Солнечная мифология Бальмонта

2.1 Мифологические образы и мотивы в сборнике «Жар-птица»

Бальмонт в книге «Жар-птица» попытался воссоздать мир славянской мифологии и былинного эпоса путем стилизации.

Книга состоит из четырех частей: «Ворожба», «Зыби глубинные», «Живая вода», «Тени богов светлоглазых». В каждой части поэт берет за основу те или иные образные моменты из славянской мифологии. Например, в первой части народный заговор, во второй - старинные предания («В начале времен. Славянское сказание», «Глубинная книга», «Наваждение. Владимирское предание»), в третьей - героический эпос («Светогор и Муромец», «Вольга», «Микула Селя-нинович», «Садко»), в четвертой на первый план выступают боги и духи.

В стихотворении «Жар-птица» (самом первом стихотворении сборника), воссоздан образ мифологического существа Жар-птицы. Жар-птица в восточнославянской мифологии чудесная птица, воплощение бога грозы, которая прилетает из другого (тридесятого) царства.

Образ Жар-птицы у Бальмонта является воплощением божественного вдохновения, который поэт сумел обрести. К.Д. Бальмонт использует образ Жар-птицы также как некий символ, метафору тайны.

Часто в стихотворениях сборника «Жар-птица» у Бальмонта встречается образ славянского бога Перуна. В славянской мифологии «Перун – бог грозы и грома, повелевающий небесными явлениями, бог войны. Его культ восходит к культу бога громовержца, известного у многих европейских народов. Славяне представляют себе грозного бога в облике могучего седовласого богатыря, который в одной руке держит лук-радугу, а в другой – стрелы-молнии». В подтверждение вышесказанных слов служит стихотворение «Перун», в котором Бальмонт наделяет своего Перуна практически схожими с мифологической трактовкой чертами.

В то же время, наряду с традиционными поэт наделяет бога Перуна дополнительными чертами. Если у славян Перун – это сердитый, грозный и властный седовласый богатырь, то у Бальмонта он еще и «веселый, певучий».

Наряду с образом Перуна в стихотворениях сборника возникает образы и других славянских божеств. Например, славянской богини Мораны.

В славянской мифологии Морана (Мара, Морена) описывается как могучее и грозное Божество. Она является Богиня Зимы и Смерти, жена Кощея и дочь Лады, сестра Живы и Лели. Морана воплощает собой торжество Мари – «Мертвой Воды», то есть Силы, противоположной Животворящей Солнечной.

В стихотворении «Морана» поэт советует задобрить богиню, и тогда смерть отступит: Бальмонт говорит о том, что даже такая страшная и злая богиня Морана прежде всего – дева, которую можно покорить и очаровать с помощью стихов. Говорит, что дар поэта – писать стихи – может победить темные силы.

Богиней любви и красоты в славянской мифологии является Лада. Следует отметить, что ее именем древние славяне называли весь строй жизни – лад, где все должно было ладно, то есть хорошо.

Образ богини Лады неоднократно встречается в стихотворениях К.Д. Бальмонта. Так, в одноименном стихотворении «Лада» лирический герой Бальмонта рассказывает, как ночью к нему пришла богиня любви: В образе богини любви поэт воссоздает образ прекрасной возлюбленной:

Стихотворение «Праздник весны» напоминает по своей структуре и содержанию обрядовую песню, которую использовали при закликании весны.

Весна здесь сравнивается с богиней любви Ладой. Люди обращаются к весне, просят ее быть не только для них любовью, но и хорошей жизнью. Таким образом, поэт, используя образ славянской богини Лады, не изменяет ее мифологических характеристик.

Часть стихотворений сборника «Жар-птица» посвящено славянским божествам низшего уровня: домовым, водяным, русалкам и т.д. В славянской мифологии Домовой представлялся в виде человека, часто на одно лицо с хозяином дома, или как небольшой старик с лицом, покрытым белой шерстью, и т.п.

Домовой являлся своеобразным хранителем семейного очага, благополучия в доме. От его отношения, доброжелательного или враждебного, так же зависело здоровье скота. По поверьям, Домовой мог превращаться в кошку, собаку, корову, иногда в змею, крысу или в умерших родственников. Также домовой может быть и злым домашним существом. Именно такого злого и враждебно настроенного Домового изображает Бальмонт в стихотворении «Домовой»:

Наряду с образом домового, встречается у Бальмонта и образ водяного. Водяной (водяник, водовик), в славянской мифологии злой дух, воплощение опасной и грозной водной стихии. Его представляли в облике мужчины с чертами животного – лапы вместо рук, рога на голове, или безобразного старика, опутанного тиной с длинной бородой. Славяне верили, что водяные – это потомки тех представителей нечистой силы, которых бог низвергнул с небес в реки, озера и пруды. Живут Водяные в зарослях тростника и осоки. Их жилища богатые палаты из ракушек и самоцветных речных камушков. Водяные женятся на русалках и красивых утопленницах.

В сборнике «Жар-птица» часть стихотворений представляют собой стилизованные заговоры.

Заговоры - это тексты магического значения, которые построены по определенным правилам. Они произносились в сопровождении магических действий, при соблюдении ритуальных действий и норм (в определенных местах, шепотом или с особенной постановкой голоса и т. д.) Заговоры совершались на предметы, которые якобы обладали особой силой (на коренья, воду, огонь, кости, камни, медвежий ноготок, след ноги). Целью было достижение желаемых результатов в различных сферах жизни

Бальмонт, используя форму заговора для своих стихотворений, чаще всего абсолютно точен в воспроизведении структуры заговора. Например, в стихотворении «Заговор любовный» состоит из зачина и вступления, которые соединены воедино:

Таким образом, Бальмонт, используя в своих стихотворения мифы и мифологические образы, не пытает в точности воссоздать сюжет мифа, он стилизует его, наделяет своими новыми авторскими чертами. Например, в стихотворении «Лада» поэт воссоздает образ прекрасной возлюбленной, наделенной чертами славянской богини любви, или славянский Бог Перун у Бальмонта изображается как «веселый, певучий», или пытается воссоздать лирическое произведение, похожее по содержанию на заговор, при этом не совсем точно сохраняет структуру произведении устного народного творчества.

