Ночь непроглядна, и звёзды вверху

Светят, маняще мигая.

Снова с друзьями стою на посту,

Честно свой долг выполняя.

 

Спутник, мерцая, по небу плывёт,

Сердце в груди замирает.

Глаз отмечает межзвёздный полёт,

Точками путь засекает.

 

Припев: Рвётся душа –

Снова звёзды зовут.

Ветер, мороз – не помеха!

Мы – ИСЗяне, так все нас зовут.

Инам пожелайте успеха.

 

Сброшены шубы, и чай вскипячён,

Координаты отсняты.

Звук телетайпа баюкает сон:

Звёздные спят ребята.

 

Время настанет, мы вахту сдадим,

Но никогда не забудем

Станцию нашу, друзей и мечты,

И звёзды, светящие людям.

Припев: Рвётся душа –

Снова звёзды зовут.

Ветер, мороз – не помеха!

Мы – ИСЗяне, так все нас зовут.

Инам пожелайте успеха.

Спасибо станции ИСЗ

В. Фоминых

Меня ещё со школы увлекала астрономия, но в школе на неё обращали очень мало внимания. Узнав, что в институте есть астрономический кружок, я сразу же решила, что обязательно займусь астрономией.

И вот моё первое появление на станции наблюдения искусственных спутников Земли. В первую мою смену небо было закрыто тучами, но и в такую ночь для нас (новичков) была работа. Нужно было научиться обращаться с картами, с аппаратурой. Я была просто поражена таким количеством новых, совершенно непонятных терминов: привязка, хронограф, трасса и т. д.

И вот началась учёба. Расшифровка телеграмм, составление телеграмм, работа на телетайпе, отождествление точек на звёздных картах, изучение созвездий, работа на печатающем хронографе и т. д. – как всё это было ново и интересно.

До сих пор помню дату своей первой смены, когда было звёздное небо, – 14 марта 1978 года. Вот тогда пригодилось все то, чем мы занимались в первые ночи своей работы. С этой ночи у меня началась «звёздная болезнь». Я всегда с нетерпением ждала своей смены. И каждый раз узнавала что‑то новое. Хочу сказать большое спасибо всем моим старшим товарищам, которые занимались с нами, новичками, не жалея собственных сил и времени, особенно А. С. Си­тя­кову, Диме Кирилову – первому старшему моей смены, Серёже Куковякину и многим другим, которые всегда были готовы мне помочь.

Волшебный мир ИСЗ

А. Кокорин

ИСЗ – как много информации заложено в этих трёх буквах. Но как мало они значат для непосвящённого в тайны наблюдения искусственных спутников Земли. ИСЗ … и в памяти всплывает первый приход в волшебный мир хронографов, бинокуляров, звёздных карт. Казалось, что во всей этой премудрости невозможно разобраться: действительно – попробуйте из тысяч звезд найти ту единственную конфигурацию, на фоне которой пролегла трасса спутника! Но здесь на помощь новичку приходят старшие товарищи и станционный «старшина» Афраим Сайфуллович Ситяков. Сколько бессонных ночей втолковывали они нам азы наблюдений, сколько было споров, первых ошибок и достижений.

И вот мы уже асы: это наш дом с хронографами и бинокулярами на «ты», звёздные карты изучены «от корки и до корки». Из учеников превращаемся в учителей, и весь процесс повторяется. Как всё просто и как необычайно сложно – ведь столько нужно физических и духовных сил, чтобы после бессонной ночи идти на лекцию, отвечать на семинарах. Но я не помню, чтобы кто‑то ныл – слабые уходили, а коллектив – костяк – оставался, потому что мы не могли довольствоваться только лекциями, мы искали занятие по душе и находили его на станции ИСЗ.

Не хлебом единым жив человек: как не вспомнить походы в лес, турниры, споры – всё это сплачивало коллектив, роднило нас. И до сих пор, попав в институт, любой из нас первым делом вспомнит родную станцию ИСЗ.

Станция – наш дом

Д. Кирилов,

Л. Кирилова

 

Каждый раз, приезжая в институт, мы первым делом вспоминаем станцию наблюдений ИСЗ. Здесь был наш второй дом, наши друзья, наши единомышленники. Здесь в увлечённой работе прошли лучшие годы нашей молодости. Каждый вечер, проведённый здесь, навсегда остался в нашей памяти как вечер общения с друзьями.

Станцию называют научным кружком, но для нас это всегда была работа, работа нужная, важная и, как мы говорили, «работа за идею». И, может быть, именно поэтому на станции всегда царил дух взаимопомощи, братства, дружбы и взаимопонимания.

