Другие органы субъекта

Придется исключить из рассмотрения характеристики и возможную структуру того, что было упомянуто в качестве высшей инстанции субъекта. В самом деле, при практически полной несомненности самого ее существования она остается неуловимой для современного психологического исследования с его методологией, методами и средствами. Вследствие этого "высшая инстанция субъекта" выступает как некая абстракция. Это понятие, однако, фиксирует вполне определенный совокупный факт - сфокусированность интересов и мотивов деятеля, представленность ему поля образов объектов и процессов, включаемых деятельностью, и объединение их при реализации общей стратегии управления ходом деятельности. Она, таким образом, выполняет специфическую функцию и потому находит свое место в структуре субъекта.

В отличие от высшей инстанции, функциональный мозговой орган реализует управление ходом деятельности на тактическом

уровне, выполняя инструментальные функции - как и прочие органы субъекта. Нужно отметить, что понятие "верховная инстанция", введенное П.Я.Гальпериным, совмещает в своем содержании функциональные признаки понятия "высшая инстанция субъекта", которое описывается здесь, и признаки понятия "функциональный мозговой орган".

Представленное здесь соотношение понятий "субъект" и "высшая инстанция" не единственно возможное. Так, у Е. А. Климова последнее понятие не включено в первое, а соответствует особой по отношению к субъекту реальности [Климов Е. А., 1998].

Как уже говорилось, субъект деятельности располагает также афферентными и эфферентными органами, а также энергетической подсистемой.

Поскольку виды человеческой деятельности весьма дифференцированы и специфичны, то в каждом ее конкретном случае используются совершенно разные комбинации органов чувств и движения, требуется тот или иной уровень энергетики. С другой стороны, участие в деятельности тех или иных органов определяется в известной мере и индивидуальными особенностями деятеля, а при наличии у него телесных дефектов происходят компенсаторные замещения одних органов другими.

Такие вариации требуют соответственных изменений в других исходных структурных моментах деятельности - в предмете, средстве и внешних условиях, так что одна и та же по получаемому продукту деятельность, как правило, значительно варьирует по содержанию своего процесса. Впрочем, в качестве "независимой переменной" может выступить не только субъект, но и любой другой из исходных структурных моментов, тогда прочие моменты, в частности субъект, вынуждены изменять свои характеристики, прилаживаясь к нему.

Тем не менее деятельность, направленная на получение заданного продукта, имеет - по большому счету - достаточно определенное предметное содержание, это обусловливается диктатом цели. Отсюда и константность конкретного состава ее субъекта относительно возможных вариаций деятельности.

Описываемое понятие субъекта достаточно узко. Оно ограничивается рамками деятельности отдельного человека. При этом оно не отождествляется с человеком, а фиксирует систему его определенных аспектов. Таким образом, речь идет не о "субъекте вообще", а о субъекте определенной деятельности. Сходное по содержанию понятие использует Н.И.Сарджвеладзе. Согласно этому автору, существенной характеристикой субъекта является его преходящий характер: в отличие от личности, являющейся относительно устойчивым и перманентным образованием, субъект варьирует от деятельности к деятельности [Сарджвеладзе Н.И., 1981, с. 199].

Что касается человека, то он есть как бы "вместилище" субъектов множества деятельностей - тех, которые он когда-либо выполнял, той, которую выполняет в настоящее время, тех, которые ему придется выполнять в будущем, и тех, которые он мог бы выполнить, если бы был востребован обстоятельствами и собственными потребностями.

То, что понятие субъекта ограничивается рамками индивидуальной деятельности, есть, конечно, абстракция, поскольку человек в реальной деятельности тесно связан с другими людьми, участвующими в ее процессе либо обеспечивающими предпосылки и саму возможность его деятельности; в последнем случае другие люди представлены созданными ими вещами, которые используются в ней.

Все же подобная абстракция правомерна, хотя она должна использоваться "лишь для решения специальных вопросов" [Ломов Б. Ф., 1984, с. 194]. В эргономике, при рассмотрении отношений субъекта труда с его орудием, также приходится абстрагироваться "от общественной природы труда и от общественной природы человека как его субъекта" [Зинченко В. П., Мунипов В. М., 1974, с. 32].

Понятие "коллективный субъект", не основанное на детальном анализе субъекта индивидуальной деятельности и деловых взаимоотношений людей, неизбежно окажется малосодержательным и неработоспособным.

Есть еще один момент в данном анализе, который может показаться спорным. Это тесно связанное с предыдущими положение о том, что, несмотря на особую роль субъекта в деятельности как активного ее начала, он должен рассматриваться как ее имманентная подструктура, конституирующая ее процесс совместно и наряду с другими "субстанциальными" образованиями. Антитезой является противопоставление деятельности и ее субъекта в качестве некоей внешней силы.

