Тема 7. Парадигма исторической науки XX В. Развитие системного метода исторической школой «анналов»

Целью занятия является осмысление процесса эволюции исторической школы «Анналов» и её вклада в развитие исторического познания.

План:

1. Концепция «географии человека» Видаля де ля Бланша. «Исторический синтез» А. Берра. Возникновение школы "Анналов". М. Блок. Л. Февр.

2. Системные методы 40-х – 70-х гг. XX в., концепции Л. Берталанфи, Н. Винера. Ф. Бродель. «Глобальная», или «тотальная» история.

3. Исторический синтез. Междисциплинарные исследования. Понятие «ментальность». Идея множественности социального времени. Структурализм.

4. «Новая историческая наука». Кризис структуралистской методологии. «История в осколках».

Содержание занятия:

В XX веке ведущие позиции в исторической науке Запада занимала французская историческая школа «Анналов». После 1991 года в нашей стране появилось большое количество работ посвящённых этому направлению, а в РГГУ был создан Российско-французский центр исторической антропологии им. М.Блока [55]. При изучении этой темы рекомендуется обратить внимание на работы, характеризующие основные теоретические подходы данной научной программы [56] и обобщающие историографические работы [57].

«Новая история» или как её чаще называют в российской историографии школа «Анналов» - в значительной степени «дочь географии» [58]. На это указывалось во многих историографических трудах французских историков. Из всех влияний, которые воздействовали на Марка Блока и Люсьена Февра, наиболее глубокое было бесспорно воздействием Поля Видаля де ля Бланша, считавшего, что история человеческих сообществ в значительной степени определяется местными географическими возможностями (в данном случае обычно используется понятие «географический поссибилизм», противопоставленное понятию «географический детерминизм»). Жорж Лефевр, в «Возникновении современной историографии», строит на этом характеристику научного творчества Люсьена Февра. Бродель не раз подчеркивал значение заимствования методологического потенциала географии: «не следует забывать, что пути аграрной истории были проложены во Франции в двадцатых годах XX-ого века географической школой» [59].

Историк по образованию, Поль Видаль де Ла Бланш (1845-1918) стал основателем французской географической школы, он автор книги «Географическая картина Франции», составившей том I академической «Истории Франции», опубликованной Эрнестом Лависсом. Поль Видаль де Ла Бланш – яркий представитель официальной науки. Считается основателем французской геополитической школы. Де Ла Бланш, по сути, является основателем «антропологической школы» политической географии, которая стала в его «исполнении» альтернативой германской школе геополитики «теории большого пространства» и получила название «поссибилизм». Главный элемент его теории — категория локальности развития цивилизации. Ее основу составляют отдельные очаги, которые являются первокирпичиками, элементами цивилизации. Они представляют собой небольшие группы людей, которые складываются во взаимодействии человека с природой. В этих первичных клетках — общественных ячейках — постепенно формируются определенные «образы жизни». Взаимодействуя с окружающей средой, человек растет, развивается. Ученый отмечал: Географическая индивидуальность не есть что-то данное заранее природой; она лишь резервуар, где спит заложенная природой энергия, которую может разбудить только человек. Большой почитатель немецких географов, в частности, Ратцеля, Видаль де Ла Бланш выступал за строгую научность географии. “Задача географии заключается в том, чтобы выяснить, каким образом физические и биологические законы, управляющие миром, сочетаются и изменяются на различных участках поверхности Земли”, указывал он в 1913 г. В то же время, будучи противником догматизма, Видаль де Ла Бланш категорически отвергал детерминизм Ратцеля. Последний в своей книге Земля и эволюция человека (1922) квалифицировал подход французского учёного как “поссибилистский”. “Любое пространство (долина, гора, река...; сельская местность, город...) содержит в себе множество виртуальностей (так например, река может быть границей, путём сообщения или местом торговли...); только человек может материализовать некоторые из этих возможностей.

