Зигмунд Фрейд и Мнемоника бессознательного

В одном из последних собраний сочинений Зигмун,

да Фрейда есть письмо, написанное им французскому

романисту Ромену Роллану в честь его семидесятиле,

тия. Самому Фрейду было тогда уже восемьдесят лет.

Подарком Фрейда своему коллеге стало размышление

о памяти, точнее сказать, об отдельном воспоминании,

над загадкой которого он бился безрезультатно много

лет. Он вспоминал о своем посещении Акрополя в

Афинах во время летнего отпуска, когда ему было со,

рок восемь, и он был еще в расцвете сил. Само путеше,

ствие в Грецию было предпринято экспромтом, и

Фрейд вспоминал о чувстве нереальности — или, как

он полагал, «дереализации»,— возникшем, когда он

обозревал город с вершин этой святыни. Фрейд чувст,

вовал себя так, словно у него раздваивалось сознание.

Его разум был уверен в реальности окружающего. Но

в то же время он переживал идущее откуда,то из бес,

сознательного чувство, что на самом деле этот храм не

существует.

Как и Вико, он обращается к мифам

древности с целью найти их скрытый смысл. Вико изу,

чал их, чтобы обнаружить, что они могут рассказать о

тех временах, когда были созданы. Он утверждал, что

они были отчетливыми репрезентациями поэтическо,

го сознания и, следовательно, являлись ключами к кол,

лективной памяти создавшего их народа. Но для

Фрейда мифы и легенды были интересны тем, что они

могли рассказать о еще более отдаленном прошлом;

они замещали вытесненные воспоминания о раннем

человеческом опыте, о котором у нас не осталось сви,

детельств. Вдохновение влекло Фрейда к путешест,

вию в страну, о которой Вико не мог даже и подозре,

вать — в страну бессознательного.46 Для Вико это

было бы переправой через мифологическую Лету в

царство забвения, лежащее за пределами всего забы,

того. Но то, что Фрейд открыл, совершив этот переход,

было, как он полагал, глубинной структурой памяти. С

его точки зрения образы памяти содержат в себе мне,

монические коды к глубочайшим тайнам бессозна,

тельного.

Наконец, существуют далеко идущие аналогии меж,

ду концепциями памяти уФрейда и Вордсворта. Самы,

ми разными способами Фрейд сообщает техникам ин,

троспекции, использовавшимся поэтами начала девят,

надцатого века, авторитет науки конца того же столе,

тия.47 Вместе с Вордсвортом он придерживался мне,

ния, что, существует глубинная бессознательная

структура психики, формирующая деятельность соз,

нания. То, что Фрейд называл бессознательным, еще

раньше Вордсворт назвал природой. Но как бы они не

определяли свои термины, оба представляют движу,

щую силу психики в качестве взаимодействия между

скрытой структурой, служившей источником челове,

ческой энергии и воображения, и структурой види,

мой, обнаруживающей только вторичные способно,

сти интеллекта и изобретательности. Оба полагают,

что память образует существенную связь между этими

областями психики, и оба разрабатывают особую тех,

нику, усиливающую эту возможность памяти. Оба

представляют память как терапевтическую способ,

ность восстанавливать разорванные связи между эти,

ми областями психики. Наконец, они оба осознают

воздействие исторического разума на использование

памяти и оба возлагают на разум задачу реконструк,

ции истории жизни. В этом отношении они оба прини,

мают историческую точку зрения на память, отделяя

сознательную задачу воспоминания от бессознатель,

ной работы повторения.

При всех сходствах в том, как они описывали струк,

туру психики и подходили к задаче интроспекции, они

работали в окружении сильно отличающихся друг от

друга культурных условий и, следовательно, смотрели

на жизнь, на ее смысл и возможности, также по,разно,

му. Несмотря на свои сомнения и психологический

кризис Вордсворт представлял себе условия человече,

ского существования с оптимизмом романтика. Фрейд,

напротив, смотрел на жизнь с более мрачной точки зре,

ния. Можно заметить, что они по,разному изображали

самих себя в своих автобиографиях. Вордсворт сосре,

доточивался на своей внутренней жизни, показывал

свои слабости и неудачи и открыто демонстрировал му,

чавшие его психологические дилеммы. Несмотря на

все его страдания Вордсворт в своей автобиографии

опирается на непрерывный поиск гармонии__между его Я и окруж действительностью.

