Письмо Полномочного Представителя СССР в Германии члену Коллегии Народного Комиссариата Иностранных Дел СССР Б. С. Стомоиякову

29 апреля 1929 г.

Многоуважаемый Борис Спнридонович, 1. В течение последней недели несколько раз встречал публику, а один раз и Штреземана в связи с празднованием сто-

летнего юбилея Археологического института. Но обстановка встречи была неблагоприятна для разговора по делу Орлова ^зэ. Поэтому пошел к Шуберту по данному вопросу специально в субботу, 27 апреля.

Я начал с того, что, как ему, Шуберту, известно, несколько лет тому назад 2 подложных документа сыграли известную роль в отношениях между нами, с одной стороны, Соединенными Штатами и Англией, с другой стороны. Я имею в виду так называемую «инструкцию Зиновьева» американской компартии и знаменитое «письмо Зиновьева» английской компартии *. Так как Шуберт ничего не знал об «инструкции Зиновьева», то я сказал ему, что об этой инструкции заявил в сенате и в конгрессе в декабре 1923 г. тогдашний статс-секретарь по иностранным делам Юз. Мы не сомневаемся, что оба эти документа были изготовлены Орловым или при его содействии. Относительно «письма Зиновьева» у нас есть по этому поводу совершенно определенная информация. Но для того чтобы доказать орловское происхождение этих документов, необходимо получить их подлинники или, по крайней мере, факсимиле. Шуберт понимает, что при наших отношениях с Англией и при отсутствии официальных отношений с Соединенными Штатами мы сами ни подлинников, ни факсимиле получить не можем. Между тем германские судебно-следственные власти могли бы через посредство аусамта официально затребовать от английского и американского правительств оба эти документа.

Далее я напомнил Шуберту, что т. Бродовский в начале марта передал Мольтке официально засвидетельствованную копию показании Эльвенгрена **. В своих показаниях Эльвен-греи говорил, что Орлов вместе с Савинковым, Эльвенгреном и другими лицами пытался организовать за границей покушения на Чичерина, Красина, Раковского и др. Так как в газетных сообщениях говорится о том. что Орлову предъявлено обвинение лишь в покушении на продажу фальшивых документов, а также изготовление фальшивых видов на жительство, то мне хотелось бы знать, производилось ли и производится ли расследование по поводу террористической деятельности Орлова.

Наконец, по газетным сообщениям, прокурор составил уже обвинительный акт, и дело скоро будет слушаться. Мы не зиаем, какие объяснения давали Орлов, Сумароков и другие обвиняемые, не знаем, как они собираются строить свою защиту; в газетах же приводились утверждения Орлова и его защитника Яффе, что якобы Орлов сам никаких фальшивок

* См. т. VI, прим. 114 я т. VII, прим. 81. ** См. т. X, прим. 64.

не делал, а пускал лишь в обращение фальшивые документы, с провокационными целями изготовленные самими советскими органами. Мы могли бы своими указаниями и разъяснениями помочь следователю, прокурору и суду разобраться во всех измышлениях Орлова и компании. Я просил бы поэтому дать нам возможность ознакомиться с материалами дознания и с обвинительным актом.

Шуберт сказал мне, что он заказал подробный доклад по делу Орлова. Доклад этот он только что получил, но не успел еще с ним ознакомиться, поэтому ответ на мои заявления он не сможет дать мве сейчас. Когда ему передавали письменный доклад, ему сказали, что доказательный материал против Орлова, к сожалению, очень слаб. Это не означает, что Орлов сможет уйтн оправданным, а значит лишь, что имеются доказательства таких сравнительно легких преступных деяний, как мошенничество и изготовление фальшивых документов. Шуберту хотелось бы как следует закопать Орлова и К'\ но, по-внднмому, относительно их террористической деятельности и других более серьезных преступлений достаточных данных не имеется. Он, однако, не высказывается сейчас окончательно, сделает это при следующем свидании. Не может он сейчас ответить и по вопросу о том, будут ли они требовать от английского правительства «письмо Зиновьева». Он знает, как чувствительны в таких делах англичане, и должен поэтому предварительно обсудить этот вопрос. Что же касается вопроса о допущении нас к ознакомлению с актами следствия и с обвинительным актом, то он не знает, можно ли это сделать по германским процессуальным правилам, справится, и если только окажется возможным, то, конечно, мы такую возможность получим.