Два других теоретических источника формирования общетеоретических представлений лежащих в основании школы "Анналов" – социология Э. Дюркгейма и теория исторического синтеза А. Берра. Дюркгейм отстаивал необходимость распространения рациональных методов на познание общества, которое рассматривалось как интегрированное целое, состоящее из взаимосвязанных элементов. Иными словами, это целостная система, органическими элементами которой являются экономические, географические и иные факторы, а также "коллективные представления" (общие идеи, верования, моральные нормы, мотивы деятельности), образующие в своей совокупности некоторую целостность, изучение которой требует применения по образцу естественных наук объективных методов. А. Берр вошел в историю исторической мысли как создатель теории исторического синтеза, постулировавшей, что история и философия должны стать двумя главными аспектами будущей науки, которая приобретет характер исторического синтеза. Это будет, полагал он, наука в одинаковой мере умозрительная и основанная на практике, одинаковой мере умозрительная и основанная на практике, ретроспективная и обращенная в будущее. Эта наука противопоставлялась утратившей общественное доверие фактографической "историзирующей истории".

Основоположники "Анналов" были убеждены, что история является не эмпирической, а теоретической наукой - в том смысле, что она нуждается в теории как необходимом условий научного осмысления изучаемых ею явлений. Ибо, разъяснял Л. Февр, "без предварительной, заранее разработанной теории невозможна никакая научная работа. Мысленная конструкция, отвечающая нашей тяге к познанию, теория как раз и является наглядным примером научного опыта" [60]. Возникновение школы «Анналов» связано с вызовом со стороны социологии и той роли, которую играла во Франции историческая наука. Государственная поддержка развития исторической науки сыграла в данном случае решающую роль. Созданная в 1921 году касса научных исследований финансировала выполнение текущих исследовательских работ. Услугами этой кассы в 1929 году пользовался, в частности, Марк Блок. В 1938 году Люсьен Февр получил субсидию на осуществление исследований реестров феодальной земельной собственности. В этих условиях и появляется в 1929 году журнал «Annales d’histoire économique et sociale». Марк Блок и Люсьен Февр возглавили исследования, направленные на изучение общества в единстве всех его социальных связей. Основатели «Анналов» активно вводят в сферу исторических исследований понятие «ментальность» (mentalités), ставшее ключевым в историознании ХХ века [61]. Под ментальностью подразумевалась система образов и представлений, которые всегда лежат в основе человеческих суждений о мире, своем месте в нем и, следовательно, определяют поступки и поведение людей [62]. «Глобальный взгляд» нацеливался и на отдельный объект, проблему. Историк должен охватить все стороны жизни человека и общества – вот основополагающий принцип, который попытались реализовать и сами основатели школы М. Блок, Л. Февр, и признанный лидер «второго поколения» (конец 50-х – начало 70-х гг. ХХ в.) школы Фернан Бродель (1902 – 1985), и его ученик Эммануэль Ле Руа Ладюри (род. 1929 г.), и Жорж Дюби (1919 – 1996), и Робер Мандру, и др.

В послевоенный период журнал «Анналы» возглавил Фернан Бродель. В этот период школа Анналов отражала в своих подходах системные методы 40-х – 70-х гг., которые базировались на ряде положений Л. Берталанфи, Н. Винера, У. Эшби и др.[63], руководствовавшихся детерминистскими представлениями. После Второй мировой войны Ф. Бродель провозгласил «новую концепцию социального», в основе которой лежала идея множественности социального времени. «Ткань» истории, по мнению ученого, формирует взаимодействие различных типов времени:

а) «длительного времени», регулируемого медленными столетними или даже тысячелетними природными изменениями;

б) «социального времени», связанного с изменениями социальных структур, текущего довольно медленно, в пределах столетий;

в) «событийного, поверхностного времени».

Отвергая мысль о возможности объяснить историю «с помощью того или иного господствующего фактора», Ф. Бродель указал на важное значение системы факторов, группирующихся вокруг феномена географической среды. Предпосылками общественных изменений, согласно Ф. Броделю, были и географические условия, и рост народонаселения, и изменения в технике, и преобразования нравственности, быта, транспорта, религии и т.д.

Согласно концепции Ф. Броделя «долгое время» – время географических и материальных структур, «среднее время» – время экономических циклов, конъюнктуры, «краткое время» – время политической жизни, время события. «Долгое время» отражает взаимодействие человека и природы. Изменения в данном случае происходят очень медленно. Достаточно быстро по сравнению с этой историей происходят изменения отношений внутри социальных групп и между ними в результате осуществления различных видов деятельности. Это история социальная: история групп и объединений. Здесь – глубинные мотивы поведения социальных общностей. И, наконец, «короткое время»: время событийной истории, участником которой является конкретная личность. Это самая богатая событиями часть истории, в которой велика роль случая. В исторической дисциплине произошёл переход к новым исследовательским, методологическим и концептуальным парадигмам. «Старая» история оперировала вопросами типа: «Что случилось»?» Как это случилось?» В «новой» истории эти вопросы трансформировались в один: «Почему это случилось?»

