Июня 1941 г

...26-го наши передовые отряды столкнулись с фаши­стами. Этот день нельзя забыть. Перед моими глазами развернулась грандиозная картина встречного боя. На нас напоролась средняя колонна фашистской танковой армейской группы во главе с 19-й панцирной дивизией. Товарищ Галицкий⁴ действовал решительно. Он немед­ленно ввел в бой все силы. Наша часть полностью всту­пила в сражение, имея перед собой фронт шириной в 'Ш километров...

Два дня шел этот бой. Но сегодня к вечеру обста­новка изменилась. Фашисты, бессильные взять нас в лоб, начали обходный маневр, обтекая нас со всех сто­рон. Они решили не застревать здесь, а двигаться впе­ред, рассчитывая покончить с нами позже.

Несколько минут тому назад вражеские самолеты «бросили листовку: «Вы окружены со всех сторон. Ва­ше положение безнадежно. Сдавайтесь в плен». На обо­роте листовки напечатана схема нашего окружения.

Галицкий внимательно изучает немецкую схему.

Ну, что же, за ориентировку спасибо,— говорит |)И спокойно и приказывает командиру разведыватель­ного батальона майору Щуке проверить схему развед­кой

Поздно ночью Галицкий собрал на летучку команд­ный состав.

— Мы оказались во вражеском тылу,— жестко про­звучали его слова.— Прямо и открыто сказать это сейчас же всем бойцам. Никакой паники! Коммунисты и ком­сомольцы задают всем тон своим примерным поведе­нием...

Мы в тылу врага... Я повторяю про себя эти слова, стараясь освоиться с неожиданной новостью. Светлая ночь. Я вглядываюсь в лица. Командир артполка Бо­родин не спускает глаз с Галицкого. Этот темперамент­ный человек весь день громил из орудий фашистские
танковые колонны — он навалил целую гору из гусениц, колес, продырявленной брони... О чем думает он сей­час!;

Спокойно лицо подполковника Пасюкова. Расчетли­вый, предусмотрительный командир, он что-то подсчи­тывает про себя, прикидывает, его не застанешь врас­плох... Майор Щука горит от нетерпения,— вот когда придется поработать его разведке! И постепенно я про­никаюсь спокойствием и уверенностью в благополучном исходе... С такими людьми не страшно никакое окру­жение.

— Мы с честью сражались во имя нашей Родины,— продолжает Галицкий,— неужели мы позволим прокля­тым фашистам нас истребить в окружении?

— Ни за что! — дружно отвечаем мы все разом.

— Так слушайте! Мы будем с боями отходить в сто­рону фронта на соединение с Красной Армией. Сегодня мы переходим на положение части, действующей в тылу
врага. Отныне мы будем действовать партизанскими ме­тодами. Будем вредить фашистам на каждом шагу, недавая им покоя ни днем, ни ночью, изматывать и бить
беспощадно! А для этого необходимо...

Галицкий пункт за пунктом излагает законы нашей новой жизни — «законы Галицкого», как мы назвали их потом.

Никто не имеет права употреблять слова «говорят», а только — «сам видел». Беспощадно бороться с болтов­ней и паникерскими слухами.

Пищу делить поровну. Кормить в первую очередь разведчиков и раненых. Этот закон особенно нравится Щуке...

Экономить патроны, стрелять только по видным це­лям и в упор!

За куренье ночью под открытым небом — расстрел!...Выходим из блиндажа. Чувствуется, что все стали как-то ближе друг к другу.

2 июля.

Всю ночь передвигались без огней, без шума, без разговоров вслух... Артиллерийские колонны пошли по грунтовым дорогам, чтобы было меньше грохота. При пересечении шоссейных дорог и железнодорожных пе­реездов орудия тихо перекатывались по разостланным красноармейцами шинелям.

После тщательной разведки района начальник шта­ба Подорванов вместе с командирами, делегатами свя­зи, регулировщиками выбрались вперед. К подходу ко­лонн все было готово. Прямо с марша колонны без ма­лейшей задержки на дороге занимают в лесу свои ме­ста. Строго продумана система охранения. Непосредст­венно с марша расставляются силы для круговой обо­роны.

...Рассвет. Воздушные разведчики врага еще не по­являлись, а мы в утреннем тумане уже заканчиваем последние маскировочные приготовления. Нас ведь та­кая махина: много людей, машин, коней, орудий... И все это благодаря опыту истекших дней врастает в лес, сли­вается с ним.

Утро. Доносится гудение самолетов-разведчиков. Но пусть попробуют они сегодня что-нибудь заметить в лесу, где каждый стрелок — пенечек, каждая пушка — куст.

Только сейчас стало окончательно известно, что за­думал командир на сегодня. У Галицкого все мы о своем ближайшем будущем могли знать только одно: с мину­ты на минуту начнется бой. Будь к нему готовым! Что же касается привала,— можно себя не обнадеживать. Будет подходящее время — будет и отдых. А пока рас­считывайте на худшее.

Сейчас Галицкий приказал сделать дневку. Итак, затишье. Но уж лучше его и не было бы! Точно кто схватил тебя за горло. В глазах темно, тошнит. Снова подкатились гнетущие мысли о пище. Третьи сутки во рту никто не имеет ни крошки... Вчера разведчики до­стали несколько крынок молока. Его поделили ложкой среди раненых красноармейцев, в большинстве разведчиков... До чего хочется молока! Я выпил бы крынку, две, десять.

