Не плюй в колодец

Влюбленная женщина чертовски хорошеет. Ее видно за версту: глаза лучатся, волосы отливают шелком, на губах мерцает джокондовская улыбка, по венам бро­дит темным густым вином кровь. Мужчины оборачи­ваются вслед, втягивая по-звериному воздух, и ноздри их хищно раздуваются. Наверное, наш организм, по­трясенный чувством, вырабатывает какой-то особый колдовской фермент. Восхитительная реакция.

Но у нее есть одно побочное действие: лошадиную дозу магического облучения получает ни в чем не повинный муж. Который без противогаза и преду­преждения вдруг оказался в эпицентре чар, дышит эфирными парами истомы и желания. Он-то не в курсе, что к волшебному преображению непричастен, что настойчивый и нежный зов обращен не к нему. И с го­товностью откликается. Так некстати!

Нормальная женщина, не искалеченная социумом или патологией, моногамна. Любовник, под чьими пальцами поет ее плоть, всегда один. Не важно, какой срок отпущен ему на царствование, час ли, век ли,— здесь государство с абсолютной монархией. Каждый, кто пытается добавочно вскарабкаться на ложе, вос­принимается, если не сознанием, то естеством, как самозванец и насильник Будь он трижды законный супруг.

Но ему-то этого не объяснишь. Особенно сейчас когда сталкивается на лестничной площадке не с кля­чей в шлепанцах и с бусами прищепок на шее, а с ис­кусно растрепанным, на шпильках, сумочка через пле­чо, руки в карманах распахнутого плаща, неведомым созданием, которое (две ступеньки по инерции ми­мо) — стоп! — Ты куда это собралась? — личная, за­гсом зарезервированная жена:

· Кто — я?

· Да, да, именно — ты!

· Туда...

· Куда — туда?

· На эти... как их... курсы кройки и шитья! Снача­ла — кройки, потом — шитья. Я же говорила — при клубе имени Мессалины Фаллосской, фасоны прями­ком из Парижа, мастер тоже вроде оттуда, обменяли на тонну навоза, карманы от талии до пяток, декольте от пяток до затылка, ужин в сковородке на плите...

Что за чудеса? Дома заинтригованный муж вы­дернет из розетки забытый утюг, поковыряет вилкой холодные макароны, посмотрит “Вести”, безуспешно поищет в телефонном справочнике загадочный клуб и вдруг ближе к полуночи примет контрастный душ, побреется и распечатает подарочный французский оде­колон. Готово! Ну, теперь держись, усердная бело­швейка!

Какая это божественная стихия бешеный любов­ник, который без раздумий опрокидывает тебя на все плоскости, попавшиеся на пути- лавки, газоны, пляж, шезлонги, балки чердаков, трубы подвалов, ящики, днища лодок, подшивки газет, рельсы Санкт-петербургской железной дороги, крашеные пар­ты выставленные для просушки в тупиковом тре­угольнике школьного двора! Голубиный помет, репьи, мазут, опилки, занозы, песок в волосах — здорово-то как' Песнь торжествующей любви.. Да ты, милочка, просто пьяна?

А в спальне горит ночник. На чистом белье — купаный, в свежих бритвенных порезах муж. Такой родной, такой нежеланный. Уставился с деланным вниманием в книгу, а из-под опущенных ресниц тот самый “угрюмый, тусклый огонь желанья”. Сейчас начнется...

И почему раньше не замечала, что близость давно превратилась в сплошной синяк штампа? Собачий вальс, исполненный двумя пальцами на расстроенном фоно. Тада-там-там-там, тада-там-там-там, тада-там-та, там-та, та-та-там... Как! Еще не все? И не совестно господам медикам врать в популярных брошюрах, что продолжительность обычного полового акта от пяти до десяти минут? Он длится целую вечность!

Тихо, гулко, муторно... До рассвета уйма времени, домочадцы спят, можно спокойно во всем разобрать­ся. Чем, собственно говоря, не угодил тебе муж? Тем, что, в согласии с Богом и законом, желает собствен­ную жену? Это беда поправимая. Погоди немного, и арктические ночи, которыми ты потчуешь его ныне, остудят однажды его пыл. Мужчина способен с неисто­вым упорством добиваться благосклонности снегуроч­ки, но не держать в объятиях глыбу льда.

ТЕМА 4

Вы слышали — Кио уехал на гастроль в Америку?

· А кто такой Кио?

· Мне с вас смешно! Кио — это Энштеин цирка.

· А что такое Энштеин?

· Здравствуйте' Энштеин — это автор теории относительности.

· А кто такая теория относительности?

· Ну, это, например, когда всю ночь занимаешься любовью, она пролетает как секунда, а когда сидишь голым задом на раскаленной сковородке, то секунда тянется как вечность.

· И что, с этими двумя мансами он и поехал в Америку?

Интересно, а как действует теория относительности при двойном трюке: сверху — любимая женщина, сни­зу — раскаленный реквизит? Про ощущение време­ни — не знаю. Но в социальном статусе фокусника нет сомнений: он женат. Разумеется, не на ассистентке. И с первым шарком дворницкой метлы о новый день затрусит измятый факир по гулкому городу туда, где в зависимости от настроения другой теории — вероятности — запустят или нет в его похмельную голову адский инструмент со вчерашней яичницей.

А на покинутой сцене задернут занавес, вернее, раздвинут шторы, вымоют пепельницу, спустят в гро­хочущий мусоропровод пустую бутылку из-под коло­ниального ликера, примут душ и сядут с чашечкой кофе в кресло. Рука, словно невзначай перепархивая с места на место, доберется до телефона. Номер — два длинных гудка — сброс — снова номер — и:

· Алло!

· Милый, ты забыл свой галстук...

· Какое, к черту, ателье?— рявкнет трубка.— Вы чем набираете... Ту-ту-ту... С добрым утром, двоюродная жена!