Глава 16. На следующий день, дождавшись, когда Гулька свалит из дома, мы с Марсиком, прихватив пакет, ринулись на улицу

На следующий день, дождавшись, когда Гулька свалит из дома, мы с Марсиком, прихватив пакет, ринулись на улицу. Гараж, на крыше которого покоился наш трофей, так раскалился под лучами южного солнца, что, облокотившись на него голым плечом, можно было получить приличный ожог. Взобравшись наверх, мы обнаружили, что ёлка полностью высохла и имела какой-то странный, фиолетово-коричневый оттенок. Если бы не характерный узор листьев и пряный, пьянящий запах, можно было бы усомниться, что перед нами конопляный куст. Марсик держал открытым пакет, а я осторожно обламывал сухие головки и складывал их туда. Высоко в облаках, над нашими головами парил воздушный змей.

– Гляди, – подняв голову кверху, сказал Марсик. – Кабул небось оседлал своего Горыныча и высматривает свою елку... Ах, ёлка-ёлка... Где же ты, и кто тебя спиздил??? Мы покатились со смеху, и я чуть не свалился с крыши гаража. Марсик умел быть язвой... Не скажу, что мы были заядлыми курильщиками анаши, однако элементарные азы по дальнейшей обработке её были довольно просты и известны. Дома, пропустив головки через обычное сито, мы в итоге получили приличную горку измельчённой соломки.

– Пробуем? – спросил я друга.

– Давай! – откликнулся тот и принялся разминать фильтровую сигарету.

– Ты раньше курил? – поинтересовался он с некоторой осторожностью.

– Курил, пару раз, – сказал я.

– Я тоже пару раз, – Марсик нагло врал... Тем временем, выколотив из сигареты табак и набив туда кабульской травы, мы вышли на балкон. От первой же затяжки я чуть не выплюнул бронхи. Кашель был таким страшным, что растерянный Марсик начал хлопать меня по спине, словно я чем-то подавился. Едва отдышавшись, я протянул мастырку другу, глядя на него слезящимися глазами, и Марсик с внутренней неохотой набрал дым в рот и тут же выдохнул.

– Э, нет! Так не пойдет. Курить, так курить! – укорил я его, и в следующее мгновение Марсик повторил мой подвиг. Теперь мне пришлось стучать его по спине. Желание продолжать курить на этом закончилось, и едва начатая мастырка полетела с балкона в огороды, а мы отправились на кухню, чтобы позавтракать. Сидя за столом, покрытым скатертью с изображением разноцветных фруктов, я с ужасом наблюдал, как черно-белый цвет медленно и верно покрывает всё пространство вокруг меня. Одно яблоко на скатерти наполовину стало серым, и я прижал пальцем её красную часть. Мне удалось остановить ускользающие в никуда краски лишь на этом маленьком участке скатерти и, прижимая крепко половинку нарисованного яблока, я захотел обратить на этот странный феномен внимание друга.

– Марсик! – крикнул я, хотя тот стоял рядом, у плиты, и его рука зависла в намерении снять чайник.

– А??? – только и смог промолвить он, глядя стеклянными глазами куда-то под потолок.

– Ну и где вы рвали эту черешню!? – встревоженный голос Гульки врывался в мое сознание откуда-то издалека, и я с трудом разлепил тяжелые веки. Какая же красивая она была! Прямые, черные как смола волосы опускались на её тонкую шею. Нахмуренные брови делали её ещё прекрасней, и на мгновение стало очень грустно, что для неё мы были не более чем шмакадявки. ЭТУ ЧЕРЕШНЮ. Марсик похоже намазал её сказкой про какую-то ЧЕРЕШНЮ.

Ко мне возвращалось привычное мышление и, закрыв глаза опять, я лишь промолвил:

– В САДИКЕ.

Гулька была явно рада услышать вменяемый ответ и продолжила свое возмущение:

– В САДИКЕ! Там специально, наверное, поливают черешню отравой, чтобы такие дебилы, как вы, не лазили, и не ломали ветки... – Здесь она сделала ударение на слове ВЫ. Уперев руки в боки и напустив на себя грозный вид, Гулька ходила по залу взад-вперед. Я лежал на диване и думал о том, где же сам Марсик. Открыв опять глаза и скосив их в сторону, я увидел друга, который свернулся калачиком в широком кресле. Его лица не было видно, и я отметил лишь белые, как бумага, торчащие уши.

– Ну и что мне с вами теперь делать, придурки!? – На этот раз Гулька сделала ударение на слове ПРИДУРКИ. – Я уже пять часов тут вокруг вас лошадью скачу, а мне идти надо! – Она со злобной тоской глядела на часы. Явно на свидание торопилась.

