Виды переводческих лексических соответствий (эквивалентов) 10 страница

Любой язык, видимо, нуждается в некотором количестве заимст­вований, называющих реалии иноязычной культуры. В русском язы­ке есть небольшие пласты широкоизвестных слов, передающих на­циональный колорит конкретной страны или региона. Наряду с но-

¹ Ср. интересное замечание по поводу «фоновой лексики», сделанное А. А. Рефор­матским: «... особенно важно сохранение таких слов при переводах с чужих языков, где вовсе не все надо переводить, а иной раз необходимо сохранять названия, данные в чужом языке, лишь транскрибируя их. Многие такие «транскрипции» получают права гражданства и входят уже в запасной (для специальных нужд) словарный состав. Тако­вы обычно личные собственные имена (ономастика), названия монет, должностей, дета­лей костюма, кушаний, напитков, обращения и т. д., что при переводе всего остального текста сохраняет и местный колорит...» (Реформатский А. А. Введение в языковедение. С. 137. См. также ст. А. Е. Супрун).

минативными и художественными функциями часть таких слов ис­пользуется для создания и сохранения стереотипных представлений о сущности того или иного народа, которые чаще всего не имеют ничего общего с подлинной характеристикой его национальных особенностей. Стоит, например, произнести слово Испания — и сра­зу же в сознании многих людей возникают шаблонные представле­ния, мыслительные штампы: коррида, бой быков, тореро, тореадор, матадор, кабальеро с гитарами и навахами, серенады под балконом, сеньориты с кастаньетами и тому подобные «испанские красиво­сти». На самом деле все это не так. Даже коррида, бой с быками, уже не привлекает испанца, как в былые времена.

Однако подавляющее большинство переведенных в а — г груп­пах примеров составлено из слов иного типа. Бимбалете, бомбачи, чирипа, чурро, грапа, писко, алмуд, рондадор, маламбо, боличе, гуанако, ттъоса, омбу и т. д. — все это заимствования, не выходящие за рамки одной или нескольких переведенных книг. Их можно назвать окказиональными заимствованиями. Переводчик транскрибирует эти иностранные слова на русский язык, ибо в родной речи он не находит им прямых соответствий из-за отсутствия в обиходе своего народа названных ими вещей, предметов, явлений или понятий. Транскрибированные слова обнаруживают в перевод­ном тексте информацию, которая была в них имманентной, скрытой в обычном для них контексте и стала явной и значимой на иноязычном фоне. Окказиональные заимствования воспринимаются как ино­странные слова и благодаря этому выполняют не только номинатив­ную функцию, называя реалии, но и художественную, помогая воссоздавать национальный колорит подлинника. Эти и функции в оригинале у них обычно не бывает. Правда, в приведенных примерах есть индейские слова, вроде тайта, уака, хирки и др., которые не вошли в испанский язык Латинской Америки, и в испаноязычной прозе им присущи функции окказиональных заимствований. Таким образом, латиноамериканский автор, используя в испанском тексте индейские слова, уподобляется переводчику, транскрибирующему испанское слово-реалию. А русский переводчик, работающий с испаноязычным текстом, в котором встречаются описания индейцев и их быта, порою воссоздает два национальных лексических пласта, в которых отражены элементы культуры аборигенов и элементы сложных эклектичных культур латиноамериканских наций, сформировавшихся после открытия Америки.

Ассоциативные реалии, представленные в д — e группах, только начинают изучаться на научной основе. «Понятийный образ мира сочетается с вербальным его образом и словесный образ предмета или отношения выступает как форма логического отображения, как дополнительный национальный фон, над которым возвышается об-щечеловеческий логический образ»'. Различия между «националь­ным фоном», присущим вербальной форме, т. е. лексической едини­це, и выраженным этой же единицей интернациональным понятием являются источником разнообразных фоновых несовпадений у по­нятийно-равнозначных слов разных языков. Воспроизведение в пе­реводе ассоциативных реалий — занятие сложное и сугубо творче­ское. Теснейшая связь ассоциативных реалий с духовной культурой народа и его языком часто заставляет переводч шов прибегать к подстрочным комментариям или, в лучшем случае, к описательному переводу и различным пояснениям, вводимым в переводной текст.

