Немного теории. 18 февраля 1964 года на улице Восстания, 38, в заседании Дзержинского райсуда города Ленинграда состоялась непро­должительная дискуссия по важнейшей

18 февраля 1964 года на улице Восстания, 38, в заседании Дзержинского райсуда города Ленинграда состоялась непро­должительная дискуссия по важнейшей философской про­блеме. Лучшие умы человечества на протяжении ряда сто­летий бились над проблемой этою тщетно, — и вряд ли она будет решена до скончания веков, — однако упомянутая дискуссия дала практический результат — скверный, но важный.

Само собой, я говорю о знаменитом эпизоде знаменитого судебного процесса над тунеядцем и окололитературным трутнем Иосифом Бродским. Цитирую опять-таки знамени­тую запись Фриды Вигдоровой:

СУДЬЯ: А кто это признал, что вы поэт? Кто причислил вас к поэтам?

БРОДСКИЙ: Никто. А кто причислил меня к роду че­ловеческому?

СУДЬЯ: А вы учились этому?

БРОДСКИЙ: Чему?

СУДЬЯ: Чтоб быть поэтом? Не пытались кончить вуз, где готовят... где учат...

БРОДСКИЙ: Я не думал... я не думал, что это дается образованием.

СУДЬЯ: А чем же?

БРОДСКИЙ: Я думаю, это... от Бога...

СУДЬЯ: У вас есть ходатайства к суду?

БРОДСКИЙ: Я хотел бы знать, за что меня арестовали?

СУДЬЯ: Это вопрос, а не ходатайство.

БРОДСКИЙ: Тогда у меня ходатайства нет.

Сценка вошла навсегда в историю — и не только в историю русской литературы. Что-то очень похожее проис­ходило в 399 году до нашей эры в Афинском горсуде с околофилософским трутнем по имени Сократ, — согласи­тесь: наш тунеядец держался не хуже.

И дальнейшая вся его жизнь показала, что он был че­ловек мужественный, к тому же очень умный, — но ин­теллектуальная храбрость, сверкнувшая в этих простодуш­ных и вежливых репликах, — сказанных посреди враждеб­ной толпы, перед лицом серьезной опасности так спокой­но, — никогда не перестанет меня удивлять. Словно его не обрабатывали с момента рождения, то есть почти 24 года (и перед тем его родителей столько же) самой передовой в мире идеологией! — в стране карликов и вечных детей он ведет себя как совершеннолетний нормального роста.

СУД УДАЛЯЕТСЯ НА СОВЕЩАНИЕ. А ПОТОМ ВЫХО­ДИТ И ЧИТАЕТ ПОСТАНОВЛЕНИЕ:

Направить на судебно-психиатрическую экспертизу, перед которой поставить вопрос, страдает ли Бродский каким-либо психическим заболеванием и препятствует ли это заболевание направлению Бродского в отдаленные мест­ности для принудительного труда.

То есть предыдущий диалог дал повод заподозрить, что подсудимый притворяется умалишенным. А может быть — и не притворяется:

СУДЬЯ: Есть ли у вас вопросы?

БРОДСКИЙ: У меня одна просьба: дать мне в камеру бумагу и перо.

СУДЬЯ: Это вы просите у начальника милиции.

БРОДСКИЙ: Я просил, он отказал. Я прошу бумагу и перо.

СУДЬЯ (смягчаясь): Хорошо, я передам.

БРОДСКИЙ: Спасибо.

Асклепий северных наших Афин, конечно, не подвел родную Фемиду — поставил диагноз благоприятный: «В наличии психопатические черты характера, но трудоспосо­бен. Поэтому могут быть применены меры административ­ного порядка».