В истолковании воспоминаний содержится, как по,

лагает Фрейд, ключ к пониманию взаимодействия соз,

нательной и бессознательной сторон психики. Психо,

анализ был наукой, которой он завещал выполнение

этой задачи.58 Психоанализ как метод пользуется кри,

тической способностью сознания для того, чтобы

вспомнить о тех проблемах бессознательного, которые

остались нерешенными. На самом деле он использует

один вид памяти—осознанное воспоминание для того,

чтобы понять другой — бессознательное повторение.

Разделенная внутри себя самой психика обладает дву,

мя версиями прошлого: реальной версией потока со,

бытий прошлого, постоянно записываемых в бессозна,

тельном и потому почти совершенно недоступных; и

воображаемой версией, состоящей из фрагментарных

воспоминаний о прошлом, мимолетных образов, кото,

рые постоянно меняются.59 Реконструированное соз,

нательной психикой воспоминание об истории жизни

можно сравнить с топографической картой, поверх,

ность которой покрыта точками мнемонических обра,

зов. Хотя сами эти образы и не показывают точной кар,

тины прошлого, они обозначают те регионы психиче,

ской жизни, которые остаются скрытыми от наблюде,

ния. В этих точках сознательное «Я» с его воспомина,

ниями встречается с бессознательной психикой и

свойственными ей повторениями. По этой причине та,

кие точки представляют собой ворота в бессознатель,

ное. Психоанализ в таком случае является методом воз,

вращения глубоко похороненных в памяти воспомина,

ний об этих точках.60 Расшифровывая расположенные

здесь образы, аналитик разбирает цепочку ассоциа,

ций, созданную бессознательным для того, чтобы изо,

лировать память от изначального опыта.61

Фрейд утверждал, что индивид должен

Чтобы решить проблему коллективной памяти

Фрейд возвращается к методу, впервые предложен,

ному Вико,— к анализу репрезентаций памяти в ми,

фологии древних цивилизаций. В свете его гипотезы о

том, что онтогенез повторяет филогенез, Фрейд дока,

зывает, что если анализ ложных воспоминаний спосо,

бен раскрыть утраченные детские переживания, то

анализ мифов первобытных людей должен дать нам

возможность вернуть потерянную память о происхо,

ждении человечества.78 Но если Фрейд стремился из,

влечь из этих мифов память об опыте, предшествовав,

шем сознательным началам цивилизации, то Вико эту

память отождествлял с мифопоэтическим творчест,

вом. Для Фрейда эти мифы не являлись отчетливыми

репрезентациями той эпохи, когда они были созданы

(в чем был убежден Вико), но были ложными воспо,

минаниями, скрывавшими более ранние события от

желавшего от них защититься человечества. Память о

началах цивилизации была восстановлена после ла,

тентного периода истории, когда действительные на,

чала оказались скрытыми в вытесненных воспомина,

ниях, хранящихся в нашем коллективном бессозна,

тельном.79

После смерти Фрейда традиция историцизма часто

подвергалась критике. Наша эпоха постмодернизма

значительно меньше доверяет предположению, что

развитие цивилизации, как и развитие индивидуальной

психики, обладают единым и непрерывным смыслом. В

этом отношении характерны последние работы исто,

риков культуры, где акцент ставиться на разрывах ме,

жду историческими эпохами, и даже между ментально,

стями различных социальных групп, живших отдельно

друг от друга в одну и ту же историческую эру.90 Поня,

тие «контрпамяти» у Мишеля Фуко, отрицающее спо,

собность коллективной памяти связать друг с другом

смыслы различных исторических эпох, является прово,

кационным утверждением такой точки зрения.91 Пред,

положение Фуко, адресованное внутренней ценности

памяти о прошлом, его интеллектуальной или мораль,

ной власти над настоящим, вызывает вопрос, почему

наше сегодняшнее восприятие проблемы памяти пере,

ходит от проблемы забывчивости к проблеме амнезии.

