Глава 2. § Доносы Кочубея и Искры на Гетмана

§ Доносы Кочубея и Искры на Гетмана. Казнь их

§ Речь Гетмана к народу

§ Вероломная сдача Батурина

§ Гетман Иван Ильич Скоропадский

Царь Петр Алексеевичь в 1707 году, Июля 1, прибыв в Чернигов, отправился оттоль рекою Десною на судах в город Киев, где, вместе с Гетманом Мазепою, Августа 15, заложили крепость, названную Печерскою, /201/ салютовали торжество сие пальбою из ружьев и пушек. Войска Малоросийския, кои работу сию начали, в несколько лет совершили. Из бывших при сем многих чиновников Малоросийских, подан донос Государю от Судьи Генеральнаго, Кочубея, и швагра его, Полковника Полтавскаго, Искры, о умышляемой Царю измене оть Гетмана, преданнаго Королю Шведскому. Государь повелел изследовать донос сей и судить по нему учрежденной для того особой Коммисии под управлением Министра своего, Шафирова. Следствие продолжалось несколько месяцев. Доказательства и справки разбираемы были со всею строгостию и опытностию, но ничего на Гетмана подозрительнаго не найдено и не показано. Все доказательства состояли в наслышках от ненадежных людей, открывшихся при очных ставках, в разговорах Гетманских, сопровождавшихся подозритвльными минами, и в догадках по песням, сочиненным от Гетмана с аллегорическими выражениями, а паче в песне, так называемой, Чайка, значущей страждущую и колеблемую Малоросию. Приговор Коммисии, по окончании следствия, осудил доносчиков на смерть, яко без доказательных и обругавших Гетмана так великим преступлением. Государь утвердил приговор оный и отправил осужденных для казни к Гетману. Но сей, по обыкновенному своему притворству, отказался от удовлетворения собственной своей претензии, а предал виновных в волю Государя, как преступников Государственных, И Государь повелел над ними экзекуцию произвесть от Коммисии, их осудившей. По чему им и отрублены головы при селе Борщаговке, под городом Белою Церквою, в виду войска, стоящаго здесь лагерем. Тяжкое преступление Мазепино, сокрытое тайною непроницательною, и легкия об нем доказательства, так худо произведенныя Кочубеем и Искрою, свидетельствуют о глубочайшей мудрости перваго и о пылкой простоте последних, а предание народное заверяет, что сии так стремительно, но слабо, поступили побуждением ревности за жену Искрину, имевшую подозрительныя обхождения с Гетманом.

