Гете: в магическом круге

 

Итак, вошел изящный кавалер… Но почему так пахнет псиной? Ах, только что здесь был черный пудель. Куда же он делся?

Гете странным образом «путал» божественное и демоническое: «Всякое творчество высшего порядка, всякий значительный замысел, всякая великая мысль, приносящая плоды и не пропадающая бесследно, не подчинены ничьей власти и стоят выше всякой земной силы; человек должен считать все это нежданными дарами, проявлениями Божества, которые он должен принимать и почитать с радостной благодарностью. Все это родственно той демонической силе, которая по своему произволу распоряжается человеком… В подобных случаях на человека часто надо смотреть как на орудие высшего промысла». [Цит. по 82]. Такой промысел Гете видит в Рафаэле, Моцарте, Наполеоне…

 

 

Гете: кто там, за левым пленом?

 

Вы знаете, главный герой Гете – доктор Фауст – не выдуман. Мы имеем дело с псевдонимом реального ученого, характерным для гуманистов «возрождения». По сути, взамен христианских имен они принимали новые, инициатические. Эти великие умы называли себя «посвященными». Но никогда не уточняли: посвященными – кому. Теперь‑то, из биографий, уже ясно: демонам гордости, славы, сластолюбия… Самонадеянный Филипп Аурелий Теофраст фон Гогенгейм величал себя Парацельсом, то есть лучшим, чем знаменитый Цельс. Другой врач, ученик Агриппы, Иоганн из Дюссельдорфа, устрашающе назвался Вирусом, то есть ядом. Охотник до барышень и вина Георг Хельмштеттер взял имя Фауста. По латыни Фаустус – «счастливый». Почему же от этого несчастного Георга, «доктора Джекила», отделился «мистер Хайд»?[26] Какого же счастья захотел Хельмштеттер?

Прижизненных, достоверных свидетельств о жизни и смерти этого современника Агриппы и Парацельса предостаточно. Вот некоторые из них, датированные XVI веком. (6).

Филипп Меланхтон: «Однажды в Нюрнберге ему в самом начале трапезы стало жарко. (Видимо, он уже почувствовал под собой костер.) Он тотчас же встал и заплатил хозяину, что был должен. Только он вышел за дверь, как тут же явились сыщики и спросили, где Фауст».

Богослов Иоганн Гаст, лично встречавшийся с Фаустом: «Злосчастный погиб ужасной смертию, ибо диавол удушил его. Тело его все время лежало в гробу ничком, хотя его пять раз поворачивали на спину».

Богослов Иоганн Вир: «Его нашли мертвым в одной деревне Вюртембергского княжества, лежащим около постели со свернутой головой. Говорят, что накануне в полночь дом тот вдруг зашатался».

Профессор Гейдельбергского университета (в нем учился Хельмштеттер) Августин Лерхеймер: «Тот же дух вскоре безжалостно умертвил его, прослужив ему перед этим двадцать четыре года».

 

 

Фауст, гравюра XVII века.

 

 

Магическое кольцо и круг Фауста. Даны по его описаниям.

 

Сам Фауст описал, как впервые вызвал духа. Не начертив охранительного круга, начинающий маг оказался полностью во власти пришельца… Он и взаправду был в магическом круге предрассудков, характерных для ученого немца. Порядок, «методология», думал он, важнее всего и в оккультизме. «Великий маг» так и не понял, в чем ошибка. Проявив волю к общению со злом, спастись от него нельзя никакими кругами. Впрочем, что‑то Фауст подозревал еще задолго до своей страшной смерти. «Хотя черный маг во время подписания акта со стихийным демоном может быть полностью убежден в своей силе и способности контролировать бесконечные силы, которые ему даются в распоряжение, часто мага очень быстро обманывают. Пройдет немного лет, а он уже будет устремлять все свои усилия на самосохранение. Мир ужаса, в который он себя вверг из‑за своей жадности, приближается каждый день, и, наконец, он обнаруживает себя на краю водоворота, ожидая всякий раз, что его поглотит пучина. Боясь умереть… маг совершает преступление за преступлением из стремления продлить свое несчастное земное существование».(7).

 

 

Незадачливый заклинатель. Старинная гравюра.