Мифологические образы и мотивы в поэтическом цикле «Фейные сказки»

Цикл «Фейные сказки» тесно связан с мифологией и фольклором разных народов. В какой-то степени можно говорить о том, что «Фейные сказки» представляют собой поэтическую модель идеального мира, созданного автором.

«Фейные сказки» очень тесно связаны со всем творчеством поэта: ощущение радости и наполненности жизни, уход в идеальный мир, представление о ребёнке как носителе всех светлых начал, восприятие природы, творчества, красоты и гармонии мира.

Повествование о Фее основано на легендах европейских народов о мире, населённом невидимыми существами – феями и эльфами. Поэт сохраняет способность феи мгновенно являться и мгновенно исчезать.

Феи, по поверьям кельтских и романских народов – фантастические существа женского пола, волшебницы. Феи, в европейской мифологии – женщины, обладающие волшебными знаниями и могуществом. Феи, обычно, добрые волшебницы, но есть и «темные» феи. Существует множество легенд, сказок, в которых феи творят добрые дела, становятся покровительницами принцев и принцесс, а иногда и сами выступают в роли жен королей или героев.

Как и в фольклорных преданиях, в поэтическом мире Бальмонта феи обитают: на земле – Фея волшебного сада, и в водной стихии – Фея вод:

Поэт рисует и мир снежных фей. Например, в стихотворении «Фея и снежинки»:

Поэт свободно перемещается в волшебном пространстве созданного им мира, дружит с Феей, слышит разговоры, описывает бытовые сценки. Это делает «фейный» мир предметным, материальным, осязаемым, но отделенным от реальной жизни, миром игры.

В стихотворении «У чудищ» в традиционный, привычный сказочный мир вводится необычный герой. В основу этого произведения положен фольклорный мотив освоения нового пространства. Как и в волшебных сказках, это пространство делится по отношению к герою на своё и чужое. Поэт не открывает для ребёнка этот мир: считается, что юный читатель хорошо его знает. Это не открытие, а «переоткрытие», игра с образами. Причём, эта игра имеет свои правила. Включение фольклорного мотива в структуру стихотворения создаёт особую эмоциональную атмосферу.

В стихотворении появляются сразу три образа славянской мифологии – Бабы-Яга, Кощей Бессмертный и Змей Горыныч.

Баба-Яга (Яга-Ягинишна, Ягибиха, Ягишна) – древнейший персонаж славянской мифологии. Первоначально это было божество смерти: женщина со змеиным хвостом, которая стерегла вход в подземный мир и провожала души почивших в царство мертвых.

По другому поверью, Смерть передает усопших Бабе-Яге, вместе с которой она разъезжает по белу свету. При этом Баба-Яга и подвластные ей ведьмы питаются душами покойников и оттого делаются легкими, как сами души.

Раньше верили, что Баба-Яга может жить в любой деревне, маскируясь под обычную женщину: ухаживать за скотом, стряпать, воспитывать детей. В этом представления о ней сближаются с представлениями об обычных ведьмах.

В стихотворении Бальмонта Баба-Яга живет, также как и в фольклорной сказке, в «избушке на курьих ножках», где пищат мыши и роются в крошках. К.Д. Бальмонт называет Бабу-Ягу «строгой, злой старухой», «ведьмой».

Кощей Бессмертный играет роль скупого хранителя сокровищ и опасного похитителя красавиц. В старославянских памятниках слово «кощь» / «кошть» попадается исключительно в значении: сухой, тощий, худой телом – и очевидно, стоит в ближайшем родстве со словом «кость», как прилагательное к существительному; глагол же «окостенеть» употребляется в смысле: застыть, оцепенеть, сделаться твердым, как кость или камень, от сильного холода. На основе этого можно думать, что название «Кощей» принималось сначала как эпитет, а потом и как собственное имя демона. До сих пор именем Кощея называют старых скряг, иссохших от скупости и дрожащих над затаенным сокровищем».

Для поэта сокровищем являются стихи, поэзия, поэтому жемчуга нужны именно для песен.

Далее в стихотворении в образе последнего «чудища» выступает Змей Горыныч:

«Змей Горыныч – обитатель пещер, уходящих в неизведанные глубины гор, оттого-то, по объяснению исследователей древних сказаний, и звался–величался он Горынычем. Змей Горыныч – сын грозовой тучи, небесной горы. Летающее многоголовое чудовище с длинным хвостом и перепончатыми крыльями. Голов у Горыныча может быть и три, и шесть, и девять, и девятнадцать. Тело у него змеиное, на четырех лапах и покрыто крепким панцирем. Извергает из ноздрей и ушей дым, а изо рта – пламя. Несет службу у Кощея Бессмертного».

ГЛАВА 3. СКВОЗНЫЕ МИФОЛОГИЧЕСКИЕ ОБРАЗЫ И МОТИВЫ В ПОЭЗИИ К.Д. БАЛЬМОНТА

Как мы уже отмечали, творчество К.Д. Бальмонта восходит к различным мифологическим традициям. В поэтических текстах Бальмонта встречаются образы, восходящие своими истоками к различным мифологиям мира. В том числе в стихотворениях Бальмонта, принадлежащим различным сборникам и этапам творчества, нередко встречаются образы из античной (греческой и римской) мифологии.