Король Шведский в 1708 году, проходя с армиею своею Польшу и Литву и возвратясь из Саксонии, предприял идти во внутренность России, в самую ея столицу, Москву, и по тому от стороны Российской начались страшныя и безпрестанныя движения войском в пограничном народе, а в Малоросии началась новая эпоха нашествия неприятельскаго, каторая и до днесь таковою считается простонародием в их летосчислении достопамятностей, и не иначе об ней воспоминають, как с сокрушением сердечным и удивлением. Войска, переходя с места на место, занимали дефилеи и переправы по пути армии Шведской, нападая безпрестанно на ея авангарды и фланги, а народ Малоросийский, выходя из жилищ своих, занимал и укреплял убежища свои в лесах, болотах и местах неприступных, и делал копья, бердыши и другия ручныя орудия, приготовляясь к обороне. /202/ Гетман Мазепа, укомплектовав и снабдив всем надобным войска свои, состоявшия по армии, а резиденцию свою, город Батурин, в котором хранились все сокровища, запасы и магазейны, подкрепив достаточным гарнизоном из Сердюцких пехотных полков и одного коннаго Прилуцкаго полка, под командою Полковника Носа, выступил сам, с остальными войсками Малоросийскими и со многими чиновниками воинскими и гражданскими, сверх обыкновеннаго штата нарочито умноженными, к границам Белоруским, яко бы для отражения неприятеля. Но, переправясь чрез реку Десну и разположив лагер свой между городов, Стародуба и Новгорода Северскаго, около местечка Семеновки, на месте, по ныне называемом Шведчиною, объявил здесь прокламацию свою, сочиненную к войску и народу Малоросийскому, а из нея говорил речь всем чинам, тут собранным, следующаго содержания: „Мы стоим теперь, Братия, при двух пропастях, готовых нас пожрать, ежели не изберем пути для себя надежнаго их обойти. Воюющие между собою Монархи, приближившие театр войны к границам нашим, столь ожесточены один на другаго, что подвластные им народы терпят уже, и еще претерпят, бездну зол неизмеримую, а мы между ими есть точка или цель всего злополучия. Они оба, по своенравию своему и присвоению неограниченной власти, подобятся самым страшным деспотам, каковых вся Азия и Африка едва ли когда производили. И по тому побежденный из них и падший разрушит собою и державу свою и приведет ее в ничтожество. Жребий держав оных предопределен судьбою решиться в нашем отечестве и в глазах наших, и нам, видевши угрозу сию, собравшуюсь над главами нашими, как не помыслить и не подумать о себе самих? Мое суждение, чуждое всех пристрастий и душевредных поползновений, есть таково: когда Король Шведский, всегда победоносный, и коего вся Европа уважает и трепещет, победит Царя Российскаго и разрушит царство его, то мы неминуемо причислены будем к Польше и преданы в рабство Полякам по воле победителя, и в волю его творения и любимца, Короля Лещинскаго, и уже тут нет и не будет места договорам о наших правах и преимуществах, да и прежние на то договоры и трактаты сами собою уничтожатся, ибо мы, натурально, сочтены будем завоеванными или оружием покоренными, следовательно, будем рабы неключимы, и судьба наша последняя будет горше первой, которую предки наши оть Поляков испытали с толикою горестию, что и самое воспоминание об ней в ужас приводить. А ежели допустить Царя Российскаго сделаться победителем, то уже грозящия бедствия изготовлены нам от самаго Царя сего; ибо вы видите, что, хотя он происходит оть колена, выбраннаго народом из Дворянства своего, но, присвоив себе власть неограниченную, карает народ тот по своему произволению, и не только свобода и имение народное, но и самая жизнь его порабощены /203/ единственной воле и прихоти Царской. Видели вы и последствия деспотизма сего, по коему он изтребил многочисленныя семейства самыми варварскими казнями за вины, возведенныя ябедою и вынужденныя тиранскими пытками, коих никакое человечество стерпеть и претерпеть не может. Начало общих болезней наших изпытал я на самом себе. Вам известно, что за отречение мое в замыслах его, разительных для нашего отечества, выбит я по щекам, как несносная 196 блудница. И кто ж тут не признает, что тиран, обругавший столь позорно особу, представлающую нацию, почитает, конечно, членов ея скотом несмысленным и своим пометом? Да и действительно таковыми их почитает, когда посланнаго к нему депутата народнаго, Войнаровскаго, с жалобою о наглостях и озлоблениях, чинимых безпрестанно народу от войск Московских, и с прошением подтверждения договорных статей, при отдаче Хмельницкаго заключенных, коих он еще не подтверждал, а должен по тем же договорам подтвердить, он принял пощечинами и тюрьмою и отправит хотел шибеницею, от которой спасся сей одним побегом. И так остается нам, Братия, из видимых зол, нас обышедших, избрать меньшее, чтобы потомство наше, повергнутое в рабство нашею неключимостию, жалобами своими и проклятиями нас не обременило. Я его не имею и иметь, конечно, не могу, следовательно, безпричастен есмь в интересах наследия, и ничего не ищу, кроме благоденствия тому народу, который почтил меня настоящим достоинством и с ним вверил мне судьбу свою. Окаянен был бы я и крайне безсовеотен, когда бы воздавал вам злое за благое и предал его за свои интересы! Но время открытьсл вам, что я избрал для народа сего и самих вас. Долголетнее искуство мое в делах политических и в знании интересов народных, открыло мне глаза о нынешнем положении дел Министерских, и сколь они приближены стали к нашему отечеству. Первым искуством почитается в таковых случаях тайна, непроницаемая ни от кого до ея событил. Я ее вверил одному себе, и она меня пред вами извиняет собственною своею важностию. Виделся я с обоими воюющими Королями, Шведским и Польским, и все искуство мое употребил пред ними, убедить перваго о покровительстве и пощаде отечества нашего от воинских поисков и раззорений в будущее на него нашествие, а в разсуждении Великоросии, нам единоверной и единоплеменной, изпросил у него 191 неутралитет, т. е., не должны мы воевать ни со Шведами, ни с Поляками, ни с Великоросиянами а должны, собравшись с воинскими силами нашими, стоять в приличных местах и защищать собственное отечество свое, отражая того, кто нападет на него войною, о чем зараз мы должны объявить Государю, а Бояре его, не зараженные еще Немещиною и помнящие пролитую неповинно кровь их родственников, обо всем том известны и со мною согласны. Для всех /204/ же воюющих войск выставлять мы повинны за плату провиант и фураж, число возможное без собственнаго оскудения нашего; а при будущем общем мире всех воюющих держав положено поставить страну нашу в то состояние держав, в каком она была прежде владения Польскаго, при своих природных Князьях и при всех прежних правах и преимуществах, вольную нацию значущих. Споручительствовать за то взялись первейшия в Европе державы: Франция и Германиа; и сия последняя сильным образом настаивала о таковом положении нашем еще во дни Гетмана Змновия Хмельницкаго, при Императоре Фердинанте III-м, но не сбылось оно по междоусобию и необдуманности предков наших. Договоры наши о вышесказанном заключtны мною с Королем Шведским письменным актом, подписанным с обеих сторон и объявленным в означенныя державы. И мы теперь почитать должны Шведов своими приятелями, союзниками, благодетелями и как бы от Бога низпосланными для освобождения нас от рабства, презрения и возстановлениа в первую степень свободы и самодержавства. Ибо известно, что прежде были мы то, что теперь Московцы: правительство, первенство и самое название Руси от нас к ним перешли. Но мы теперь у них, как притча во языцех! Договоры сии со Швециею не суть новые и первые еще с нею, но суть они подтвердительные и возобновительные прежних договоров и союзов, предками нашими сь Королями Шведскими заключенных. Ибо известно, что дед и отец нынешняго Короля Шведскаго, имевши важныя услуги от войск наших в войне их с Ливонцами, Германцами и Даниею, гарантировали страну нашу и часто за нее вступались против Поляков, а потому и от Гетмана Хмельницкаго, за соединением уже с Россиею, послан сильный корпус Козацкий, при Наказном Гетмане, Адамовиче, в помощь Королю Шведскому, Густаву, и содействовал ему при взятии столиц Польских, Варшавы и Кракова. И так, нынешние договоры наши со Швецию суть только продолжение прежних, во всех народах употребительных. Да и что ж то за народ, когда о своей пользе не радит и видимой опасности не упреждает? Такой народ неключимостию своего уподобляется, по истине, безчувственным тварям, от всех народов презираемым.“