Сейчас мы работаем учителями физики и астрономии. То, что дала нам станция наблюдений ИСЗ, – огромное подспорье в работе. Астрономия по учебнику – скучная наука для современных десятиклассников. Но когда отойдёшь от текста, лица учеников преображаются. В глазах появляется живой огонёк интереса. А ученик, хотя бы раз испытавший живой интерес на уроке, – ваш союзник на все годы обучения. Это как код, как ключ, с помощью которого он поймёт любые ваши мысли.

Учите созвездия, не поленитесь лишний раз взглянуть в БМТ, и на уроке вы сможете рассказать своим ученикам про небесного охотника Ориона, о страшном Алголе, о Сириусе и знаменитой туманности Андромеды. А учебник школьники прочитают сами, желая ещё раз увидеть то, о чём вы рассказывали. Но, увы, нет там ничего того, что может рассказать им настоящий ИСЗянин. Чистого всем неба!

Скучать было некогда

Е. В. Гущина

Нашему поколению повезло больше всех. Мы пришли, когда станция уже работала в полную силу. Спутников шло много, ночи были звёздные. Поэтому работа была не лёгкой, но такой манящей и интересной, что трудностей не замечали. И потом, называли мы себя ИСЗяне, это звучало таинственно и фантастично, как марсиане, словно мы с другой планеты. У нас были великолепные старшие смен – Володя Ростовцев, Юра Порфирьев. Юрчик Смирнов, Наташа Зубарева, Валя Фоминых. К нам довольно часто приезжали легендарные «старики» – Сергей Куковякин, Коля Чупраков, Саша Слобожанинов, Лёня Антипин. Они заряжали нас энергией, постоянно разыгрывали, вот уж тогда покой нам действительно только снился. И вообще, когда приезжали «старики», на станции был праздник. Разговорам не было конца. ИСЗян «в запасе» слушали, открыв рот. Обсуждалось всё: от содержания школьных учебников до проблем внеземного разума. Вот где проводились самые продуктивные «педсоветы» и полным ходом шла передача педагогического мастерства и обмен опытом. И 25‑летие станции пришлось на годы нашей учёбы, и «стариками» мы тоже успели побыть. Так что связь поколений была прочной.

Станция была незабываемой школой жизни, которая учила быть терпимыми, жить в согласии, находить компромиссы. Эгоисты и неженки на станции не приживались. Одна из неписанных заповедей ИСЗян гласила: ИСЗянин спит в любых ситуациях. Диктовалась она жёсткими условиями работы, так как смены часто были переполнены и нормальных спальных мест не хватало. Поэтому настоящие ИСЗяне могли уснуть сидя (в кресле), на подоконнике, на столе, под столом, в малюсенькой каморке на полу фотокабины или «скворечнике» над фотокабиной. При этом было совершенно неважно, сколько децибел шума окружает решившего вздремнуть ИСЗянина. Наверное, именно поэтому у настоящих ИСЗян была проблема: как разбудить себя на занятия. Самый надежный способ – это попросить смену следующего дня прийти утром пораньше и любым способом поднять на занятия. Кроме обычного «Вставай, солнышко!» в ход шли вода или щекотка, а, главное, терпение, так как иногда будить приходилось долго. В особо ответственных случаях искали огромный механический будильник, ставили его в пустое металлическое ведро и придумывали способ вместе с будильником запускать телетайп, который включался с грохотом. В общем, сон был здоровый и крепкий.

Смены составлялись по добровольному согласию. Но обычно девочки любили, когда в смене есть мальчики, – будет кого в магазин послать; мальчики любили, чтоб в смене были девочки, – есть кому ужин приготовить. Потому что кулинарному искусству жизнь учила потом, а тогда... Если девочек в смене не было, мальчики могли довольствоваться мукой, размешанной на воде. Девочки в таких случаях пекли блины, мальчикам было не до пустяков. Есть хочется! Так что жили дружно. А когда равновесие симпатий нарушалось, то устраивали друг другу безобидные пакости. Тогда наблюдатели находили свои вещи в самых неожиданных местах. Помню, как долго мы искали сапоги Лены Домниной. После 30‑минутных поисков удалось обнаружить один сапог в морозильной камере. Виновник события Валера Фёдоров (ставший впоследствии её мужем) все эти 30 минут ликовал. А второй сапог хозяйка получила только после слёзных просьб: «Ну Валера, ну спутник скоро, как я на крышу пойду...!» Оказалось, что сапог поместился в миниатюрном ящичке тумбочки на кухне. Это был какой‑то оптический обман: ящичек такой маленький, а сапог 38‑го размера.

Как правило, девочки в долгу не оставались. С наслаждением искусно сшивали мальчишкам штанины брюк или вообще пришивали одеяло к матрасу, пока жертва сладко спит. А ведь просыпались за 5 минут до начала занятий. Обычно в таких случаях мальчики сначала вспоминали великий и могучий русский язык, а потом, махнув рукой на занятия, благодарили девочек за то, что удалось выспаться.

