Психологические измерения образов власти

Говоря о психологических характеристиках тех образов власти, которые выявлены в нашем исследовании, отметим несколько параметров, которые значимы для понимания того, как видят граждане власть.

Прежде всего, речь идет об эмоциональных аспектах нашего политического зрения.

Таблица 10. Эмоциональные оценки разных видов власти

Знак отношения	Центральная	Региональная
советская	власть эпохи Ельцина	нынешняя власть
Положительный				25,2
Отрицательный				57,8
Нейтральный				17,0

Напомним, что если идеальная власть в сознании 55 % опрошенных носит положительный эмоциональный знак и только 1 % приписывают ей знак минус, то власть, какая она есть, (в ответе на вопрос «Власть — это…») оценивают позитивно всего 18 % респондентов. 34 % описывают ее в исключительно негативных тонах. Это свидетельство того, что для власти очевидно «нормально» иметь не очень привлекательный вид. Любви от граждан властителям дождаться будет сложно, хотя сами граждане хотят, чтобы власть их и любила, и замечала, и заботилась о них. Об этом свидетельствует тот факт, что за представлениями о власти скрываются неудовлетворенные потребности (см. Таблицу 11).

Таблица 11. Потребности, определяющие образы власти (данные 2001 г.)

Потребности	Центральная власть	Региональная власть	Идеальная власть	Власть «по определению»
Материальные	12,8	3,3	1,4	20,5
Безопасность	60,1	56,0	36,2
Любовь	6,9	21,7	1,6
Самореализация	9,0	15,2	9,1
Самоактуализация	11,2	3,8	31,7

Если сравнивать реальную (как существующую в России центральную и региональную, так и нормативную) власть с ее идеальным прототипом, то бросается в глаза то, что материальные потребности значительно меньше влияют на образ идеальной власти. Правда, еще более удивительно, что образ нынешней центральной власти, которую особенно в регионах считают ответственной за то, что не выплачиваются зарплаты, пособия и пенсии, так мало связан с материальными потребностями. Если сравнить с данными за 1996 и 1997 годы, то налицо заметное изменение в восприятии власти: в середине-начале 1990-х граждане гораздо чаще ожидали от власти, что она их накормит, обогреет и решит остальные материальные проблемы. Очевидно под влиянием либеральной идеологии, население постепенно приняло новые правила игры, когда власть оставила за собой лишь минимум обязанностей в отношении материального обеспечения граждан, остальное — отдано стихии рынка.

Совершенно ясно, что если в отношении материальных потребностей ожидания граждан стали менее жесткими, то в отношении безопасности — этого не произошло. Центральная и чуть в меньшей степени — региональные власти обязаны ее обеспечить населению. Интересно, что в отношении идеальной власти эта потребность не играет столь важной роли, как в отношении власти по определению.

Потребность в любви в политике проявляется, прежде всего, в том, что граждане ожидают от власти и ее представителей заботы и внимания. Пределы этой потребности особенно наглядно демонстрирует образ идеальной власти. По сравнению с ней центральная власть выглядит весьма отчужденной. В то же время власть на региональном уровне вполне со своими задачами справляется.

Обращает на себя внимание то, что у образов идеальной и реальной власти различен вес каждой из потребностей, стоящих за ними. Так, идеальная власть, как ожидают граждане, обеспечит им в первую очередь безопасность и самоактуализацию (куда входят потребности в развитии личности через образование и культуру). Между тем то, что предлагают им центральная и региональная власти — достаточно далеко от этого идеала. Пока центральная власть берет на себя в первую очередь ответственность за безопасность, немножко кормит народ и явно не дотягивает до идеала по части образования и культуры, не обеспечивая необходимого уровня личностного развития. Правда, если сравнить идеал с тем, какой власть вообще бывает (что мы обозначили как «нормативная» власть), то мы увидим, что действующие власти, и центральная, и региональная, в целом не так уж и плохи.

Рассмотрим когнитивные характеристики образов власти. Прежде всего, бросается в глаза когнитивная бедность образов как власти прежних времен, что понятно, — успели позабыть, так и нынешней власти (см. таблицу 8). Другой когнитивной характеристикой образов власти является их нечеткость, размытость. Образы власти у большинства наших респондентов лишены субъектности: не ясно, чья это власть, власть кого? Представления о власти носят довольно абстрактный характер, особенно в том смысле, что под властью понимают не конкретных лидеров, а абстрактную систему, режим.