По выслушании речи Гетманской и по прочтении во всех ставках и собраниях войсковых прокламации его, заключили иные, яко ко благу есть 198, а другие — ни, а льстит народы! И так препираясь с собою несколько дней, согласились в одном только том, что нужна перемена их состоянию и несносно презрение в земле своей от народа, ни чемь их не лучшаго, но нахильнаго и готоваго на все обиды, грабления и язвительныя укоризны; но чем тому пособить и за что взяться, о сем придумать не могли; а что бы отстать от Царя и царства Христианскаго и предать себя в волю Монарха Лютеранскаго, /205/ попирающаго иконы Святых и сквернящаго середы и пятницы мясоядением, о том и слышать не хотели. И, наконец, собравшись все чины и Козаки по своим полкам, поднялись одного утра до разсвета из лагеря своего, оставив в нем Гетмана с двумя Компанейскими полками и всех Старшин Генеральных, со многими чиновниками, к полкам не принадлежащими, кои как бы были под стражею у Компанейцев. Намерение сих чинов и Козаков состояло в том, чтобы соединиться им с войсками Великоросийскими и донесть Государю о всем, у них происходившем с Гетманом, и что они в замыслах его не участвуют и весьма противятся. За сим, отправившись они на Стародуб, нашли корпус Менщикова в Белорусии, при котором и сам Государь тогда присутствовал, донесли Государю о коварстве Мазепином и о смутном состоянии правительства Малоросийскаго, и просили о разрешении им выбора новаго Гетмана по правам их и привиллегиям, сие узаконяющим. Государь, поблагодарив Козакам за их верность и обещав произвесть выбор оный с возвращением их в Малоросию, повелел им остаться в команде Князя Менщикова и содействовать ему в поисках над Шведским Генералом, Левенгауптом, который, по указу Короля своего, выступив с помощным войском и со многими запасами из Лифляндии, поспешал соединиться с Королевскою армиею в Белорусии.

Менщиков, Сентября 28 дня, 1708 года, напав на корпус и превеликий обоз Левенгаупта, между местечком Пропойском и деревнею Лесным над рекою Сожью, в Белорусии, дал ему сражение в присутствии самаго Государя. И как войска Великоросийския от сильнаго и нечаяннаго нападения Шведов на месте сражения не устояли, а смешавшись побежали, то Государь, сам собрав и выстроив их по прежнему, поставил позади фронта и по флангам Малоросийских Козаков, с строгим повелением рубить саблями и колоть копьями всех тех, кои во время сражения подадутся назад, не щадя ни кого, ни самаго его, Государя, когда он впадет в сию слабость. Возобновленное сражение увенчано было найлучшим успехом и полною победою. Шведы повсюду разбиты и разсеяны; преследование их продолжалось до самой ночи и до реки Сожи, где многие из них перетопились, а остальные переправились в плавь через нее. На месте сражения и на побеге в плен взято Шведов до 12,000, и весь обоз, состоящий во множестве тысячь повозок, с запасами и артиллериею, достались победителям. Сражение сие должно почитаться началом или преддверием решительной победы над Королем Шведским и всех его несчастий. Он чрез него лишился всей нужной ему помощи в свежем войске и воинских запасах.

