V. Мятеж
Этот тип приспособления выводит людей за пределы окружающей их социальной структуры и побуждает их представить и попытаться воплотить в реальность новую, в значительной степени модифицированную социальную структуру. Это предполагает отчуждение от господствующих целей и стандартов. Их начинают считать чисто произвольными; а произвольное — не то, что может требовать приверженности и обладать легитимностью, ибо оно могло бы быть и другим. В нашем обществе организованные бунтарские течения явно нацелены на введение такой социальной структуры, в которой культурные стандарты успеха были бы сильно модифицированы и обеспечивалось большее соответствие между достоинствами, усилиями и возн аграждениями.
Однако прежде чем обратиться к «мятежу» как типу приспособления, мы должны отграничить его от внешне похожего, но по существу другого типа — ressentimenfa. Это понятие, введенное в качестве специального термина Ницше, было принято и социологически разработано Максом Шелером40. Это сложное чувство содержит три взаи-
|
|
40 Max Scheler, L'homme du ressenlimenl (Paris, n.d.). Этот очерк впервые увидел свет в 1912 году; его переработанный и дополненный вариант вошел в Abhandlungen und Aufsaetze Шелера, а впоследствии появился в его Vom Umsturz der Werte (1919). Французский перевод был выполнен с последнего текста. Этот очерк оказал значительное влияние на разные интеллектуальные круги. Превосходное и сбалансированное обсуждение шелеровского очерка, в котором отмечаются некоторая его ограниченность и предвзятость, ряд его аспектов, предвосхитивших концепции нацизма, его антидемократическая ориентация и вместе с тем его порою блестящая проницательность, см. в статье: V.J. McGill, «Scheler's Theory of Sympathy and Love», Philosophy end Phenomenological Research, 1942, Vol. 2, p. 273—291. Еще один критический обзор, в котором справедливо подвергается критике идея Шелера о том, что социальная
мосвязанных элемента: во-первых, смутное чувство ненависти, зависти и враждебности; во-вторых, ощущение собственного бессилия активно выразить эти чувства против лица или социального слоя, которые их возбуждают; и в-третьих, постоянно возвращающееся переживание этой немощной враждебности41. Решающее отличие ressentimenfa от мятежа состоит в том, что первый не предполагает подлинного изменения в ценностях. Ressentiment заключает в себе образец притворного пренебрежения к недоступному, утверждающий единственно то, что желаемые, но недостижимые цели на самом деле не представляют собой сколь-нибудь важных ценностей: в конце концов, лиса в винограднике не говорит, что она отказывается от всякого пристрастия к сладкому винограду; она только говорит, что вот эти гроздья несладкие. Мятеж, в свою очередь, заключает в себе подлинную переоценку всех ценностей, когда прямое или косвенное переживание фрустрации приводит к полному обличению того, что прежде высоко ценилось: взбунтовавшаяся лиса просто отказывается от всеобщего пристрастия к сладкому винограду. В случае ressentiment'а человек осуждает то, чего втайне желает; в случае мятежа он осуждает само желание. Однако, несмотря на различие этих двух явлений, организованный мятеж может находить опору в огромном резервуаре обиды и недовольства, когда до предела обостряются институциональные деформации.
|
|
Когда институциональная система расценивается как препятствие для удовлетворения узаконенных целевых устремлений, расчищается площадка для мятежа как приспособительной реакции. Чтобы эта реакция переросла в организованное политическое действие, приверженность должна быть не только отделена от существующей социальной структуры, но и перенесена на новые группы, одержимые новым мифом42. Миф выполняет двойную функцию: он обнаруживает источник широкомасштабных фрустраций в социальной структуре и изображает альтернативную структуру, которая, предположительно, не будет приносить разочарование достойным. Это хартия действия. В этом контексте становятся еще более ясными функции контрмифа консерваторов, кратко описанные ранее в этой главе: каков бы ни был
структура играет только второстепенную роль в детерминации ressentiment'a, см. в книге: Svend Ranulf, Moral Indignation and Middle-Class Psychology: A Sociological Study (Copenhagen, 1938), p. 199—204. — Примеч. автора.