Одним словом, ответ по всем возбужденным мною вопросам отложен до следующего свидания.

2. Я задал Шуберту вопрос о Женеве и о Париже. По поводу Парижа Шуберт не потерял еще окончательно надежды на возможность соглашения, но. по-видимому, он не верит уже в возможность достижения сейчас полного единогласия в вопросе о всех деталях репарационных расчетов. Он поэтому больше думает сейчас о провизориуме. Провнзориум он мыслит примерно в таком виде; сейчас договариваются о платежах на ближайшие 10—15 лет, причем сумма этих платежей значительно меньше, чем нынешние платежи по дауэсовскому пакту (2,5 млрд- зол. марок) *. Но союзники лишь в том случае пойдут на уменьшение платежей по сравнению с дауэсов-СК1ШИ, если германское правительство примет на себя обязательстве уплатить по истечении 10—15 лет определенную

' Сг_г:. т. VIL г.рим. 59.

25Ü

сумму без установления теперь же аннуитета. Чтобы быть более понятным, приведу цифры, которых Шуберт не называл. Предположим, в течение ближайших 10 лет германское правительство платят по 1750 млн. марок в год и сверх того принимает на себя обязательство уплатить сумму в 20 млрд. На сколько лет будут разбиты эти 20 млрд. и сколько придется платить каждый год — об этом сейчас договариваться не будут. Установят лишь, что, если бы германское правительство через 10 лет сразу ликвидировало свои обязательства, оно должно было бы единовременно внести наличными 20 млрд. При разбивке же этой суммы на 20, 30 или 40 аннуитетов с начислением сложных процентов и т. д. могут получиться совершенно различные суммы. Установление числа и порядка этих ежегодных платежей должно быть делом последующих переговоров, которые будут вестись в конце срока действия провизор иум а.

Шуберт сказал, что французы пытались сделать удар по марке, вызвать падение ее курса, но что это им не удалось. Эта неудача французов должна сделать нх уступчивее, и на этом Шуберт стронт свои некоторые надежды.

3. Перейдя к женевским делам, Шуберт не мог скрыть своего большого огорчения в связи со вторым выступлением представителя Америки Гибсона. То обстоятельство, что комиссия по разоружению отклонила уже 2 или 3 предложения графа Бернсторфа, является совершенно малозначащим по сравнению с тем большим и неожиданным ударом, каким явилось для Германии присоединение Америки к французской точке зрения по вопросу об обученных резервах. Шуберт обескуражен этим выступлением и не может еще иайти ему достаточного объяснения. До получения текста выступления Гибсона и более подробной информации из Женевы Шуберт затруднился пока дать какие-либо указания прессе.

4. Празднование юбилея Археологического института носило до известной степени характер празднования юбилея аусамта. Объясняется это двумя причинами. Во-первых, Археологический институт, имеющий 4 отделения за границей (Рим, Афины, Стамбул н Каир), числится по ведомству МИД. Во-вторых, в этом году исполнилось 200 лет существования МИД (если считать имперский мининдел продолжением прусского). Штреземан, по соображениям экономии и не желая лишнего утомительного праздника, запретил праздновать юбилей министерства и даже выпустить какой-либо юбилейный сборник. Только теперь, когда день 200-летия уже миновал, Штреземан проговорился об этом неотпразднованном юбилее. Но энергия аусамтщиков нашла себе проявление во время археологических юбилейных торжеств.