 

Нет, неспроста «счастливчик» заговорил о «несчастном земном существовании» мага. Со знанием дела написано. Со всей психологической убедительностью. (8).

Вот более откровенный эпизод из жизни Фауста, «…францисканскому монаху из Эрфурта доктору Клинге, который «хотел вырвать его из лап дьявола и обратить в истинную веру», он гордо ответил: «У меня есть свое письмо и печать, которые я скрепил собственной кровью. Мне во многом помог черт, он был честен со мной, и я буду честен относительно всего, что я сказал и пообещал черту». [4]. Браво! Честный немец!

 

 

Фауст в магическом круге вызывает Мефистофеля. Из «Трагической истории доктора Фауста» К. Марлоу. 1631 г.

 

В руководстве по магии (написано в 1524 году) Фауст рисует портрет своего «помощника». «Асиель: самый могучий из всех духов, которые поступают на службу людям. Он появляется в приятном человеческом образе примерно трех футов росту. Его нужно заклинать три раза перед тем, как он появится в заранее очерченном для него круге. Он достает богатства и любую вещь из любого края, согласно пожеланиям волшебника. Он быстр, как человеческая мысль». (Вот этот «симпатичный» коротышка и свернул своему подопечному шею.) В легендах о Фаусте, (например, изданной в 1587 году народной книге Mephostofiles.) Асиелю было присвоено «говорящее» имя. Его произвели, скорее всего, от еврейского mephiz – «разрушитель» и topfel – «лжец».

 

 

Заклинания демона Асиеля. В конце XVI – начале XVII столетий переписанные от руки оккультные сочинения Фауста стоили гигантских денег – до двухсот таллеров.

 

 

Мефистофель в профессорской шапочке.

 

Итак, Мефистофель – реальный личный демон реального доктора Фауста. Скептический остроумец и не такой уж страшный ночной посетитель. Вот внешность, нарисованная Гете. Она намного отличается от известных описаний магических инкунабул. Ведь из них можно узнать, что наиболее «приятное» воплощение Асиеля – это маленький лысый человеке черной шапке. А тут – какой щеголь! С пером! Да, не очень привычный для времен Гете образ демона[27]. Знаменитый поэт явно приукрасил бесяру. Но самое главное, изобразил – его ни больше ни меньше – служителем Бога. «Бог не только терпит, но и утверждает злой замысел Мефистофеля. Он даже сознается в некоторой привязанности к Дьяволу. «К таким, как ты, вражды не ведал я»:

 

Хитрец, среди всех духов отрицанья,

Ты меньше всех был в тягость для меня.

Слаб человек; покорствуя уделу,

Он рад искать покоя, – потому

Дам беспокойного я спутника ему:

Как бес, дразня его, пусть возбуждает к делу!» (9).

 

Да, Гете как будто выполнил «пиаровскую» акцию. Если предположить, что это так, то ее заказчиком был сам ад. Но тогда поэт имел инфернальные контакты? Гете, который всю жизнь был «противником всего вулканического»? Который решительно боролся с различными проявлениями демонизма в искусстве? На этот счет Цвейг делает тонкое замечание: «…именно этот озлобленный отпор убедительнее всего доказывает, что для его искусства борьба с демоном была вопросом существования, ибо только тот, кто встретился в жизни с демоном, кто, содрогаясь, заглянул в лицо Медузы, кто испытал эту пытку, лишь тот может ощущать в нем столь опасного врага. По‑видимому, в чаще своей юности Гете пришлось, решая вопрос о жизни и смерти, столкнуться с этой опасностью, – об этом свидетельствуют пророческие образы Вертера, Тассо… – образы, созданием которых он отвратил от себя их судьбу. От этой ужасной встречи у Гете на всю жизнь осталось озлобленное благоговение и нескрываемый страх перед смертельной силой великого противника. Магическим взором он узнавал кровного врага во всяком образе и воплощении: в музыке Бетховена, в «Пентесилее» Клейста, в трагедиях Шекспира…» С пониманием дела написано.