Предлагаемая и, видимо, неполная классификация лексических единиц, содержащих фоновую информацию, неопроьержимо свиде­тельствует, сколь глубоко уходят в народный языки сколь широко разветвляются в нем корни национальной культуры. Язык, будучи сам своеобразнейшей частью национальной культуры, отражает в себе почти все ее элементы, сохраняет в письменных текстах свиде­тельства о самых разнообразных культурных ценностях и, кроме того, является единственным и неповторимым материалом, из кото­рого создаются шедевры национальной и мировой литературы.

Сохранить национальное своеобразие подлинника в переводе — задача особой трудности. Она выполняется не только и, может быть, не столько за счет различных приемов передачи фоновой информа­ции средствами переводящего языка, сколько творческим воссозда­нием всего идейно-художественного содержания произведения, пе­редачей мироощущения автора. Его стиля и манеры письма средст­вами родного языка, который тоже детище и творец национальной культуры. Воспринимая оригинал как целостную художественную систему, переводчик пытается создать равноценное литературное произведение и выразить в нем отраженные в подлиннике нацио­нальные формы жизни, психологию народа и его культуру. И. Каш­кин справедливо утверждал, что ощущение чужеземности в перево­де достигается не внешней формальной экзотикой, «не поверхност­ным копированием чужеязычия, а путем глубоко понятой и чутко

¹ Верещагин E. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. С. 173.

переданной сути, в которой заключена национальная особенность оригинала... Кола Брюньон Ромена Роллана в переводе Лозинского, оставаясь бургундцем, говорит с нами языком русского балагура. Люди Бернса обращаются к нам в переводах Маршака на нашем языке, не переставая быть шотландцами. Мы легко и естественно воспринимаем неповторимо-характерную речь Санчо Пансы в пе­реводе Н. Любимого или Гека Финна и сиделки Сары Гэмп в пере­водах Н. Дарузес не как набор отдельных каламбуров, шуток и словечек, а как существенную грань человеческого характера и целостного образа»¹. Ивану Кашкину вторит Николай Любимов: «Национальный колорит достигается точным воспроизведением портретной живописи подлинника, воспроизведением бытовых особенностей, уклада жизни, интерьера, трудовой обстановки, свычаев и обычаев, воспроизведением пейзажа данной страны во всей его характеристике, воспроизведением народных обрядов, поверий и т. д.»².

Поэтому переводчик, сталкиваясь со словом, называющим реа­лию, должен ответить, как справедливо заметили С. Влахов и С. Флорин, по крайне мере на два вопроса: называет ли слово реа­лию в данном тексте, и если да, то следует ли это слово «брать взай­мы»? Не станем подробно отвечать на поставленные вопросы, так как в работе названных авторов³ есть доказательные рассуждения на это счет. Заметим лишь, что переводчику не следует поддаваться гипнозу иноязычного мира и видеть за каждым словом реалию. Не­обходимо помнить, что, употребляя слово-реалию, писатель не все­гда подчеркивает, не обязательно выявляет им сущность самой реа­лии, т. е. не акцентирует внимание читателя на отличии от других предметов того же рода. К примеру, прозаик пишет: el pescador cogió un roncador — «рыбак поймал рыбу, «ронкадор». А из контекста яв­ствует, что важно не то, какую рыбу он поймал, а то, что он вообще поймал рыбу. Убедившись в такой трактовке текста, переводчик может не транскрибировать слово, называющее вид рыбы, а пере­вести его словом, выражающим родовое понятие, т. е. осуществить перевод с помощью родовидового соответствия. Все реалии соотно­сятся с какими-то общими понятиями, и это позволяет в определен­ных контекстах избегать окказиональных заимствований.

¹ Кашкин И. В. В борьбе за реалистический перевод // Вопросы художественного
перевода. М., 1955. С. 141.

