Глава 29. Перелом

В лагере повстанцев было шумное движение. Палатки сдвигались, матерчатые стены убирались – получался просторный шатер, где смогли уместиться все члены лагеря. Час назад наблюдатель в Лондоне донес, что министр Кейдж убит. Альбус и Скорпиус созвали срочное общее совещание. Их родители устроились среди прочих и ждали, как распорядятся их дети.
Альбус в задумчивости остановился перед опрокинутым ящиком, на который, вероятно, собирался влезть, чтобы его было лучше видно и слышно, но так и остался стоять, лишь усилии голос Сонорусом.
- Вы знаете, что Кейдж убит.
- Да, и мы свободны! – взволнованно крикнул один из гриффиндорцев.
- Нет, - Альбус поднял голову, окинул ярким взглядом зал. – Хоть он и мертв, система стоит. Смерть прежнего министра означают лишь то, что на его место придет новый. Если мы этому не помешаем, разрушив систему до основания. Нужно торопиться. Пока среди министерских некому отдавать приказы. А если у них нет лидера, они разобщены и уязвимы. Нам самое время ударить в полную силу.
- Прекрасно, - откликнулся из зала Гарри. – С чего начнем?
- Попробуем освободить лагерь, где держат жертв репрессий Кейджа. Если его вправду охраняют так, как я слушал, возможно, это будет решающий бой. Сначала атакуем демонстративно, чтобы они стянули силой, а потом задействуем резервы и ударим им в тыл.

Прошедшие два дня переговоров результата не дали. Главы департаментов, аврората, полиции нравов, а теперь и армейское начальство никак не могли сойтись на подходящей кандидатуре - и никто не мог позволить другой фигуре нарушить равновесие. Тогда как выборы нового лидера стали вопросом первой необходимости - с деятельностью террористов нужно было заканчивать, укрепить пошатнувшуюся систему, уменьшить давление репрессий, конечно, но не давать послаблений, чтобы люди не вырвались.
Постепенно, все пришли к мысли о необходимости выбрать зависимую, компромиссную фигуру, на которую каждая сторона могла бы при необходимости надавить, дабы не дать другим узурпировать полноту власти. Тут-то Бейхемот и выдвинул кандидатуру бывшего коллеги, эмигранта-француза Анри Дезэссара.
Бедный эмигрант, так одиноко чувствовавший себя на чужбине, страшно растерялся, когда ему предложили столь высокий пост. Он ахал, отнекивался, уверял, что вовсе не подходит на эту должность, что не обладает характером и волей, необходимыми государственному мужу, наконец,что слабо осведомлен о нравах и традициях магической Британии. Скорей всего, однако, он и вовсе не желал решать судьбу негостеприимной страны, где довелось ему испытать множество унижений и где в любом его действии окружающие видели глупость или подвох. Однако же его реакция еще более утвердила высшие чины во мнении, что новый министр будет удобен им: столь слабый, нерешительный, не ориентирующийся в чужих порядках человек был идеальной марионеткой. Как ни просил Дезэссар оставить его в покое, его почти насильно заставили подписать приказ о назначении его исполняющим обязанности министра магии до утверждение кандидатуры, положенного по закону.

Невилл медленно-медленно вошел в теплицы, опустился на ящик в углу, сжал голову руками. В теплицах прохладно, почти свежий воздух. Жаль, учеников не разрешают забирать на отработки,ведь в нынешних условиях труд среди ярких цветов, не вянущих даже зимой, и ужимок, на которые так щедры многие магические растения, стал не наказанием, а наградой почти.