Если Цвейг прав, понятным становится, почему Гете переделал трагический финал повести о Фаусте из народных легенд. У писателя ученый прощен и спасен. Так автор успокаивает читателя. Или самого себя?[28]

 

 

Синдром Кандинского

 

Да, не только «в чаще своей юности», но и в поздней биографии Гете есть любопытные эпизоды. Например, по поводу романа «Страдания юного Вертера» сам автор вспоминал: «Так как я написал эту книжку почти бессознательно, точно лунатик, то я сам удивился, прочтя ее». (10). Было, было какое‑то раздвоение в Гете. Он говорил: «Что касается меня, то я, при разнообразных свойствах своего существа, не могу удовлетвориться одним образом мышления». Ему не ведомо было состояние духовной брани, о котором говорит преподобный Силуан Афонский: «Ум с умом борется – наш ум с умом врага». Гете, похоже, даже гордился своим инфернальным качеством.

Случай «бессознательного» авторства отнюдь не уникален. В психиатрии известен синдром Кандинского‑Клерамбо (эффект психического автоматизма), когда пишущая рука действует независимо от сознания человека[29].

Русский психиатр Кандинский, будучи подвержен духовному недугу, подробно описал свои специфические состояния. Одно из самых характерных – подчиненность воли влиянию извне[30].

Не своей волей действуют эти «свободные» и гордые люди. В учебнике «Судебная психиатрия» читаем: «К волевым нарушениям можно отнести импульсивные состояния, характеризующиеся возникновением непреодолимых или трудно преодолимых побуждений к совершению тех или иных действий, без предварительного решения.

Принято выделять несколько импульсивных состояний: катонические импульсивные действия чаще всего носят характер бессмысленных, немотивированных, агрессивных и разрушительных актов. Часто больными это переживается как подчинение чужой воле…»

Нечто подобное описывает и этнография: «Когда на колдуна «накатывает», он сохраняет сознание, но воля его целиком подчиняется нечистой силе. Сопротивление ей может закончиться смертью колдуна. Старик‑колдун выдавал замуж внучку. Ему жаль было испортить свадьбу, но не было сил удержаться. Он попросил сноху запереть его в чулан на то время, пока приедут за невестой, и выпустить, когда ее увезут. По окончании церемонии сноха целый час не вспомнила о запертом свекре. Когда она отперла чулан, нашла колдуна уже мертвым». [70].

О том, что именно бесноватые лишены разума и воли, читаем в святоотеческом толковании на 79‑е Правило Святых Апостолов: «Бесноватый считается как нечистый, и вместе с сим является подозрение, что если бы демон не нашел этого человека достойным себе жилищем за его злую жизнь, то не вошел бы в него». [62].

А ведь в свое время под «творческое беснование» была подведена философская основа: «Во время своего пребывания с розенкрейцерами Декарт получил типичный опыт гностического озарения. Он говорит, что во сне он внезапно был захвачен Духом Истины, который открыл перед ним сокровищницу всех наук. Там ему была открыта доктрина, являющаяся краеугольным камнем философии, а именно то, что принцип знания надо искать в себе самом, не в рассуждениях философов, а в интуитивном видении поэтов. Идеи человеческого разума совершенны, отделены от всякого объекта… В свете своего гностического озарения Декарт пришел к пониманию, что «наука… должна быть творчеством одного мастера, как… религия является произведением одного Бога». Иными словами, наука должна заменить религию, а Декарт – Бога». [80].

 

 

 

Декарт

 

Стефан Цвейг на основе личного опыта и художественного исследования судеб Гете, Клейста, Ницше, Фрейда пишет о том же самом, подавляющем волю, действии демона: «…он вселяется в людей, не способных своевременно усмирить его, возбуждает в демонических натурах грозное беспокойство, непреодолимой силой вырывает кормило воли из их рук: безвольно скитаются они по бурному морю, гонимые демоном к подводным скалам своей судьбы».

Итак, мозг и воля видимого «автора» подавлены сознанием и волей соавтора незримого. Так начинается «информационный процесс», который Юнг называл диалогом сознания и подсознания. В чем он заключается? С одной стороны, талант человека порождает нечто оригинальное. А с другой – это тут же окрашивается диавольскими интонациями и акцентами. Бездарный сам по себе, бес служит для автора «базой данных». В ней может оказаться все зловредное, произведенное когда‑либо грешным человеческим умом. Вот откуда рождаются «идеи, которые никогда не приходили в голову». Недаром православная традиция предостерегает от разговоров с «бесом», хотя бы он и начинал говорить справедливые вещи.