Далеко на юге в небо вырвалось пламя пожара. Что бы это значило? Никаких стычек, перестрелок... Опять какой-нибудь сигнал «наводчика». Не рубашкой, так огнем.

Оказалось совсем другое.

...Бойцы, посланные к месту пожара, вскоре верну­лись оттуда вместе с двумя полуголыми крестьянами — мужчиной и женщиной. Клочья истлевшей от огня одежды еле прикрывают их израненные тела, с черными ожогами и волдырями.

Крестьяне Перлов и Верова чудом спаслись от му­чительной фашистской казни. Вот что я записал в свой блокнот со слов 50-летнего Перлова.

В деревню Г. въехали на грузовиках свыше 300 фа­шистов. Они сразу же бросились по домам, требуя хле­ба, мяса, яиц... Грабежу подверглись все хаты. В доме Перлова и его соседей было спрятано 12 раненых крас­ноармейцев. Фашисты их обнаружили. Бандиты хотели тут же прикончить бойцов, но затем начали ловить кре­стьян и загонять их в те же хаты. Потом избы заперли извне, двери подперли столбами и офицер что-то ско­мандовал. Послышался треск разгоравшихся сучьев. Вспыхнуло пламя. Люди пытались бежать через окна. но звери-фашисты открыли пулеметный и винтовочный огонь. Лишь немногие сумели выскочить из огня, уце­леть от пуль и пробиться сквозь немецкие посты.

— Вот спаслись и мы,— тихо говорит Перлов.— Схоронились в овраге. Видели, как горела вся наша деревня со всеми людьми. Все спалили, проклятые ироды!

Перед нами живые свидетели и жертвы средневеко­вых злодеяний немецких извергов. Как я потом узнал, фашистские инквизиторы сожгли на костре свыше 100 беззащитных людей, главным образом детей и жен­щин.

Отомстим гадам! — сказал кто-то.

— Сегодня деревню уже не спасти, а за местью дело не станет,— сдержанно ответил Галинкий.— Через час об этом узнает все население округа. Оно будет вместе с нами мстить извергам.

Командиры услышали от Галицкого очень важные соображения о том, как далее вести войну партизан­скими методами. Крепко запомнилась основная мысль:

успешная партизанская борьба с врагом даже регуляр­ной части немыслима без опоры на местное население.

...В окрестные населенные пункты отправлены спе­циальные разведывательные грушш. В их составе, кро­ме разведчиков, еще и командиры, политработники, хо­зяйственники.

Эти группы направились в деревни, чтобы разведать неприятеля и дать знать о нашем отряде оставшимся жителям — старикам, женщинам, детям.

Уже ночью мне рассказал батальонный комиссар Корпяк, что он со своей группой проник в дырявый сарайчик, приютившийся на одном из огородов дерев­ни Н. В этой деревне были немцы. Корпяк поманил ру­кой проходившего мимо мальчонку. Дело было сделано. Спустя некоторое время в сарайчик приковыляли два старика. Они сообщили ценные сведения о неприятеле, а Корпяк поведал им наши нужды и указал направле­ние к бивуаку отряда. Так же действовали и другие разведывательные группы.

Не прошло и нескольких часов после их ухода, как на пункт связи досыпались донесения о задержании «по­дозрительных вольных» граждан. Поражала одна де­таль: все эти люди почему-то застревали в охраняющих подразделениях и не доставлялись на командный пункт для допросов.

Я попросил разрешения проехать по этим подразде­лениям посмотреть на задержанных. Прибыл в подраз­деление Галкина. Спрашиваю:

— Где задержанные арестованные?

Командиры почему-то мнутся. В явном недоумении и смущении они отвечают:

— Вот... здесь они... задержанные...

В густом ельнике на лужайке передо мной откры­лась неожиданная картина. Окруженные большой груп­пой бойцов, сидели крестьяне и крестьянки в своих бе­лорусских костюмах. Шел оживленный разговор, во вре­мя которого бойцы то и дело не забывали приклады­ваться к многочисленным батареям из крынок и буты­лок с молоком.

Еду дальше. В подразделении тов. Горчакова за­стаю кроме четырех взрослых крестьян целую ватагу загорелых простоволосых и босых ребятишек. Все они принесли продукты для красноармейцев. Дети оказались весьма осведомленными разведчиками. Нам было подробно доложено, сколько, по каким ближайшим доро­гам и с каким оружием прошло немецких войск.

Деду Куприяну — крестьянину деревни, в которой по­бывал Корпяк, удалось вывезти из-под носа немцев це­лый воз картошки. Фашистскому часовому дед Куприян сказал, что едет на немецкий реквизиционный пункт, а сам,, подвергаясь нешуточной опасности, свернул в лес, к нашим.

Вернулись из глубоких рейдов и другие разведыва­тельные группы. Каждая из них кроме сведений о вра­ге принесла с собой запасы продуктов.

Сегодня был прекрасный ужин: ели картошку и мя­со с хлебом.

Крестьяне удовлетворенно наблюдали за нашим пир­шеством. А я смотрю на деда Куприяна. Он сидит под елью, положив на колени крупные жилистые руки — могучие руки пахаря и, глядя на него, я думаю: «Вот такой, верно, был русский былинный богатырь Микула Селянинович». Тысячи этих Селяниновичей отстаивали свою родину в борьбе с иноземными завоевателями. От­стоят ее и теперь в Великой Отечественной войне.

Поляков А. В тылу врага (Днев­ник корреспондента газеты «Крас­ная звезда»). Краснодар, 1941. С. 4-7, 24-27.

4. Письмо А. Л. Круглова⁵ родным