Часть 8. Культура, личность и поведение. 37. Кризис нашего времени

37. Кризис нашего времени

сти потрясли весь мир. Представление было столь блистатель­ным, что миллионы наблюдателей почувствовали глубокое от­вращение к старомодной музыке капиталистической системы и помешались на коммунистическом модернизме. В самой Рос­сии миллионы слушателей и участников умерли в процессе ис­полнения. Миллионы других погрузились на самое дно челове­ческого отчаяния и, измученные и полумертвые, взмолились о конце своего безнадежного и безрадостного существования. Прочим же миллионам, угодившим в социальные отбросы, ос­талось только взывать о помощи, не находя ни сочувствия, ни поддержки. Фестиваль все еще продолжается, с помпой и со все новыми фокусами и сюрпризами. Пропитав всю землю России, обильная красная кровь потекла через ее границы на земли на­блюдателей этого «изумительного эксперимента».

Десятки других участников — Турция и Венгрия, Австрия и Германия, Болгария и Румыния, Испания и Португалия, Абис­синия и Манчжоу-Го, страны Центральной и Южной Америки, Япония и Аравия, Палестина и Египет, Сирия и Афганистан — тоже справили свои кризисные фестивали⁴. Некоторые, напри­мер центрально- и южноамериканские оркестры, дают представ­ления каждый вечер, другие, например Абиссиния и Манжчоу-Го, сыграли на собственных похоронах. Между тем громадная Индия тоже предприняла определенные шаги, чтобы выйти на сцену своего гала-концерта. В течение нескольких лет необъят- | ный индийский оркестр репетировал. На первой репетиции сим­фония исполнялась pianissimo⁵. Затем на смену пришло moderate⁶ ненасильственного сопротивления, все чаще и чаще прерывае­мого резким staccato⁷ пулеметов и барабанов, бомб и ударов полицейских дубинок. Едва ли могут быть сомнения, что скоро мы услышим fortissimo⁸ этого оглушительного фес­тиваля.

Если же обратить свой слух к Европе, то и без всякого корот­коволнового радиоприемника можно услышать сколько угод­но кризисных концертов. Один день сцену занимают фашисты; другой — коммунисты; потом — гитлеровцы; за ними — На­родный фронт: красные рубашки, черные рубашки, коричневые рубашки, рубашки серебряные, голубые, зеленые. В какой-то момент на первой полосе — испанский кризис; в другой — фран­цузский или австралийский. И все это — под аккомпанемент новостей о потрясениях английского фунта, американского дол­лара, французского франка или немецкой марки. Затем идут

сообщения о «сердечном сотрудничестве» и «взаимопонимании» между Китаем и Японией, о благословенном избавлении Абис­синии от самой себя, о советской демонстрации «мирной поли­тики» или же заявлении о «нерушимости договоров» со сторо­ны правительства, которое нарушило все соглашения, и о других образцах подобной «международной солидарности и доброй воли». На какое-то мгновение они делают превосходную рекла­му этому домашнему доктору-гомеопату — Лиге Наций⁹, — о которой в противном случае давно бы забыли, или призывают «пастырей народов» собраться еще на одной из бесконечных международных конференций, чтобы «урегулировать неотре­гулированное», — после чего, как правило, там, где была лишь одна «неотрегулированность», возникает целая дюжина новых.

До самого 1929 г. благословенная Страна Пилигримов¹⁰ не знала моды на кризисы. Мы предпочитали слушать кризисные оркестры из других стран, а у себя дома наслаждались главным образом andante cantabile ^u «сладостного процветания». С кон­ца 1929 г. наш вкус, кажется, изменился. Процветание, по край­ней мере на время, впало в немилость. Кризисная музыка завла­дела и нашим воображением. По любому радио мы слышим теперь почти исключительно либо «классические», либо «эст­радные» версии кризиса промышленности и сельского хозяйства, занятости и безработицы, образования и морали, сообщения о биржевых крахах и банкротствах банков; мы слышим adagio lamentoso^l2 промотанного богатства; marche funebre^|3 и in memoriam¹⁴ угасших надежд; requiem¹⁵ по исчезнувшим удачам; allegro non troppo¹⁶ ропота недовольных; crescendo¹⁷ критики существующего порядка и время от времени scherzo¹⁸ участни­ков «голодных маршей», «сидячих забастовок» и сто/ Лновений между полицией и радикалами. С опозданием на несколько лет мы тоже приобрели вкус к новой музыке. Это лишь несколько вариаций на основную тему сегодняшней симфонии истории. А вся их совокупность — неисчислима. Не только экономичес­кая и политическая системы — кризисом охвачены все важней­шие аспекты жизни, уклада и культуры западного общества. Боль­ны его плоть и дух, и едва ли найдется на его теле хоть одно здоровое место или нормально функционирующая нервная ткань.

Мы как бы находимся между двумя эпохами: умирающей чув­ственной культурой нашего величественного вчера и грядущей идеациональной или идеалистической культурой созидаемого завтра. Мы живем, мыслим, действуем на закате сияющего чув-

790 Часть 8. Культура, личность и поведение

ственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солн­ца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медлен­но угасает, и в сгущающейся тьме становится все труднее ясно различать и надежно ориентироваться в обманчивых сумерках. На нас и на будущие поколения начинает опускаться ночь этого переходного периода со своими кошмарами, пугающими теня­ми, душераздирающими ужасами. За ней, однако, занимается заря новой великой идеациональной или идеалистической куль­туры, встречать которую придется уже, вероятно, людям буду­щего.

Итак, до сих пор история развивалась по сценарию «Динами­ки». Великий кризис чувственной культуры представлен в ней во всей его суровой реальности. Буквально на наших глазах эта куль­тура кончает самоубийством. Если она не умрет при нашей жиз­ни, то все же едва ли оправится от истощения своих творческих сил и ран саморазрушения. Полумертвая-полуживая, она мо­жет растянуть свою агонию на десятилетия, но ее весна и лето все равно прошли.

В этих условиях великая задача нашего и следующих поколе­ний состоит не в безнадежном воскрешении того, чего уже нет, а в решении других проблем: во-первых, сделать этот переходный dies irae, dies ilia^I9 как можно более безболезненным и, во-вторых, со­ставить конструктивные планы для будущего общества и буду­щей культуры. Любой дальновидный план будущего социокуль­турного порядка должен лежать по ту сторону «старого режима чувственной культуры» и быть устремленным навстречу новому режиму идеациональной или идеалистической культуры. Без та­кой радикальной перемены никакое подлинно конструктивное и созидательное общество в будущем невозможно.

Вот каково, на мой взгляд, наше местонахождение на дороге истории. Свидетельство всех предыдущих глав указывает имен­но в эту сторону. Мы же считаем, что наш вывод находится в непримиримом противоречии с другими существующими диаг­нозами.

Прежде всего он резко противоречит всем теориям «посте­пенного», «разумного» и «упорядоченного» прогресса. Не по­нимая, что их культ прогресса устарел, целое сонмище интеллек­туалов, гуманитариев, пацифистски и прогрессивно настроенных салонных социалистов, либеральных министров, профессоров, политиков, миллионы образованных обывателей, завсегдатаев различных клубов — все еще исповедуют эту веру. Они смотрят