Эти тенденции представляются достаточно противоречивыми с точки зрения отношения граждан к власти в целом. Это и понятно, так как власть для нас традиционно персонифицирована. Мы ее одушевляем. Поэтому есть смысл более пристально вглядеться в «лица власти», проанализировать, кого мы числим во власти, кому из политиков доверяем, кому симпатизируем, кого считаем влиятельным, кто ей противостоит.

Первое, что следует отметить, это то, как удивительно «узок круг» политиков, названных опрошенными. Из всей российской политической элиты в 1995 г. набралось 43 человека, к которым наши респонденты испытывают доверие, симпатию и готовы за них голосовать. В 2000 году во всех вопросах, где требовалось назвать политика, кому опрошенные доверяют, симпатизируют и кого считают влиятельным, набралось 86 человек, в числе которых из списка 1995 года осталось всего 20 имен.

Рассмотрим внимательнее этот коллективный портрет власти. Начнем с героев середины 1990-х. На первом месте в 1995 г. стоял Гайдар (22 упоминания из более чем 60 опрошенных). Следом за ним шли Явлинский (21) и Жириновский (19). Ельцина, чья популярность на момент проведения исследования была не слишком высокой, вспомнили только 14 человек. Далее с большим отрывом шли Черномырдин, Зюганов, Лужков. Среди постперестроечных политиков, вызывавших у населения чувства доверия и симпатии, назывались имена, уже забытые сегодня (Зорькин, Исаков, Кивилиди, Рыбкин, Шумейко, Травкин, Козырев). Вообще, читая этот список, невольно вспоминаешь древнее изречение «Sic transit gloria mundi». В то же время в этом списке есть политики, чья популярность не только не снизилась, но и через пять лет они выглядят даже «свежее», чем раньше. Так, например Горбачев в списке 2000 года встречается 7 раз в выборке из 241 респондента.

«Политическая карта» сознания опрошенных выглядит несколько странно. Наши респонденты нередко доверяют одним политикам, симпатизируют другим, а голосовать собираются за третьих. Скорее исключением из правила становятся те, кто называет одного и того же политика в трех номинациях. Чаще же мы получали следующие ответы:

Таблица 12. Доверие, симпатия, готовность голосовать

1. Кому из известных российских политиков Вы доверяете?	2. Испытываете симпатию?	3. Собираетесь голосовать?
Ленину	Ни к кому	За Жириновского
—	К Гайдару	За Ельцина
Власову, Румянцеву, Руцкому, Хасбулатову, до некоторой степени Шохину	К Власову, Говорухину, Казаннику, Константинову, Болдыреву	За Зюганова — он тот, кто разбудит народ и заставит поверить ему
Хакамаде, Борису Федорову, Казаннику, Солженицыну, Собчаку	К Хакамаде, Кивилиди, Филатову	За Жириновского, Лужкова, Черномырдина
«Я их всех в гробу видал»	Симпатичен Явлинский, т. к. умный	За Ельцина
Ельцину, Гайдару, Козыреву	К Попову, Гайдару, Козыреву	За Жириновского
Собчаку	—	За Жириновского, Черномырдина
Явлинскому	К Шумейко	За Шахрая

Как видим, образ власти выглядит весьма диверсифицированным. Налицо серьезное расхождение когнитивных (доверие), эмоциональных (симпатия) и поведенческих (готовность голосовать) компонентов установки на власть, образ которой в ее персонифицированном виде предстает как противоречивый, невнятный и серьезно препятствует поддержке этой власти со стороны рядовых граждан.

Как изменился персонифицированный образ власти к 2000 году? Присмотримся к списку политиков, которые вызывают доверие, симпатию и, что особенно важно для данной темы, — оказывают влияние. В нем появилось немало новых лиц. Вне конкуренции В.В. Путин. Из 241 человека его упомянули 193. После Путина вторым политиком, заслужившим массовое доверие, является политик по имени «Никто». Ему «доверяет» более трети всех опрошенных. Следом за ним с большим отрывом идут на равных Березовский и Явлинский. Затем — Чубайс и Зюганов, Лужков и Касьянов, Волошин, Примаков, Хакамада, Кириенко, Немцов, Селезнев, Шойгу и Вяхирев. Остальные публичные политики: спикеры обеих палат парламента, лидеры фракций, руководители партий всплывают по одному-два раза.

