Новый виток сакрализации власти в советскую эпоху

Очередной большой срыв сакральной власти правителя произошел во всем известном 1917 году. Февральская революция «легализовала» процесс дехристианизации страны. Крах самодержавия стал и крахом государственной религии, поскольку прежний социальный строй оказался нерасторжимо связанным в народном сознании с православием.

Но что же произошло дальше? А дальше получилось как в японской сказке о драконе и храбром юноше. (Напомним: жил-был страшный дракон. Много храбрецов пыталось избавиться от чудовища, но все они погибали в неравной схватке. Однажды нашелся великий силач. В жестокой битве он уничтожил дракона, а потом...постепенно сам превратился в него.)

Коммунизм, страстно ратующий за уничтожение «религиозного дурмана» и «имперских оков», сам превратился в религию. Образовавшийся вакуум был заполнен коммунистической идеологией, явившейся своеобразной формой квазирелигиозности со всеми внешними признаками религии, кроме веры в Бога как сверхъестественную силу и сущность. Конечно, против этого утверждения можно возразить. Но ведь даже отсутствие богов не есть их убедительное опровержение. (Кстати, их нет и в конфуцианстве, которое составляет нравственную основу жизни более миллиарда людей.)

Что же касается прочих атрибутов культа, то их было предостаточно, начиная со «святых мошей» в Мавзолее, фигуры генсека - правителя, наделяющейся абсолютной властью и. заканчивая достаточно изощренной догматикой, доступной лишь посвященным.

В Советской России власть приобрела четко выраженные сакрализованные признаки. Она отделилась от общества, превратившись в систему табу, символов, догадок и сплетен. Высшая власть если и проявляла себя перед подданными, то лишь в строго зафиксированных традицией случаях: праздниках, юбилеях, съездах, похоронах и так далее. Реальная механика власти была принципиально закрыта. Интересно то, что ни у кого, за исключением либеральной интеллигенции, эта закрытость власти не вызывала сомнений, недовольства. Она воспринималась массовым сознанием как должная.

Власть преподносилась как «стоящая» перед творцом. (Так, в монотеистическом обществе она ответственна перед богом, в более раннем, доосевом - она срастается с идеей бога, являет собой его манифестацию.) Поэтому нет и не может быть инстанции, перед которой она могла бы отвечать. В советской ситуации реализовывался принцип ответственности низшей власти перед высшей.

Внекритичность власти в советскую эпоху была массовой и не знала каких-то изъятий. Критика была только сверху вниз. Причем она доходила до какого-то уровня, скажем, до уровня горкома. Иногда была критика сверху отдельного ведомства, министерства. Но всякое ведомство при этом - часть сакрального целого. Критика противостояла представлениям об этом целом, возможно не вербализованным, но заданным и массовой традиционной русской культурой и свойственным конкретным агентам власти, которые выстраивали политический механизм.

(Конечно, была ответственность низшей власти перед высшей. Как мне представляется, в советский период, с одной стороны, ответственность власти делегировалась от верхнего уровня к нижнему (ошибки возможны только на низких уровнях), с другой стороны, любой начальник старался прикрывать своих подчиненных.)

Нужно сказать и о том, что в советскую эпоху были реализованы две модели. Сталинская - автократическая, при которой глава власти абсолютно безответственен. Под ним - политическая элита, партия, любой представитель которой был ответственен перед главой власти. Другая модель - послесталинская: с переходом к коллективному руководству внеответственным становится верхний уровень как целое. Причем этот переход нес в себе зерна размывания, отрицания, так как традиционному сознанию ближе идея о внеответственного одного высшего лица.

Еще одной яркой чертой советской эпохи можно считать слова Маяковского, вылившиеся в девиз: «Партия и Ленин - близнецы-братья». Здесь поэт воспроизводит традиционную модель: есть народ (в данном случае это партия) и есть властитель - тотем. Они едины, то есть взаимозаменяемы. Тотем являет собой некое мистическое отражение общества как целого, а общество как целое - тотема. На этом строится тотемическое сознание, отсюда вырастают такие процедуры как выбирание власти. На этом базируется идея бунта. Общество как целое оказывается равновелико правителю, и если он перестает выполнять функции тотема, то есть становится подложным, его следует заменить. (Данные представления мы обнаруживаем и в феноменах советского периода. После снятия руководителя с поста его полагалось забыть, а именно: изъять из библиотек его произведения, убрать ссылки на него из литературы, убрать все изображения этого лица с полотен, даже из кадров кинохроники. Снятие кого-либо из высших руководителей с поста разрушало образ сакральной власти как совершенной и единой, разрушало мифологическую модель, поэтому об этом факте следовало забыть. Он табуировался, убирался из сознания. О нем люди эмпирически знали, но он как бы магически не утверждался.)