В стихотворении К.Д. Бальмонта «Нить Ариадны» воссоздан образ древнегреческой критской царевны Ариадны.

Мифологический словарь «Мифы древнего мира» толкует этот образ следующим образом: «Ариадна, в древнегреческой мифологии, жрица с острова Наксос. Ариадна была рождена от брака критского царя Миноса и Пасифаи. Ее сестрой была Федра.

Тесей был послан на остров Крит, чтобы убить Минотавра. Сохранить жизнь и победить чудовище ему помогла Ариадна, которая страстно влюбилась в героя. Она дала Тесею клубок нитей и острый клинок, которым тот убил Минотавра. Идя по извилистому Лабиринту, возлюбленный Ариадны оставлял за собой нитку, которая должна была вывести его обратно. Вернувшись с победой из Лабиринта, Тесей забрал с собой Ариадну. В пути они сделали остановку на острове Наксос, где герой покинул девушку, пока она спала.

Покинутая Тесеем Ариадна стала жрицей на острове, а потом вышла замуж за Диониса. В качестве свадебного подарка она получила от богов светящийся венец, который выковал небесный кузнец Гефест. Затем этот дар был поднят на небеса и превратился в созвездие Северной Короны. На острове Наксос существовал культ поклонения жрице Ариадне, а в Афинах ее почитали прежде всего как супругу Диониса. Часто выражение «нить Ариадны» употребляют в переносном смысле.

В стихотворении Бальмонта Ариадна ткет нить «меж прошлым и будущим». Образ Ариадны, таким образом, наделяется дополнительным значением связующего звена между прошедшими временами и будущими. Античная героиня готова служить для «грядущих столетий»:

Ариадна вселяет в лирического героя надежду на то, что именно она вновь поможет ему найти выход из духовного лабиринта, открыть в себе то, что «дремлет пока, как цветок под водою», то есть то, что таится до поры до времени в глубинах бессознательного. Ариадна готова помочь лирическому герою преодолеть препятствия, привести его к тому, «что когда-то проснется через многие тысячи лет», то есть к мировой гармонии, к которой он стремится.

В лирическом творчестве К. Бальмонта можно часто встречается образ Эфира, который также имеет истоки в античной мифологии: «Эфир, в греческом и римском мифотворчестве в разное время имел самые разнообразные значения. У древних философов Эфир чаще всего фигурировал в качестве одной из так называемых стихий или элементов. Так, уже в мифологическом представлении Гесиода в «Теогонии» Эфир является одной из пяти божественных субстанций, из которых слагается все материальное. Для пифагорейцев Эфир был одной из составных частей воздуха, воды и души; причем последняя являлась отрывком мирового Эфира. Позже Эфир получал смысл чего-то материального, то нематериального, являющегося причиной движения. Ионийский философ Анаксагор, например, как сообщает Аристотель, называл Эфиром силу, действующую в высших областях мира. Сам Аристотель считал Эфир некоторым божественным бессмертным телом, которое получило свое имя вследствие своего вечного движения.

В стихотворении «» поэт использует образ Эфира в значении стихии, «высшего огня», который является всем прекрасным, вечным:

Образ античной богини Афродиты так же неоднократно встречается в лирическом творчестве К. Бальмонта.

Афродита была одной из трех богинь, заспоривших о своей красоте. Посулив Парису, сыну троянского царя, прекраснейшую женщину на земле, Елену, жену спартанского царя Менелая, она выиграла спор, и похищение Парисом Елены послужило поводом к началу Троянской войны.

Древние греки считали, что Афродита оказывает покровительство героям, однако ее помощь распространялась только на сферу чувств, как это было в случае с Парисом».

Опрокинулось Небо однажды, и блестящею кровью своей

Сочеталось, как в брачном союзе, с переменною влагой морей,

И на миг вероломная Влага с этой кровью небесною слита,

И в минутном слияньи двух светов появилася в мир Афродита.

Ты не знаешь старинных преданий? Возмущаясь, дивишься ты вновь,

Что я двойственен так, вероломен, что люблю я мечту, не любовь?

Я ищу Афродиту Случайной да не будет ни странно, ни внове,

Почему так люблю я измену и цветы с лепестками из крови.

(«К случайной»)

В данном стихотворении поэт в первом четверостишие излагает миф об Афродите. Далее, Бальмонт как бы обращается к той самой случайной, к которой посвящено стихотворение. Он говорит, что ищет Афродиту, потому что «так люблю я измену и цветы с лепестками из крови».

В другом стихотворении «Мандолина» Бальмонт провозглашает город Неаполь колыбелью Афродиты:

О, Неаполь! Волны Моря! Афродиты колыбель!

О, Неаполь! Волны Моря! Афродиты колыбель!

Здесь необходимо отметить, что город Неаполь расположился вдоль Тирренского моря, у подножия Везувия, где культ Афродиты был достаточно распространен.