С вахтёрами старались дружить. Иначе кто же пустит в институт в 11–12 часов ночи припозднившегося ИСЗянина? Впрочем, когда вахтеры упорствовали, защищая двери храма науки, ИСЗянин особо не отчаивался. Ведь есть же ещё окна. Ну и что же, что они на втором этаже. Немного фантазии и помощи друзей изнутри – и нет проблем, причём это зайти через окно трудно, а выйти мог любой. Главное, чтобы было кому закрыть за тобой окно. Как‑то раз и я в 3 часа ночи воспользовалась этим «выходом».

Интриги, сплетни и страсти кипели где‑то за пределами станции. А на её территории всегда была солнечная, дружеская атмосфера, с шутками, розыгрышами, поддержкой и пониманием. Ну как не пошутить, уходя с крыши первому! Ведь это же так просто – выключить свет на всех лестницах и поставить стулья на пути... Жертвы обязательно делали ответный ход. Пока шутники отправлялись в долгое путешествие до туалета, «обиженные» тщательно запрятывали под их одеяла тяжеленные детали старых телескопов...

Контроль за порядком со стороны начальников станции был корректный и мягкий. Однажды Евгений Иванович заглянул на станцию, загадочно объявил: «Сегодня у нас будет гость», – и ушёл. На станции, как всегда, царил творческий беспорядок. Это было удобное состояние для наблюдателей, но гостям оно вряд ли понравится. Был объявлен аврал. Через 20 минут станция сверкала чистотой и была готова к приёму гостей. Гостем оказался спаниель Чап... Молодец Евгений Иванович! А «Памятка о культурном поведении и дисциплине», составленная Дмитрием Павловичем Кириловым, стала реликвией.

Были и свои традиции. 22 апреля проводился великий субботник. Сначала всем миром наводили чистоту во всех закоулках, радостно находя давно потерянные вещи, а потом пили чай с тортом. А 9 мая всегда ходили в поход, отмечая день рождения станции. В течение нескольких лет маршрут был один и тот же, поэтому опоздавшие могли благополучно добраться туда без провожатых, так как дорогу знал каждый второй ИСЗянин. Как часто потом вспоминались эти звёздные ночи у костра и песни под гитару! На то она и молодость, чтобы жить весело и ярко. Наверное, поэтому из ИСЗян получались потрясающие классные руководители, за которыми ученики ходили буквально по пятам, а уж предмет любимого учителя грешно было знать плохо.

Жизнь вместе со станцией приобретала смысл. Мы были горды тем, что помогаем науке. А уж когда мы сумели обнаружить «потерянную» станцию «Салют‑7», то уважение к нашей станции распространилось до Вычислительного центра в Москве. Виктор Петрович Савиных лично благодарил коллектив станции за работу, когда выступал перед студентами и преподавателями вуза. Мне довелось поздравлять его от имени рядовых наблюдателей (см. фото). Трудно вспомнить, что я тогда говорила, но было очень смешно, когда, видимо, от волнения, я на полном серьёзе заявила, что если бы не наши скромные наблюдения...

А когда «неба не было», просыпалось творчество. Хотелось жить ещё интереснее. Любое скромное начинание грозило закончиться чем‑то грандиозным. Сочинил как‑то в пасмурную ночь Андрюша Изергин четверостишие, набрал его на клавиатуре телетайпа и спровоцировал стихийный конкурс поэтов. И каких! До этого стихами «баловался» только Сергей Куковякин. (см. «Песни и стихотворения наблюдателей ИСЗ»). Потом решили провести конкурс фирменных блюд смен. А там и до КВН совсем близко. Сама атмосфера станции будоражила, таланты раскрывались легко и неожиданно. Сейчас порой удивляешься, как на всё хватало времени. А секрет прост: всё делалось с удовольствием, поэтому и усталости не чувствовали. И учиться успевали, и работать, и пошалить, и от жизни не отстать.

 

Спасибо, станция, тебе

За школу жизни, за науку,

За верных преданных друзей,

Готовых дать поддержки руку.

 

Пусть раскидала нас судьба,

И видимся лишь в юбилеи,

Но дружба в памяти жива,

И братство наше душу греет!

Про наше везение

Н. Зубарева

 

Какой же ИСЗянин не любит свою смену? Спроси любого, и каждый с жаром начнет тебе рассказывать, что вот его смена была самая‑самая, и народ там был самый‑самый, и результаты выдавали самые‑самые, и спутники у них ходили самые‑самые, а еще в их смену было такое… или вот еще… И, конечно, все это будет правдой, понятия «станционник» и «заурядная» личность абсолютно несовместимы.

Я тоже хочу рассказать о своей смене, о той, в которой мне довелось работать в сезоне 1980–1981 гг. Я тогда училась на IV курсе, второй сезон начинала старшей смены, и смена у меня в тот год подобралась самая‑самая: трое физиков‑второкурсников и две первокурсницы с матфака. Как у нас на факультете относились к математикам, думаю, рассказывать не стоит; девчонки же, быстро разобравшись в причине не очень теплого приема, заявили, что всю жизнь мечтали поступить на физфак, но вот конкурс… (в то время проходной балл на матфаке и в самом деле был минимальный), чем мигом растопили сердца сильной половины нашей смены. Стоит заметить, что одной первокурснице это удалось сделать так хорошо, что через три года мы поздравили их с законным браком (это Костя Домнин и Света Лапшина).

Вернемся в осень 1980 г. к моей смене. Компания подобралась шустрая, заводная, на редкость дружная, и выходные и праздники частенько проводили вместе, то в лес, то в кино, летом на пляж, и всегда всей сменой, любые попытки увильнуть от мероприятия пресекались. Мои однокурсники очень скоро прозвали нас «стая», так и пошло: «твоя стая прилетела», «опять стаей куда‑то полетели»…

Работали тоже дружно, когда в смене много юношей, вопросов «кому бежать в магазин» или «кто потащит наверх карты» не возникало. Результаты выдавали неплохие, а самое главное – много. Похоже, в тот год кто‑то «наверху» замолвил за нас словечко, нашей смене исключительно везло с погодой. В начале осени это выглядело нормально, к примеру, днем идет дождь, к вечеру распогодилось, мы благополучно отработались, а под утро по крыше снова застучал дождик. Мы гордились – вот какие мы хорошие, нас даже «там» (многозначительный жест – палец в небо) ценят. Дальше стало интереснее.

Конец осени, низкие серые тучи, нудный осенний дождик. Идешь на смену и мечтаешь отоспаться, дописать конспект или просто хорошо провести вечер с друзьями. Аппаратуру, конечно, не включаешь. За окном шуршит дождик, а тебе сухо и тепло. За 20 минут до наблюдения кто‑то, шутя, выглядывает в окно – «а вдруг небо есть?». Дальше следует вопль – «Не‑бо‑о‑о!». И начинается лихорадочная работа: включить аппаратуру, приготовить карты, списать координаты, одеться, затем быстро наверх – расчехлить, установить…

Вам когда‑нибудь доводилось работать под дождем или снегом? Нам в тот сезон доводилось частенько. Тучи на небе разбегались на 10–15 минут, иногда только на небольшом пространстве – там где шла трасса, давали нам отработаться, и тут же снова начинал накрапывать дождь. Быстренько набегали тучки, надежно укрывая от нас звезды, отождествляться приходилось очень оперативно – погода явно работала против нас. А самое интересное, что никто не верил, что в такую погоду можно работать, что как раз в момент прохождения, как раз по трассе облака разбегались, а потом снова вставали на свое место. Афраим Сайфуллович недоверчиво качал головой, глядя в журнал наблюдений, а староста ни за что не соглашалась отпустить с первой пары поспать.

Нам не верили, приходили к нам на дежурство посмотреть на наше «везение», удивлялись, может, даже немного завидовали. А когда пришла сессия, завидовать начали мы. Все другие смены могли спокойно ночью готовиться к зачетам или отсыпаться после экзамена, а мы работали. А в декабре‑январе дежурства длинные, устаётся за ночь сильно, а если учесть, что всю ночь над тобой погода «измывается», то утром в голове только одна мысль – куда б ее (голову) приклонить. Еще хорошо, что в тот год было шесть смен и дежурить приходилась не очень часто. Сессию сдавали тяжело, некоторых на зачеты и экзамены приходилось водить буквально за руку. Доведешь до двери, а вместо «ни пуха, ни пера» напутствуешь: «Без зачета не выпущу!». И сидишь, дремлешь под дверью. Девчонки «контролировали» мальчишек, мальчишки «сторожили под дверью» девчонок.

В каникулы было легче – мы вели ночной образ жизни, ночью работали, а потом отсыпались до самого вечера.

Так продолжалось до конца сезона. С приближением весны смены становились все короче, прохождений все меньше, и мы снова начали получать удовольствие от нашего везения. Знаете, как приятно в разговоре небрежно бросить «Сегодня ночью будет ясно, я гарантирую… Просто сегодня работает моя смена!». В конце сезона я не поленилась, пролистала весь журнал наблюдений с сентября восьмидесятого по май восемьдесят первого, мы не наблюдали только один раз, подвела аппаратура.

Наше везение закончилось в день закрытия сезона – неба не было! В тот день наше везение, видимо, ушло к другим.

 

Нам не дано предугадать...

О. Кропанева