Историческая динамика личности

(с. 303—309). Статистика школьных успехов девочек приводится по данным Школьной комиссии (1975). Высказывание Файи Тейлор — по: Connell R.W., 1985Ь),р. 188.

Личность как объект политики

(с. 309—320). Названия глав из учебников приведены по: Casner and Gab­riel (1955). О скрытом содержании образования (hidden curriculum) и давлении бизнеса см.: Bowles and Gintis (1976). Упоминания о группах роста сознания (группах PC) можно найти в: Allen (1970) и Pogrebin (1973). О дискуссиях вокруг камин-аута (coming out) см.: Wolfe and Stanley (1980), Silverstein (1982) и Clark (1983).

Примечания

Личность, общество и история жизни

(с. 297—303). Цитата из Фрейда приводится по: Фрейд (2006, с. 77—78); из Салливана — по: Sullivan (1984, р. 55). Об эмоциональных аспектах обучения см., например: Otto (1982). Перспектива истории жизни, предложенная здесь, была разработана в рамках исследований «Проводя различия» («Making the Difference» — Connell et a. (1982) и в осо­бенности «Работа учителя» («Teachers Work» — Connell (1985b). Недавнее возрождение интереса к жизненной истории как методу в со-

320

 

Часть IV

ГЕНДЕРНАЯ ПОЛИТИКА

 

Глава 11 ГЕНДЕРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

 

 

Дискурс и практика

Когда Мэри Уолстонкрафт выступила с защитой прав женщин, то она имела в виду в основном вопросы идеологии: нравственность, ма­неры, образование и религию. Эти темы с тех пор стали постоянными в литературе, посвященной гендеру, и очень немногие авторы выражали сомнения во власти идеологии. Даже такой суровый материалист, как Эмма Гольдман, считала возможным объяснять трудности объединения женщин в профсоюзы через идеологию:

Женщина считает, что ее положение как работницы является вре­менным, так как она вылетит с работы при появлении первого претен­дента на ее свободу. Поэтому организовать женщин бесконечно сложнее, чем мужчин. «Зачем мне вступать в профсоюз? Я собираюсь выйти замуж и заниматься домом». Не учили ли женщину с самого детства видеть в этом свое главное предназначение?

В современной теории также существует мощная тенденция делать идеологию главной сферой гендерной политики. Юлия Кристева пишет о «неразделимом соединении сексуального и символического» как о сфере нового феминизма. Джулиет Митчелл и Роберта Гамильтон трактуют патриархат как область идеологии в противоположность об­ласти производства, управляемого классовыми отношениями. В мощной традиции, основанной на французской семиотике и теории дискурса,

325

ГЛАВА 11

патриархатный символизм и язык анализируются как самодостаточная система.

Следует отметить также исследования символического представле­ния женщин и мужчин, которые вышли за пределы хорошо распростра­ненного изучения стереотипов и обратились к имплицитной структуре целостных дискурсов о гендере. В наиболее продуманных исследованиях этого рода, к примеру в работах Джо Спенс «Чем занимаются люди целыми днями?» и Уэнди Холлуэй «Гендерное различие и произ­водство субъектности», прослеживаются изменения и противоречия в процессе символической репрезентации.

Результаты этих исследований важны. Но существуют серьезные проблемы в теоретической программе, которая отдает абсолютный приоритет идеологии, или семиотическому анализу, и подходит к дис­курсу как к закрытой системе. Линн Сигал отмечает дрейф современ­ной феминистской теории по направлению к идеализму и говорит о том, как чрезмерный интерес к вопросам языка и проч. вытесняет на обочину проблемы низового (grass-roots) феминистского движения. Значительная часть работ, написанных в рамках этой программы, явля­ется, с моей точки зрения, еще и крайне теоретически односторонней. Отрицание институтов, экономики и политических реалий приво­дит к тому, что изучение идеологии водружается на вершину грубых категориальных допущений относительно власти и отношений между личностью и группой. Даже если анализ, выполненный в рамках этой программы, будет очень детальным, большая часть деталей не будет иметь никакой ценности.

Чтобы разрешить эту проблему, нужно не только уделять должное внимание социальным институтам, экономике и проч. Необходимо также признать, что дискурс и символизация также являются прак­тиками, которые структурно связаны с другими практиками и имеют очень много общего с другими формами практики. Они также должны анализироваться с учетом контекста, институционализации и фор­мирования групп. Важно принимать во внимание то, какие группы вовлечены в эти практики и как специалисты по этим практикам фор­мируются в рамках гендерных отношений. Именно поэтому, несмотря

ГЕНДЕРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

на важность идеологии в дискуссиях о гендере, анализ идеологии в этой книге вводится после анализа гендерных структур и политики формирования личности.