Образ древнегреческого мифологического персонажа Нарцисса в поэзии Бальмонта участвует в раскрытии мотива красоты. В греческой мифологии «Нарцисс необычайно красивый сын беотийского речного бога Кефисса и нимфы Лириопы. Когда родители вопросили прорицателя Тиресия о будущем ребенка, мудрец ответил, что Нарцисс доживет до старости, если никогда не увидит своего лица. Нарцисс вырос юношей редкостной красоты, и его любви добивались многие женщины, но он был равнодушен ко всем. Среди отвергнутых им была нимфа Эхо, которая от горя высохла так, что от нее остался лишь голос. Оскорбленные невниманием Нарцисса женщины потребовали богов покарать его, и богиня правосудия Немезида вняла их мольбам. Однажды, возвращаясь с охоты, Нарцисс заглянул в незамутненный источник и, увидев свое отражение в воде, влюбился в него. Юноша не мог оторваться от созерцания своего лица и умер от любви к себе. По преданию на месте гибели Нарцисса появилось поле удивительных растений и трав, в центре которого вырос целебный цветок, отмеченный строгой красотой, который и был назван именем юноши».

В стихотворении «Цветы нарцисса» Бальмонт излагает миф о Нарциссе. Поэт пытается очеловечить цветок:

В стихотворении «Хаос» Бальмонт отсылает читателя к античной мифологии. Хаос (в античной мифологии) представлялся как безграничная первозданная пустота, пространство, существовавшие раньше мироздания.

Свое яркое развитие Хаос получил в качестве мифологического персонажа. Хаос был порождением бога Хроноса. Хаос представляется как величественный, трагический образ космического первоединства, где расплавлено все бытие, из которого оно появляется и в котором оно погибает.

Хаос – это вечная смерть для всего живого. Хаос всемогущ и безлик, он все оформляет, но сам бесформен. Он – мировое чудовище, сущность которого есть пустота и ничто. Но это такое ничто, которое стало мировым чудовищем, это – бесконечность и пустота одновременно.

Бальмонт в своем стихотворении использует лишь некоторые характеристики Хаоса, такие как пустота.

Частым для поэзии Бальмонта является образ колдуньи, восходящий к различным мифологическим традициям. В славянской мифологии колдуньи – обладательницы магического знания. Они могут летать, оживлять любые предметы, делаться невидимыми, оборачиваться кем угодно. Ведьм представляли безобразными старухами, хотя они могли принять облик юной красавицы. Ведьм наделяли знахарскими способностями; они могли изготавливать яды и приворотное зелье, предсказывать будущее.

Тесно связан с мотивом женственности и мифологический образ русалки (морской девы) неоднократно встречающийся в стихотворениях Бальмонта.

В энциклопедии славянской мифологии образ русалки характеризуется следующим образом: «Русалки – Берегини (от слова «русый», что означает светлый, чистый), сказочные жительницы воды, обладающие вечной юностью и красотой и олицетворяющие стихийную, естественную силу воды.

Русалки – полуженщины-полурыбы. Изображались с красивым женским лицом и женским бюстом. Далее рыбье туловище и рыбий хвост. У них русые, а иногда зеленые волосы, которые они любят расчесывать, сидя на берегу или раскачиваясь на ветвях деревьев в лунные летние ночи. При этом русалки прекрасно поют. Спят же они днем. По мере утверждения христианства русалкам все в большей мере стал придаваться вид водяной нежити, красивой и привлекательной лишь внешне, стремящейся причинить вред человеку: резвясь и играя, русалки стараются заманить человека к себе, защекотать его до смерти или затащить в омут и утопить. Они жаждут любви, не успев получить ее при жизни».

Стихотворение «С морского дна» состоит из семи частей. В нем Бальмонт изображает подводный мир, царство морских дев. Среди них выделяется одна русалка, которая тоскует и мечтает о том, чтобы побывать в земном мире.

Образ русалки у К.Д. Бальмонта традиционен для славянской мифологии. Девы «бледные», «бескровные», «холодные». Русалки водят между трав хороводы и поют песни.

Русалка в стихотворении обращается за помощью к колдунье. Она, вдохнув вольного воздуха, превратилась в цветок. А утром, наконец, увидела солнце, но ослепла. Долго плавала русалка по волнам, прежде чем ее подобрали рыбаки.

В стихотворении «Русалочка» Бальмонт воспроизводит славянские мифологические представления о русалке, стремящейся заманить человека к себе, защекотать его до смерти или затащить в омут и утопить. У бальмонтовской русалочки «звонкий хохоток, такой хрустально-чистый», она заманивает юного лирического героя, зовет и «плетет небылицы». От этого он потерял голову и бросился в воду к русалочкам. Они стали щекотать лирического героя и хохотать. Интересно то, что эта история заканчивается не так трагично, как в славянском мифе.

В одном стихотворении из книги Бальмонта «Горящие здания» возникает образ цветущего папоротника, который своими корнями глубоко уходит в славянские предания. По известным мифопоэтическим представлениям цветет папоротник в Иванов день и всего несколько мгновений. С цветком папоротника можно видеть все клады, как бы глубоко в земле они ни находились. Правда, достать такой цветок едва ли не труднее, чем сам клад. По поверьям, около полуночи из широких листьев папоротника внезапно появляется почка, которая, поднимаясь все выше и выше. Ровно в 12 часов ночи созревшая почка разрывается с треском, и взорам представляется ярко-огненный цветок, столь яркий, что на него невозможно смотреть. Во время цветения папоротника слышно будто бы голос и щебетание нечистой силы, не желающей допустить человека до чудесного, редкого цветка, имеющего драгоценные свойства. Кто отыщет расцветший

В стихотворении «Папоротник» лирический герой идет в лес, достает священный нож и чертит круг заклятий. Появляется нечистая сила, но она не может проникнуть к нему. Он шепчет заклинания и ждет. Лирический герой мечтает о том, чтобы сорвать драгоценный, волшебный цветок, что цветет один раз в году:

Итак, сквозные мифологические образы, которые использует Бальмонт в своих стихотворениях, практически сохраняют свои первоначальные мифологические черты и характеристики. Однако, поэт, воссоздавая их в своих произведениях, наделяет их новыми чертами, которые помогают понять глубокий смысл стихотворения. Например, образ лешего в стихотворении «Околдованный» является олицетворением судьбы лирического героя, которая запутала его и не дает возможности выбраться, стать свободным, начать жить по-другому или образ русалки (как мифического существа) у Бальмонта постепенно трансформируется в образ возлюбленной женщины, в точности, так же как и образ женщины – кодуньи

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Итак, мы рассмотрели мифологические образы и мотивы в поэзии К. Д. Бальмонта. В ходе исследования мы пришли к следующим выводам:

1. Интерес К. Д. Бальмонта к мифу был связан как с его миропониманием, так и с общими веяниями эпохи, проходившей под знаком возрождения мифа во всех видах искусства. Принадлежность поэта к символизму предопределила его стремление к поискам художественных средств воплощения мифа, а также создание им оригинальной мифологической системы;

2. В поэтическом сборнике «Жар-птица. Свирель славянина» Бальмонт прибегает к фольклорной стилизации, в связи с чем оригинальная мифологическая трактовка, о которой говорили символисты, перестает доминировать в его текстах. Славянские боги, которые встречаются в лирических произведениях Бальмонта этого сборника, не только не утрачивают своих мифологических характеристик, но и приобретают новые характеристики, совсем не свойственные им. Например, славянская богиня любви Лада становится олицетворением возлюбленной лирического героя, а Перун – источником поэтического вдохновения.

3. Сквозным для поэзии Бальмонта является персонаж из древнегреческий мифологии - Ариадна, которая сохраняет свои традиционные мифологические характеристики, но поэт так же наделяет ее дополнительным значением связующего звена между прошедшими и будущими временами.

4. Частым для поэзии Бальмонта является образ колдуньи (ведьмы), восходящий к различным мифологическим традициям. Данный образ совпадает с традиционной мифологической трактовкой. Постепенно образ колдуньи трансформируется в поэзии Бальмонта в образ возлюбленной, наделенной сильными «чарами».

5. Не менее часто встречается Бальмонта образ русалки, которая так же наряду с другими мифологическими образами не только сохраняет свои первоначальные характеристики, но и постепенно превращается в образ прекрасной девушки, которая либо сама влюблена в лирического героя, либо лирический герой сам испытывает нежные чувства к ней.

6. Лирический цикл «Фейные сказки» обнаруживает интертекстуальные связи с мифологией и фольклором разных народов, мировым художественным наследием, а также мотивные связи с другими текстами К.Д. Бальмонта. «Фейные сказки» представляют собой поэтическую авторскую модель идеального мира, в котором живут прекрасные существа – Феи.

Таким образом, Бальмонт в своих стихотворениях попытался воссоздать мир мировой и славянской мифологии путем стилизации. Необходимо так же отметить, что автор превращает древние сюжеты в рабочий материал для раскрытия своих символистских идей.

11. Эволюция символизма Белого: от "Золота в лазури" - к "Пеплу"

Уже учась в университете, Белый ежедневно посещал семью Михаила Сергеевича и Ольги Михайловны Соловьевых - родителей своего друга Сергея. "Не чайный стол - заседание Флорентийской академии", - с благодарностью вспоминал Белый дом Соловьевых, где бывали, старший брат Михаила Сергеевича философ Владимир Соловьев, его сестра, поэтесса Поликсена Соловьева, философ Сергей Николаевич Трубецкой, историк Василий Осипович Ключевский, позднее - Брюсов, Мережковский, Гиппиус... Именно здесь, в семье Соловьевых, были поддержаны первые литературные опыты Бориса Бугаева. Михаил Сергеевич помог Борису Бугаеву сочинить псевдоним "Андрей Белый" (белый - священный, утешительный цвет, представляющий собою гармоническое сочетание всех цветов любимый цвет Владимира Соловьева).

В 1900 году Бугаев окончательно решает стать писателем. В этом году создана первая из четырех его "симфоний" - "Северная" или "Героическая".

Писатель впоследствии признавался, что, называя свои первые прозаические опыты "симфониями", он и сам толком не знал, что это такое. "Симфонии" Белого больше схожи с сонатами. Слово "симфония" было для Белого своего рода символом.

Тема "вечного возвращения" -одна из центральных жанро- и сюжетообразующих тем всего творчества Белого. Белый часто обращался к лейтмотивной технике ведения повествования. То есть выделение в произведении одной, двух и более главных тем, к которым повествователь возвращается через определенные промежутки времени. Уже во второй "симфонии" с темой "вечного возврата" борется тема жизнеутверждения.

Во второй "симфонии" на первой же странице возникает образ солнца - зловещий "глаз", уставившийся на землю и проливающий на нее потоки "металлической раскаленности". Первый поэтический сборник Белого "Золото в лазури" выходит в 1904 году. В этом сборнике солнце предмет почти что языческого поклонения:

Солнцем сердце зажжено.

Солнце - к вечному стремительность.

Солнце - вечное окно в золотую ослепительность.

"Солнце" Стихотворение "Солнце" посвящено К. Бальмонту - автору книги "Будем как Солнце". Также в этом сборнике Белый отождествляет солнце с образом Золотого руна. В стихотворном цикле "Золотое руно" Белый преобразует древнегреческий миф в символическое иносказание о жизненных целях своего поколения - поколения рубежа столетия.

Нацеленность в будущее пронизывает все стихотворения раздела "Золото в лазури". В будущее, которое - согласно логике "возврата" - уже было! Поэтому оно может выступать в масках: - "прежнего счастья" - "старины": Старина, в пламенеющий час обуявшая нас мировым, старина, окружившая нас, водопадом летит голубым. "Вечный зов" - образов прошлой культуры (раздел "Прежде и теперь"): Блестящие ходят персоны, повсюду фаянс и фарфор, расписаны нежно плафоны, музыка приветствует с хор.