Напоминания, служившие Фрейду знаками прошлого,

к которому мы можем надеяться вернуться, становятся

для Фуко единственными знаками, что так или иначе

утрачено в забвении. Распространенные в наши дни за,

болевания амнезией действительно вызывают вполне

законную тревогу медиков. Но это также и метафора,

выражающая культурное недомогание нашего време,

ни. Оливер Сэкс, невролог с наклонностями философа,

в своем описании сознания страдающего синдромом

Корсакова полагает, что амнезия в современной куль,

туре особенно ужасна, потому что разрывает связи с

воспоминаниями о специфических переживаниях в

прошлом, которые, как мы некогда верили, были важ,

ны для утверждения нашей идентичности.92 В опреде,

ленной степени память в эпоху постмодерна является

проблемой из,за нашего беспокойства по поводу по,

следствий потери нашей связи с коллективной памя,

тью, когда,то нас поддерживавшей.

У историков, интересующихся сегодня проблемой

памяти/истории, большинство работ связано с иссле,

дованием способа репрезентации прошлого. В том, что

касается метода, они следуют за деконструктивист,

скими наклонностями Фуко, с его генеалогическими

изобретениями и описаниями коммеморативных

форм. Встречается и возврат к некоторым приемам ис,

торицизма, основанный на прозрениях Фрейда. Это

особенно заметно у историков, касающихся проблемы

Холокоста. Они представляют эту проблему с точки

зрения границ репрезентации. Здесь метод и модель

истории Фрейда сохраняют свою привлекательность.

Такие историки хотят собрать свидетельства пережив,

ших зверства нацистов людей, для которых про,

шлое — это не проблема, оставшаяся позади, но про,

блема, которая продолжает оставаться проблемой и

сегодня. Их свидетельства следует рассматривать не

только с точки зрения истории, но также и с точки зре,

ния живой памяти, которая уже больше не истолковы,

вается простодушно, но оснащается осознанием про,

блем, поставленных историками постмодерна. Про,

блема здесь не в том, как история может восстановить

память, а, скорее в том, что память оставит в наследст,

во истории. Эти историки заботятся о сохранении це,

лостности памяти, когда она становится достоянием

исторической науки. Они обращаются к воспомина,

ниям, которые витально необходимы для них и кото,

рые никогда не были такими для постмодернистов. Но

они также осознают, насколько избирательно воспо,

минание как таковое, в его зависимости от тех, кто мо,

делирует репрезентацию. Их вопрос: как будет вспо,

минаться прошлое, когда оно перейдет из живой памя,

ти в историю? В свете этого вопроса проблема истории

раскрывается в ее витальной связи с проблемой цело,

стности памяти. Это проблема историцизма, созна,

тельно понятого по,новому.93

Здесь важна работа Саула Фридлендера. Он сам был

жертвой Холокоста, но это и подтолкнуло его к раз,

мышлениям о своей особой судьбе. Еврей, бежавший

во Францию в юности, стал католиком и поэтому был

схвачен нацистами только в конце войны. Его волную,

щие автобиографические воспоминания «Когда при,

ходит память» объясняют метод его работы с воскрес,

шими в памяти переживаниями на языке Фрейда.94

Хотя он и не был учеником Фрейда, но симпатизиро,

вал его методу, способствовавшему восстановлению

утраченных в прошлом слоев его личности.95

Как и Фрейд, Фридлендер особо интересуется си,

лой того прошлого, которое не может быть репрезен,

тировано. Он называет его «глубинной памятью» так

же, как и Лоренс Лангер в своем исследовании свиде,

тельств людей, переживших Холокост.96 До какой сте,

пени «глубинная память» может быть восстановлена?

Это предположение Фрейда, и Фридлендер в своих

выводах согласен с ним: если кто,то способен пройти

через изучаемую им самим проблему от начала до кон,

ца, то этого уже много.97 Фридленедер поднимает во,

прос о роли памяти в истории с точки зрения повторе,

ния: какую репрезентацию болезненных пережива,

ний из моего прошлого могу я сделать, чтобы она стала

доступной памяти будущих поколений? Если вся исто,

рия есть история репрезентаций, как учат постмодер,

нисты, то каковы условия и границы моих попыток ре,

презентировать мой собственный опыт? Это на самом

деле проблема коммеморации, рассматриваемой гла,

зами человека из будущего. Как следует нам репрезен,

тировать прошлое, чтобы истина его «глубинной памя,

ти» не была забыта потомками?__

МОРИС ХАЛЬБВАКС,