheimers Briefwechsel / In Verbindung mit A. Reimann gesammelt, hrsg. und erl. von E. Reicke. München, 1956.

42. Reformation Kaiser Siegmunds — Reformation Kaiser Siegmunds / Hrsg. von H. Koller // MGH, Staatschriften des späteren Mittelalters. Bd. VI. Stuttgart, 1964. S. 50–353.

43. Reissner — Adam Reissner. Historia der Herren Georg und Kaspar von Frundsberg / Nach der 2. Aufl. von 1572 hrsg. von K. Schottenloher. Leipzig, S. D.

44. RTA AeR MR JR — Deutsche Reichstagsakten. Aeltere, Mittlere und Jüngere Reihe / Hrsg. durch Hist. Kommis. bei der Bayerischen Akad. der Wissenschaften. 2. Aufl. (Photomechan. Nachdr.). Göttingen.

45. Rublack, 1980 — Rublack H. Chr. Nördlingen zwischen Kaiser und Reformation. Quellenanhang // ARG. 1980. 71.

46. Schertlin — Leben und Thaten des weiland wohledeln Ritters Sebastian Schertlin von Burtenbach. Durch ihn selbst deutsch beschrieben. München, S. D.

47. Schwabenspiegel. Normalform // Studia iuris Suevici. Tractaverunt Eckhardt K. O., Eckhardt geb. Rauch. Aalen, 1972.

48. Smend — Smend R. Das Reichskammergericht. Beilagen. Weimar, 1911.

49. Thesaurus Besoldi — Thesaurus practicus Christophori Besoldi... Sditio nova, auctior et emendatior... Studio et opera Christophori Ludovici Dietherns. Norimbergae, 1597.

50. Weistümer, I–VIII — Weistümer / Hrsg. von J. Grimm. Bd. I–VIII. Berlin, 1957. [118]

ВЕЛИКАЯ СУББОТА

Нам союзно лишь то, что избыточно,
Впереди не провал, а промер,
И бороться за воздух прожиточный —
Это слава другим не в пример.
Осип Мандельштам

ОбычноВеликая суббота, занятая бытовыми приготовлениями к празднику, проходит почти незаметно. Позади скорбь Страстной пятницы, впереди — радость Пасхи. В одном из своих толкований этого дня протоиерей Александр Мень выбрал в качестве ключевого слово «покой». Апостолы пребывали в покое, но мы не знаем, что за покой это был, что скрывалось за ним, — вера или отчаяние.

В Великую субботу совершилось великое испытание. Впрочем, прошедшее время здесь неуместно — это испытание совершается каждодневно. Христос уже воскрес, но еще никому не дано знать, когда и как свершилось Воскресение, и Церковь пребывает в покое и вере, она ждет того часа, когда будет открыта пустая гробница, а затем Христос придет к своим ученикам с ранами на теле и попросит еды.

Во время литургии Великой субботы, перед чтением Евангелия, священники облачаются в белые ризы. Это еще не красный цвет Пасхи, но уже не черное великопостное облачение. Воскресение зримо и осязаемо, но в Великую субботу оно невидимо и неощутимо. Оно совершается в вечности, а значит ежедневно и ежечасно в душе каждого из нас — тех, кто составляет общество, народ, нацию.

«Выбранные места из переписки с друзьями» Гоголь закончил главой «Светлое Воскресенье». Есть там такие слова: «Разнесется звонкими струнами поэтов, развозвестится благоухающими устами святителей, вспыхнет померкнувшее — и праздник Светлого Воскресенья воспразднуется, как следует, прежде у нас, чем у других народов! На чем же основываясь, на каких данных, заключенных в сердцах наших, опираясь, можем сказать это? Лучше ли мы других народов? Ближе ли жизнью ко Христу, чем они? Никого мы не лучше, а жизнь еще неустроенней и беспорядочней всех их. «Хуже мы всех прочих» — вот что мы должны всегда говорить о себе. Но есть в нашей природе то, что нам пророчит это. Уже само неустройство наше нам это пророчит. [134] Мы еще растопленный металл, не отлившийся в свою национальную форму; еще нам возможно выбросить, оттолкнуть от себя нам неприличное и внести в себя все, что уже невозможно другим народам, получившим форму и закалившимся в ней».

Суждения национального гения всегда содержат точное определение особенностей своей нации, но вместе с этим они, как правило, во всяком случае очень часто, во всяком случае в России, воспроизводят и наиболее порочные черты национального самосознания. Так и эти слова Гоголя. В них и признание неструктурированности, неоформленности русской нации, и оправдание стремления этой нации не просто встать в ряд с другими народами, но и быть выше их, быть ближе к Богу.

Самоутверждение во внешнем мире путем противостояния этому миру является следствием внутренней слабости нации, ее недостаточного развития, средством компенсировать в национальном самосознании вполне естественный комплекс неполноценности. Причем этот комплекс сам по себе не является злом, ибо может служить стимулом внутреннего строительства, общественной и национальной самоорганизации.

Россия ныне имеет равные шансы и на внутреннее развитие, и на внутреннюю деградацию и, как всегда в таких случаях, история призывается в судьи. И на суд. Правда, читая разных авторов, приходишь к мысли, что писали они о разных странах и разных нациях, хотя вроде бы все — о России и русских. [135]

Конец века