"Опала" 1905 год начало нового периода жизнетворчества Андрея Белого. Во время этого периода Белый влюбляется в жену Блока Любовь Дмитриевну Менделееву-Блок. Это чувство, перевернувшее всю жизнь Белого, зародилось еще летом 1904 года. К весне 1906 года отношение людей, составляющих роковой треугольник достигли крайнего напряжения. Любовь Дмитриевна расстается с Белым на десять месяцев, чтобы все обдумать и принять окончательное решение. Летом Белого нередко посещают мысли о самоубийстве. В сентябре происходит решительное объяснение. Резко и безжалостно отвергнутый, Белый оказывается на грани умопомешательства. Из Петербурга он сразу уезжает за границу, где начинается период исцеления от перенесенного удара, растянувшийся на 1907-1908 годы.

В эти годы Белый начинают видеть Россию сквозь призму лирики Некрасова. Памяти Некрасова посвящается сборник стихотворений "Пепел" (1908) Стихотворения сборника тщательно отобраны и расположены в очень продуманном порядке. В него не вошли многие из стихотворений, написанных одновременно со стихами "Пепла", - из них Белый составил следующий сборник "Урна"(1909) Идея "Пепла" точнее всего сформулирована самим Белым: "Пепел" - книга самосожжения и смерти: но сама смерть есть только завеса, закрывающая горизонты дальнего, чтоб найти их в ближнем". Сборник выстроен по линии все большего и большего просветления "горизонта" (недаром один из последних разделов сборника называется "Просветы").

Пространство "Пепла" - это система вписанных друг в друга кругов сжимающихся по мере приближения к "центру". Первый "круг" самый большой, - почти что безграничные, "пустые", "страшные", голодные пространства России, в которых обречен на рассеяние измученный болезнями, голодом и пьянством народ:

Тема хаоса сквозная тема сборника - особенно акцентирована в этом разделе. Естественная реакция человека на встречу с хаосом - первобытное чувство священного ужаса. Это чувство выражено в образах: "неизвестности" - "оторопи": Где по полю оторопь рыщет, Восстав сухоруким кустом... "Отчаянье" - смерти:

Пространство следующего "круга" - "Деревни" - имеет более четкие контуры. Оно уже не пусто, а насыщено предметами подчеркнуто обыденными. В контексте общего замысла сборника и высунутый "красный язык" висельника, и стаи то черных, то изумрудных мух, и кровь, свищущая пеной "из-под красной рукоятки" символы безысходной, тупиковой, совершающейся в одномерном пространстве смерти («Убийство»).

Пространство следующего раздела "Город" еще конкретнее: Москва "пира во время чумы". Ритуальная пляска Смерти перенесена в "Городе" с открытых пространств России в замкнутый мирок квартир («Маскарад»).

В этом мирке живут беспечные богатые люди, которые не видят ничего вокруг себя. Среди участников "пиров" только один поэт-арлекин знает о том что творится за окнами. Поэт-пророк выступает не только в маске шута-арлекина, но и в облике страстотерпца («Прохождение»).

"Пепел" является самым трагическим стихотворным сборником Андрея Белого.

Следующий его сборник -"Урна"(1909). Этот сборник посвящен Брюсову. Большинство стихотворений сборника носят элегический характер, хотя в "Урне" содержатся и глубоко личные, почти что дневниковые записи о пережитой драме:

"Ссора" "Урна" последнее, что создал Андрей Белый в драматическое четырехлетие (1905 - 1908 гг.) В 1910 Андрей Белый женится на Асе Тургеневой. В конце 1910 молодожены едут в путешествие по Северной Африке. Вернувшись из этого путешествия весной 1911 году в Россию Белый пишет "Путевые заметки" - самое светлое произведение из всех им написанных. В марте 1912 года он с женой уезжает в Европу, где живет до 1916 года, изредка наезжая в Россию.

В сентябре 1916 Белый возвращается на родину. Россия ожидает его. С Россией Белый переживает ее самое трагическое время («Родине»).

Это написанное в августе 1917 года самое знаменитое из стихотворений Белого точнее всего передает отношение поэта к свержению царизма.

В Духов день 20 июня 1921 года он начинает писать поэму "Первое свидание" - реквием по сгоревшему в буревой стихи миру, по своей молодости, по гибнущей русской культуре.

"Первое свидание" - вершина поэзии Андрея Белого 20-х годов. Дальше начинается "путь нисхождения".

В сентябре 1925 года был завершен первый том из задуманной Белым эпопеи "Москва".

"Мне всю жизнь грезились какие-то новые формы искусства, в которых художник мог бы пережить себя слиянным со всеми видами творчества... Я хотел вырываться из тусклого слова к яркому", признавался Белый, и действительно, поиск, непокой, движение образуют самое существо его человеческой и писательской натуры. Последние годы жизни Белого не составляют исключения, скорее даже наоборот: пробуются все новые формы, жанры, стили, писатель сочетает работу над "Москвой" с путевыми заметками "Ветер с Кавказа" и "Армения", с трудами по стиховедению, философскими этюдами и культурологическими опытами, обращается к театральным инсценировкам и даже киносценарию.

Смерть писателя в 1934 году была осознана современниками как завершение целой эпохи. Но им же было очевидно, что созданная Белым проза оставила глубокий след в творчестве многих, способствовала появлению так называемой "орнаментальной прозы".