Кто-то в северной теплице стекло разбил… Невилл поправил. Жизнь бы поправить прстым Репаро. Чтобы никогда не родилось на свет ни Кейджа, ни Уиннергейта. Чтобы дочери не скитались по лесам, а жена не обслуживала беспардонное, озверелое от вседозволенности хамло из Армии Света. Чтобы Гарри, Джинни, Рон, Джеймс были живы, а Альбус и Лили были с родителями. Чтобы Тана не пропадала Мерлин знает где – ясно, что-то случилось с ней, иначе она давно вышла бы на связь с ним, Чарльзом или Северусом – спина её сына не превращалась то и дело в кровавое месиво, а Чарльз не валялся пластом после побоев со стороны оболтусов, которых сам же учил, или после темных проклятий директора. Да, на худой конец, чтобы портреты прежних директоров не горели на дворе, и Невилл не услышал бы невозможных, ужасающих криков.
Стыдно… Смел был Лонгботтом в семнадцать лет, когда вдохновлял всю школу на сопротивление Кэрроу и готовил восстание против Снейпа. Выходит, тогда еще можно было быть смелым. Конечно, можно. Ведь тогдашний директор не наказывал несогласных с ним деканов темными проклятиями и не устраивал провинившимся ученикам публичные порки в семьдесят розог. А теперь, раз попробовав фирменного заклятия Уиннергейта, Невилл боится, до тошноты боится новой волны выматывающей,несколько часов не проходящей боли во всем теле. Чарльз вон не боится. Они с Северусом чуть не единственные смеют защищать остальных учеников и учителей от Дружины Света и её прихвостней из министерского отряда. Невилл не знает, доживут ли Чарльз и Северус до конца учебного года.
Предположим, Чарльзу нечего терять… Хотя зачем врать себе! Память о жене не мешала старшему Саммерби с преданностью обогретой приблудной собаки ловить каждое движение Таны, не мешала мучиться и стыть от боли, когда ей было плохо, не мешала неловко заботиться о ней самой. Чарльз принял свою позднюю, безнадежную любовь, смирился с ней и ею живет. Но он определенно хочет жить. А уж семнадцатилетний Северус – и тем более. Нечего, Невилл, нечего оправдывать трусость инстинктом самосохранения. Да за такой инстинкт бабушка бы из дому тебя выгнала и правильно сделала.
Что же ты сердцем-то ожирел? Головы не поднимаешь, глаза прячешь и все молчишь, молчишь, гад? Неужто Уиннергейт страшнее Пожирателей Смерти? Неужто не хватит у тебя духу однажды взять и бросить в эту гадину с брезгливой рожей Аваду Кедавру? Ну да, потом ты труп. Но так умирать не стыдно. А продолжать жить, как ты живешь – сущий позор.

Сумерки опустились на лощину, в которой укрылся повстанческий лагерь. Августа Лонгботтом, стоявшая на карауле, ковыряла носком померзшие сухие листья, присыпанные снегом. Неожиданно ее внимание привлекла фигура, моментально возникшая шагах в пятнадцати – довольно высокий человек в темном плаще с капюшоном. Августа вскинула быстро палочку, чтобы подать сигнал тревоги, однако незнакомец опередил ее, обезоружив. Он подошел ближе и негромко сказал:
- Не бойтесь, мисс Лонгботтом, я вам не враг. Я пришел с миром. Можете эвакуировать лагерь, но позовите, пожалуйста, ваших главных.
- Кто вы? - спросила Августа недрогнувшим голосом.
- Скажите, что я тот, кого они давно искали. Думаю, молодые люди поймут.
…Альбус и Скорпиус, держа наготове палочки, приближались к укутанному в плащ человеку. Незнакомец сидел на камне, кажется, ничуть не переживая о происходящем и даже не думая защищаться.
- Кто вы и что вам нужно? - настороженно спросил Альбус.
Человек молча встал и откинул капюшон. Перед ними стоял бывший учитель чар, а ныне - исполняющий обязанности министра магии - Анри Дезэссар.
- Как? - синхронно выдохнули друзья. - Что вы здесь? Откуда?