Очень точное русское слово – «помешанный». Это человек, в голове которого сумбур. А почему он возникает? Потому, что собственные мысли несчастного мешаются с теми, что бубнят ему подселившиеся бесы.

 

 

Агенты влияния ада

 

Христианский взгляд вправе увидеть в опыте создания «Юного Вертера» «диктовки» диавола. Не из того ли источника была внушена Гете и ненависть к Кресту? «В одном из своих стихотворений он писал, что больше всего ему ненавистны клопы, запах чеснока и крест».

«Для Гете наиболее близким философом был Гегель, их связывало взаимное уважение, почти дружба. Однако Гете выразил свое неудовольствие тем, что Гегель был награжден гербом, изображающим сову (аллегория мудрости) и крест. Гете настаивал, чтобы знак креста был уничтожен, как не соответствующий идее мудрости… Гете заслужил похвалу от Энгельса не за свои труды по естествознанию или художественные произведения, а за то, что слово «Бог» было для него непереносимо и вызывало нечто вроде психической аллергии… Свое отношение к христианству Гете выразил в поэме «Коринфский гость»; там он писал, что христианство уничтожило любовь и дружбу между людьми, что смерть Христа была началом потока крови. Язычество вызывало у него восторг, как истинная красота и человечность. Поэма «Коринфский гость» заканчивалась призывом – «к нашим древним полетим богам». [68]. Откуда такие идеи? Поскольку Гете был активным членом иллюминатской ложи, можно предположить: «личного демона» в ходе инициатических масонских ритуалов получил и он. (И). «Древние боги» и нашептали.

К людям, имеющим творческую фантазию, у бесов – особое внимание. (12). Демоны заинтересованы, чтобы их «агент влияния» стал как можно более знаменит и влиятелен[31]. Его превращают в идола. И мало кто понимает, что эти люди‑кумиры, подобно идолам язычества, говорят чужими голосами.

Довольно долго Гете был, по сути, главой правительства при герцоге Карле Августе[32]. Но его писательское влияние распространилось куда дальше Веймара.

Нашим современникам, читавшим «Страдания юного Вертера», трудно поверить, что в свое время этот роман, заканчивающийся самоубийством героя, получил невероятную славу. По сути, он стал «вершиной немецкого сентиментализма – направления в духовном плане отнюдь не безобидного. Полностью погружающему в душевность. Атам, где нет духа, человека ведет эмоциональность. Нарастают химеры беспочвенных фантазий, возникает эгоизм, презрение к тем, кто кажется недостаточно утонченным и чувствительным[33]. О, сколько людей, сидя над сентиментальными книжицами, промокая глаза батистовым платочком, одновременно впадали в полный сатанизм! Такими были многие из извергов «великой французской революции».

 

 

Подпись и личная печать Гете под масонским обязательством не разглашать тайну ложи. Веймар. 1783 г.

 

И хотя Карамзин написал, что «Злощастный Вертер не закон», роман породил целую серию русских подражаний и в литературе, и в жизни. «Наиболее ярко вертеризм был претворен в творчестве и личной жизни М.Сушкова. Герой его повести «Российский Вертер», безмерно увлеченный романом Гете молодой человек «пылкого сложения, чувствительного сердца», добровольно уходит из жизни. Причем сам автор книги, повторяя судьбу литературных героев, совершил самоубийство»[34].

Вот вам и «Страдания…»[*]. Да, сегодня литература, подобная «Вертеру», – солидная и несколько скучноватая классика. Однако в истории мировой культуры романтизм стал очередным малозаметным шагом, уводящим человеческое мировосприятие по дороге от Бога… Он «развивал чувствительность», «воспитывал добрые нравы», «учил сострадать несчастным»… Все эти «высокие» чувства оказались магическими кругами, которые не спасают от ада. «Среди сродных Вертеру, измученных рефлексиею неудачников стали учащаться случаи самоубийств, иногда с гетевским романом в руках. Увлечение переходило в настоящую эпидемию…» [6].

‑

 

[*] Отступление о Байроне.

Несколько позже, на литературном направлении романтизма, демон дохромал до необычайной высоты – стал положительным героем. (В таких «перемещенных предметах» – зародыш постмодернизма, еще более откровенного в своем сатанизме.) Кто ему подставил руку? «Анчутка беспятый» инфернального романтизма – хромой лорд Байрон и ему подобные.

