Проблема братства

Ни экономические, ни юридические, ни властно-управленческие, ни политические институты современного общества, ни политические идеологии, сложившиеся в эпоху Ослепления (либерализм, консерватизм, марксизм и социализм) не в состоянии решить комплекс перечисленных проблем. Тем не менее теоретики коммунитаризма ставят задачу создания оснований братского общества. Эта задача сегодня кажется курьезной и привлекает мало сторонников. Особенно с учетом того, что идеал братства входил в число основных характеристик коммунистического общества, которое КПСС собиралась построить к 1980 г. в Советском Союзе. Крах данного проекта привел к тому, что даже современные социалисты почти не упоминают о братстве. А если и говорят о нем, то как о модификации идеалов либерального общества. Согласно либералам, принадлежность к братскому обществу базируется на обладании гражданскими и политическими правами. Тогда как социалисты делают акцент на социальные права и даже вводят понятие

«социального гражданства» (см.: 6). Но в обоих случаях братство рассматривается как производное от свободы и равенства. О его самостоятельной ценности ни либералы, ни социалисты не говорят. Тогда как коммунитаристы полагают, что братство — совершенно самостоятельный феномен, несводимый к обществу свободных и равных индивидов. Кроме того, сама идея прав человека, составной частью которых являются свобода и равенство, подвергнута коммунитаристами сокрушительной критике.

В целом коммунитаристы убеждены: социальная теория и политическая философия должны выявить и описать такие связи и соглашения между членами общества, которые не сводятся к потребительским, менеджерским, социально-реформаторским и терапевтическим отношениям. Для этого надо модифицировать традиционные принципы социального Устройства. Как это сделать?

К настоящему времени в коммунитаризме сформулировано несколько ответов на этот вопрос:

• братство устраняет необходимость принципа справедливости;

• братство может быть согласовано со справедливостью при модификации последней;

• братство является источником принципа справедливости;

«братство должно играть большую роль в содержании принципа справедливости.

Рассмотрим последовательно аргументы, стоящие за каждым ответом.

3.1. Образ жизни

Либералы полагают, что справедливость есть главная добродетель социальных институтов. Коммунитаристы с этим не согласны. Справедливость

— это лишь второстепенное дополнительное средство для устранения неполадок в социальном бытии. Человек нуждается в справедливости только тогда, когда у него отсутствуют благородные качества доброжелательности и солидарности с другими людьми: «Если бы люди спонтанно реагировали на потребности других людей, — пишет М.Сендел, — руководствуясь при этом любовью и общностью целей, то у них не возникала бы необходимость борьбы за собственные права. С этой точки зрения интенсивная забота о справедливости отражает скорее ухудшение состояния морали, а не моральный прогресс. Семья — это такой социальный институт, который не нуждается в справедливости. Акцент на роль справедливости в семье может уменьшить чувство любви и тем самым привести к появлению больших конфликтов» (7, 34).

Иначе говоря, коммунитаристы высказывают положение о пределах справедливости. В главах, посвященных марксизму и феминизму, было показано, что аналогичное представление можно обнаружить среди сторонников указанных иде-

ологий и социальных движений. Марксисты и феминисты полагают, что люди концентрируются на справедливости, поскольку ведут борьбу за свои права в мире, в котором существуют противоположные интересы. Разумеется, справедливость помогает смягчать существующие конфликты. Но одновременно ведет к появлению новых споров, неразрешимых в рамках всеобщей манипуляции. Стало быть, справедливость есть вынужденное средство, которым люди должны пользоваться за неимением лучшего. В этом смысле она служит барьером на пути к достижению братства.

Таков первый ответ коммунитаристов на вопрос о модификации традиционных принципов социального устройства. Этот ответ может быть определен как жесткая дихотомия между братством и справедливостью. И она порождает ряд более конкретных вопросов: действительно ли справедливость ликвидирует любовь и солидарность? если человек жертвует своими правами во имя помощи другим людям, то может ли справедливость рассматриваться как своеобразный запрет на такую помощь? не являются ли все перечисленные связи между людьми разновидностью произвола, исключающего добровольность?

Для ответа на эти вопросы требуется детальный разбор всех систем религиозной в светской этики, каждая из которых дает свой ответ. И каждый из них может рассматриваться в контексте метаэтических исследований, изучающих обоснованность любого морального суждения. Данная задача выходит за рамки этой книги. Здесь только отметим, что для доказательства тезиса «Братство устраняет необходимость принципа справедливости» требуется эмпирическое исследование на тему: свободно ли братство от отношений господства и подчинения, отрицательно оцениваемых всеми политическими идеологиями (за исключением консерватизма и связанных с ним непосредственно форм политической мысли). В современном коммунитаризме таких исследований пока нет. Некоторые коммунитаристы считают, что братство может быть согласовано со справедливостью, но при этом требуется ее модификация. Справедливость не является аисгорическим

и внешним критерием, который может служить для критики образа жизни любого общества. Все либералы полагают, что разработанная ими теория справедливости определяет образец, которому должно удовлетворять любое общество. При i этом конфликты теории справедливости с системой институтов и представлений данного общества либералов не интересуют. Наоборот, данная теория позволяет сомневаться в любой религиозно-мировоззренческой и политической системе: «В конечном счете существует только один- единственный метод, благодаря которому политическая теория может внести определенный вклад в способ осуществления власти. У людей существует множество импульсов, которые толкают их опять и опять к их автохтонной культуре. Вопреки данным импульсам политическая теория должна стремиться к всеобщему. Заниматься поиском интеллектуальных оснований, позволяющих определять действительность и мнимость наших традиционных делений и различий. Справедливость — не зеркало, а беспощадный критик людей и институтов» (8, 219).

Коммунитаристы не согласны с таким подходом. Они полагают, что поиск универсальной теории справедливости ведет в тупик. Люди не в состоянии выйти за рамки собственной истории и культуры, воплощающихся в каждом конкретном состоянии общества. Существует единственный метод познания справедливости — изучение способа понимания ценности социальных благ в каждом отдельном обществе: «Общество является справедливым, если оно поступает в соответствии с убеждениями его членов. Эти убеждения воплощаются в характерных практиках и институтах. Открытие принципов справедливости есть результат интерпретации культуры, а не философской аргументации» (9, 98).

Европейскому обществу и культуре присуще требование сложного равенства. Речь идет о такой системе распределения благ, в рамках которой люди не стремятся реализовать равный доступ ко всем благам. Их больше интересует система гарантий против неравенства. Например, если существует» неравенство в сфере богатства, то оно должно сопровождать-

ся равенством в доступе к здравоохранению, власти, культуре и т.д. В то же время М.Уолцер утверждает: «Другие общества не разделяют такого понимания справедливости. В некоторых обществах (например, кастовых) справедливость связана с беспредельным неравенством в доступе к правам и благам» (9, 237).

Таким образом, коммунитаристы предлагают разновидность культурного релятивизма. Дискуссия на эту тему длится более ста лет и не является предметом моего исследования. Я отмечу только две несообразности коммунитаристской дефиниции справедливости как общего убеждения, характерного для данного общества.

Во-первых, коммунитаристская дефиниция противоречит одному из наиболее фундаментальных убеждений, характерных не только для Европы, но и для России. Согласно Уолцеру, рабство есть зло, поскольку наше общество его не одобряет. Однако для большинства людей причинно-следственная связь идет в ином направлении: мы не одобряем рабства, поскольку считаем его злом. Зло рабства является основанием общего убеждения, а не его продуктом. То же самое можно оказать о феноменах господства и подчинения.

Во-вторых, трудно сформулировать такое убеждение о справедливости, с которым были бы согласны все члены данного общества. В этом случае надо учитывать не только мнения богатых, сильных и красноречивых говорунов, но и взгляды людей бедных и слабых. Не надо доказывать, что представления о справедливости тех и других будут кардинально расходиться. Значит, надо анализировать конкурирующие представления в свете более общей концепции справедливости. Тем самым наличие конфликтов и критическая рефлексия о них становится важной предпосылкой для создания менее «хуторских» представлений о справедливости,

Теперь несколько слов о братстве как источнике принципа справедливости. Как известно, либералы исходят из понятий прав человека и личной свободы. Однако то и другое возможно только в обществе. И потому общее благо не менее важно, нежели индивидуальное. По мнению коммунитарис-

тов, следует отбросить либеральную политику прав в пользу политики общего блага.

Как же ее понимать? Можно исходить из того, что либеральное общество ограничивает свободу индивида, поскольку требует уважения к свободе и равенству других индивидов. Либеральное государство тоже ограничивает действия, которые ведут к ограничению свободы и равного доступа к благам. В этом случае возникает проблема справедливого распределения. Ее невозможно решать и даже обсуждать без представления об общем благе. Например, для здравоохранения, образования, экологической защиты, призрения слабых и старых требуется увеличивать налоги с населения. Само принятие решения об этом включает указанное представление.

Тем не менее либералы до сих пор убеждены, что государство должно быть нейтральным в отношении различных образов жизни, или «концепций блага». Ни одна из них не может быть господствующей. Государство оказывает равное уважение индивидуальным образам жизни в соответствии с принципом справедливости: «Причем не в смысле существования установленной публичной меры внутренней ценности данного образа жизни, с учетом которой все индивидуальные концепции оказываются равноправными. Речь скорее идет о том, что они вообще не оцениваются с публичной точки зрения» (10, 272). Иначе говоря, нейтральность государства означает, что оно не вмешивается в оценку различных концепций блага.

Тогда как, по мнению коммунитаристов, общее благо есть объективное состояние вещей. Оно определяет образ жизни общества. На его основании осуществляется публичная оценка разных концепций блага. Предпочтения и выбор индивида играют большую или меньшую роль в зависимости от того, в какой степени он создает и одобряет общее благо. Следовательно, государство не является нейтральным. Оно способствует тому, чтобы индивиды вырабатывали такие концепции индивидуального блага, которые соответствуют образу жизни данного общества. И наоборот: вступает в борьбу с

концепциями, которые находятся с ним в конфликте. Тем самым образ жизни является источником братства, которое влияет на справедливость.

Таким образом, коммунитаристы не признают ни идею автономии индивида, ни идею нейтральности государства. По их мнению, либеральная концепция индивида (осуществляющего выбор и оценку различных концепций благ) является упрощенной. Прежде всего, потому, что индивиды не в состоянии дистанцироваться от социальных ролей, которые они выполняют:

«Некоторые из данных ролей и социальных связей являются предзаданными в отношении индивидуальной жизни. Поэтому личность не является первичной, а конституируется на основании целей. Наша идентичность определяется целями, которые мы не выбираем. Мы их просто открываем для себя, поскольку мы погружены в определенный социальный контекст. Решение о способе жизни не заключается в выборе, а в понимании ролей, в которых мы укоренены еще до нашего рождения. Политика общего блага выражает указанные конститутивные цели и обеспечивает нас познанием общего блага, которое невозможно постичь в одиночестве» (7, 183). Поэтому общее благо является источником принципа справедливости и следующей характеристикой братства.

Стало быть, модификация традиционных принципов социального устройства предполагает изменение пределов справедливости, учет ее конкретно-исторических форм, переосмысление отношения между правами индивида и общим благом и понимание личности как погруженной в социальный контекст. Указанные параметры образуют в совокупности образ жизни, в котором реализовано братство. Проблема заключается в степени, в которой люди погружены в конкретные роли.

С одной стороны, их выполнение необходимо для поддержки существования общества. С другой стороны, набор Данных ролей обеспечивает режим всеобщей манипуляции, против которого резко выступают коммунитаристы. Дело в том, что с выполнением данных ролей связаны наиболее глу-

бокие убеждения людей об индивидуальном и общем благе. Изменение таких убеждений дело крайне трудное. Например, советская власть более семидесяти лет боролась с «пережитками капитализма» в поведении и сознании людей, а теперь эти «пережитки» превращены в официальную политику России. В то же время история освобождения женщин показывает, что люди могут отбрасывать даже глубоко укорененные половые, экономические и семейные роли. Индивиды могут также переоценивать поставленные цели и связи, членами, которых они являются. В этом смысле каждый индивид вовлечен в данную социальную практику.

И все же согласие или отбрасывание данной практики зависит от того, насколько индивид способен последовательно и бескомпромиссно ставить перед собой вопрос о ценности данной практики. Целиком изменить общество еще никому не удалось. Но попытки такого изменения способствовали появлению новых видов братства. Братство по крови было ограничено братством по вере, а оно способствовало появлению братства по профессии. На его основе возникало братство по классу, которое не смогло отменить братство по образу жизни. В настоящее время эти виды братства конкурируют и устанавливают социальный контекст деятельности индивида. Право на самостоятельное решение предполагает, что человек в состоянии задаваться вопросом: «Обязан ли я хранить верность унаследованным социальным ролям и видам братства?» Мера ответственности и вины каждого человека определяется его последовательностью в отстаивании собственного ответа.

3.2. Социальный контекст

В консерватизме, марксизме и социализме было выражено первичное несогласие с либеральным убеждением о самостоятельности индивида. Коммунитаризм заимствует это несогласие и критикует либералов за то, что они не обращают внимания на социальные условия, необходимые для культи-

вирования самостоятельности индивида. Действительно, большинство либеральных теорий базируется на атомизме. Согласно этой концепции, индивиды не нуждаются в социальном контексте для развития и реализации способности к самоопределению, тогда как коммунитаризм формулирует противоположный тезис: индивиды могут развиваться и быть самостоятельными только в определенных типах социальной среды.

В частности, способность к оценке концепций блага (без которой невозможно братство) может развиваться только в обществе определенного типа. Причем только политика общего блага позволяет сохраниться обществу, которое ориентировано на поддержку самостоятельности индивидов. Братство недостижимо, если:

1. Общество не способствует культивированию глубокой разнородности культур, обеспечивающей осмысленный выбор образа жизни.

2. В обществе нет публичного форума, на котором оцениваются данные выборы и образы жизни.

3. Не существует такой политической легитимности, которая отбрасывает любую манипуляцию в сфере экономики, власти и идеологии.

4. Национализм становится значимой идеологической ориентацией.

Каждая из этих тем проработана в коммунитаризме на разную глубину. Я опишу только основные результаты.

Глубокая разнородность культур есть результат свободы выбора образа жизни. Источником такого выбора является культура в целом. Либеральный нейтралитет в отношении Ценностей не в состоянии обеспечить богатство и разнородность культуры. Либералы полагают, что государство не должно вмешиваться в рынок культуры. Поддерживать или бороться с определенным образом жизни. Культурный рынок Должен быть предоставлен самому себе. Коммунитаристы решительно отвергают такую политику в области культуры, если с нею согласиться, то такая политика ведет к уничтоже-

нию культурного плюрализма. И опыт развитых стран показывает, что в результате начинает господствовать серая, однообразная и безмозглая массовая культура. Тем самым либеральная нейтральность оказывается мифом.

Кроме того, либералы утверждают, что достойные образы жизни могут сохраниться в широком ассортименте на культурном рынке без помощи государства. Индивиды смогут самостоятельно разобраться в ценности достойных образов жизни и осуществлять выбор в их пользу. Некоторые либералы предлагают решать проблему экономическими методами:

«Государство должно активно охранять разнородность культуры, но для этой цели ему совсем не обязательно отказываться от нейтральности. Например, государство может гарантировать адекватный выбор путем предоставления налоговых льгот для лиц, которые в соответствии с собственными идеалами способствуют развитию культуры. Иначе говоря, государство стремится к тому, чтобы существовала сама возможность выбора образов жизни. Однако их оценка осуществляется вне государства и выражается в частных решениях индивидов» (8, 178).

Коммунитаристы предлагают другое решение: сама оценка концепций блага есть вопрос политический, и государство должно вмешиваться в культуру не только для обеспечения возможности выбора того или иного образа жизни, но и для поддержки некоторых из них. Таким образом, спор идет о способах оценки множества индивидуальных выборов. Либералы полагают, что такая оценка принадлежит культурному рынку. Коммунитаристы считают, что культурная разнородность образов жизни есть предмет политической дискуссии и; государственной деятельности.

С этим спором связана идея публичного форума для оценки индивидуальных выборов образа жизни. По мнению либералов, культурный рынок является более подходящим для оценки образов жизни, нежели государство. Самостоятельность индивидов возможна только тогда, когда всякие суждения о природе блага устраняются из сферы политики в область приватности.

Коммунитаристы считают, что такой ход мысли базируется на атомизме. На самом деле индивиды нуждаются в коллективном опыте и обмене мнениями:

«Если единичные суждения на тему блага отделить от коллективных размышлений, то они станут предметом субъективного и произвольного каприза. Именно это и получилось у большинства американцев под влиянием либерального индивидуализма» (11,246). Коммунитаристская политика общего блага базируется на иной посылке: «Люди живут в условиях общего опыта и языка. Тем самым образуется единственный в своем роде контекст, в котором индивид и общество могут открывать и проверять собственные ценности. Это осуществляется с помощью действий политического характера, таких как дискуссия, критика, пример и соперничество» (12, 282).

Короче говоря, сами представления о благе нуждаются в совместном исследовании. И потому государство должно быть форумом, на котором обсуждаются результаты данных исследований. Одинокие индивиды не в состоянии их проводить.

В то же время в позиции коммунитаристов есть существенный недостаток: они не проводят строгого различия между коллективным и политическим действием. Безусловно, участие в общем опыте и языке дает возможность индивиду принимать решения о достойной жизни. Но почему организация такого участия доверяется государству, а не свободному объединению индивидов? Уже либеральное общество гарантирует свободу слова, союзов и объединений. Социализм заимствует эти ценности у либерализма. Правда, ленинско-сталинский вариант марксизма предполагал полный контроль государства над социальной жизнью. Однако этот пример может быть только отрицательным. С теоретической точки зрения возможность совместного творческого поиска в науке, искусстве и даже политике (если иметь в виду создание политических целей и проектов) обеспечивается внегосударственными структурами. Речь идет о социальных связях в группах коллег, семьи, художественных и научных обществах, профессиональных союзах, средствах массовой информации и т.д.

Кроме того, существует подобие между взглядами критической школы марксизма и коммунитаристскими концепциями. В обоих случаях предлагается радикальная критика либеральной нейтральности. Ю.Хабермас требует, чтобы оценка различных образов жизни стала политическим вопросом:

«Политическая дискуссия необходима именно потому, что при ее отсутствии люди были бы склонны одобрять наличные виды практики. Тем самым они бы увековечивали ложные потребности, связанные с данной практикой. Человеческое понимание блага может освободиться от лжи только при условии: существующие образы жизни станут предметами дискурсивного творения воли. Либерализм не требует тщательного анализа и оценки существующей практики. Поэтому он не в состоянии заметить, что уход от ложных потребностей соответствует человеческим интересам» (13;-188-189).

Опять-таки возникает вопрос: почему оценка человеческих концепций блага должна осуществляться с помощью государства? Тем более, если оно вырабатывает механизмы тотальной манипуляции. Так что реальная проблема состоит в создании социальных групп, совершенно свободных от вмешательства государства. Они и могли бы составить публичный форум, на котором осуществляется «дискурсивное творение воли», если воспользоваться выражением Хабермаса. А деятельность такого форума не может обойтись без интерпретации действительных и мнимых человеческих потребностей.

Короче говоря, либералы подчеркивают значимость социальных, а не политических процессов. Внегосударственные структуры позволяют людям выражать личные вкусы и убеждения и способствуют развитию культуры. Либерализм отличается недоверием к любым государственным структурам (по крайней мере классический). В марксизме проблема соотношения экономики и политики порождает ряд контроверз, описанных в третьей главе. Ленинско- сталинский вариант марксизма отличается верой в творческую мощь политики. В современном социализме нетрудно обнаружить как оптимис-

тическое, так и пессимистическое отношение к политике. Те же самые тенденции выражены и в коммунитаризме. Но в любом случае присутствует дилемма: критики либерализма не в состоянии обосновать свою веру в политику, тогда как либералы не могут найти убедительные аргументы для веры во внегосударственные структуры.

Не исключено, что мы имеем дело с более чем столетним диалогом глухих. Ни одна из сторон не желает усвоить взгляды оппонента. Либералы издавна подчеркивают различие между государством и обществом. Коммунитаристы в критической части своей концепции осуществляют тотальную критику экономики, политики и идеологии. А при обосновании идеала братства не в состоянии преодолеть иллюзию: все социальные феномены и процессы являются по существу политическими. Однако государство было и остается структурой, располагающей средствами насилия. Поэтому в обозримом будущем оно не сможет стать форумом, способствующим творческому поиску в любой сфере деятельности, а не только при дискуссиях об образе жизни.

С другой стороны, коммунитаристы правы в том, что создание разнородной и толерантной культуры было и остается острой социальной проблемой. И само бытие такой культуры далеко не очевидно, хотя либералы предпочитают не замечать отношений господства и подчинения, пронизывающих институты производства культуры. Если считать современное государство нейтральным, то оно нисколько не способствует созданию культурных предпосылок самостоятельности каждого индивида. По крайней мере нейтральному государству не удалось склонить людей к глубокой заинтересованности социальными делами и вопросами. Наоборот, оно усиливает неоправданные надежды в отношении экономики, политики и идеологии.

Видимо, для решения данного спора требуется сравнительный анализ возможностей и опасностей, скрывающихся в государстве и во внегосударственных структурах. Без такого анализа дискуссия о братстве остается бесплодной. Причем дебаты между атомистическим и социетальным

подходом к решению любых социальных проблем могут продолжаться бесконечно. Об этом свидетельствуют история и современное состояние социально-философской и политической мысли. Так что эпицентр спора не сводится обсуждению необходимости социальных практик и структур. Должно ли государство вмешиваться в их оценку и защиту? На этот вопрос ответить невозможно без анализа истории и современного состояния всех ныне существующих государств. Поэтому ответы неизбежно будут принимать; эмпирическую, а не теоретическую форму. Требуется систематизация эмпирических данных о том, в какой степени конкретные виды социальной практики для сохранения нуждаются в поддержке государства. И, следовательно, способствуют государственному ограничению индивидуальной свободы.