– Да иди, иди, лошадь! Разоралась здесь! Кто тебя просит торчать тут!? – Марсик наконец обрел сознание, и быстро потерял терпение к присутствию сестры. После короткой перепалки между ними хлопнула входная дверь, и мы остались вдвоем. Холодная вода смыла почти все побочные явления, и оставалась лишь небольшая общая слабость, вызванная отчасти и длительным сном. На дворе стоял вечер.

– Нормально мы ОТСУТСТВОВАЛИ, – поглядев на часы, сказал Марсик. – Кабул сто процентов под этой дурью летает в облаках! – К нему возвращалось чувство юмора.

– Слушай, а что там ты про ЧЕРЕШНЮ Гульке прочесал? – сдерживая смех, спросил я.

– Какую ЧЕРЕШНЮ? – Марсик явно не понимал, о чем речь, но особо и не пытался вникать. Нам просто было весело. Взяв щепотку травы и смешав её с табаком один к одному, я сделал мастырку и положил в карман рубашки. Ближе к полуночи, выходя из подъезда, мы невольно спугнули целующуюся парочку. Это были Гулька со своим женихом-студентом из другого квартала.

– Куда опять намылились!? – Гулька легко входила в образ строгой сестры.

– Куда надо! Не отвлекайся! – на ходу бросил ей Марсик. Парочка, стыдливо прыснув, примолкла, а мы твёрдым шагом пересекли двор и оказались в беседке. Все четверо старших парней были на месте и гоняли по кругу косяк, который привычно обходил нас с Марсиком стороной. Сегодня этот факт явного обезличивания меня совершенно не волновал.

– Беспонтовая шмаль! – вскоре сказал Доктор.

– Да уж... Сказали – слабенькая, а она вообще никакая, – ответил Шухрат, высыпая на землю остатки соломы. Выдержав паузу, я достал мастырку из кармана и протянул Доктору:

– Попробуйте эту.

Машинально взяв её из моих рук, Доктор изумлённо посмотрел на меня.

– Что это? – спросил он.

– Шмаль, – ответил я с непринуждённым видом.

– Откуда она у тебя? – лицо Доктора стало серьезным и строгим, что мне крайне не понравилось.

– Какая разница, откуда? – сказал я резко. – Не хотите курить, давай обратно! – Я протянул руку за мастыркой. Тонко чувствующий обстановку Шухрат такого допустить попросту не мог.

– Брось ты эти допросы, Доктор! Взрывай, давай,.. – кратко, и в то же время веско, сказал он. Доктор смутился, и начал было оправдываться.

– Да мне не это интересно было, а вообще. Она хоть цепляет? Ты сам то курил ее? – обратился он ко мне, подозрительно обнюхивая косяк.

– Курил. Была бы беспонтовая, не доставал бы, – ответил я, и мастырка наконец пошла по кругу. Когда подошел мой черед, Доктор спросил:

– Сам то будешь? За меня ответил Шухрат:

– Будет конечно, чё спрашиваешь! – Я молча взял косяк и, набрав дым, выпустил его, не затягиваясь, после чего передал Марсику. Внимательно наблюдая за мной, ушлый татарин проделал то же самое. Нам не хотелось больше курить эту убойную дурь, однако принципиальный для меня момент я упускать не собирался. Накрыло парней очень быстро и мощно. Вовка лёг в траву и глядел в ночное небо, пытаясь привлечь всех к теме о бесконечности Вселенной. Мы смеялись, а он искренне сокрушался ограниченностью наших умов. Саня пытался вспомнить какой именно сорт шмали напомнила ему эта трава, и называл её попеременно то манчжурской, то индийской, то бурятской. Шухрат молча ворошил пальцами густые волосы на своей голове и с застывшей полуулыбкой лукаво поглядывал на своих друзей.

– Что это было? – спросил Доктор, и было заметно, с каким трудом он пытается удержать сознание на этой простой мысли. Марсик едва сдерживал смех, многозначительно поглядывая на меня. Ему было весело наблюдать вчерашних лидеров в таком расслабленном и нелепом состоянии. Я смотрел в глаза Доктору, который был уже не в состоянии выражать словами свои мысли, и думал, что еще каких-то два дня тому назад этот человек из чувства жалости и сострадания украдкой сунул в карман сироты три рубля, а сегодня я хладнокровно навязал ему равноправие. Два дня... Два дня... Становилось скучно, и, переглянувшись с Марсиком, мы молча покинули беседку. Дома ждала приготовленная Гулькой окрошка, которую можно было с удовольствием кушать в любое время суток.