 

«Мы существа,

Дерзнувшие сознать свое бессмертье,

Взглянуть в лицо всесильному тирану,

Сказать ему, что зло не есть добро».

 

Так лукавый развернул плечи, спрятал под тогой цареубийственный кинжал, а под лавровым венком – рожки. Он обернулся «тираноборцем». Знаком социальных и политических фантазий, которыми обуяны были авторы XVIII и XIX веков. По стопам диавола должен пойти и человек: у Байрона символом благородного бунта стал Каин.

Такая диавольская идея возникает не на пустом месте. Она буквально взращивается из плоти и крови – путем тщательной селекции зла. «Наследственность лорда Байрона была чрезвычайно отягощенной: по мужской линии были убийцы, отец поэта за бешеный темперамент получил малопочетное прозвище «Безумный лорд», впоследствии он покончил с собой; по линии матери дело обстояло не лучше – было несколько жестоких убийц, один из них, в частности, убил пять сирот (!), чтобы завладеть их имуществом, зафиксировано несколько самоубийц, в их числе дед Байрона». [10]. Обращать внимание на такие вещи, которые тщательно учитывались при сватовстве в любой русской крестьянской семье, у безумных лордов, видимо, было не принято. Все решала «знатность» и деньги. С наследственным злом мы будем сталкиваться все чаще. В пятом поколении каинова потомства родился второй убийца на земле и первый двоеженец – Ламех. И пошло…

 

‑

О сути таких эпидемий писал архиепископ Никон (Рождественский): «Не напрасно же говорят, что, например, самоубийство заразительно: при одном имени самоубийцы (или литературного героя. – Ю.В.) в душе возникает его образ, а с образом сим рисуется и то, как он окончил жизнь… Спросите любого психиатра, и он вам скажет, что при разговорах о самоубийцах, о способах их самоубийства у впечатлительных людей нередко появляются так называемые «навязчивые мысли», а по‑нашему, православному, просто вражеские искушения, влекущие слабых людей к тому же преступлению»… (13). Недаром на Руси в старину дом самоубийцы разрушали, а дерево повешенного – срубали. Чтобы и памяти о происшедшем не оставалось. В доме повешенного не говорят о веревке.

 

 

Стихотворение Гете, посвященное «братьям» по веймарской ложе «Амалия».

 

«Гете описал и свои крупные, длительные циклы, как болезнь, которая со всеми симптомами пронизывает его сущность со стремлением к самоубийству и трудностью в эти периоды уйти от влечения к смерти» (Kretschmer Е., 1958, с. 136). «Корнелия Гете, очень похожая на брата, была совершенно патологичной душевнобольной, без веры, надежды, любви, постоянно меланхоличной и умерла в 27 лет; психически ясный случай депрессии в гипо‑маниакально‑депрессивной семье». [97].

Да, Гете писал, что сам подумывал о самоубийстве. Но руки наложил на себя его литературный герой. Сколько юных вертеров пойдут потом по страшному пути в реальной жизни! Этой жертвой Гете как бы откупился от ада. На время.

 

 

Откупиться от демона

 

Удивительные отношения могут связывать литератора с его героями! Поскольку книжные персонажи существуют в сфере фантазии, а это – единственное место небытия, где нет Бога, то становится понятным, кто владычествует в том зыбком мире.

Страшная история произошла с Густавом Майнринком, выдающимся писателем «черного» немецкого романтизма, густо замешанного на каббале и алхимии. В 1892 году, в двадцать четыре года от роду, им овладела идея самоубийства. Молодой человек уже готов был набросить на шею петлю, как под дверью что‑то зашуршало. Кто‑то просунул в щель брошюрку про оккультное бессмертие. Это так поразило Майнринка, что он оставил свое намерение… Вместо него страшные смерти стали преследовать персонажей его романов.

В «Вальпургиевой ночи» мать убивает своего сына: «И тогда из поднятой руки графини сверкнула молния: «Вот тебе твоя королевская корона, ублюдок!»… С простреленным лбом Отгокар рухнул с лошади».