² Любимов Н Перевод — искусство // Мастерство перевода. 1963. М., 1964. С. 243.
¹ См.: Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. С. 89—96.

15.

способы перевода слов-реалий

Приведенные примеры и рассуждения подсказывают пять наибо­лее распространенных способов перевода слов-реалий.

а) Транскрипция (транслитерация). При первом появлении в тексте транскрибированные слова обычно сопровождаются сноска­ми или умело вводимыми в текст перевода объяснениями. Подав­ляющее большинство окказиональных заимствований а — г групп было прокомментировано в сносках. Опытные переводчики и теоре­тики перевода не раз призывали коллег по переводческому цеху к чувству меры в использовании иноязычных слов в переводе¹. Чрез­мерное увлечение транскрибированием иноязычных слов, называю­щих реалии; а не так уж редко принимаемых за них, не только не способствует сохранению национального колорита, а, наоборот, уничтожает его, загромождая русское повествование и заставляя читателя спотыкаться на каждом шагу о ненужные экзотизмы. Учиться чувству меры надо у русских классиков, которые, описывая в романах и повестях далекие страны или жизнь Российской импе­рии, умело и рационально использовали «фоновую лексику», искус­но «вплавляли» ее в русскую художественную речь и создавали яр­кие картины национально быта других народов и народностей. «Я могу сослаться на опыт такого превосходного русского писателя, как Короленко, — пишет по этому поводу Н. М. Любимов. — По-видимому, он считал, что злоупотребление иноязычными словами — это линия наименьшего сопротивления. Как всякий большой художник, он шел по линии наибольшего сопротивления. Он так описывал внешность якутов, их юрты, их утварь, их нравы и образ жизни, он так описывал якутскую природу, что по прочтении его рассказов у нас создается впечатление, будто мы вместе с ним пожили в дореволюционной Якутии. Его пример — наука переводчикам. Вводить иноязычные слова допустимо в тех случаях, когда то или иное понятие, та или иная реалия не находят себе эквивалента в русском языке»².

¹ См.: Россельс Вл. Серая ткань // Мастерство перевода. 1969. М., 1970. С. 301—304;
Любимое Н. Перевод — искусство // Мастерство перевода, С. 243—244; Шуман М.
Слова переводимые и слова непереводимые // Мастерство перевода. 1963. М., 1964.
С. 124^130.

² Любимов Н. Перевод — искусство. С. 243..

б) Гипо-гиперонимический перевод. О нем уже речь
шла выше. Для этого способа перевода характерно установление
отношения эквивалентности между словом оригинала, передающим
видовое понятие-реалию, и словом в языке перевода, называющим
соответствующее родовое понятие, или наоборот. В таких случаях,
например, с испанскими словами нопаль (вид кактуса), кебрачо (вид
дерева) или грана (вид водки) будут соотносится в переводе их ро­
довые межъязыковые гиперонимы: кактус, дерево, водка. Примеры
обратной зависимости, когда слово оригинала выражало бы родовое
понятие, а в переводе ему соответствовало бы понятие видовое, сре­
ди воссозданной «безэквивалентной» лексики встречаются крайне
редко. Иногда переводчики варьируют оба указанных приема. Сна­
чала они транскрибируют слово-реалию, а затем при следующем
появлении его в оригинале переводят гиперонимом.

в) Уподобление. Этот переводческий прием очень близок к
предыдущему. Разница между ними лишь в том, что уподобляемые
слова скорее называют понятия, соподчиненные по отношению к
родовому понятию, а не подчиненное и подчиняющее понятия, как
было в предыдущем случае. Например, бомбачи — шаровары, ма­
чете — тесак, боличе — кегли, ранчо — хижина. Степень понятий­
ного сходства таких межъязыковых соответствий (неполных эквива­
лентов) выше, чем у соответствий родо-видовых.