Из Белорусии командирован Менщиков с корпусом его и Козаками в Малоросию для предупреждения армии Короля Шведскаго и истребления резиденции Гетманской, города Батурина, яко хранилища многих запасов и /206/ арсеналов национальных. Он поспешил туда в последних числах Октября, и зная коликой важности стоило овладеть сим городом в самой скорости и избегая продолжительной осады по форме, принял отважное намерение взять его приступом, и для того повел зараз войска свои на городския укрепления. Войска Мазепины, называемыя Сердюки, составленныя из вольницы, а больше из Украинских Поляков и Волохов, и содержавшия гарнизон в городе, знав также, чего им ожидать должно от войск Царских, защищали город и его укрепления с примерною храбростию и отвагою. Осаждающие отбиваемы были несколько раз от городских валов 199, рвы городские наполнялись трупами убитых с обеих сторон, но битва еще продолжалась около города во всех местах. Наконец, наступившая ночь и темнота развели бьющихся, и Россияне отступили от города и перешди реку Сейм для обратнаго похода. Но бывший в городе с полком своим, Полковник Прилуцкий, Нос, несогласный также, как и другие полки, на предприятия Мазепины и гнушавшийся его вероломством, а удержанный в городе присмотром Сердюков, выслал ночью из города Старшину своего, прозванием Соломаху, и велел ему, догнавши Менщикова на походе, сказать, чтобы он приступил к городу пред светом и напал на указанное сим Старшиною место, на котором разположен полк Прилуцкий, где сам Полковник будет сидеть на пушке, окованный цепями, под видом арестанта, а войско его положится ничком около валу; и се был знак или лозунг для пощады сих предателей при всеобщем губительстве граждан. Менщиков, уверясь на Полковника и его Старшину, приступил к городу и вошел в него на разсвете со всею тихостию и когда Сердюки, поводом вчерашней их виктории, напились до пьяна и были в глубоком сне, напал он со всем войском на сих сонных и прочинающихся, без обороны рубил их и колол без всякой пощады, а виднейших из них перевязал в крюк. Отделавшись таким образом от Сердюков, Менщиков ударил на граждан безоружных и в домах их бывших, кои ни мало в умысле Мазепином не участвовали, выбил всех их до единого, не щадя ни пола, ни возраста, ни самых ссущих младенцев. За сим продолжался грабеж города от войск, а их начальники и палачи занимались, между тем, казнею перевязанных Сердюцких Старшин и гражданских урядников. Самая обыкновенная казнь их была живых четвертовать, колесовать и на кол сажать, а дальше выдуманы новые роды мучения, самое воображение в ужас приводящие. И удивительна ли сия жестокость в таком человеке, каков Менщиков? Когда он был пирожником и разнашивал по Москве пирога, то слишком ласкался к тем людям, кои пироги его покупали, а когда стал Князем и полководцем, то уже слишком варварски терзал людей, оставивших ему превеликия богатства. Трагедию свою Батуринскую кончил он огнем и жупелом: /207/ весь город и все публичныя его здания, т. е., церкви и присудственныя места с их архивами, арсеналы и магазейны с запасами, со всех сторон зажжены и превращены в пепел. Тела избиенных христиан и младенцев брошены на улицах и стогнах града „и не бе погребаяй их!“ Менщиков, спеша отступлением и быв чужд человечества, бросил их на съедение птицам небесным и зверям земным, а сам, обремененный безчетными богатствами и сокровищами городскими и национальными, и взяв из арсенала 315 пушек, удалился от города и, проходя окрестности городския, жег и раззорял все, ему встречавшеесь, обращая жилища народныя в пустыню.

Равной участи подвержена была большая часть Малоросии. Разезжавшия по ней партии воинства Царскаго сожигали и грабили все селения без изъятия, и по праву войны, почти неслыханному. Малоросия долго тогда еще курилась после пожиравшаго ее пламени. Народ, претерпевший бездну зол неизмеримую, по счастию, приписывал злополучие свое одним Шведам, ненавистным ему за одне середы и пятницы, в которыя они ели, купленныя у сего же народа, молоко и мясо.

Новгород Северский приготовлен был от Мазепы для перваго приема и раздоха Короля Шведскаго и его армии. Он нарочито был укреплен и имел знатный магазейн в своем замке; а для охранения крепости и магазейна введен в него гарнизоном один Сердюцкий полк, под командою Полковника своего, Чечеля, и две сотни реестровых Козаков: Новгородская и Топальская, под командою Сотника Новгородскаго, Лукьяна Журавки. И как обыкновенно и реестровые Козаки всегда Сердюков ненавидели за безчинство их и наглости и искали им за то отмщения, а Царь с войсками своими приближился тогда к Новгороду и стоял на супротивном ему берегу, при реке Десне, в селе Погребках, квартируя сам в доме Козака тамошняго, Мальчича, то Сотник Журавка, согласно с Протопопом Новгородским, Лисовским, и Козачьими Старшинами, чрез Хорунжаго, Павла Худорбая, уведомили Государя в Погребках, что они могуть сдать город, если он благоволит прислать ночью свои войска к городу с луговой его стороны. Государь по сему извещению командировал тотчасе довольное число войск в указанное место, а Сотник с своею командою и гражданами провели и впустили их в город, так называемыми, Водными воротами, что между замка и кляштора. Войска Царския, напав нечаянно на Сердюков по городу и в замке, всех истребили и город заняли. Государь чрез сутки посетил город и квартировал в каменном доме Сотничем и намеревался переказнить несколько десятков граждан за прием к себе Сердюков и для устрашения тем граждан других городов, дабы они вражеских войск также не принимали; но случившийся при сем Боярин, Граф Шереметев, вступившись за граждан, доказывал /208/ Государю, что, „Когда Ваше Величество, знавши больше Мазепу, чем сей народ его знал, могли в нем обмануться, делая ему доверенность, самую почти неограниченную, то как же в нем не обмануться народу, удаленному от всех дел политических и Министерских, которыя вечно для них закрыты и непроницаемы? А Мазепа при том был верховный их командир, не дававший им отчета в своем поведении.“ Государь, уваживши так слушные резоны и что, по счастию, не было при сем Менщикова, простил граждан и наградил чиновников, содействовавших в сдаче города: Сотника Журавку жаловал полковником Стародубским, а Протопопа Лисовскаго произвел в Сотники Новгородские, и сей, с приписью Протопоп, по воскресеньям служил в церкви в епатрахили, а в прочие дни Присутствовал в Сотенном правдении при сабле, но бороды, однако, не брил, и судя людей тяжущихся, вместЬ их и благословлял. Но при сем явлении препрославлен лучше всех спаситель невинности, Боярин Шереметев. Память его пребудет незабвенна и досточтима в Новгороде в роды родов.

Король Шведский, вступив с армиею своею из Польши в Малоросию, нашел Гетмана Мазепу около реки Десны, в пределах Новгорода Северскаго. Видя его без войск и без всего того, что ему обещал, почел его обманщиком или предателем Царю своему и намеревался за то казнить; но убедительныя жалобы Мазепы и трогательное его рыдание уверили Короля, что он, Мазепа, сам обманулся войском и народом своим. Г. Вольтер, описуя деяния героя своего, Короля Шведскаго, говорит в сем месте так: „Карл XII-й, продолжая поход свой из Польши на Москву, вдруг поворотил с дороги Московской в окрестностях Смоленских и направил поход свой в Украину, землю Козаков сего имени. Весь его Генералитеть и самый любимец, Пипер, сему удивлялись, но ничего не знали. Наконец, по многотрудных и медлительных походах чрез места лесныя и болотистыя, разтерявши в них артиллерию и запасы, достигли тоя Украины, где предстал пред Короля, при реке Десне, владелец Украинский, Мазепа, и разрешил эту загадку, дотоле неразрешимую. Козак сей явился у Короля не так как вождь какой нибудь армии, но как беглец, с немногими людьми из своего штата. Король, его увидя, изумился, а он донес ему, что войско от него отстало и народ не послушался, что не многие полки его гвардии, вызванные из вольницы, остаются в городе Батурине, его резиденции, для сбережения магазейнов и запасов, и советовал Королю поспешить туда своим походом, чтобы Московцы и тем не обовладели.“ Вступление Шведов в Малоросию ни мало не похоже было на нашествие неприятельское, и ничего оно в себе враждебнаго не имело, а проходили они селения обывательския и пашни их, как друзья и скромные путешественники, /209/ не касаясь ни чьей собственности и не делая во все тех озарничеств, своевольств и всех родов безчинств, каковы своими войсками обыкновенно в деревнях делаются под титулом: „Я слуга Царский! Я служу Богу и Государю за весь мир Христианский! Куры и гуси, молодицы и девки, нам принадлежат по праву воина и по приказу его Благородия!“ Шведы, напротив, ничего у обывателей не вымогали и насильно не брали, но где их находили, покупали у них добровольным торгом и за наличныя деньги. Каждый Швед выучен был от начальства своего говорить по Руски сии слова к народу: „Не бойтесь! Мы ваши, а вы наши!“ Но не смотря на то, народ здешний уподоблялся тогда диким Американцам, или своенравным Азиятцам. Он, выходя из засек своих и убежищ, удивлялся кротости Шведов, но за то, что они говорили между собою не по Руски и ни мало не крестились, почитал их нехристями и неверными, а увидевши их ядущих по пятницам молоко и мясо, счел и заключил безбожными бусурманами и убивал везде, где только малыми партиями и по одиночке найти мог, а иногда забирал их в плен и представлял к Государю, за что давали ему жалованье, сначала деньгами по нескольку рублей, а напоследок по чарке горелки, с приветствием: „Спасибо, Хохленок!“

Король Шведский, вступя в Малоросию, публиковал в ней и выставил на публичных местах прокламацию свою к здешнему народу следующаго содержаниа:

„Преследуя злобнаго своего неприятеля, Царя Московскаго, воздвигнувшаго на Швецию войну со всех сторон без всяких причин, а по одной злости своей и тщеславию, я вступаю в землю Козацкую не ради завоевания ея или покорыствования сокровищами и пожитками жителей здешних, но единственно для возстановления прав их и свобод прежних, за которыя и предки мои, Короли Шведские, против Польши всегда вступались, и к тому обязаны были важными им заслугами Козацкими и союзными с ними договорами и трактатами. Ибо мне известно по соседним слухам и протесту Гетмана Мазепы, что Царь Московский, бывши враг непримяримый всем народам в свете и жадничая покорять их своему игу, повергши и Козаков в неключимое свое рабство, презирая, отнимая и касуя все ваши права и свободы, торжественными с вами договорами и трактатами утвержденныя, забыл при том и безстыдно презрел самую благодарность, всеми народами за святость чтимую, которою одолжена вам, Козакам, и народу Рускому Московия, доведенная междоусобиями своими, Самозванцами и Поляками до ничтожества и почти небытия, но вами удержана и усилена. Ибо известно всему свету, что народ Руский с своими Козаками, быв сначала народом самодержавным, т. е., от самаго себя зависимым, под правлением Князей своих или Самодержцев, соединялся потом с Литвою и Польшею для сопротивления с ними против Татар, их раззорявших, но /210/ после, за насилие и неистовства Поляков, освободившись от них собственною своею силою и храбростию, соединился с Московиею добровольно и по одному единоверству, и, сделав ее такову, какова она теперь есть, от нея попираем и озлобляем ныне безсовестно и безстыдно. И так я обещаваю и пред целым светом торжественно кланусь честию своею Королевскою, по низложении неприятеля своего, возстановить землю сию Козацкую или Рускую в первобытное ея состояние самодержавное и ни от кого в свете независимое, о чем я, с Гетманом вашим, Мазепою, и письменными актами обязался и утвердил, а гарантировать их взялись первейшия в Европе державы.“ Государь, сведав о разосланных по Малоросии списках прокламации Карла XII-го и в такой же силе разсеянных универсалах Мазепы, которым, однако, народ здешний ни мало не вверался, публиковал и от себя во всенародное известие манифест свой, подписанный собственною рукою и выставленный при всех церквах, и в нем изъяснялся, что „Взнесенныя на него от упорнаго неприятеля, Короля Шведскаго, и исчадия его, отступника Мазепы, клеветы, пороки и подозрения суть несправедливы, змышлены и исполнены коварств и обманов для прельщения народнаго, и что он никогда и в мысли не имел обижать, раззорять и порабощать вольный народ Малоросийский, а паче касовать и уничтожать прав их и привиллегий, утвержденных родителем его, Царем Алексеем Михайловичем в договорных статьях славнаго и мудраго Гетмана, Зиновия Хмельницкаго, при соединении Малоросии с державою Великоросийскою заключенных, но по них и по особой Царской милости, будет сей верный и усердный народ содержать при всех его правах, волностях и преимуществах вечно и нерушимо, и можно нелестно сказать, что ни единый народ под солнцем не может хвалиться такою легкостию и свободою, яко же наш народ Малоросийский, ибо ни единаго пенязя в казну нашу брать не велели с него и наследникам нашим о том завещали. А что касается до противника нашего, Карла, то всему свету известно, какия он с армиею поделал раззорения всем тем народам, кои проходил: церкви их и святилища грабил и делал их конюшнями и поварнями, священнослужителей тиранил и умерщвлял, сосуды и утвари Церковныя переделывал на мирския непристойныя вещи, на иконы священныя ругал, сокрушал и ногами попирал, да и в Малоросию заведен он Мазепою с одним и тем же умыслом, чтобы, по раззорении ея, предать народ в вечную неволю, в ссылку Полякам, от которых он набрал довольное число денег, а Мазепа и Лещинский, яко единородные Полякам, его творения, не что иное у него будут, как только сборщики и тираны народные, творящие волю его, и вечные Шведские данники или Васалы.“ По обнародовании Царских манифестов, народ Малоросийский, и без того преклоненный на сторону Великоросийскую, натурально, по одноверству /211/ и однородству, которыя сугубо тогда ему оттенивал народ Шведский языком своим и иноверством, приложил к манифестам свои выдумки или басни, пронесенныя от языка в язык на счет Шведов и Мазепы и составившия, наконец, непреложное и вечное предание народное, известное даже до сего дне, что, будто, Шведы, ругаясь с икон святых и попирая их ногами, заставляли также и Мазепу поругаться оным и потоптать ногами чудотворный образ Богородичный в селе Дегтяровке, что над Десною, бывший в каменной тамошней церкви, им Мазепою созданной, и что сей образ испускал тогда жалостный стон, а Мазепа, стоя на нем, отрекалса от своея веры и присягал на веру Шведскую. Эхо об этом раздалось тотчас во всю Малоросию, с переменою только места и названия иконы Богородичной. Одни говорили, что сие последовало с образом Балыкинским, а другие с Каплуновским, и так далее. А между тем истребление Шведов от народа продолжалось во всех местах и случаях, где их только удобно найти могли, и злость на них умножалась от поревнования народнаго за веру свою и ея поругание, от чего в одну осень и зиму убавилось Шведов почти до половины.

Государь в Ноябре месяце того же 1708 года, собрав в город Глухов Чинов и Козаков Малоросийских, которые в разсуждении военных замешательств собраться только могли, велел им произвесть выбор на Гетмана вольными голосами и по их правам и заведениям. Чины и Козаки объявили на то Государю, что они не иначе должны приступить к выбору Гетмана, как подписавши первее приговор от лица всея нации, что выбор тоть производится с утверждением Гетману всех прав его, преимуществ и прерогатив, вольность народа и права его обезпечивающих, и просили при том Государя заверить их о том своею грамотою. Государь уверил собрание клятвенно, что он все права Гетманския, войсковыя и народныя и бывшия на то договорныя статьи, подтвердит непременно, по прошествии нынешних военных замешательств и неудобств. По чему, в присутствии Государя и его Министров, 7 Ноября, выбрали в Гетманы Полковника Стародубскаго, бывшаго после Маклашевскаго, Ивана Ильича Скоропадскаго, который тогда же от Государя и утвержден, и ему вручены клейноды войсковые и национальные, Гетманское достоинство значущие, т. е., булава, бунчук и печать, а от Государя особенно пожаловано знамя Государственное, изображающее двуглаваго орла с регалиями Царственными.