Героиня «Белого Доминиканца» Офелия вступает в «Алхимический брак» – топится в реке. Это столкновение со смертью становится для ее возлюбленного – Христофора – этапом алхимической «работы р черном» – поистине диавольской инициации. Именно так, ведь за порогом смерти Офелия становится женской частью единого андрогинного существа Христофора. После этого живой мир открывается ему как царство праха и кладбище душ. Каково?!

С героем «Голема» Пернатом происходит и вообще нечто невообразимое. Ему мерещится, что в пустом доме раввина начинается пожар, он запутывается ногами в канате, повисая вниз головой (в позе 12‑го аркана, это очень трогательно для сердца каббалиста), а затем падает вниз. Размозжив голову о камень, он достигает вожделенного состояния Гермафродита.

Романист всеми силами заклинал демона самоубийства. И тот пришел вновь. Явился к его сыну. Как и к отцу – в возрасте двадцати четырех лет. Писатель был потрясен. Воспринять трагедию как акт «алхимического брака» было ему не под силу. Не помог и буддизм, обуявший Майнринка на старости лет. Реинкарнация – разве может она утешить? Писатель умер через пол года после сына. Несчастного самоубийцу звали Харро Фортунат – в его имени родители также зашифровали мечту о «счастье».

«Аналогичной можно считать ситуацию и с Джеком Лондоном, который в возрасте 20 лет, будучи в состоянии депрессии, пытался утопиться в океане, но передумал, выплыл и передал эту роль герою своего автобиографического романа «Мартин Иден», который кончает самоубийством именно таким способом. Этим Джек Лондон продлил свою жизнь и литературную деятельность еще на 20 лет. Но душевное заболевание прогрессировало, к состояниям мании и депрессии добавились бредовые идеи преследования, и в возрасте 40 лет он покончил с собой, приняв смертельную дозу морфия. Кстати, Джек Лондон был читателем и последователем философии Ницше, который (так же, как и Шопенгауэр) признавал законность и обоснованность самоубийства…

В связи с этим уместно процитировать автобиографический рассказ Максима Горького «Случай из жизни Макара», который особенно ценен как самоописание незавершенного самоубийства, написанное пером большого писателя… «Герою рассказа (то есть, по сути, самому Максиму Горькому) 19 лет, он здоров, жизнь кажется ему интересной, он ищет новых впечатлений, общается с людьми, читает много книг. Ни о каких драматических ситуациях в его жизни речь не идет. Но вот… постепенно у него появляется чувство усталости, скуки, острое недовольство собой и людьми. Макар покупает револьвер, изучает анатомический атлас, чтобы не промахнуться, стреляя в сердце, тщательно моется в бане, оставляет предсмертную записку. Выйдя вечером в пустынное место, стреляет себе в грудь. Тяжело раненного, его доставляют в больницу, где его окружает поток ярких зрительных галлюцинаций. Герой рассказа постепенно выздоравливает и возвращается к реальной жизни, навсегда отбросив мысли о самоубийстве. Как известно, Горький расплатился за этот «случай» тяжелым туберкулезом в простреленном легком…» [10].

Существует мнение, что, «убивая себя» в автобиографическом «Театральном романе» (имеющем подзаголовок «Записки сумасшедшего»), Михаил Булгаков также предотвратил самоубийство настоящее. Страшную возможность «откупиться» получают некоторые писатели! Они продляют свое земное существование только за счет того, что навязывают суицид другим. Как идолы современного рока.

 

 

Симон Маг: падение

 

«Фаустус» – счастливый – так называли и еще одного известного в истории персонажа. А именно Симона Волхва. Своими чудесами в Риме он произвел невероятный фурор. Чародея приняли за бога и воздвигли в его честь статую.

Помните из деяний Апостолов?

 

«Находился же в городе некоторый муж, именем Симон, который перед тем волховал и изумлял народ Самарийский, выдавая себя за кого‑то великого. Ему внимали все, от малого до большого, говоря: сей есть великая сила Божия… Но, когда поверили Филиппу, благовествующему о Царствии Божием и о имени Иисуса Христа, то крестились и мужчины, и женщины. Уверовал и сам Симон и, крестившись, не отходил от Филиппа; и, видя совершающиеся великие силы и знамения, изумлялся… Симон же, увидев, что через возложение рук Апостольских подается Дух Святой, принес им деньги, говоря: дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получил Духа Святого.