- Как раз-таки "как" - это довольно простой вопрос. Люди вообще очень глупы, и к тому же предсказуемы, - нелепая фигура Дезэссара выглядела все той же, вот только взгляд из-за поблескивавшего пенсне был теперь не встревоженно-потерянный, как обычно, а очень спокойный, ироничный, но при этом отдающий холодом. Рот искривила слегка саркастическая усмешка, будто он пересказывал старым знакомым сплетни какой-то глупой и взбалмошной старухи. Его голос был голосом усталого актера, ненадолго скинувшего маску.
- Это я о моем назначении, джентльмены. Люди, конечно, глупы и предсказуемы, но политиков это касается, пожалуй, в наибольшей степени. Когда эти гиены начинают друг друга грызть, они всегда выбирают в вожди самого, как им кажется, трусливого и безвольного. Интересно, что история ничему не учит... Впрочем, я, увы, заболтался: сказывается невозможность годами ни с кем поделиться мыслями. Я пришел предложить вам сотрудничество, господа.
Альбус почувствовал испуг, а затем ярость от внезапной догадки.
- Подождите...Так неужели все эти случаи шантажа, все эти разоблачения, это ваших...
- Джентльмены, у нас действительно мало времени, чтобы именно теперь это все обсуждать. Я пришел просить вас о сотрудничестве, ведь у нас с вами общий враг.
- Это какой же? - недоверчиво спросил Скорпиус.
- Тоталитаризм, конечно. Идиотская система! В общем, предложение мое таково. У вас в лагере есть шпионы. Это Джоркинс и Флепсон. Семьи в заложниках, вы понимаете.
- Про Джоркинса мы знали, специально держим для дезинформации - пробормотал Альбус. – Но Флепсон? У него же нет семьи?
- Увы, есть: гражданская жена и дочь. Опасно привлекать людей со стороны, мистер Поттер: вы так мало о них знаете. Так вот. О вашем плане нападения на концлагерь уже известно. Туда стянутся все - Армия Света, аврорат, полицейские. Они планируют ударить не там, откуда вы ждали, ударить с фланга. Если же вы поместите отвлекающий удар туда, откуда они будут ждать нападения, а свои истинные резервы расположите здесь, в тыл ударите уже вы им. Кроме того, ваш покорный слуга обещает принять личное участие. У меня есть дюжина верных людей, так что мы нейтрализуем командование, когда вы ударите им в спину.
После минутного молчания Дезэссар, встал, придержав поясницу и охнув, после чего, однако, шутливо подмигнул.
- Ну как, джентльмены? Со своей стороны, разумеется, обещаю полную реабилитацию всем повстанцам, награждение и скорейший демонтаж системы. Не беспокойтесь, я знаю о людях во власти достаточно, чтобы у людей не возникало желания бунтовать. Да люди и устали бояться. Поймите, я же не какой-то полоумный диктатор вроде Кейджа. Сила должна быть мягкой и незаметной глазу.
- И поэтому вы убили дядю Рона, того журналиста... – Альбус сглотнул внезапную горечь.
Дезэссар, кажется, виновато опустил глаза:
- Мистер Поттер, мне право, жаль. Но верите вы или нет, кровь - это крайние меры. У меня были планы абсолютно бескровных вариантов, если, конечно, не считать кучки головорезов у власти. Итак, опять же, могу я считать, что мы договорились?
- Подождите! А клевета на моего отца? – Альбус задроал. - Заговор авроров?
- Мистер Поттер, такой чуши даже мне не могло прийти в голову! Это сфабриковали люди Кейджа, их топорная работа. Видимо, его давно хотели задвинуть и устроить здесь то, что творится сейчас. На моей совести лишь первая статья о ваших семейных неурядицах.
- Один вопрос, мсье Дезэссар, если вы позволите - протянул Скорпиус, с подозрением глядя на своего визави, - как вы нашли наш лагерь?
- Разумеется, у меня здесь свой человек. И чтобы у вас не оставалось сомнений в моей искренности, я назову вам его - это Альберт Дейл. Незаменимый, храбрый сотрудник.