Носитель власти был неподсуден. Если надо было разобраться с его реальными преступлениями, то вопрос решался не правовым путем, а другими способами. В каждом конкретном случае решался вопрос - насколько это преступление известно явно, кто за ним стоял, какие силы были против него и т.д. Народу, как правило, сообщалось, что этот человек ушел на пенсию. Была целая система «замазывания» преступлений в соответствии с рангом лица, его совершившего. В соответствии с местом в иерархии менялась и мера ответственности. Сама внеответственность, надзаконность власти в массовом сознании не вызывала протеста.

На наш взгляд, право собственности в истории выступает как основная экспликация сакральных объектов. Само обозначение богов - владыка, хозяин - указывает на то, что мыслится сакрально - мыслится как владетель. В этом смысле сакральная власть предполагает, что эта власть является владелицей. И если эта власть мыслится как пребывающая на какой-то территории, то вся эта территория и все, что на ней присутствует, и есть объект ее владений. (Так, к примеру, идея частной собственности была связана в Европе с процессом реформации).

Человек наделялся некоторой сакральностью. становился чем-то самоценным, несущим в себе дух Божий и становился субъектом, владельцем собственности. В нашей ситуации, когда вся сакральность стягивается к власти, власть и оказывается владелицей всего. В русской истории частной собственности как права не было вообще. Собственность была как привилегия.

Поэтому в перспективе советская власть мыслилась как вселенская. Советская власть владела всем, что находилось в границах советского государства, в том числе и имуществом. Советские люди были только держателями, депозиторами, у них были только права распоряжения.

Далее. Вспомним обычные высказывания советской поры: власть тебя выучила, власть тебя воспитала, дала образование. Каждый человек был изначально в долгу перед властью. Власть - собирает нечто, накопленное обществом, затем - распределяет. Человек был в долгу перед властью всегда и в этом отношении был совершенно традиционен. Как пишут идеологи сакральной власти - «Ты всегда в долгу перед властью. Ты никогда не отработаешь этих долгов. Ее благодеяния неизмеримы». Это восходит к очень архаичным представлениям. Власть предстает перед богами и спускает от них благодать на общество, а ее отработать нельзя. Можно только отвечать любовью, преданностью, за нее воевать и т.п. Только бесконечной признательностью мы можем явить себя благодарными.

В России (и до советского периода и в советское время) каждый человек осознавал себя в каком-то соотношении с властью, координировал себя с ней. Представление о том. что я сам по себе, а власть сама по себе было в высшей степени нетипично. Власть воспринималась как тотем, как некий космический центр и весь мир воспринимался через этот центр (отторжение есть форма притяжения, когда ты с этой властью борешься, то парадоксальным образом втягиваешься в нее). Человек танцевал от власти, как от печки, выстраивал в соответствии с ней свою модель космоса.

Ссылки на классиков марксизма-ленинизма, на решения съездов во всех статьях, диссертациях, книгах - это обращение к власти как к носителю трансцендентальной сущности. Любой текст становится по сути своей сакральным, любая статья - ритуальным действом. И если при этом мы не соотносим эту модель с первоучителем, с очередным пленумом, мы становимся подозрительными для бдительного ока власти. Эти вещи не проговаривались, но их присутствие о многом говорило.

А то же время враги этой власти не имели собственных персон. Троцкий, Бухарин и др. не имели собственного выражения, не было ни их фотографий, ни биографий. Они были как бы чертями - ни их цитат, ни их изображений не должно было быть. Гитлер, к примеру, - изображался только карикатурно (также как и Троцкий, и Бухарин, и др.), фотографии - не публиковались.

В советское время засекречивались и закрывались любые сообщения о каких-то неудачах, крупных авариях на предприятиях. Это и понятно, так как бросало на власть негативную тень.

Но ведь скрывались и стихийные бедствия - землетрясения, засухи и т.п. Совсем уж мощные, которые нельзя было не признать, освещались крайне ограниченно. Дело в том. что власть, в соответствии с еще потестарными представлениями, - это сила, предстоящая перед божественными и космическими стихиями. Она прикрывает народ от космических передряг. Если случается голод, разруха - значит, власть утратила эту силу. (Совсем как в потестарной организации.) Так, голод во время правления Годунова в массовом сознании был свидетельством того, что он не настоящий царь, у него отсутствует сакра, которая прикрывает народ от несчастий. В этом плане советские правители демонстрировали очень тонкое понимание традиционной ментальности: нельзя «соблазнять» малых сих сообщениями о несчастиях. Они бывают только там, где власть не сакральна.

В советской России, совсем как в древних обществах власть понималась как упорядочивающее хаос начало. Ну, для примера, вспомним обычный российский город. Хаос, конечно, но по мере продвижения к центру, к зданию райкома, исполкома происходит упорядочивание территории. Площадь, все обсажено елочками, все аккуратно. Источником упорядоченности оказывалась сама сакральная власть в этой ипостаси. Упорядоченность убывала по мере удаления от власти.

Еще один пример. В советское время руководителю во время поездок по местам полагалось зайти в какой-нибудь магазин. Туда специально завозили продукты, разный дефицит. То есть начальство своим появлением как бы приближало это место к идеалу. Все знали, что рядом - совсем другие магазины. Кому нужен этот обман? Это можно объяснить только как ритуал, характерный для сакральной власти.

Нам бы хотелось процитировать несколько высказываний, которые по нашему мнению подчеркивают слитность партии с сакральными элементами, которыми в избытке обладает церковь. Первое - «РКП никогда не ошибается, РКП всегда права, РКП всегда предвидит правильно ход событий, РКП обладает в максимальной мере талантом, умом и характером. В промежутках между партийными съездами этими качествами обладает ЦК РКП, а в промежутках между заседаниями пленумов они принадлежат Политбюро ЦК».[58] (Таким образом, отношение к партии выливается в строки: «...у рабочего класса имеется такая несравненная организация как наша партия, голова и мозг, авангард, руководитель, вернейший часовой, отборная сила пролетарского движения...»)[59] И еще - «Церковь свята. Это свойство церкви, можно сказать, самоочевидно... Жизнь церкви есть некая высшая деятельность, к которой мы приобщаемся, а через то и освящаемся.... Святость есть самое существо церковности - можно сказать, что иного ее свойства не существует».[60]

Доверие к власти как носителю абсолютной истины возникает из ее сакральной природы. Но - власть была истинна как целое, отдельные ее представители могли ошибаться.

Единство и неделимость власти - один из коренных признаков сакральной власти вообще. Разделившаяся в самой себе власть - не сакральна. В этом смысле советская модель очень интересно интерпретируется. Вся ее внутренняя расчлененность (партийные и правительственные структуры) была условна. Это были две ипостаси одного целого. Разделение власти, позиционный конфликт были невозможны. Позиционный конфликт переводит ситуацию сакральной власти в ситуацию власти как социального института.

Нужно сказать о том, что сакральная власть может существовать в двух моделях - имманентной и трансцендентной. Троцкий, к примеру, на наш взгляд, отрабатывал, скорее, имманентную модель. Он был трибуном, он обращался к чувствам. А вот победила сталинская модель - надличностная, трансцендентная, которая говорит краткими формулами, являет себя очень недолго на экране. В этом плане трансцендентное прочтение власти более отвечало традиционным массовым ожиданиям и их представлениям о подлинной сакральной власти.

В Советской России сложился ритуал бесстрастного вещания и бесстрастного внимания, который разряжался в нужные моменты массовыми аффектами («аплодисменты, продолжительные аплодисменты, переходящие в овации, все встают» и т.д.).

Кроме того, власть всесильна. К примеру, лозунг «реки потекут вспять» означал, что нет законов природы, которые были бы сильнее, чем власть. Власть сама задает законы природы. В 1938 году, - на заседании ученого совета Института красной профессуры был отменен закон стоимости для социализма.

Подводя небольшие итоги, можно сказать следующее.

В советскую эпоху власть в целом являлась тотемом, выражающим собой весь космос - и природный и культурный. Следующий уровень приходит вместе с осевой эпохой. Библия уже дает нам двойственные представления о власти. Власть - это и сакральная сущность, и соблазн, это и добро, и зло.

Помимо этого уровня были другие. Но возврат к тотемическому уровню иллюстрирует очень интересное явление советского периода - попятное движение по оси спирального развития, возврат к добиблейским формам культуры и сознания.

В начале 1990-х годов произошла на данный момент последняя идеологическая революция. Ее итогом стало крушение квазирелигиозного мифа, который создавался на протяжении 70 лет. Парадокс заключается в том, что он рухнул в одночасье, и никто не встал на его защиту (почти как в 1917 году, но уже на несколько ином уровне). В сознании людей образовалась пустота, в результате чего люди сегодня становятся объектом различного рода манипуляций над их сознанием (тоталитарные секты, реклама и так далее). Современная российская власть не может пока заполнить эту пустоту, она не может найти новой интеграционной идеологии, которая позволила бы занимать крепкое и устойчивое положение в сознании народа. Позволим себе отметить, что сегодня власть во многом обязана своей устойчивостью прошлым векам, которые прочно утвердили миф о божественной природе верховной власти.

И в начале XXI века, Россия остается страной, подверженной воздействию мифа об особом историческом пути при отсутствии светской идеологии государства. Церкви самокритика по-прежнему не свойственна. Отсюда и нынешнее перепутье - либо дорога, ведущая к избавлению от иррациональных религиозных доктрин, либо поиски очередного Спасителя-Мессии и повторение участи одного из прежних «Римов».