г) Перифрастический (описательный, дескриптивный, экс-
пликативный) перевод. В этих случаях соответствия устанавлива­
ются между словом (или фразеологизмом) оригинала и словосочета­
нием перевода, объясняющим его смысл: алъпаргатам соответству­
ет сандалии из пеньки или матерчатые сандалии, пучеро — похлеб­
ка из говядины, сельве — тропический лес. Перифраза тоже нередко
совмещается с транскрипцией, заменяя подстрочный комментарий и
делая более естественной и соответствующей оригиналу переводную
авторскую речь, коль скоро ее не прерывает сноска. «Хуана поставила
на стол пучеро, похлебку из говядины, и все принялись за еду» —
пример совмещения транскрипции и дескриптивного перевода.

д) Калькирование. В художественном переводе этот прием
характерен не для передачи значений слов-реалий, то есть обще­
употребительных слов в определенной национальной общности, а
при воссоздании индивидуально-авторских неологизмов, когда пе­
реводчик, соперничая с автором, придумывает столь же выразитель­
ные, как в оригинале, окказиональные слова. Таких словесных
«придумок» и калек много среди нарицательных имен и так назы-

ваемых говорящих имен собственных. Но об этом речь впереди. К калькированию прибегают и при переводе пословиц и поговорок, когда в силу различных причин необходимо сохранить не только их смысл, но и их образно-смысловую основу (подробнее см. § 19). Структурно-семантическое калькирование иноязычных слов часто применяется в переводах научной литературы.

Предложенное деление способов передачи слов, называющих реалии не совпадает с мнением С. Влахова и С. Флорина, которым предусматривается несколько приемов передачи реалий в переводе: I — транскрипция (транслитериция), II — собственно перевод. Он включает: 1) неологизмы (калька, полукалька, освоение, семантиче­ский неологизм), 2) замена реалий, 3) приблизительный перевод (родо-видовая замена, функциональный аналог и описание, объяс­нение, толкования), 4) контекстуальный перевод¹.

Причины такого несовпадения заключаются в следующем: Во-первых, авторы ставят в один ряд окказиональные (переводче­ские) заимствования, образующиеся в результате транскрипции, и заимствования, усвоенные и освоенные². Иноязычные заимствования могут быть усвоенными, т. е. вошедшими в тот или иной язык, но не­освоенными до конца, т. е. не подчинившимися грамматическим за­конам принявшего их языка. Примером тому могут служить колибри, сомбреро, танго, кенгуру, пенсне, кашне. Те же заимствования, ко­торые «освоились» (ассимилировались, укоренились) в новой грам­матической системе, делаются, говоря словами А. А. Реформатского, «незаметными», и «их былую чужеземность можно открыть только научно-этимологическим анализом». Спорт, штаб, солдат — это освоенные заимствования. Освоение — длительный процесс, в кото­ром участвуют многие носители языка, а создаваемая переводчиком транскрипция слова-реалии — акт единичный. Когда переводчик имеет дело с часто повторяемыми в переводах с конкретного языка словами-реалиями (например, в переводах с испанского — эстансия, ранчо, асадо, агуардиенте), он по существу лишь повторяет уже ис­пользованный ранее переводческий прием и этим в известной степени способствует освоению иноязычного слова. Когда же переводчик

¹ См. Влахов С., Флорин С. Непереводимое в переводе. М., 1986. С. 96—105; см.
также: Флорин С. Реалии под микроскопом // Тетради переводчика, № 9. М., 1972.
С. 67.

² См. Реформатский А. А. Введение в языковедение. С. 135—136; Будагов Р. А.
Введение в науку о языке. С. 113 (Р. А. Будагов называет такие заимствования неуко­
ренившимися и укоренившимися).

нескольких видоизменяет транслитерированное слово, подгоняя его под грамматическую модель родного языка (на четырех с лишним тысячах страниц переводных текстов встретилась лишь одна такая адаптация: болеадорас — болеадоры), то и тогда он делает лишь один шаг в освоении заимствованного слова. Короче говоря, освоение нельзя рассматривать как переводческий прием. Это лексическое по­нятие, означающее процесс грамматической и фонетической ассими­ляции заимствованного языком слова.