- Дейл? Не может быть. Он же всегда помогал отцу, они столько вместе прошли...
- Поверьте, мистер Поттер, Альберт и есть храбрец, каких поискать. Просто у него есть более глубокая лояльность, чем даже к дорогому шефу. Впрочем, негоже разбалтывать чужие тайны, - снова подмигнул француз. - Кому как не мне, знать.
- То есть женщина? - спросил Скорпиус.
- Ох, мистер Малфой, я понимаю ваше любопытство, но все-таки к вашему вопросу это отношения не имеет. Может, вы даже знакомы с этой очаровательной дамой. Итак, господа? По рукам?
- А что же нам остается? – тяжело вздохнул Альбус. - Мы же понимаем, что рано или поздно нас перебили бы поодиночке. Люди устали, хоть и держатся на энтузиазме. Так что нам придется довериться человеку, который долгие годы...
- Готовил свержение тоталитарной диктатуры - закончил за них Дезэссар. - С вами приятно работать, мсье. Очень приятно было пообщаться! А теперь, прошу меня извинить, au revoir! И удачи в нашем теперь уже общем деле, - с этими словами француз легко поклонился, щелкнул каблуком и аппарировал.

Работа, определенная Тане и Мэрион, заключалась в том, что варить каждый день по четыре больших котла зелий, список которых и ингредиенты выдавались утром. В основном, что любопытно, то были бодрящая настойка и Феликс Фелицис. Иногда мать или дочь посылали на лагерный двор, где следовало обработать вновь добытые другими узниками ингредиенты.
В одиночку норму выполнить было невозможно. Поняв, что наказаниями повышения производительности труда не добиться, лагерное начальство выделило им помощницу, в которой Тана, к изумлению и ужасу, узнала Джорджиану Мелифлуа. Когда начались массовые аресты, содержатель девушки, испугавшись за свою шкуру, сам сдал её аврорату.
Джорджиану часто забирали для утех лагерного начальства. Возвращали такую измученную, что она не только работать – пошевелиться не могла. Но конвой и надзиратели не входили в лабораторию, брезгуя запахами, и женщины, пользуясь этим, прятали бедняжку в угол потемнее; там она отсыпалась.
Сегодня, к счастью, Джорджиана была относительно бодра – насколько можно быть бодрой, если ешь только хлеб с утра и баланду вечером – и Тана без страха оставила её с матерью, когда по приказу надзирателей ушла на лагерный двор. Необработанный материал лежал под навесом: на сей раз травы, много трав. А навес находился довольно близко у ворот.
Иногда у нее на глазах, когда она работала во дворе, ввозили новых узников. Тана бегло всматривалась в их лица, давя захлебывающийся стук сердца: каждый раз она боялась, что среди них сегодня будет Северус. Каждый вечер они с матерью тайно молились за всех – за своих родных, за Чарльза, Невилла, за учеников Таны, за тех из прежних товарищей Мэрион, кто еще был жив. Горько будет умирать на дощатых грязных нарах лагерного барака или в его пыльном дворе, где травинки не пробивается и на земле багровые пятна въевшейся крови, но страшней и горше было бы знать, что твои близкие, дорогие тебе люди спастись не успели.
Но Мэрион с Таной пока не собирались умирать. Кто-то должен говорить другим, что все закончится благополучно. Помочь иначе редко когда получалось.
…Сегодня ворота не открылись, узников не ввезли. Тана работала, два конвоира рядом, поигрывая волшебными палочками, переговаривались о том, как «зажгут» нынче вечером в Косом переулке. И вдруг из домика заведующего, усиленная Сонорусом, прозвучала тревога. Охранники кинулись к воротам, заперли на засов и побежали куда-то вглубь территории, за бараки, крикнув товарищам, охранявшим других узников, что «часовых сняли».
Очевидно, лагерь кто-то осаждает. Вон остальных конвоиров поднимают по тревоге… Стало быть, угроза серьезная. Уж не вздумают ли выставить заложников живым щитом? Нет, загоняют в бараки.
