«Персонажи реалистических романов и театра нашего времени не намного лучше, чем шекспировские герои. Порок, страсть, даже добродетель — это тоже болезни, являющиеся, согласно материалистическому учению, всего лишь следствием определенного состояния нервов... Психология сведена к патологии, а физиология нервной деятельности занимает место античного нравственного анализа. Обратите внимание на нравственный аспект любой новой книги, пьесы, картины: ни в одной из них вы не найдете ни крепкого здоровья, ни подлинной добродетели. Все, что не совсем негативно, — то честная и старомодная посредственность. Добродетель все более и более презирается и считается вышедшей из моды; она доживает, будучи отнесена к той категории обрядов и обычаев, которые наш скептицизм беспощадно высмеивает... С другой стороны, всякого рода мерзких субъектов, не имеющих совести, развратных, преступных — в изобилии. Каждый персонаж имеет свой собственный "невроз", свою особую язву; и каждый так или иначе хромает. Эти персонажи носят то рабочую блузу, то полный вечерний туалет для выхода в свет, но под этими одеждами они почти не отличаются друг от друга. Можно сразу сказать, откуда они взялись: в одну прекрасную ночь они сбежали из приюта для сумасшедших (la coer des Miracles)»47.
|
|
Таким образом, рыцари и аристократы, святые и короли все больше вытеснялись (как и на портретах в сфере живописи) купцами, богатыми и могущественными выскочкам и-буржуа; затем и этих стали так же вытеснять крепостные, слуги, камердинеры, ремесленники, крестьяне, фермеры, рабочие, пролетарии; потом рядом с этими сословиями начала свой большой парад беднота и всевозможные неудачники и угнетенные в одрди компании с пройдохами, игроками, оборванцами, лицемерами, любовниками и распутниками обоих полов, женатыми и неженатыми, проститутками; ненормальными и неуравновешенными жертвами буйных страстей. Потом пришел романтический преступник и авантюрист, пират и корсар; дикарь — в стиле Руссо, или «пещерный человек», или очаровательный шейх с экзотического Востока; затем настоящие преступники — ужасные и вульгарные, и конечно же, детектив — умный или глупый. Наконец, — нанесем последний штрих на изображение тенденции — на передний план в литературе высыпает целая ватага самых разнообразных патологических типов: идиоты и придурки, зачастую преподносимые романтически; параноики всех сортов; ненормальные в сексе, преступлении, добродетели (что ред-
264 Часть 2. Флуктуация идеациональной и чувственной форм искусства
ко), с отклонениями в теле, уме, поведении — во всем, что только можно вообразить. Бок о бок с ними маршируют посредственные — совершенно посредственные — и почти всегда лживые и лицемерные, а часто и похотливые Бэббиты, Элмеры Гентри, Эроус-миты, Форсайты, Ван-Люны, Трейдеры Хорны, тот или иной фермер, купец, герцог, пролетарий, секретарша, стенографистка, врач, газетчик, учитель, домохозяйка, шахтер, плотник, министр или же другие обыкновенные, средние, незаметные, негероические, скучные представители рода человеческого.
|
|
Такова была эта тенденция — тенденция, идентичная той, которую мы наблюдали в живописи и других сферах искусства,
Я несколько сгустил краски ради краткости и ясности, но даже если мы ознакомимся со всеми необходимыми нюансами и со всеми еще более сложными вариациями общей тенденции, сущность той характеристики, которую мы только что обсуждали, неизбежно останется в силе. Это можно показать на деталях, шаг за шагом, век за веком на классической литературе европейских стран. Если мы обратимся, например, к эпическим произведениям и романам и проанализируем характер героев, то по мере движения от XV к XX в. обнаружим такую последовательность. В XIV-XVI вв. и первой половине XVII в. герои эпических произведений по-прежнему отличались крупным масштабом, это были личности и события намного выше персонажей среднего уровня — вульгарных, повседневных, банальных. Сказанное справедливо относительно Почти всех произведений этого жанра Возьмите, например, в Италии — «Тесеиду» и «Фьезоланских нимф» Боккаччо, «Моргайте» Пульчи, «Влюбленного Роландо» Боярдо, «Неистового Роланда» Ариосто, «Освобожденный Иерусалим» Тассо; в Испании и Португалии — «Адониса» Марино, «Лузиаду» Камоэнса, «Араукану» Эрсильи; в остальной Европе — «Франсиаду» Ронсара, эпопею Зриньи, «Королеву фей» Э. Спенсера, «Трагедии» Д'Обинье, «Юдифь» Гильома дю Бар-таса, «Гексамерон» Арребо, «Геркулеса» Шернйельма и, перескакивая в середину XVII в., — великий эпос Дж. Мильтона «Потерянный рай». Все они — не что иное, как выдающиеся образцы великого множества подобных же эпических произведений, созданных в эти столетия.
«Начиная с конца XVII в. классические, рыцарские и религиозные эпопеи теряют под собой почву»48. С их исчезновением из литературы пропадают и великие героические персонажи и деяния, чтобы уступить место героям и происшествиям все менее героическим.