По окончании кратких торжеств выбора и утверждения Гетманскаго, открылось там же, в Глухове, новое явление, до того еще в Малоросии не бывалое, явление страшное, названное сопутницею Мазепе в ад. Многочисленное духовенство Малоросийское и, ближайшее к граяицам здешним, Великоросийское, нарочито собранное в Глухов, под начальством и инспекторством известнаго Епископа, Прокоповича, и составившее, из себя, так названный, /212/ поместный собор, в 9-й день того жь Ноабря, предало Мазепу вечному проклятию или анафеме. Мрачное торжество сие совершалось в каменной Николаевской церкви, в присутствии Государя и при многочисленном собрании чиновников и народа. Духовенство и клирики были в черном одеянии, и все со свещами чернаго цвету. Портреть Мазепы, висевший до того среди города на шибенице, влечен был по городу палачами и втянут внутрь церкви. Духовенство, окружа его, прочитывало и воспевало некоторые псалмы из Священнаго Писания, потом, провозгласивь и несколько повторив: „Да будет такой-то Мазепа проклят!“ оборотило на портреть его возженныя свечи, а клирики, повторяя тоже самое пением, оборачивали и они свечи свои ничком. Начальствующий Епископ ударил при том концем жезла своего в грудь портрета, со изречением: „Анафема!“ И тогда повлекли обратно портрет из церкви и пели сей стих церковный: „Днесь Иуда оставляеть учителя и приемлеть диавола,“ и тем обряд тоть кончился.

Во время расположения Шведских войск на зимовыя квартиры по Малоросии, бывшие между ними чиновники Малоросийские, вызванные прежде Мазепою для войны с Шведами, а потом оставшиесь при нем под присмотром, улучив удобное время к своему побегу, уехали тайно от Мазепы из квартир своих и прибыли к Государю с изъяснением своей невинности и верной к нему преданности. Они приняты от Государя благосклонно и оставлены в прежних их чинах и должностях. И сии были: Данило Апостол, Иван Сулима, Дмитро Горленко, Иван Максимовичь, Михайло Ломиковский, Гамалия, Кандыба, Бутовичь и Канцелярист Антоновичь; а прочие премногие чиновники и знатные Козаки, подозреваемые в усердии их к Мазепе, по тому что они не явились в общее собрание для выбора новаго Гетмана, отыскиваемы были из домов их и преданы различным казням в местечке Лебедине, что около города Ахтырки. Казнь сия была обыкновеннаго Менщикова ремесла: колесовать, четвертовать и на кол сажать, а самая легчайшая, почитавшалсь за игрушку, вешать и головы рубить. Вины их изыскивались от признания их самих, и тому надежным средством служило препохвальное тогда таинство,- пытка, который догмать и по ныне известен из сей пословицы Руской: „Кнут не Ангел, души не вынет, а правду скажеть,“ и которая производима была со всею аккуратностию и по узаконению Соборнаго Уложения, сиречь, степенями и по порядку, - батожьем, кнутом и шиною, т. е. разженным железом, водимым с тихостию или медленностию по телам человеческим, которые от того кипели, шкварились и воздымались. Прошедший одно испытание, поступал во второе, а кто всех их не выдерживал, таковый почитался за верное виновным и веден на казнь. Пострадало таким образом, не превозмогших таковых уроков пытки, до 900 человек. Число сие может быть увеличено; но, судя по кладбищу, отлученному от Христианскаго и известному под названием „Гетманцов,“ /213/ должно заключать, что зарыто их сдесь очень не мало. И ежели в человечестве славится тот великодушием, кто презирает ужасы и опасности, то уже нет для тех и титулов, кои были орудиями и участниками Лебединских тиранств и зверских лютостей, ужасающих самое воображение человеческое. Остается теперь размыслить и посудить, что, ежели по словам самаго Спасителя, в Евангелии описанным, которыя суть непреложны и не мимо идуть, ежели, „всякая кровь, проливаемая на земли, взыщется от рода сего,“ то какое взыскание предлежит за кровь народа Рускаго, пролитую оть крове Гетмана Наливайка, до сего дне, и пролитую великими потоками за то единственно, что искал он свободы, или лучшей жизни в собственной земле своей и имел о том замыслы, всему человечеству свойственные?