- Иди вперед! – крикнули Тане. Сообразив, что обязательного обыска сейчас по нехватке времени не будет, она сунула в рот несколько листочков: пригодятся больным. Узники подчинялись со всей поспешностью: тех, кто пытался открыто протестовать, нападал на конвой, в первые же дни запытали в лагерном дворе Круциатусом.
Уже когда за заключенными закрывались двери, небо накрыло заревом от переливчатой вспышки: вероятно, за стенами разом кинули в кого-то множество заклятий. Бой кипит нешуточный.
Мать и Джорджиана уже были на месте. Мэрион прижимала к себе девушку, пытаясь согреть её, второй день дрожащую в ознобе. Другие заключенные – кто повалился на койку, радуясь нежданному отдыху, кто прильнул к щелкам в стенах, пытаясь разглядеть, что происходит. Тана, раздав украденные листья больным, присоединилась ко второй группе.
- Что там, дочь? – спросила Мэрион, баюкая Джорджиану.
- Хлопки доносятся, мелкие такие. Аппарирует кто-то… Не одна сотня. Часть конвоиров вернулась на места.
- Так! Значит, подкрепление прибыло. Наверняка аврорат или полиция нравов.
- Или Армия Света, - простонала одна из больных, Джоркинс. – Скоты проклятые!
Вспышки заклинаний все тускнели. Громкий скрип: ворота открылись. Поведут пленных? Принесут раненых? Мимо Таны кого-то протащили, она успела разглядеть рыжие волосы. Сорванный девчоночий голос прохрипел:
- Убейте, заразы! Как папку… Как Джима…
Женщина содрогнулась, узнав голос одной из учениц-гриффиндорок – Доминик Уизли. Зеленая вспышка. Тана тихо охнула.
- Да, братцы, - вздохнула старуха Миджен. – Кажется, те молодцы, кто бы они ни были, проиграли.
С разочарованным вздохом арестантки стали покидать «наблюдательные посты».Неожиданно, как жужжание насекомых, опять послышалось великое множество хлопоков, а затем грянуло так, что стены барака, кажется, шатнулись.
Заключенные переглянулись, но от стен барака не отошли. Сейчас им не было видно практически ничего: конвоиры отошли куда-то, а вокруг сильно потемнело, как дымом все заволокло. Характерного запаха, однако, не ощущалось. И вдруг один за другим нескоько тяжелых взрывов прогремело, тряхнув землю, так что ослабленные женщины попадали с ног.
- Что это? – пролепетала Джорджиана. – Что происходит? Что это значит?
- Это значит, что скоро мы выйдем отсюда, - Мэрион потрепала её по плечу. – На свободу или на тот свет, уж не могу сказать, но скоро нашим мукам конец.

Зимним утром в Хогвартсе царили тишь и темень. Сигнал к подъему уже был дан, но до завтрака время еще оставалось. Невилл шел через силу, временами останавливался, принуждал себя двигаться дальше. было очень страшно. Шел он, вероятнее всего, на смерть.
Конечно, ему не убить Уиннергейта – на это и надеяться нечего. Тот успел продемонстрировать свои знания и способности. Кабинетному ученому, который последний раз сражался в семнадцать лет, с ним не сладить – это факт. Но если хотя бы попытаться протестовать, подать пример – может, и другие подымут головы.
Вот и вход в кабинет, куда мальчик Невилл когда-то так безрассудно залез вместе с Луной (глее она теперь?) и Джинни (все еще не верится, что мертва). В самом деле, чего они хотели добиться? Как бы они тогда передали Гарри меч? Но все же не зря, не зря это было. Пример подан, и остальные поняли, что директорская власть не является неприкосновенной. И сейчас Невилл идет к Уиннергейту, по сути, ради этого.