С другой стороны, транскрибируемое слово не механически вво­дится в язык перевода при помощи его графических средств. На са­мом деле, окказиональное заимствование сразу же подвергается, хотя бы в небольшой степени, адаптации: фонетической — ведь русский читатель все равно не произнесет транскрибированное французское слово так, как его произносит француз¹; грамматиче­ской — в русском языке окказионально заимствованное существи­тельное, если оно не оканчивается в единственном числе на е, и, у, о, тотчас включает в систему падежей: две арробы маиса, он взял бом-билью, рюмку текилы, она надела чупалью, мы заказали пиццу, пять солей, просторы пампы и т. п. А русские слова мужик, водка, само­вар сразу «обрастают» в испанском языке артиклями: el (un) mujik, el vodka, el (un) samovar. Любое транскрибированное слово, даже когда язык заимствует его хотя бы к случаю, лишь на один раз, адаптируется, приноравливается, пусть робко и незначительно, к заимствующей языковой системе.

Во-вторых, представляется необходимым дифференцировать под­ходы к лексико-стилистическим характеристикам слов оригинала и их эквивалентам в переводе. Как уже говорилось, слова-реалии — неотъ­емлемая часть конкретного национального языка, часть, хорошо из­вестная носителям языка, общеупотребительная. Современные пере­водчики не рискуют выдумывать на замену таким словам собствен­ные неологизмы или калькировать их. Недаром авторы упомянутой книги иллюстрируют словотворчество и калькирование лишь не­многими примерами, заимствованными из языковедческих пособий.

Наконец, в-третьих, предлагаемый как название одного из способов перевода термин «приблизительный перевод» и вкупе с ним «приблизительный синоним» представляются слишком неопределенными, расплывчатыми.

¹ Кто из испанистов в пору ученичества не попадал впросак и не узнавал в mujik родного слова мужик!

16.

неологизмы и окказиональные слова в оригинале и в переводе

Современные лингвисты, регистрируя в речи появление новых слов, обычно выделяют среди них два типа: общеязыковые неоло­гизмы или просто неологизмы, и индивидуальные, речевые неоло­гизмы, или, как их чаще называют, окказиональные слова, окказио­нализмы¹. Как известно, обычные неологизмы — это закрепляю­щиеся в языке новые слова или значения, которые называют новые предметы мысли. В век научно-технической революции и ускорен­ного духовного прогресса таких слов появляется множество, и обра­зуются они по различным продуктивным моделям языка². Помня о дихотомии языка и речи, важно подчеркнуть, что в конечном итоге, неологизмы относятся к фактам языка, ибо они вызваны к жизни не столько экспрессивно-эмоциональными надобностями индивидуума, сколько коммуникативной потребностью общества, словесно детер­минирующего новые предметы, явления, факты, понятия и т. п.

В сфере перевода при воссоздании неологизмов обычно не возни­кает особых проблем. Они переводятся по общим правилам: либо с помощью эквивалентного неологизма, имеющегося в языке перевода (сходные процессы научно-технического роста, присущие развитым странам, и быстрое распространение научных, технических, бытовых и культурных новшеств приводят к почти одновременному возникно­вению многих равнозначных неологизмов в различных языках), либо транскрибируются или переводятся описательно.

Специальной переводческой проблемы, связанной с общеязыко­выми неологизмами, видимо, не существует, но в диахронном плане она, безусловно, есть и в литературоведении, и в теории перевода. Восприятие, например, художественной литературы — категория ис­торическая. У оригинала текст канонический, а восприятие его меня­ется от поколения к поколению. Многие из слов, которые для читате-

¹ Именуют их и по-другому: стилистические (индивидуально-стилистические) неологизмы, литературные неологизмы, индивидуальные слова, одноразовые неоло­гизмы, неологизмы контекста, слова-самоделки, эгологизмы и т. п. • ² Из работ, в которых прослеживается история возникновения неологизмов и описыва­ются их семантические и словообразовательные типы, следует упомянуть: Брагина А. А. Неологизмы в русском языке. М., 1973; Лопатин В. В. