Параллельная реальность

Сейчас по телевизору идёт сериал «Клон», а я сижу и перед моими глазами всплыло представление, что сейчас происходит в нашей московской съёмной квартире. Мама уже вернулась с работы и готовит себе ужин на кухне, Кирилл уже поужинал и гадает сканворды, а тетя Вера сейчас сидит перед телевизором и смотрит сериал «Клон».

 

Февраля, четверг, 12:01, Североморск.

Преступление и наказание.

В нашей роте есть один дагестанец по имени Исмаил. Он всегда пользовался большим авторитетом в роте, многие его даже боялись. Исмаил всегда любил покомандовать и поорать, чтобы старшие видели, что он больше всех работает, а мы – «русские черти» - не хрена не делаем. Но так было до сегодняшней ночи.

Дагестанское сообщество нашей роты нафотографировались, скинулось в общак деньгами, чтобы распечатать фотографии и послать их домой. Мол, вот, посмотрите, как мы доблестно служим. Но вчера эти деньги пропали. Дагестанцы и дежурный мичман всю роту поставили на уши – проверяли баночки (тумбочки), шконяры (кровати), шинели и полностью обыскивали нас. Деньги лежали вместе с документами и соответственно они пропали тоже. Поэтому искали именно документы, т.к. их распознать проще, чем деньги.

Исмаил суетился больше всех и всё орал: «Это русские черти украли, найду, очко порву». Нашли всё только после отбоя. Как вы уже, наверное, догадались, деньги и документы были у Исмаила. Свои же дагестанцы дали ему люлей, унизили его, помочившись на него в гальюне, и теперь он всеобщий изгой.

Сегодня я его встретил в гальюне, который он натирал до блеска. Ничтожнее существа я ещё не встречал.

 

Февраля, четверг, 17:20, Североморск.

Злость и отчаяние.

Сегодня мне вернули ещё 3 моих письма, которые я отправлял 3 января Саше, 5 января сестре и 17 января маме. Получается ещё ни одно моё письмо не дошло до адресата. Я зол и отчаян. Зол на североморскую почту, а отчаян из-за того, что у меня нет на письма ни времени, ни бумаги, ни конвертов.

 

Февраля, воскресенье, 17:30, Североморск.

Земляк.

На днях случилось очень приятное для меня событие – я встретил земляка из Бальцера. У нас с ним даже нашлись общие знакомые. Его зовут Дима Мислов, и служит он в Североморске с мая 2004 года во взводе обеспечения. В нашей части примерно 15 человек из Саратовской области, но я никак не надеялся встретить кого-нибудь со своего маленького городка.

Однако, не смотря на это, у меня остался какой-то странный осадок, после встречи с ним. Мне показалось, что он меня как-то чурается. Казалось ведь, что я тоже из Бальцера, возьми меня и расспроси про родной городок, про то, что там происходит, про общих знакомых, но инициатором всех вопросов был я - только я его спрашивал, а он нехотя отвечал. Он ведь не годок мне, чтобы не общаться со мной из-за статусной разницы, а всего лишь на полгода старше меня призывом.

И вот только сейчас до меня дошло, почему он так себя ведёт. Дело в том, что Саша очень жалко выглядит. Он очень худой и зачуханный, одет в какую-то дранную грязную шинель, в которой даже самый чмошный карась у нас не ходит. Лицо у него всё в прыщах и такое ощущение, что оно то ли в синяках, то ли немытое уже несколько недель. Мне кажется, что служить ему тут совсем не сладко и он стесняется своего земляка, потому что я могу передать информацию о его жалком существовании туда – на большую землю и его друзья, а может даже девушка, узнает, как ему тут не сладко, и что его тут сильно обижают.

 

Февраля, понедельник, 17:40, Североморск.

Надежда.

Как же сейчас облегчает мою жизнь надежда. В настоящее время я живу только надеждой, что отстою караул на отлично и получу звание старшего матроса ещё в учебке, а когда прибуду на корабль, мне со временем дадут старшинское звание. Очень надеюсь на то, что мой корабль отправится в дальний поход, и я посмотрю другие страны. Что когда я буду старшим, то буду слушать ту музыку, которую захочу, а не ту, которую сейчас гоняют дагестанцы. Что в августе возьму отпуск, приеду в Бальцер в форме, куплю соковыжималку и буду сидеть в тени своей яблони, читать книгу и попивать свежевыжатый яблочный сок.

 

Февраля, понедельник, 18:52, Североморск.

Ценность денег.

В армии очень сильно меняются ценности. Особенно ценность денег. До армии я мог запросто потратить деньги на дорогую книгу, на шикарный подарок другу или лицензионный диск любимой группы, простить долг, накупить нищему столько еду, сколько он попросит. А сейчас я экономлю каждый рубль в надежде на то, что когда мы снова пойдём в библиотеку репетировать спектакль, то обязательно заглянем в чепок, и я смогу там купить заварную трубочку. Сегодня я могу даже поднять с полу бесхозную монету в 10 копеек, и мне не будет за это стыдно.

Февраля, понедельник, 19:55, Североморск.

Дагестанцы.

Даги очень сильно любят свою родину Дагестан. Но почему же они её так позорят своим поведением? Или они считают, что ведя себя по-хамски в отношении к другим национальностям, то внушают им перед собою уважение? У меня они пока что вызвали только презрение.

На гражданке я всегда вступал в горячие споры с товарищами, если они начинали ругать другие народы, в частности кавказцев или азиатов, дело доходило чуть ли не до драки. А в армии я, к сожалению, сам превратился в человека, который вечно ноет и всех ругает.

 

Февраля, вторник, 17:35, Североморск.

Стрельбы.

Сегодня весь состав гарнизонного караула ездил на полигон учиться стрелять из АК-74. Каждому выдали по 29 патронов. Интересно, почему 29, а не 30, хотя это итак понятно.

Мне очень понравились сегодняшние стрельбы. В них было даже что-то романтическое. Нас одели как бомжей, но одежда была очень тёплой. Поверх своих брюк мы надели ватные штаны, поверх шинелей рваные бушлаты без пуговиц, которые нужно было завязать верёвками, а вместо прогар у нас были валенки. Нас погрузили в тентованный Урал и повезли на полигон…

Вот блин, опять построение. Допишу потом.

 

20:21.

Пока мы ехали, я всё время смотрел в дырочку, которую расковыряли в тенте ещё до меня, и любовался красотами русского Севера. Это удивительно красивые места. Урал остановился примерно за 300-400 метров до самого полигона. Дальше был непроходимый глубокий снег. Но непроходимым он был только для внедорожного военного Урала, а вот для матросов он был очень даже проходимым. Мы шли по грудь утопая в снегу, неся, при этом, ещё и необходимое оборудование для стрельб.

Отстреляли мы хорошо. У меня был один из самых лучших результатов. Я ещё в колледже стрелял лучше всех в группе.

После стрельб, мы пили сладкий крепкий чай с сухарями стоя у костра. Я вечность простоял бы так. Вокруг белый хрустящий снег, мороз, а Ты стоишь у костра и пьёшь сладкий, а самое главное крепкий, чай, а не те помои, что обычно наливают на камбузе.

Потом нас загрузили мишенями, столами, матрацами, автоматами и прочими вещами для того, чтобы мы это всё отнесли в грузовик. Загрузив вещи в кузов Урала, там стало ещё теснее. Но мы постелили матрацы под себя и в кузове стало тепло и уютно.

На обратном пути я испытал неописуемое блаженство. Двадцатиградусный мороз. Изо рта идёт пар. А ты тепло одет, лежишь на матраце в окружении товарищей. Тебя сладко укачивают едва расчищенные российские дороги. После трудного дня, ты погружаешься в сладкий полудрём. Тебе хочется ехать ещё и ещё, но путь продолжается всего минут двадцать. Ты выходишь из полудрёма от резкого поворота в ворота части и окончательно избавляешься от него при торможении Урала. Слышатся истеричные крики старшин, и хочется кого-нибудь ударить.

Мы вернулись, когда вся часть уже пообедала. Нас тут же повели на камбуз, и заботливые тётеньки на раздаче не жалея остатков обеда, накладывают тебе столько еды, сколько ты пожелаешь.