Горгулья не спросила пароль. Невилл, сжимая кулаки, взбежал по лесенке. Вскинул палочку. Сейчас… Сейчас… Распахнул дверь. Кабинет директора был пуст.
Неудивительно, в общем-то: ранний час. Секунду поколебавшись, Невилл рванулся к директорским комнатам. Он не будет убивать человека во сне, о нет. Он вызовет на дуэль.
Но в директорских комнатах также никого не было. Лонгботтом обошел все уголки, несколько раз накладывал Ревелио. Никого. В растерянности он опять вышел в кабинет. Портрет Дамблдора лукаво улыбался.
- Профессор Уиннергейт ушел, мой мальчик. Ушел сегодня рано утром, около, - старик оглянулся, посмотрел на часы позади себя. – Да, около пяти утра. Я полагаю, он не вернется.
- Ушел? Но почему?
- До вас медленно доходят вести. Ступай в Большой зал, там все узнаешь. Полагаю, все уже собрались.
Первое, что бросилось в глаза Невиллу, когда он вошел в зал – растерянные лица Баттера и Рид. Молли Уизли сохраняла достоинство, но взгляд её тревожно бегал. Ученики, которым передалось предчувствие скорой перемены, шептались между собой. Глубоко вдохнув, как перед нырянием, Лонгботтом вышел на середину.
- Уиннергейта нет, - сказал он громко. – Не знаю, почему, но он трусливо сбежал этой ночью, - Невилл расхохотался. – Сбежал, слышите? А это значит, дорогие мои, - он обвел взглядом помощников директора и Дружину Света, - что вам конец. Потому что крысы бегут с корабля, лишь когда он тонет.
Молли поднялась, разогнулась – бледная, гневная.
- Дружинники Света, я приказываю вам арестовать этого человека, - она указала на Невилла. – Что же вы стоите? Не решаетесь. Вот трусы. – Она резко обернулась. – Петрификус Тоталус!
- Протего! – два щита, одновременно посланные Чарльзом и Северусом, огородили Невилла от заклятия. Однако дружинники по-прежнему не шевелились, прислушиваясь к чему-то. И вот уже Невилл услышал нарастающий в коридоре шум. Шаги? Да, шаги.
- Корабль и вправду тонет, - из-за стола поднялась Люси Бласт. – Ворота Хогвартса открыты. Кейдж уже три дня мертв. Вам не на кого надеяться, палачи.
- Ложь! – Молли рванулась к дверям, распахнула. Снаружи никого не было. – Видите? Это привидения опять шумят.
- И все-таки, - наконец подал голос Баттер. – Я как заместитель директора приказываю Дружине Света обойти замок и проверить сведения относительно ворот.
Пришлось подчиниться. Дружинники, подкрепленные частью министерского отряда, отправились на обход. К их удивлению и облегчению, в замок, кажется, действительно никого не проникало. И все-таки у одного из замурованных подземных ходов две девушки остановились, как бы осматривая его. Одна из них держала другую за руку, пока их товарищи не скрылись за углом.
Амаранта (а то была она с подругой Патрисией) взмахнула палочкой, отодвинула крепкий засов на двери.
- Беги. Дойдешь до Хогсмида, там воспользуешься каминной сетью, а лучше аппарируй.
- Но…
- Беги! Неспроста Уиннергейт ушел. значит, творится неладное. Спасайся.
- А ты?
- Я вернусь в зал и сложу оружие. Думаю, меня не тронут.
Патрисия, вся дрожа, скользнула в проход. Амаранта молча вернулась в большой Зал, отдала палочку профессору Лонгботтому и села за стол Слизерина. Дженнифер Рид, поежившись, спешно выбежала.
Между тем спустившиеся вниз дружинники и члены отряда не сразу поняли, что оказались в кольце. Их окружали, обступали со всех сторон, и хотя никаких заклятий еще не применяли, несколько девочек и Бенедикт Берк завопили от страха. Надо думать, особенно повлияло на них то, что среди окруживших их невесть откуда взявшихся противников было немало беглецов, покинувших Хогвартс осенью. И вот засверкали вспышки.