Если сравнить ответы на вопрос о том, к кому мы испытывает доверие, со списком тех, кто вызывает у нас симпатию, то окажется, что списки эти не совпадут. Симпатию наши сограждане испытывают к чуть большему числу политиков, среди которых есть все те же Путин, Явлинский, Лужков, Примаков и Зюганов, но только число симпатизирующих им всем — ниже, чем число доверяющих. Зато среди «симпатичных» можно встретить Ельцина с Горбачевым, Хакамаду с Анпиловым, Карелина с двумя Рыжковыми, Кириенко, И. Иванова, Митрофанова, Е. Киселева, и даже Гусинского. Этот список богаче не только по числу имен, но и по разнообразию политических ролей: среди эмоционально привлекательных политиков есть и депутаты, и губернаторы, и министры, и представители Президента в округах, и лидеры партий, и бывшие политики. При этом только 10 % опрошенных ответили, что нет политиков, которые вызывали бы у них симпатию. Это говорит о том, что эмоциональный компонент в персонифицированном образе власти у наших граждан представлен достаточно ярко и выпукло. Одновременно даже наши наиболее одобряемые политики, которым респонденты готовы довериться, не пользуются их симпатией. Эта рассогласованность образов — плохой признак.

Наиболее примечательные ответы наши респонденты дали на вопрос о том, кто из политиков оказывает существенное влияние на ситуацию в России. Самой большой сенсацией для нас стало то, что наиболее влиятельным лицом российской политики является вовсе не Президент. Опрошенные на первое место поставили не политика, а олигархов. Только около половины опрошенных среди самых влиятельных людей страны назвала действующего Президента. Это для открытого вопроса необычайно много. Следом за Путиным идет Березовский. С отрывом от него — Чубайс и Волошин, Касьянов и Абрамович. Среди публичных политиков возникают несколько раз имена Лужкова, Зюганова и Явлинского. Зато опрошенные в качестве отдельных групп выделили олигархов и Администрацию Президента, «семью», «окружение Президента». Среди всех названных политиков после олигархов наиболее многочисленными оказались представители исполнительной власти. Законодателей из числа партийных политиков в списке оказалось вдвое меньше. Только однажды респонденты вспомнили силовиков вообще и прокуратуру в частности. Три раза появились имена представителей СМИ. Зато 14 человек назвали очень любопытный источник власти и влияния — «тех, кто находится за кадром». Мы не знаем, кто эти кукловоды, дергающие за ниточки российской политики, но сам факт их упоминания достоин внимания. Среди влиятельных лиц было всего 6 губернаторов, что показывает вес региональных политиков в общероссийском властном раскладе. Наряду с политическим деятелями и олигархами в сознании опрошенных возникло лишь два человека, чье влияние не носит политического характера — это патриарх Алексий II и писатель Солженицин. Не слишком много для страны, где духовная власть всегда ценилась выше власти политической или власти денег.

Если сравнить с ситуацией ельцинского правления, то перемена весьма существенная. Публичные политики оказались отодвинутыми во власти теми, кто «из тени в свет перелетает»: то есть властью экономической.

Еще одной неожиданностью стал численный состав действующей власти. В отличие от рейтингов политического влияния, составленного экспертами службы «Vox Populi», которым дается список для выбора, наши респонденты не пользовались никакими подсказками и называли тех, кого вспомнили сами. Таковых нашлось отнюдь не сотня, а всего 45 человек! Зато какие любопытные сюжеты. Так, несмотря на «раскрутку», Гусинского называют в десять раз реже, чем Березовского. Очевидно, Б.А.Б. прочно занял место «теневого центра власти» в сознании граждан. В одном ряду с российскими политиками можно встретить Билла Клинтона. Среди держателей власти числятся нефтяные магнаты (Вяхирев), владельцы заводов (Бендукидзе), влиятельные СМИ, и только один банкир — Геращенко. В целом картина, рисующая расклад власти в стране, не радует: эта власть практически не включает ни судебную, ни законодательную ветви. Она не поддается сопоставлению с конституционно определенными процедурами: ведь решения принимаются «за кадром». Олигархи и окружение президента — похоже — основные рычаги власти. Единственная фигура, как-то удерживающая эту непрочную и нелегитимную конструкцию — это легитимный Президент, с которым и связаны надежды на исправление несправедливостей и наведение порядка.

Не случайно граждане испытывают по отношению к власти не самые теплые чувства. Они подозревают, что те, кто стремится к власти, не столько хотят принести пользу обществу (14,2 % в 2000 году по сравнению с 24,9 % в 1996 году), сколько улучшить собственное материальное положение (65,9 % и 76,6 % соответственно). Наверное, поэтому они все менее терпимы к различным властным «аномалиям» и все больше хотят «нормальной» и «вменяемой» власти. Суждено ли сбыться этим надеждам или они угаснут, не получив от власти подкрепления, зависит уже не столько от образов и имиджей, сколько от самой власти. С народом же и его картиной мира, судя по нашим данным — все в порядке. Образы власти в массовом сознании — вполне адекватны той ситуации, которая сложилась в самой власти.