Практический контекст институционализации языка — это больше чем вопрос прагматики и использования уже существующих синтакси­ческих и семантических структур. Практика также влияет на форми­рование синтаксиса и семантики. Это видно, если смотреть на нее в исторической перспективе. Например, историки языка выявили рост сексизма в английском языке в эпоху раннего модерна¹, скажем исполь­зование местоимения мужского рода для указания на группу, состоящую из мужчин и женщин. Как показывают Кейси Миллер и Кейт Свифт, этот факт можно рассматривать в контексте исторического формиро­вания интеллектуалов (к ним относится, например, доктор Джонсон²), которые способны выступать в качестве авторитетов в области языка и предписывать сексистские правила в качестве общей нормы употреб­ления. Одним из основных инструментов регулирования языка стали словари. Следует отметить, что первые словари были отчасти направле­ны на образование женщин и выступали как альтернатива школьному образованию.

Важность социального контекста в потреблении культуры, в при­своении и использовании элементов идеологии видна во многих жизненных ситуациях. В исследовании культуры фемининности, проведенном Анджелой Мак-Робби в Великобритании, содержится много тому примеров. Они тем более убедительны, что автор исходит из структуралистских теоретических посылок. Полевые наблюдения Мак-Робби очень ясно показывают: девочек-подростков из рабочего

¹ Автор имеет здесь в виду исторический период, в русскоязычной традиции назы­ваемый Новым временем (XVI—XVII века). Оно характеризуется промышленными революциями в Нидерландах и Англии, испанским могуществом в XVI веке, изменением характера ведения войны, ростом монетаризма, религиозными войнами, формированием абсолютистских режимов и расширением мореплавания. — Прим, перев.

² Автор имеет здесь в виду Сэмюэла Джонсона (1709—1784), английского литера­турного критика, поэта и лексикографа, составителя Словаря английского языка, первое издание которого вышло в 1755 году. Его стали называть доктором Джонсоном после получения степени в Оксфордском университете. — Прим. перев.

 

326

327

ГЛАВА 11

класса приучают терпеть свою бедность, ограничения и угнетение путем культурной практики воспитания в них преувеличенной женственности и романтического отношения к браку как основной цели в жизни.

Изучение семей показывает значительную роль идеологии и в жизни взрослых. Исследование разделения труда в английской деревне, про­веденное Полиной Хант, показывает, как «сама ситуация порождает традиционализм» в распределении обязанностей между членами семьи, который состоит в том, что забота о детях лежит полностью на женах. Жены должны приспосабливаться к распорядку дня своих мужей, они изолированы от публичного мира. Их страшит политика, и они считают, что рождение и воспитание детей — это главный опыт в их жизни. Идеология может даже преодолевать логику других практик. Так, представление о том, что именно мужья являются добытчиками, под­держивается и в тех семьях, где женщина работает вне дома и получает заработную плату. И даже в том случае, если она зарабатывает больше мужа, идеология не подвергается критике: считается, что «подобная ситуация унизительна для мужчины».

Однако связь между социально-экономической ситуацией и иде­ологией нагляднее всего выступает в исследованиях рабочего места. Описание одного из нью-йоркских офисов в книге Майкла Корды «Мужской шовинизм» показывает, как сексистская идеология интегри­руется в управление практиками, такими как продвижение по служебной лестнице и разделение обязанностей при выполнении работы, а также служит в качестве дискурсивной рационализация неравенства. Поэтому, замечает Корда, смещение феминистских дискуссий в область вопросов сексуальности (например, в книге «Женщина-евнух» Джермен Грир) было своего рода облегчением для мужчин, поскольку это смещение избавило руководителей организаций от необходимости решать наи­более трудные для них вопросы — финансовые. В исследовании работы страховой компании Коллинсоном и Найтсом, обсуждавшемся в Главе 5, хорошо показано, как много рабочего времени и усилий уходит у со­трудников на разработку и защиту сексистской идеологии.