На 1898 приходится перелом в мирочувствии Белого. На смену смутному пессимизму приходят чаяния мистического преображения всего сущего. Осенью 1903 Белый и группа его чутких к мистическим «зорям» единомышленников (Эллис, А.С. Петровский, С. Соловьев, В.В. Владимиров, М.И. Сизов и др.) составили кружок «аргонавтов». «Аргонавты» пестовали особую мифологию «жизнетворчества», поклонения воспетой Вл. Соловьевым Вечной Женственности (в кружке, соответственно, царил культ ранних стихов Блока о Прекрасной Даме), следования символическим путем мифического корабля «Арго» в «Колхиду» за «Золотым Руном» — то есть познания мистических тайн бытия.

Увлечения соловьевскими идеями эсхатологии, теократии, Вечной Женственности накладывались на ницшеанские ощущения катастрофичности жизни и раскрепощения «сверхчеловеческой» личности. А знакомство с книгой Ф. Ницше Рождение трагедии из духа музыки (1872) заставляет Андрея Белого в духе древних орфиков и пифагорейцев прозреть в музыке выражение универсальных закономерностей мироздания. В программной статье 1902 «Формы искусства» Белый утверждает, что именно в музыкальном произведении снимается обманчивый внешний покров видимых явлений и открываются тайны сущности мира. Следуя общему стремлению символистов к «синтезу искусств», Андрей Белый создает четыре литературных произведения в не имеющем себе аналогов жанре симфоний: (I - Северная, героическая 1900; II - Драматическая, 1902; III - Возврат 1905; IV - Кубок метелей, 1908). Прозаическое повествование здесь строится по законам музыкальной симфонической формы. Автор отказывается от традиционного сюжета и замещает его скрещением и чередованием как бы «музыкальных» тем, развитием лейтмотивов, рефренами, техникой контрапункта, постоянной ритмизацией фраз.

В 1904 А. Белый публикует свой первый поэтический сборник «Золото в лазури». Образный строй здесь, действительно, во многом родствен симфониям, но основная цель автора — запечатлеть настроения «аргонавтов», их предчувствия грядущей «зари». Запредельное, идеальное в сборнике облекается чередой световых (солнце, заря и т.д.) и цветовых (редкое богатство «оттеночных» красок, живописание драгоценных камней и тканей) символов. Красочная символичность сборника свидетельствует и о его близости стилистике модерна в живописи, и о влиянии оккультных теорий, в которых «мистика» подобных образов была разработана весьма тщательно. Наиболее значительными для дальнейших судеб русской поэзии в этом сборнике оказались эксперименты Белого со стихом. Это — разрушение традиционного силлабо-тонического метра, смешение двусложных и трехсложных размеров, расположение строк соответственно интонациям, что во многом предвосхищало «столбики» и «лесенку» тонических стихов В. Маяковского.

Во 2-й половине 1900-х Белый переживает кризис мистических чаяний эпохи «зорь», и в своих философских интересах от прозрений Вл. Соловьева переключается на рационалистическую теорию познания Канта и неокантианцев. Он переносит «дуализм» Канта на осмысление символизма как мировоззрения, раскрывающего двойственную природу действительности, противоположность между реальным миром и его идеальной «сущностью» (книги статей Символизм, Луг зеленый, обе — 1910, Арабески, 1911).

Важнейшие творческие достижения этого периода — изданные в 1909 сборники стихов «Пепел» и «Урна». В «Пепле» само название символически подчеркивает прощание со «сгоревшими» былыми мистическими надеждами. В сборнике слышны отзвуки революции 1905-1907, отчетливы социальные мотивы, трагическое восприятие забитости и беспросветной нужды «сермяжной» Руси (книга вышла с посвящением Н.А. Некрасову). Сборник «Урна» продолжает традицию русской философской поэзии, идущей от Е. Баратынского и Ф. Тютчева, отражает освоение автором разнообразных философских систем.

С 1909 намечается переход в мироощущении Белого от пессимизма и «самосожжения» периода Пепла к исканию «пути жизни», «второй заре». Тому способствует знакомство с А.А. Тургеневой (Асей), ставшей женой писателя. Тогда же Белый примыкает к организовавшим в Москве издательство «Мусагет» Э. Метнеру и Эллису, становится одним из основных сотрудников выходящего при новом издательстве журнала «Труды и дни». В 1910-1911 совершает с женой большое заграничное путешествие (Сицилия — Тунис — Египет — Палестина), ищет на Востоке новые духовные ценности, которые придут на смену «одряхлевшим» ценностям Европы. Литературный итог путешествия — два тома Путевых заметок 1911. В трех томах мемуаров — На рубеже двух столетий, 1930, Начало века, 1933, Между двух революций, 1934 - история формирования личности писателя растворена в перипетиях культурной жизни эпохи, и эта среда сама становится как бы главным действующим лицом, способствуя созреванию автора как выразителя духовной жизни своего времени. В творчестве Андрея Белого выразилось ощущение тотального кризиса жизни и мироустройства.

12. "Кларизм" в поэзии Кузьмина

КЛАРИЗМ — одно из течений в русской поэзии XX в., представленное небольшой группой поэтов во главе с М. Кузьминым. Значение К. в том, что, будучи отчетливым показателем разложения символизма, в недрах к-рого К. создавался, он является в то же время связующим звеном между символизмом и акмеизмом.