- Импедимента!
- Инкарцеро!
- Протего!
- Петрификус Тоталус!
- Протего!
Кто-то из противников рухнул, но и некоторые дружинники упали, а часть их и членов отряда вдруг кинулась напролом, сквозь толпу, лихорадочно работая локтями, и с воплями пустилась до конца коридора.
- Стоять! Стоять, трусы! Предатели! – вопила Молли, в ярости пуская заклинаниями им вслед. Она отвлеклась от схватки, и её легко оглушили сзади.
К десяти утра Хогвартс был в руках повстанцев.

Джек перевел дух, отдышался. Оборотное зелье начало терять силу, но в номере он уже устроился, хозяин таверны его не побеспокоит - спит, дражайший, сном младенца.
Нет, ну каков подлец, старый лягушатник! Зло брало, как он столько лет водил всех за нос. Ведь он, он, мерзавец, за всеми этими разоблачениями стоял.
- Сам ты, дурак, виноват, старина Примус, сам привел негодяя на трон - так чего же удивляться, что армия перебита, и всех, кто привел этого шантажиста к власти, то арестовали, а кого просто прочно повязали компроматом? - ругал себя Джек.
Да, давно он не вспоминал свое настоящее имя. Как-то давно он прочитал роман русского писателя, про нечистую силу, жутко смешной - и оттуда взял забавную идею для псевдонима. А псевдоним понадобился, едва Джек окончил школу. Мальчишке хотелось приключений и денег одновременно, чего больше – он и сам не знал, но видел смысла торчать в Англии. После выпускного бала начались его странствия. Выкручивался из всех передряг благодаря везению и интуиции.
Хорошо, чутье не подвело и на этот раз, и он успел покинуть особняк до того, как к нему нагрянули авроры. Теперь, пожалуй, они пойдут на корм его друзьям. Джек поежился: при мысли о друзьях по телу бежали мурашки. Эти кредиторы будут посерьезнее министерских держиморд.
Вдруг, словно поддержав его опасения, сам собой загорелся камин. Джек опасливо отошел, достал из кармана брюк палочку. И не зря: из дыма сложились одна за другой призрачные фигуры, а затем и очертания оскаленной маски вуду.
- Друзья! - с притворной радостью воскликнул Джек, в душе отчаянно ища выхода.
- Ты готов? - прошипело сразу с полдюжины разных голосов.
- Нет! Нет, мне нужно только время, еще не все потеряно, - бормотал Джек, стараясь заболтать их.
Тени обступали его с разных сторон, и он, с неожиданной для своих габаритов ловкостью, вдруг прыгнул, разбив на ходу окно, приземлился в траву. Вскочил, огляделся, зашипел от боли - подвернулась нога. Судорожно сопя, заковылял прочь, к лесу, но не успел сделать и десяти шагов, как кто-то невидимый подставил подножку, а потом нечеловеческая сила схватила за ноги и потянуло по земле, в заросли, в темноту, где вдали уже виднелись горящие голодным блеском глаза.
- Убивают! Помогите! Я все верну, обещаю! Я добуду вам сколько надо, честное слово! - визжал толстяк, отчаянно цепляясь руками за траву, в то время как по нему уже плясали гибкие, нечеткие тени, словно стая ворон, готовящаяся расклевать падаль. Бейхемот исчез в зарослях кустов, вопль поднялся до нечеловеческой громкости и резко оборвался.

Последний взрыв был такой силы, что заключенные попадали с ног. Живо вскочили и отбежали от стены: снаружи, приближаясь, раздались тяжелые шаги. В барак вошли два надзирателя.
- Живо за нами! Ты, - он ткнул палочкой в Тану, - ты и ты, - с нар встали Мэрион и Джорджиана. – Эти тоже, - пришлось подняться старухе Миджен, больная Джоркинс встать не смогла.- Чего это она лежит? – надзиратель шагнул к нарам, другой остановил его:
- Не время. Для щита этих хватит. Бери их и тащи.