Наиболее сложный и тонкий анализ методов сохранения сексист­ской идеологии на рабочем месте содержит работа Синтии Кокберн «Братья». В ней анализ идеологии помещен в контекст исторического

ГЕНДЕРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

развития печатного дела в Великобритании, из которого было вытес­нено уже несколько поколений женщин. Идеология слабости женщин, якобы свойственной им от природы, и их непригодности для работы наборщика не только противоречит истории, но и является рациона­лизацией современной практики. Коллективная практика наборщиков в настоящее время подорвана кардинальными изменениями технологии, а с нею подорваны и традиционные обоснования гендерного разделения труда. Кокберн показывает, как исчезает конкретная форма гендерной идеологии — традиционный патриархат, тогда как институциональные основания власти мужчин на рабочих местах — контроль над менедж­ментом, профсоюзами и обучением — остаются. Новые рационализа­ции, например, преклонение перед высокими технологиями, оказывают­ся весьма несовершенными заменителями традиционного патриархата.

Похожие данные о внутренних напряженностях гендерной идео­логии и о процессах, протекающих в этой сфере, были получены в ис­следованиях школ. В литературе по половым ролям школы обычно обсуждаются как агенты социализации, довлеющие над детьми. Но школы — это также рабочие места с гендеризованным разделением труда. Последние исследования показывают, что учителя существенно вовлечены в вопросы гендерной политики. Они относятся к числу тех основных профессий, на которые должен повлиять новый развива­ющийся феминизм. Реакции учителей на это развитие самые разные: от энергичной поддержки до враждебного отторжения. Поэтому во многих школах происходят активные переговоры, иногда выливающиеся в от­крытый конфликт относительно образовательных программ, продвиже­ния по службе, сексуальных домогательств на рабочем месте и проч. Вся обычная политика школы оказывается под вопросом. Обратимся еще раз к Оберновскому колледжу, частному среднему учебному заведению для девочек, о котором мы говорили в Главе 8. Этот колледж повернулся лицом к профессиональному рынку труда и занимается перестройкой своих программ, усиливая дисциплины математического и естествен­но-научного цикла. Изменение определения фемининности коснулось практически каждого аспекта образовательной политики школы.

Из подобных данных не следует, что идеология может быть сведена к экономике или институциональной организации; не следует также

 

328

329

.:1П

ГЛАВА 11

и то, что идеология должна противопоставляться материальному миру. Однако из них следует, что идеология должна рассматриваться как то, что люди делают, и что идеологическая практика должна рассматри­ваться как имеющая место в определенных контекстах и как реакция на определенные контексты. Некоторые виды идеологической прак­тики являются обычной работой. Например, программы школьного образования — это трудовой процесс и для учителей, и для учащихся. Для того чтобы разобраться в этой практике, необходимо исследование социальной структуры рабочего места и политической экономии данно­го вида деятельности, а также ее связи с моделями идеологии в других социальных средах.

Эти соображения, в свою очередь, приводят к подходу к гендер­ной идеологии, более близкому к традиции социологии знания, чем к современным теориям дискурса. Но в социологии знания имеются известные трудности. Некоторые варианты социологии знания носят редукционистский характер, потому что представляют идеологию как отражение социального интереса. Во многих вариантах социологии знания принимается довольно грубый подход к внутренней структуре идей и очень мало говорится о процессе символизации. Ну и, наконец, большая часть ее концепций основана на классовом анализе социальной структуры и совершенно игнорирует гендер.

Ни одна из этих проблем не является абсолютно неразрешимой. Ре­дукционизма можно избежать, но не путем утверждения независимости идеологической практики, а путем последовательного рассмотрения ее как практики, онтологически равноценной любым другим практикам и также вовлеченной в формирование социальных интересов. Не­которые классические исследования в традиции социологии знания, такие как анализ реификации в европейской философии, проделанный Георгом Лукачем, или анализ янсенизма, проделанный Люсьеном Гольд-маном, уделяют самое серьезное внимание внутренней структуре идео­логии. И существует убедительное доказательство того, что социология знания может быть успешно применена к анализу гендера, — это работа Виолы Кляйн «Женский характер», опубликованная еще в 1946 году. Задача в нашем случае состоит не в том, чтобы применить каркас социологии знания к гендеру как предмету исследования, а в том, чтобы

ГЕНДЕРНАЯ ИДЕОЛОГИЯ

использовать методы, разработанные в этой традиции, для расширения социальной теории гендера. В следующем разделе я основываюсь отча­сти на анализе дискурса и символизации, чтобы характеризовать идео­логическую практику, и отчасти — на теории идеологии и социологии знания, чтобы поднять вопросы о контекстах производства гендерной идеологии, ее последствий для гендерного порядка и социального ха­рактера тех, кто участвует в ее производстве.