Отличительной чертой этого направления стало осуществление исследовательской работы по единым программам. История престала быть делом историков-одиночек. После войны при поддержке американцев и Управления высшего образования создаётся VI секция в Практической школе высших исследований. До 1950 года её возглавляет Л. Февр, после 1950 года – Ф. Бродель. В 1971 году стараниями Ф. Броделя она становится Школой высших социальных исследований (EHESS) и занимается исключительно исследовательской работой. Это позволило таким историкам как Ж. Ле Гофф и Ф. Фюре занять стабильное положение вне лицея и университета и всецело посвятить себя исследовательской работе. Новая история в 80-х годах предложила метафору, превосходно иллюстрирующую суть нового подхода к изучению истории. Новая история – «история молчаливого человечества» – это море, на поверхности которого плавают исторические события, а в глубине лежит анонимный народ. Необходимо проникнуть в глубины моря, поставив в центр исследования не героя, а безымянного человека и его повседневную жизнь, купно проанализировать все аспекты человеческой мысли, поведения, деятельности и через это постигнуть всю глубину истории. Историки начали описывать «длительное» время на конкретных примерах, и что самое удивительное эта история позволила им резко увеличить читательскую аудиторию. Успех книги Ле Руа Ладюри «Монтайю» (1975 г.) в этом смысле является символическим, хотя и остался исключением. Историки поднялись на новую ступень интеллектуального и морального авторитета, о чем свидетельствует целый ряд явлений: резкий рост числа исторических бестселлеров и списков исторических изданий в издательских каталогах, появление новых, отличающихся по форме от книг и академических статей, разновидностей исторических публикаций в прессе, на телевидении и в кинематографе. На первое место начали выходить коммерческие, а не научные интересы, что всегда чревато отходом от поисков истины. Изучать то, что интересно массовому читателю, конечно выгодно с материальной точки зрения. Но академическая наука не может ограничиваться этими рамками. Кроме того, нельзя считать детерминанты длительной протяжённости более значимыми только потому, что они меняются медленнее. Опыт экологических исследований в XX веке показывает, что изменения, возникающие в результате антропогенного воздействия на окружающую среду, превращают «долгое время» в «короткое».

Казалось, что с помощью структуралистских методов удалось, наконец, создать новую методологию исторической науки, устраняющую все недостатки марксистской концепции. Налицо были все признаки бурного и захватывающего развития исторической профессии после 1970 г. Оно, однако, с трудом поддавалось контролю; более того, он сопровождалось своего рода недомоганием и поставило ряд вопросов о дисциплине и её методах – вопросов, становившихся все более актуальными на протяжении 1980-х – 1990-х годов.

Кризис исторической науки стал очевидным следствием того же самого прогресса в области исторических исследований. До сих пор история неизменно выигрывала от аннексии чужих территорий и накопления новых знаний. Она умножила круг рассматриваемых предметов, заимствовала идеи и подходы из других социальных наук и выделила из себя ряд поддисциплин (чей статус, а порой и оправданность существования значительно разнятся). Под её началом оказалась безбрежная, постоянно расширяющаяся территория – под началом, но не под контролем. Такова цена, которую всегда надо платить за отказ от единой исследовательской программы и общей методологии. Такая эволюция исторического знания оказалась чревата для истории потерей программы и единства. Неспособность организовать накопленные богатства грозила истории дезинтеграцией на множество специализированных подразделений, возможно, не, связанных более друг с другом. Такая ситуация время от времени, в духе поздравления самих себя с успехами науки, именовалась «историографическим взрывом», но позднее получила более пессимистическое определение: «история в осколках» [64]. Получился «хаотический позитивизм», находящий своё выражение в «теории равноправных факторов». Такой эмпирический подход уводит историка в мир случайностей и позволяет объяснять события любыми факторами. Отсюда как возможные последствия – субъективизм и произвол историка [65].