А.Н.Леонтьев говорил о том, что в деятельности осуществляются "взаимопереходы между полюсами субъект - объект" [Леонтьев А. Н., 1972]. В другом месте он писал: "Анализ движения деятельности и порождаемых им форм психического отражения приводит к необходимости ввести понятие о конкретном субъекте, о личности как о внутреннем моменте деятельности. Категория деятельности открывается теперь в своей действительной полноте, в качестве объемлющей оба полюса - и полюс объекта, и полюс субъекта" [Леонтьев А. Н., 1983, т. 2, с. 186].

К.А.Абульханова-Славская пишет: "Теперь уже не могут приниматься всерьез умозрительные построения, в которых деятельность ставится рядом или даже над человеком". И "...даже в материальном производстве, где деятельность сугубо предметна, "вещественна", содержание процесса отнюдь не сводится к

движению предметов труда. Оно, сверх того, есть движение носителей, участников процесса и воспроизводит их в определенных отношениях друг к другу" [Абульханова-Славская К. А., 1980, с. 5, 12].

Согласно Б.Г.Ананьеву, "субъект труда неотделим от самого процесса труда в его общественно-исторической определенности" [Ананьев Б.Г., 1967, с. 243]. П.Я.Гальперин отмечал: "Изменяя среду... деятельность заставляет меняться и самого действующего субъекта" [Гальперин П.Я., 1977, с. 22]. Л.И.Анцыферова пишет: "Изменяя окружающий мир, субъект в то же время меняет и себя самого - свои знания, потребности, интересы, способности, способы воздействия и преобразования мира, свои личностные качества, всю структуру своего сознания" [Анцыферова Л.И., 1969, с. 78].

Подобное понимание соотношения субъекта деятельности и ее процесса восходит к позиции К.Маркса, который писал: "В самом акте воспроизводства изменяются не только объективные условия, но изменяются и сами производители, развивая и преобразовывая самих себя благодаря производству" [Маркс К., Энгельс Ф., т. 46, с. 483]. В масштабах исторического развития "труд создал человека".

И хотя понятие "субъект" составляет лишь определенный аспект "производителя", указанные изменения в человеке были бы невозможны, если бы субъект деятельности не был погружен в ее процесс, а стоял бы над ним.

Предложенное понятие "субъект деятельности" отражает единство вещественного и невещественного в человеке, материального и идеального. Для его определения привлечены не только психологические, но и анатомо-физиологические понятия, - это соответствует требованиям системного подхода.

Во-первых, деятельность есть не только психологический объект, поэтому ее анализ не может ограничиваться психологическим анализом. Во-вторых, и это главное, то психологическое содержание деятельности, которое мы при этом рассматриваем, невозможно адекватно раскрыть, избегая какого бы то ни было упоминания о физиологических явлениях (равно как и об объективно-предметном содержании этой деятельности). Воздвигнуть стену между психическим и физиологическим не позволяют их диалектическая взаимообусловленность и взаимопереходы, свойственные как фило-, так и онтогенезу.

Особенно показательным в этом отношении является понятие "функциональные мозговые органы", используемое ведущими отечественными психологами. А.Н.Леонтьев писал: "Мозговые функции и механизмы составляют бесспорный предмет физиологии, но из этого вовсе не следует, что эти функции и механизмы остаются вне психологического исследования, что "кесарево должно быть отдано кесарю". Эта удобная формула,

спасающая от физиологического редукционизма, вместе с тем вводит в пущий грех: в грех обособления психического от работы мозга.

Переход от анализа деятельности к анализу ее психофизиологических механизмов отвечает реальным переходам между ними. Сейчас мы уже не можем подходить к мозговым (психофизиологическим) механизмам иначе как к продукту развития самой предметной деятельности". И здесь же: "Включение в исследование деятельности уровня мозговых (психофизиологических) функций позволяет охватить очень важные реальности, с изучения которых, собственно, и началось развитие экспериментальной психологии". Далее: "Ее (проблемы перехода от экстрацеребральных отношений к интрацеребральным. - Т. Г.) решение требует анализа движения системы предметной деятельности в целом, в которую включено и функционирование телесного субъекта - его мозга, его органов восприятия и движения". И наконец: "...системный анализ человеческой деятельности является также анализом поуровневым. Именно такой анализ и позволяет преодолеть противопоставление физиологического, психологического и социального, равно как и сведение одного к другому" [Леонтьев А. Н., 1972, с. 107, 108].

Широко известны обращения к физиологическим - и вообще - биологическим явлениям в исследованиях других отечественных психологов - Л.С.Выготского, С.Л.Рубинштейна, П.Я.Гальперина.