В прошлом докладе я писал уже об официальном торжественном заседании, которое происходило в воскресенье, 21 апреля, и на котором Штреземаи выступал с приветствием от имени правительства. В понедельник, 22-го, имперское правительство устроило для всех участников юбилейного конгресса большой банкет примерно на 1000 человек в залах Зоологического сада. Здесь правительство представлял и от имени правительства выступал с первой приветственной речью Вирт *. Во вторник, 23-го, Штреземаи устроил у себя небольшой завтрак, на котором присутствовали шведский кронпринц, представлявший на конгрессе шведское правительство, принц Са-войский, представлявший итальянское правительство и г. Рим, трое послов (я, де Маржери ** и итальянец Альдроваиди), шведский посланник, приглашенный вместе с кронпринием, представитель английского правительства на конгрессе Бун-зен и 5—6 немцев. В среду, 24-го, был торжественный спектакль городской оперы, а затем ужин, устроенный для более узкого круга представителей различных правительств на конгрессе. На этом ужине было человек 150. Также произносились речи.

На всех этих заседаниях, завтраках и ужинах видел довольно много народу и из немецкой, и из иностранной дипломатической публики.

Очень грустное впечатление произвело то, что наша археологическая иаука была представлена всего двумя молодыми людьми, которые ие могли претендовать даже на то, чтобы выступить с речью иа торжественном заседании или на банкете. Если бы ие то обстоятельство, что Академия наук уполномочила выступить с приветствием от ее имени проживающего постоянно в Ленппиге быв. профессора Ленинградского университета Федора Александровича Брауна, то вся неделя торжеств прошла бы без официальных выступлений наших ученых. Браун выступил в качестве одного из 6 ораторов иа большом банкете, устроенном правительством. Для немецкой ученой публики, которая знает, что Брауи уже много лет живет в Германии и занимает в Лейпцигском университете кафедру русской истории, выступление Брауна, конечно, ни в коей мере не могло заменить нашего собственного представительства, для представителей же других стран это отчасти спасло положение.

Еще раз повторяю, что в подобных случаях необходимо заблаговременно подготовлять и отправлять наши делегации. Немцы ждали Марра, ждали Ольденбурга, ждали Кииповича, ждали, наконец, Боровко, и лишь во время конгресса, уже

* Министр по делам оккупированных областей Германии. ** Посол Франции в Германии.

тогда, когда прошло торжественное заседание, мы могли им сообщить, что Книпевич заболел, Ольденбург не успел, а Марр вообще неизвестно почему ие появился. Положение в высшей степени неприятное. Наши ученые в области археологии очень тесно сотрудничают с немцами. Немецкие археологи относятся к нашим ученым очень дружелюбно и очень охотно выдвинули бы их на видный план во время торжеств. Это было бы и нам, и немцам политически выгодно.

5. Во время правительственного банкета я сидел рядом с Виртом. Он сказал мне, что во время свидания с ним т. Чичерин высказывал большие сомнения по поводу отношения партии центра к СССР. Вирт тогда же постарался разубедить Георгия Васильевича, но затем, как человек осторожный, Вирт переговорил с Каасом и Штегервальдом * и поставил им вопрос о том, как они относятся к политике сближения с СССР. Оба дали ему совершенно положительные ответы, а Каас, кроме того, выразил готовность лично повидаться с т. Чичериным, чтобы подробнее выяснить последнему свои взгляды на отношения между Германией и СССР. Вирт написал (или напишет) по этому поводу письмо т. Чичерину и пришлет его мне, с тем чтобы я ознакомился с этим письмом и переслал его затем т. Чичерину.

Я поблагодарил Вирта, обещал переслать письмо (кстати, я его до сих пор ие получил) и вместе с тем спросил, нельзя ли будет устроить свидание Кааса с т. Литвиновым, ибо т. Литвинов будет проезжать из Женевы через Берлин самое позднее недели через две, а т. Чичерин вернется из Висбадена, вероятно, не раньше как через 2 месяца. Свидание Кааса и т. Чичерина, конечно, не перестанет быть желательным и необходимым, если и состоится прежде свидание с Литвиновым. Но желательно было бы ие отсрочивать на такой долгий срок обмена мнениями между представителем НКИД и руководителем партии центра. Вирт ответил, что, конечно, он может устроить и это свидание, причем предлагает встретиться у него на квартире. Далее я сказал Вирту, что я лично с Каасом уже знаком, познакомился и беседовал на обеде у министра Герарда **, но я до сих пор ие знаю Штегервальда и был бы благодарен Вирту, если бы он нас познакомил. Вирт обещал в ближайшем будущем это сделать.

6. Во время завтрака у Штреземаиа я сидел рядом с ним, и мы, между прочим, разговаривали о Шуберте. Штреземан сказал мне, что его беспокоит здоровье Шуберта. Так как он, Штреземан, серьезно болен, то как-то никто не обращает внимания на состояние здоровья Шуберта, между тем последний

* Министр транспорта Германии. ** Министр юстиции Германий.

чрезвычайно переутомлен. Он страшно много работает и в то же время тянет за двоих —и за себя, и за Штреземана— лямку представительских обязанностей. Шуберт делает это довольно охотно, но только он, Штреземан, видит, насколько зта двойная нагрузка старит Шуберта и разрушает его здоровье. Штреземан носится с мыслью разгрузить на будущий год Шуберта частично от представительских функций, переложив их больше на плечи министериаль-директоров.

В июне Штреземан поедет на заседание Совета Лиги наций в Мадрид, по всей вероятности, один, так как Шуберту придется остаться в Берлине я представлять аусамт на торжествах по случаю приезда египетского короля.

Заговорили о Рюштю-бее и о Гулям Садыке *. Штреземан впервые встретился с Рюштю-беем, и он произвел на него хорошее впечатление. О Гулям Садыке Штреземан отзывался дружелюбно, говоря, что хорошо относится к нему еще с того времени, когда Гулям Садык был еще афганским посланником в Берлине. Штреземан хочет возвращения Амануллы и надеется, что тому в конце концов удастся восстановить свою власть.

7. 3 мая в Кельне состоится учреждение рейнской группы Общества по изучению Восточной Европы. Во главе этой группы становится Аденауэр **. Он прислал мне приглашение приехать на открытие. Я ответил отказом со ссылкой на то, что в это время, вероятно, здесь проездом будет находиться наша женевская делегация. Мой отрицательный ответ разминулся со вторым приглашением на другое, назначенное в тот же день по тому же поводу большое заседание. На это заседание получили приглашения и Бегге, и Бродовский, и Якубович, н Лоренц, и Штерн***. В конце концов я решил, что кто-нибудь один поехать должен. Запросил Максима Максимовича, когда можно его Ждать. Если получится ответ, что он будет здесь не ранее 5-го, тогда в изменение прежнего решения поеду я сам. Если же приезд Максима.Максимовича действительно совпадет с днями поездки в Кельн, тогда направлю кого-либо из товарищей.

8. Только что получил Ваше письмо, в котором Вы, между прочим, пишете о желательности ускорить обмен нотами по поводу транзита посылок и произвести этот обмен в Москве****. Тов. Бродовский созванивается с Марциусом, чтобы условиться о свидании для переговоров на эту тему. Сомневаюсь, чтобы успели написать Вам с сегодняшней почтой. Придется протелеграфировать.

⁸ Быз. министр иностранных дел Афганистана,

*^s Обер-бургом-л:тр Кельна.

*** Пресс-атташе полпредства СССР з Германии.

»*** См. док. No 107, 118.

9. Что касается интересующего Вас вопроса о германских кредитах Югославии и Румынии, то т. Штерн, занимающийся вопросами экономической экспансии Германии на Балканы и на Восток, следит за всем, что появляется в прессе, как ежедневной, так и специальной, и будет об этом своевременно писать. Кроме того, т. Бродовский навестит на днях министе-риаль-директора Риттера (экономический отдел аусамта) я постарается получить от него официальную информацию.

Пока наша информация сводится к тому, что сербская кредитная акция под давлением французов, предоставивших более льготные условия, совсем сорвалась. Что же касается румынских кредитов, то румыны снижают размер этих кредитов со 125 млн. марок до 75 [млн.] н требуют увеличения срока с 10 до 15 лет. Чем кончатся эти новые германо-румынские переговоры, предсказать пока трудно, но ясно уже, что румынская кредитная акция не будет иметь в германской промышленности того значения» как думали в Германии раньше, и что вообще на Балканах Германия натыкается на сильное политическое и экономическое сопротивление Франции.

С товарищеским приветом

//. Крестинский

Печат. по арх.