Апреля, суббота, вечер, Североморск

С днём рождения, мамочка!

Больше ничего написать не успеваю…

 

Апреля, воскресенье, 18:55, Североморск.

Полная перемена существования.

У меня есть страшный план, но я его никому не скажу Даже тут не напишу. Если там, в учебке, можно было хоть кому-то довериться, хоть кому-то что-то рассказать, то тут абсолютно никому. Даже Лексу, единственному моему товарищу на корабле, я не открою тайну по той причине, что он запуган даже хуже чем я и в таком состоянии он может себя не контролировать и сказать кому-нибудь лишнее. Да и сейчас, чтобы меня никто не увидел, я сижу в кормовом машинном отделении (КМО) за компрессором, и постоянно прислушиваюсь к каждому шороху. Дневник прячу обычно здесь же, в каком-нибудь механизме или под пайолами, так как в кубрике его 100% увидят и отберут.

Вот и началась моя настоящая служба. Все, что было до этого – детский сад «Морячок». Боевой корабль, где я сейчас нахожусь, это совсем другая служба, тут никто за нами зад не подтирает, никто с ложечкой кашки не бегает, и уж тем более не печётся о нашей безопасности, как моральной, так и физической.

 

Апреля 2005 года, до обеда, Североморск.

Совсем один.

Сегодня утром Лекс перерезал себе вены. Он жив и теперь лежит в лазарете. Когда мне с ухмылкой сообщили об этом, это был страшный удар для меня. Я помчался в лазарет, но меня туда не пустили. Теперь я точно совсем один.

 

Апреля 2005 г., вечер, Североморск.

Грамоты.

Сейчас нам вручали грамоты за первый выход в море. Когда назвали фамилию Лекса, я сказал, что он в лазарете.

- А, это тот скрипач ёбанный, - сказал офицер.

- Давайте я ему отнесу, - попросил я.

- Нечего к нему бегать, ещё научит тебя плохому, - ответил офицер сквозь зубы.

Мне отдали только мою грамоту и пока её у меня не украли (а крадут тут всё вплоть до куска хлеба, который ты вынес с камбуза), я её сложил вчетверо и отправил в обыкновенном конверте маме.

 

Апреля, вторник, вечер, Североморск.

Мыльняк.

В санчасти мы убирались 3 раза в день, и меня это дико напрягало, а на корабле мы убираемся 4 раза. Четыре грёбанных раза!!! Причём одна из этих приборок должна быть мыльняком. Для того чтобы сделать мыльняк, нужно 4 человека. Ну, или недочеловека, но всё равно 4. Первый, как правило, это кто-то из годков, берёт мыло, крошит его в ёмкость с водой, делает мыльный раствор и раскидывает его по полу. Второй, чаще всего это кто-то из борзых, берёт натиру, которая делается из куска пожарного шланга, наступает на неё и натирает мыльный пол. Третьему матросу повезло меньше всех. Как правило, это карась или годок, который до конца своей службы останется лошариком и даже в день своего дембеля будет стягивать с пола мыльный раствор грязной ссанной тряпкой. Ну а четвёртый матрос просто затирает пол насухо чистой тряпкой. Это делается ногами и поэтому мне больше всего нравится именно эта часть уборки. Но иногда приходится и стягивать…

 

Апреля, среда, 20:30, Североморск.

Уродская система кормёжки матросов.

На нашем корабле больная система кормёжки матросов. Мы приходим на камбуз и садимся за шестиместный стол. На столе уже стоят два лагуна – первый с жижей, где плавают крупнонарезанные овощи, второй со вторым блюдом, которое ещё более менее можно есть. Например, на обед там иногда бывают макароны и шесть кусков жаренной рыбы. Как правило, с нами за стол садятся годки и борзые. Первые себе в тарелку накладывают, конечно же, годки. Им плевать, что нас шесть человек и кусков рыбы тоже шесть, они накладывают себе гору макарон и по два куска рыбы. Борзые тоже накладывают себе макароны и по одной рыбе. Ну а караси хлебают жижу с хлебом и, если повезёт, то чуть-чуть остаётся макарошек.

 

Апреля 2005 г., суббота, 14:40, Североморск.