Временный расцвет буржуазии после 1905 устранял необходимость в отвлеченной и отталкивающейся от действительности поэзии символистов и требовал установки на конкретную, реальную, уже удовлетворявшую буржуазию действительность. Символизм переживал кризис; первым откликом на эти требования и явился К., провозглашенный в 1910 М. Кузьминым, выдвинувшим принцип отказа от символичности и обращения к земной действительности, к «прекрасной ясности» (claris — лат. ясный, отсюда К.). В своей поэзии Кузьмин осуществлял это с большой демонстративностью, предпочитая формам средневековой мистической поэзии, привлекавшей символистов, формы французского Рококо.

Было в корне враждебно символизму и отмечало новый момент в движении буржуазного стиля в его отражении писателями перерождавшегося в буржуазию дворянства. Положения К. были подхвачены Городецким, заявившим, что роза должна быть «хороша сама по себе... а не своими мыслимыми подобиями с мистической любовью или чем-нибудь еще», и развернуты акмеизмом.

Кузмин Михаил Алексеевич - поэт и беллетрист. Род. в Ярославле в дворянской семье. Детство провел в Саратове; с 1885 жил в Петербурге, где учился в гимназии, а затем в консерватории. Совершил длительное путешествие в Италию и Египет. По возвращении сблизился со старообрядцами, с которыми ездил в поисках древних икон по северным губерниям. В печати выступил лишь в 1905. Творчество К. знаменует процесс буржуазного перерождения дворянской интеллигенции XX в. Оно выражает собой экспансию в область искусства буржуазно-помещичьего блока эпохи буржуазного подновления царизма (столыпинщина), блока, восторжествовавшего после 1905, стремившегося к всестороннему использованию своего положения, к утонченному наслаждению жизнью, к художественной сублимации своего бытия, к эстетизации своего быта, вариант которого и представляет «кларизм» К. Отталкиваясь от упадочно-дворянского символизма и импрессионизма. К. противопоставляет им тенденции кларизма (см. его декларативную статью «О прекрасной ясности» в журн. «Аполлон», 1910. No 4). Искусство для К. уже не религиозное священнодействие, как у символистов, а «веселое ремесло», требующее рационального оформления художественной материи, строгой логической оправданности каждой композиционной детали. Поэзия К. реализует классические принципы раздельности (отчетливости, меры, строя), гармонии, равновесия формы и содержания. Для нее характерны размеренные периоды, господствует классический размер стиха—4-стопный ямб. Стих К. не напевен; его свободные стихи близятся к разговорной речи, имеют характер интимной непринужденной беседы. К. выдвигает классический принцип четких границ жанров: «...в рассказе пусть рассказывается, в драме пусть действуют, лирику сохраните для стихов». Проза у К. вновь приобретает повествовательный характер, ситуация господствует над типажем, нет описания деталей среды, быта, обстановки, если они не необходимы для хода действия. Психологизм вытесняется фабулъностью, развитием занимательной интриги авантюрного романа, преобладает изображение внешних событий и предметов. К. восстанавливает начало пластической формы, предметности. Если импрессионизм растворял вещи в потоке ощущений, а символизм изображал их лишь как ознаменования потустороннего, то Кузмин выдвигает значимость вещно-предметного мира самого по себе, самоценность материального, телесного, конечного, в связи с чем в его поэзии большую роль играет натюрморт, «дух мелочей прелестных и воздушных». Психика деклассирующегося дворянина, захватываемого в орбиту буржуазного мира, влекущего, но во многом еще чуждого, закрепляется у К. также в образах героев его авантюрных повестей (Лебеф, Фирфакс, Элевсипп и др.). Характерные их черты: сильное чувство жизни, всепоглощающая жажда наслаждений, постоянная готовность к авантюрам, но в то же время отсутствие свободного почина, организующей воли, полагания каких-либо целей; действование по чужой воле, пассивное отдание себя потоку случайностей, направляемых роком, влекущих их от мирного старозаветного жития в пеструю смену новой кипучей жизни. К. выражает психологию буржуазного виверства рантьерского типа «буржуазной аристократии» и т. п.

Основным мотивом творчества К. является радостное приятие и утверждение мира в его данности («Все, что случается, то свято»), беспечное, изощренное и жадное наслаждение жизнью, тяготение к «земному», «языческому», чувственному («Веселой легкости бездумного житья,/ Ах, верен я, далек чудес послушных,/ Твоим цветам, веселая земля!"). Значительное место занимает у К. тема любви, которая трактуется уже не как мистическое переживание в духе символизма, но как чувственная эротика, часто извращенная (апология гомосексуализма в повести «Крылья») и т. п.

Наиболее характерна и значительна стилизаторская линия творчества К. Он черпает сюжетику и образность из мира александрийской культуры, Рима эпохи упадка, Византии, XVIII в. во Франции, Италии, оттоманского Востока и т. д. Особенно показательно его тяготение к XVIII в., к Рококо. В стихах и пьесах К. часты мотивы и образы пасторали, идиллии, популярной в XVIII в. анакреонтики, мифологические образы, трактованные как изящные украшения во вкусе Рококо, восточная экзотика в духе балетов XVIII в. Перекликаясь с живописью Сомова, художников «Мира искусства», К. погружается в мир арлекинад, фейерверков, маркизов, любовных затей. Его поэзия усваивает легкость, жеманность, всезаполняющий дух утонченной эротики Рококо, стилю которого соответствует и палитра эпитетов К. Наряду с этим главным руслом творчества у К. намечен ряд романов, рассказов, носящих совершенно иной характер («Нежный Иосиф», «Мечтатели», «Тихий страж», «Плавающие-путешествующие» и др.). Здесь изображается современный быт буржуазных дам, чиновников, офицеров, прогоревших дворян, патриархального купечества, старообрядцев и т. д. Эта малозначительная линия творчества К. продолжает традиции романов Лескова, правда, в чрезвычайно опошленном виде.