Но Петр сказал ему: серебро твое да будет в погибель с тобою, потому что ты помыслил дар Божий получить за деньги. Нет тебе в сем части и жребия, ибо сердце твое неправо перед Богом. Итак, покайся в сем грехе твоем и молись Богу: может быть, отпустится тебе помысел сердца твоего; ибо вижу тебя исполненного горькой желчи и в узах неправды».

(Деян. 8:9‑10, 12–13, 18–23).

 

Заключить сделку с Богом невозможно. А с демоном – не так уж и сложно. Это и роднит Фауста с Симоном Магом, который, по словам св. Иустина, несомненно, был обуян бесами.

Известный психиатр Ломброзо в своем исследовании «гениальность и помешательство» отмечал, что гении наподобие Фауста обычно склонны к пьянству и разврату. Сподвижник Лютера Филипп Меланхтон, университетский однокашник Фауста, вспоминал: «Нужно сказать, что Фауст этот был, помимо всего прочего, негоднейшим вертопрахом и вел столь непристойный образ жизни, что не раз его пытались убить за распутство».

Это и есть «счастье», которого алчет Фауст? А начиналось‑то все с гордого стремления к истине. Да, стоит только одному греху зацепиться за душу человека, он тянет за собой другие. Так за тайным следует явное падение. Книги о Фаусте свидетельствуют: после прогулки в ад первоначальная жажда знания сменяется примитивной похотью и жаждой власти. Для удовлетворения вожделения он вызывает даже дух Елены Троянской, который, естественно, оказывается суккубом.

То же и у Симона Волхва, называвшего себя Верховным Богом. Он водил с собой некую Елену, блудницу. Чародей утверждал, будто она – его первая мысль, мать всех вещей и что через нее Симон замыслил и создал мир. Св. Ириней Лионский так пересказывает бредни волхва: «Эта мысль, выходя из него и зная волю своего Отца, низошла в нижние области и породила ангелов и власти, которыми, по его словам, и сотворен этот мир. После того как Елена их произвела, она была задержана ими из зависти, так как они не хотели считаться порождением какого‑либо другого существа… (она) терпела от них всякое бесчестье… и даже была заключена в человеческое тело и, время от времени, как бы из сосуда в сосуд переходила из одного женского тела в другое. Она была в той Елене, из‑за которой произошла троянская война… Странствуя из тела в тело, она, наконец, отдалась в развратный дом; она‑то и есть погибшая овца. Поэтому он (Симон) пришел сам, чтобы опять взять ее к себе и разрешить ее от уз, а людям доставить спасение через познание его… Те, которые верили в него и в его Елену, как свободные, делали, что хотели, потому что люди спасаются его благодатью, а не за дела праведные. Ибо дела праведные не по природе, а случайно, так как ангелы, создавшие мир, установили это, имея в виду посредством таких заповедей поработить людей… Поэтому мистические жрецы этой секты живут сладострастно и занимаются делами волхования».

 

 

Смерть Симона Мага. Старинная гравюра.

 

Симон Волхв, по определению Учителей Церкви, – отец всех ересей. Действительно, в его мировоззрении просматривается главная, гордостная мысль гностицизма: мир плох, а я хорош. У кого она заимствована? У самого падшего ангела.

«Гордыня заставила Сатану предпочесть роль первого злодея роли второго благодетеля. И на этом пути своего отпадения ему прежде всего следовало:

1) заявить о своей исключительности, основанной на некоем особом «знании» путей Господних…

2) отвратиться от окружающего мира, субъективно считая его «злом» (ведь мир этот его обидел – Богом не признал)». [17].

Однако… Сатана пал, изгнанный с неба архангелом Михаилом. Взлетевший в воздух Симон Маг пал по молитве апостола Петра, дабы не искушал народ. Доктор Фауст, согласно народным преданиям, летал совсем уж анекдотично – на бочке с вином. Но далеко ли на ней улетишь?!

А ведь как хвастал чародей несчастный! «Как‑то приехал он (Фауст) в Вюрцбург и будто бы похвалялся там в присутствии многих людей, что в чудесах Спасителя нашего Христа нет ничего удивительного, что, дескать, он, Фауст, может сделать все, что делал Христос, когда и где угодно»… Аббат Тритемий не без ревности описывал Фауста именно как нового Симона Мага.