Король Шведский, сь армиею своею и Мазепою зимовавший до праздника Рождества Христова в Ромне и его окресностях, перешел после праздника в город Гадячь и в его околичныя селения, а в Ромен и его окрестности посланы от Государя Малоросийския войска для раззорения и опустошения тех селений. Экспедиция сия на Роменщину значила две политическия причины, доказующия отменную проницательность и правоту великаго министра и любимца Царскаго, Менщикова, их придумавшаго: одну, наказать Роменцев за прием к себе в квартиры армии Шведской, от которой и самая армия Российская весьма удалялась, а другую испытать, как на пробном камне, верность и усердие войск Малоросийских. И сии войска, быв как бы ушибены и обезумлены тогдашним хаосом, с зажмуренными глазами и окамененным сердцем, руйновали свою невинную братию, Роменцев, прямо, как неприлтелей своих. Жилища их были раззорены и сожжены, скот отогнат и роздан по армии, как добычный, и все приведено в запустение, а народы тамошние сильнейшие, пробегая сквозь руки своих гонителей, удалялись на рубежи Великоросийские, под протекцию великих тамошних Бояр, и оселили собою знатныя слободы: Юнаковку, Михайловку, и премногия другия, известныя по ныне под названием „Вольных Черкасов.“ Слабые же и немощные скитались вь своих развалинах и погребах, между головнями и снегами, и исчезали медленно в отечестве своем и при гробах предков своих. И так Роменцы сугубое претерпели раззорение за то только, что были несчастливы. Шведы, навалившиесь на них целою армиею, и знавши, что их Малоросияне везде убивали, поступали с ними, как с своими завоеванными неприятелями, и уже больше не говорили: „Мы ваши, а вы наши;“ а дана им была такая воля от Короля, как черту на Иова, т. е., души только не коснись. Последний же удар над ними совершили единородные и единоверные их братия, Козаки Малоросийские, ужасавшиесь дел рук своих.

Между тем приближавшаясь компания 1709 года показывала великий урок для обоих /214/ воюющих Монархов и народов, и сей самый год стал замечательною эпохою Истории Северной и всея Европы. В нем-то сбылось неожиданное падение и уничижение Швеции, а возвышение России. Монарх Российский, хота и видел армию Шведскую, уменьшенную в Малоросии до половины, и что войска его столько возмужали и укрепились, что уже могли стоять против Шведов, в трое от них меньших, однако, не надеясь на счастие свое, столь мало ему благоприятствовавшее, и опасаясь, чтобы дела его не приняли худшаго оборота, посылал и в сем году, и почти на кануне последняго и решительнаго сражения, отзывы свои Королю Шведскому, соглашая его на мирныя предложения, которыми оставлял ему все прежния требования на Ингерманландию и Финляндию, а выговаривал себе одну только пристань на Балтийском море с городом Петербургом и Шлиссельбургом. Но Король Шведский, упоенный славою завоевателя и всегдашними своими победами, отвергнув те предложения, сказал посланникам Царским и иностранным посредникам, на мир его соглашавшим, что „помирится он с Царем в столичном городе его, Москве, где принудить Московцев заплатить ему 30 миллионов талеров за военные убытки, и покажет Царю, над чем и как царствовать.“ Государь таким жестоким отказом став безнадежен на мирные успехи, начал стягать войска свои в окрестность Полтавы, а на держанном при том военном совете приговорено от всего Генералитета дать Шведам решительное сражение во что бы то ни стало.

Король Шведский, хотя и знал, что армия его знатно умалилась, и усилить ея неоткуда, да и во всех воинских снарядах и запасах был крайний недостаток, и что счастие, прежде от него неотступное, начало в Малоросии переменяться всегдашними неудачами, но, надеясь на храбрость своих воинов и пытаясь собственною своею отвагою, которая из детства вкоренилась в нем от воспитания и внушенных притом фальшивых правил о известной предестинации или предопределении, за одно почитаемом им с языческим неизбежным роком, и что они, будто, заставляють человека вдаваться во все опасности, презирая самыя невозможности вопреки здраваго разсудка, природою нам внушеннаго. По сим правилам предприняв продолжать с Россиею войну, самую отчаянную, выступил из квартир своих в начале Апреля месяца тогоже 1709 года, и разположил стан свой при местечке, Будищах, а там простояв до половины Мая и наскучив праздностию, вздумал осадить город Полтаву, в надежде получить в ней великия сокровища и запасы по заверению спутника своего, Мазепы. Осада и приступ на город были жестокие и страшные в правилах воинских. За неимением осадной артиллерии и мортир с бомбами, Шведы напали на бастионы с ружьями и палашами и несколько их взяли. Но коменданть Полтавский, иностранец Аларт, с солдатами и пешими Козаками, встречали их артиллериею, а провожали и опрокидали с валов копьями. Подоспевшия жь из армии свежия войска Российския, с луговой стороны /215/ в город прошедшия, и со всем ту осаду уничтожили, и Король, собираясь после того не перепустить чрез реку Ворсклу Российской армии, для переправы к ней приступившей, поехал с двумя своими гвардейцами ее рекогносцировать, а наехав ночью на Козацкий пикет, хотел его сбить, и для того, напав на него собственною своею особою, колол Козаков шпагою; но они, сделав на него исправной выстрел из своих гвинтовок, убили одного гвардейца, а Короля тяжко ранили в ногу и разшибли ея голень. И так Король, к прежним недостаткам армейским, нажил и свой собственный, став об одной ноге. Случайность сия, хотя была не из сонма предестинаций, а от самопроизвольной и неприличной Королю запальчивости, однако давала ему знать, что к личному командованию сражением он неспособен и должене оть него удаляться и спасать свою армию.