41 См.: Scheler, op. cit., p. 55—56. В английском языке нет слова, которое бы полно
стью передавало весь комплекс смысловых элементов, содержащихся в слове
ressentiment; его ближайшим аналогом в немецком языке будет, видимо, слово Groll. —
Примеч. автора.
42 См.: George S. Pettee, The Process о/Revolution (New York, 1938), p. 8—24, в осо
бенности его трактовку «монополии воображения». — Примеч. автора.
источник массового разочарования, его не следует искать в базисной структуре общества. Консервативный миф может, таким образом, уверять, что эти разочарования заключены в самой природе вещей и присущи любой социальной системе: «Периодические всплески безработицы и спады деловой активности нельзя отменить законодательным актом; ведь и человек сегодня может быть здоров, а завтра болен»43. Или если уж не применяется доктрина неизбежности, то пускается в ход доктрина постепенного улучшения: «Еще немного, и все у нас будет в полном порядке». Или идет в ход доктрина, отводящая враждебные чувства от социальной структуры и переводящая их на индивида, который стал «неудачником», потому что «каждый человек в этой стране реально получает то, что ему причитается».
И миф мятежа, и миф консерватизма стремятся «монополизировать воображение», пытаясь так определить ситуацию, чтобы либо подтолкнуть недовольных к пятому типу приспособления, либо, наоборот, отвадить от него. Из всех мятежников объектом наибольшей ненависти становится прежде всего ренегат, который, достигнув успеха, отвергает господствующие ценности. Ведь он не только ставит под сомнение ценности, как это делает они-группа, но и становится знаком того, что единство группы разрушено44. Тем не менее, как уже не раз отмечалось, обычно именно члены восходящего класса (а не наиболее угнетенных слоев) организуют обиженных и мятежных в революционную группу.
Предрасположение к аномии
Рассмотренная нами социальная структура предрасполагает к аномии и девиантному поведению. Давление такого социального порядка внушает индивиду: превзойди своих конкурентов! Пока чувства, поддерживающие эту состязательную систему, распределены по всему спектру деятельностей и не ограничиваются одним только конечным достижением «успеха», выбор средств будет в значительной степени оставаться под институциональным контролем. Но когда культурный акцент переносится с удовлетворений, вытекающих из самого процесса конкуренции, на едва ли не исключительное внимание к его результатам, возникает напряжение, ведущее к крушению регулиру-
|
|
45 R.S. and H.M. Lynd, Middletown in Transition (New York, 1937), p. 408; в книге можно ознакомиться с рядом культурных стереотипов, используемых в консервативном мифе. — Примеч. автора.
44 См. тонкие наблюдения Георга Зиммеля: Georg Simmel, Soziologie (Leipzig, 1908), S. 276—277. — Примеч. автора.
ющей структуры. С ослаблением институциональных механизмов контроля возникает ситуация, очень близкая к той, которую философы-утилитаристы ошибочно считали типичной для общества: ситуация, когда калькуляция личной выгоды и страх наказания становятся единственными регулирующими факторами.
Предрасположение к аномии распределено в обществе неравномерно. В ходе нашего анализа мы уже предположили, что некоторые социальные страты наиболее уязвимы для давлений, подталкивающих к девиантному поведению, и выявили ряд механизмов, ответственных за возникновение этих давлений. Ради упрощения задачи мы взяли в качестве главной культурной цели денежный успех, хотя на складе общих ценностей можно, конечно, найти и альтернативные цели. Миры интеллектуальных и художественных достижений предоставляют, например, иные образцы карьеры, не связанные с крупными денежными вознаграждениями. В той мере, в какой культурная структура наделяет престижем эти альтернативы, а социальная структура дает к ним доступ, система несколько стабилизируется. У потенциальных девиантов остается возможность подчиниться ей в рамках этих запасных наборов ценностей.
Однако главные предрасположения к аномии сохраняются, и именно на них предложенная здесь аналитическая схема обращает особое внимание.
Роль семьи
В заключение следует собрать воедино разбросанные выше идеи, касающиеся той роли, которую играет в формировании этих образцов девиантного поведения семья.
|
|
Семья, безусловно, является главным ремнем передачи культурных стандартов грядущему поколению. Но чего до самого последнего времени не замечали, так это того, что семья передает детям главным образом ту часть культуры, которая доступна социальной страте или группам, в которых оказались родители. Следовательно, она является механизмом воспитания ребенка в рамках культурных целей и нравов, характерных для этого узкого круга групп. Однако социализация не ограничивается непосредственным обучением и воспитанием. Этот процесс, по крайней мере отчасти, протекает непреднамеренно. Помимо непосредственных наставлений, вознаграждений и наказаний, на ребенка оказывают воздействие социальные прототипы, которые он видит в повседневном поведении и случайных разговорах родите-
лей. Нередко дети замечают и усваивают культурные единообразия даже тогда, когда те остаются неявными и не сведенными к правилам.
Языковые образцы дают наиболее впечатляющее — и прямо-таки бросающееся в глаза в психологических наблюдениях — свидетельство того, что дети в процессе социализации улавливают единообразия, которые не были явно сформулированы для них старшими или сверстниками и в которых они сами не отдают себе отчет. Наиболее показательны устойчивые языковые ошибки у детей. Так, ребенок будет самопроизвольно употреблять такие слова, как «mouses» или «moneys», даже если он никогда их раньше не слышал и никто не учил его «правилу образования множественного числа». Или будет создавать такие слова, как «failed», «runned», «singed», «hitted», хотя в возрасте трех лет никто не учил его «правилам» спряжения глаголов. Или будет говорить, что отобранный им лакомый кусочек «лучшее» [gooder], чем другой, или — следуя далее по логике — описывать его как «лучшайший» [goodest] из всех. Он явно уловил скрытые парадигмы выражения множественности, спряжения глаголов и образования степеней сравнения прилагательных. Об этом свидетельствует сама природа его ошибок и неправильного применения парадигмы45.
Из этого можно сделать предварительный вывод, что он не только впитывает явную культурную ориентацию своих родителей, выражающуюся в бесконечном потоке приказаний, объяснений и поучений, но и деятельно вовлекается в поиск и усвоение неявных парадигм культурного оценивания, категоризации людей и вещей и иерархизации достойных уважения целей. По всей видимости, важные исследования процессов социализации, проводимые глубинной психологией, нужно дополнить прямым наблюдением диффузии культуры внутри семьи. Вполне может оказаться, что ребенок сохраняет неявную парадигму культурных ценностей, выявленную им в повседневном поведении его родителей, даже в том случае, когда она входит в конфликт с их явными советами и наставлениями.
Проекцшродительских амбиций на ребенка тоже имеет самое прямое отношение к предмету нашего обсуждения. Как хорошо известно, многие родители, столкнувшись с личной «неудачей» или недостаточным «успехом», могут утаивать свой изначальный целевой акцент и откладывать дальнейшие попытки добраться до цели, рассчитывая достичь ее косвенным образом с помощью своих детей. «Влияние может осуществляться через мать или отца. Часто они надеются, что ребе-
4S W. Stern, Psychology of Early Childhood (New York, 1924), p. 166; в книге отмечается факт таких ошибок (например, употребления «drinked» вместо «drank»), но не делается никаких выводов относительно выявления скрытых парадигм. — Примеч. автора.
нок достигнет тех высот, которых не смогли достичь они»46. В недавнем исследовании социальной организации жилых микрорайонов мы обнаружили, что значительная часть представителей низших профессиональных уровней (и среди негров, и среди белых) надеются на то, что их дети сделают профессиональную карьеру47. В случае, если это открытие подтвердится дальнейшими исследованиями, оно будет иметь важное значение для рассматриваемой здесь проблемы. Ведь если компенсаторная проекция родительских устремлений на детей вещь широко распространенная, то именно эти родители, наименее способные обеспечить своим детям свободный доступ к возможностям, именно эти «неудачники» и «разочарованные», будут оказывать на своих детей колоссальное давление, зовущее к высоким достижениям. И этот синдром высоких устремлений и ограниченных реальных возможностей, как мы увидели, является тем самым образцом (pattern), который открывает дорогу девиантному поведению. Это ясно говорит о необходимости исследований, посвященных формированию профессиональных целей в разных социальных стратах, без которых мы не сможем понять (в рамках нашей аналитической схемы) непреднамеренную роль семейного воспитания в производстве девиантного поведения.
Заключительные замечания
Следует ясно понять, что приведенные выше рассуждения находятся вовсе не в моралистической плоскости. Какие бы чувства ни возникали у читателя в отношении моральной желательности согласования аспектов социальной структуры, связанных с целями и средствами, очевидно, что несовершенное их согласование ведет к аномии. Одна из наиболее общих функций социальной структуры состоит в том, чтобы закладывать основу предсказуемости и постоянства социального поведения; и ее эффективность все более и более снижается по мере диссоциации этих элементов социальной структуры. В предельном случае предсказуемость снижается до минимума, и возникает то, что можно с полным правом назвать аномией, или культурным хаосом.
Этот очерк о структурных источниках девиантного поведения остается не более чем прелюдией. В нем нет подробного рассмотрения структурных элементов, предрасполагающих индивидов, живущих в
46 Н.А. Murray et a/., Explorations in Personality, p. 307. — Примеч. автора. 41 Данные взяты из исследования социальной организации плановых сообществ: R.K. Merton, Patricia S. West, M. Jahoda, Patterns of Social Life. — Примеч. автора.
обществе с плохо уравновешенной социальной структурой, к той или иной из альтернативных реакций; мы оставили без внимания социально-психологические процессы, определяющие конкретные масштабы этих реакций (не отвергая при этом их релевантность); лишь очень коротко были затронуты социальные функции, выполняемые девиантным поведением; объяснительная сила предложенной аналитической схемы не была подвергнута полной эмпирической проверке путем определения группы вариаций в отклоняющемся и конформистском поведении; мы лишь походя коснулись мятежного поведения, направленного на переустройство всего социального каркаса.
Надеемся, что предложенная схема окажется полезной в анализе этих и связанных с ними проблем.
VII. СВЯЗИ ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЫ
И АНОМИИ
В последние годы появилась многочисленная социологическая литература, которая затрагивает тот или иной аспект аномии. В связи с этим возникает расширенный базис для уточнения и развертывания формулировок, подробно изложенных в предыдущей главе. В самом деле, интерес к понятию «аномия» возрос достаточно остро, и это послужило (почти неизбежно) его вульгаризации при проникновении во все более широкие социальные круги. Как один из примеров вульгаризации, можно рассматривать случай с еженедельником, который ухватился за объективное и тщательное исследование Гер-харта Нимейера о социальных последствиях аномии и немедленно опубликовал обзор «читательских откликов», начиная с таких просторечных и навязчивых выражений: «Дружище, это именно то, что я называю острой аномией, — присвистнул в знак одобрения Бликер Тоттен, один из 225 студентов Оглеторпского университета»1. Менее «свистящие», но более поучительные теоретические, содержательные и процедурные исследования аномии будут рассмотрены сейчас.
Расширенное понятие аномии
Понятие аномии, как с самого начала показал Дюркгейм, относится к состоянию относительного отсутствия норм в обществе или группе. Дюркгейм точно определил, что это понятие относится к качествам социальной или культурной структуры, а не к качествам людей, противостоящих этой структуре. Тем не менее стало очевидно, что при использовании данного понятия для понимания различных форм девиантного поведения оно было расширено скорее по отношению к состоянию людей, чем к их окружению.
Это психологическое понятие аномии было одновременно сформулировано Р. МакИвером и Дэвидом Рисманом. Поскольку их фор-
© Перевод. Черемисинова Е.Р., 2006
1 Pathfinder, May 17, 1950, 55. — Примеч. автора.
мулировки в основном похожи, все, что может быть сказано об одном, можно сказать об обоих.
Anomy, — МакИвер воскрешает относящееся к шестнадцатому веку и давно вышедшее из употребления написание слова, — означает состояние ума человека, у которого подорваны корни его морали, у которого нет больше каких-либо норм, но только несвязные побуждения, у которого нет больше каких-либо представлений о целостности, о народе, о долге. Аномичный человек становится духовно стерильным, ответственным только перед собой, не отвечающим ни перед кем. Он издевается над ценностями других людей. Его единственная вера — философия отрицания. Он живет тонкой линией чувств, пролегающей вне будущего и вне прошлого». И еще: «Аномия является состоянием ума, в котором человеческое восприятие социальной сплоченности — движущая пружина его морального состояния — разрушено или фатально ослаблено2.
Как было отмечено, «подход МакИвера является, таким образом, психологическим (то есть аномия для него состояние ума, а не состояние общества, хотя состояние ума может отражать социальное напряжение), и психологические разновидности [аномии] соответствуют элементам (тревога — изоляция — бесцельность), которые формируют субъективный аспект понятия у Дюркгейма»3. Нет сомнений, что психологическое понятие аномии имеет определенное значение, что оно относится к идентифицируемому «состоянию ума» отдельного человека, как подробное описание психического состояния. Но, несмотря на это, психологическое понятие аномии является составной частью социологического понятия аномии, а не заменителем для него.
Как было показано на предшествующих страницах, социологическое понятие аномии предполагает, что полезно рассмотреть характерное для людей окружение как включающее, с одной стороны, культурную структуру, а с другой стороны, социальную структуру. Допускается, что как бы ни были эти структуры тесно связаны в действительности, в целях анализа их необходимо рассмотреть отдельно, а
2 R.M. Maclver, The Rampart We Guard (New York: The Macmillan Company, 1950),
84, 85, и полностью глава 10; [курсив мой] (прим. автора). Сравнить с независимо
осмысленным, но эквивалентным описанием «анемического» Дэвида Рисмана в со
авторстве с Р. Денни и Натаном Глазер, The Lonely Crowd (New York: Yale Univercity
Press, 1950), с 287 и следующие. — Примеч. автора.
3 R.H. Brookes, «The anatomy of anomie», Political Science, 1951, 3, 44—51; 1952, 4,
38—49, — обзорная статья, рассматривающая современное расширение понятия ано
мии. Связь понятия аномии с понятием Адлера «недостаток социального интереса»
см. в заметках H.L. Ansbacher, Individual Psychology New Letter. Organ of the International
Association of Individual Psychology (London, June — July, 1956). — Примеч. автора.
затем опять вместе. В связи с этим культурная структура может быть определена как то, что формирует ряд нормативных ценностей, регулирующих поведение, общее для членов определенного общества или группы. А к социальной структуре относится то, что формирует ряд социальных отношений, в которые члены общества или группы различным образом включены. Следовательно, аномия рассматривается как распад в культурной структуре, происходящий в особенности тогда, когда существует острое расхождение между культурными нормами и целями и социально структурированными возможностями членов групп действовать в соответствии с данными нормами культуры. Согласно этой концепции культурные ценности могут способствовать возникновению поведения, которое не соответствует направленности самих ценностей.
С этой точки зрения, социальная структура фильтрует культурные ценности, в соответствии с которыми совершаются поступки, легко возможные для людей, имеющих определенный статус в обществе, и трудные или невозможные для других. Социальная структура действует как барьер или как открытая дверь для поступков, исходящих из культурных установок. Когда культурная и социальная структура недостаточно интегрированы и в первой содержатся требования к поведению, которым препятствует вторая, возникает стремление к нарушению норм, к их отсутствию. Конечно, из этого не следует, что это единственный процесс, создающий социальные условия для аномии; развитие теории и исследований направлено на поиск других типичных причин острой аномии.
Предпринималась попытка усмотреть различие между психологическим и социологическим понятием аномии в различиях между «простой» и «острой» аномией4. Простая аномия относится к состоянию нарушения порядка в группе или обществе, в которых между системами ценностей происходят конфликты, проявляющиеся в некоторой степени беспокойства и ощущении разобщенности с группой. Острая аномия относится к девальвации и в крайнем случае к дезинтеграции системы ценностей, которая проявляется в значительной тревоге. Подобное разделение понятий (сформулированное неоднократно, но которым иногда пренебрегают) основано на том, что аномия, как и другие условия общественной жизни, различается по степени и, вероятно, по роду.
В предшествующей главе мы идентифицировали некоторые из процессов, ведущих к аномии, и подробно изложили типологию адаптивных реакций на это состояние и на структурные воздействия, от-
4 Sebastian De Grazia, The Political Community (University of Chicago Press, 1948), 72—74, passim; cf. Brookes, op. cit., 46. — Примеч. автора.
ветственные за большую или меньшую частоту каждой из этих реакций среди различных слоев классовой структуры. Согласно нашей основополагающей предпосылке, общественные классы не только различным образом подвержены аномии, но и различным образом подвержены тому или иному типу реакции на нее. Толкотт Парсонс рассмотрел эту типологию и вывел ее в мотивационных терминах из своей концептуальной схемы социального взаимодействия5. Этот анализ исходит из допущения, что ни склонность к девиантному поведению, ни склонность к сохранению равновесия в социальной интерактивной системе не могут развиваться хаотически; напротив, они формируются в более или менее ограниченном числе идентифицируемых направлений. Можно сказать, что девиантное поведение имеет собственные образцы.
По словам Парсонса и Бэлса, «мы рассмотрели девиацию, включающую четыре основных направления, соответствующих, с одной стороны, потребности либо выразить отчуждение от нормативной структуры (включая отказ от привязанности к другому человеку как к цели), либо сохранить вынужденную конформность с нормативным образцом и привязанностью к другому, а с другой стороны, в соответствии с пассивным или активным характером поведения. Таким образом, мы получаем четыре разных вида направленности девиантного поведения: агрессия и бегство в качестве отчуждения и вынужденное действие и вынужденное одобрение в качестве вынужденной конформности. Кроме этого, мы показали, что данная парадигма, независимо выведенная, существенно сходна с парадигмой, ранее предложенной Мертоном для анализа социальной структуры и аномии»6.
Заметим, что это первое расширение типологии реакций продолжает рассматривать обе структуры — и культурную («нормативный образец»), и социальную (структурированная привязанность к другим людям или отчуждение от них). Тем не менее характеристика типов реакций дана с точки зрения их пассивного или активного характера. Это означает, что девиантное поведение может включать либо активное» «распоряжение ситуацией», направленное набольший контроль над ситуацией, чем требуют [институционализированные] ожидания», или пассивный «отказ от необходимой степени активного контроля», которую требуют эти ожидания. Типы девиантного поведения могут быть далее подразделены благодаря различию между случаями, в которых первичной является либо напряженность в соци-
5 Parsons, The Social System, 256-267, 321—325; Talcott Parsons, Robert F. Bales
and Edward A. Shils, Working Papers in the Theory of Action (Glencoe: The Free Press, 1953),
67—78. — Примеч. автора.
6 Parsons et al., Working Papers, 68. — Примеч. автора.
альных отношениях, либо в культурных нормах, по отношению к которым ожидается конформность7. Конкретные проявления реакций на аномическое напряжение (преступность, злодеяние и суицид) и концептуально опосредованные типы реакций (инновация, ритуа-лизм, бегство и мятеж), таким образом, становятся классифицированными как результаты определенных абстрактных качеств интерактивной системы, идентифицированной Парсонсом. Созданная не так давно, эта более сложная классификация типов девиантного поведения уже была широко использована в эмпирических исследованиях.
Показатели аномии
Подобно многим из нас, кто стремится быстро обойти и исследовать эту чрезмерно широкую область, а следовательно, не обращать внимание на частности, Дюркгейм не дал эксплицитного и методичного руководства по различным признакам аномии, а также по приметам отсутствия норм и нарушений в социальных взаимоотношениях. Однако очевидно, что какие-то показатели должны быть разработаны, если понятие аномии должно использоваться в эмпирических исследованиях.
Шаг в этом направлении сделал Лео Сроул в разработке предварительной «шкалы аномии»8. С одной стороны, шкала включает пункты, относящиеся к человеческому представлению о социальном окружении, а с другой стороны, к человеческому представлению о своем собственном месте среди этого окружения. Точнее, пять пунктов, входящих в эту предварительную шкалу, включают (1) представление, что общественные лидеры безразличны к нуждам людей; (2) представление, что немногое может быть совершенно в обществе, которое выглядит в основном непредсказуемым и беспорядочным; (3) представление, что жизненные цели скорее уходят в прошлое, чем реализуются; (4) чувство тщетности и (5) убеждение, что человек не может рассчитывать на своих коллег для социальной и психологической поддержки9. Какуточня-
7 Ibid, с. 74. — Примеч. автора.
8 В статье «Социальная дисфункция, личность и установка на социальную дис
танцию» (прочитана перед Американским социологическим обществом в 1951 году),
а также в расширенном, но еще не опубликованном варианте, названном «Социальная
интеграция и определенные последствия». — Примеч. автора.
*> Особая формулировка этого вопроса дана Alan H. Roberts and Milton Rokeach, «Anomie, authoritarianism, and prejudice: a replication», American Journal of Sociology, 1956,
61, 355—358, в заметке 14. В опубликованном комментарии на эту статью Сроул сомневается, что его исследования на самом деле получили возражение. Там же, 1956,
62, 63—67. — Примеч. автора.
ет Сроул, эта попытка создать шкалу аномии имеет определенную ограниченность и некоторую неполноценность, но здесь заложено начало стандартизации измерений аномии, как ее воспринимают и испытывают люди в группе и обществе.
Данную шкалу можно принять для измерения аномии каксубъек-тивно испытываемой; очевидно, необходимо новое измерение аномии как объективного состояния в жизни группы. Бернард Лэндер сделал симптоматичное продвижение к последнему типу измерений10. Используя факторный анализ восьми качеств из материалов переписи в американском городе, он идентифицировал две группы переменных, одну из которых он определил как «анемический фактор». Он имел в виду, что эта группа переменных (высокий рост преступности, большой процент не-белых резидентов в районе и небольшой процент собственников жилья) выглядит, в сущности, как характеристика района относительной безнормности и нестабильности. Лэндер первый признал, что данная специфическая группа переменных может измерить фактор аномии в лучшем случае только очень огрубленно. Ее несомненная ограниченность возникает из обстоятельства, с которым регулярно сталкиваются социологи, разрабатывая системы измерений теоретических понятий с помощью привлечения множества социальных данных, которые случайно оказались зафиксированными в статистических выпусках, изданных общественными организациями, а если точнее, из обстоятельства, что эти данные социальных отчетов, которые случайно оказались в их распоряжении, не являются теми необходимыми данными, которые наилучшим образом измеряют понятие. Именно поэтому я назвал оригинальную попытку Лэндера скорее «симптоматическим», чем принципиальным успехом. Простое наличие официальной статистики заставило Дюркгейма использовать такие приблизительные, косвенные и всего лишь предварительные измерения аномии, как профессиональный статус и семейную дезинтеграцию (расторжение брака). И такая же случайность, что отчеты по переписи в Балтиморе (включающие данные о преступности, расовом составе, собственности на жилье) заставили Лэндера использовать эти приблизительные, косвенные и всего лишь предварительные измерения аномии. Прагматические исследования такого рода, конечно, не являются подходящей альтернативой теоретически определяемым признакам понятия. Перемена места жительства может быть косвенным измерением степени нарушения установив-