Выйдя на свет, Тана инстинктивно зажмурилась от летавших повсюду вспышек. Вокруг кипела схватка. В ограде зиял огромный пролом. Конвоиры шли, прикрываясь узницами, точно живым щитом. «Сейчас дойдут до ворот, а потом… Что дальше? Просто бросят нас или убьют?» Спасать их не будут, и это правильно. Не до них сейчас. Тане должно быть все равно – но мама… Но Джорджиана…
Лавируя между сражающимися, конвоиры вытащили пленниц к тому месту, где Тана недавно перебирала ингредиенты. На небольшом столике блеснул нож. Как она раньше не замечала? Довольно острый, ведь кожура на корешках плотная бывает. Тана, проходя совсем близко от столика, машинально накрыла нож ладонью, стянула, сжала в кулаке. «Близко к воротам… Совсем близко… И конец…» Вот мать споткнулась, её удержали, грубо встряхнули.
Тана перевела остекленевший взгляд на открытую шею конвоира. И с силой, какой не ведала в себе, с размаху ударила его ножом. Хлынула кровь. Он схватился за горло, выронив палочку, женщина подхватила её. Его товарищ, стоя спиной, ничего не видел. Убитый – да, она убила его - человек хрипел, оседая. Тана навела на конвоира, державшего её мать, палочку и прошептала заклинание, столько раз слышанное со времен Второй магической войны:
- Авада Кедавра.
Полыхнул зеленый луч. Другой конвоир тоже упал. Мать и Джорджиана побежали. Тана, обессилев, прислонилась к навесу. Может быть, в нее чем-то попали, а может, она сама потеряла сознание.
…Кто-то лил ей воду в лицо. Тана вдохнула, открыла глаза. Белое солнце, облачное небо. Тишина. Нет, гомон, но то гомон юных и родных голосов. Её ученики.
- Миссис Принц, ну как вы?
Перед ней была Паулина. Да, точно. Нашла ли она свою сестру? Узнала ли? Они ведь тут бритые ходят, и похудели все так… Жива ли Джорджиана? Жива ли мать?
- Лагерь освобожден. Я сестру нашла, и маму вашу. Они вас ждут. Они думали, вы погибли.
- Я не погибла, я… убила. Правда, что мы свободны?
- Правда, пойдемте скорее! Вам помогут.
Посреди лагерного двора горел костер, вокруг него на расстеленных плащах и одеялах сидели, а по большей части лежали освобожденные узники. (Трупы успели куда-то деть –а Тана очень боялась увидеть заколотого ею человека). Несколько девушек суетились при них, оказывая помощь. Паулина, накинув бывшей учительнице на плечи свой плащ, поспешно обняла укутанную в одеяло Джорджиану: бедняжка то и дело начинала мелко трястись и всхлипывать. Мэрион как всегда прямо сидела рядом. Они с дочерью прижались друг к другу и некоторое время не произносили ни слова.
- Профессор Принц! – кто-то тронул Тану за плечо. В белобрысом парне с обветренным лицом она узнала Скорпиуса Малфоя. Слабо улыбнулась и ужаснулась поднявшейся в груди боли. Какое она право имеет смотреть людям в глаза? Она убийца.
- Кейджа свергли. Лагерь прекращает свое существование. Вы сегодня же отправитесь домой.
Две рыжие девушки стоят рядом с ним. Лили Поттер и Роза Уизли. Может ли Роза сказать, что с Северусом?
- Думаю, Северус встретит вас. Хогвартс тоже сегодня должен быть освобожден.
Вон к Паулине подошел черноволосый паренек с яркими глазами. Помогает ей поить сестру теплой водой. Альбус Поттер. Итак, у них с девушкой все получилось. Теперь все должно быть хорошо.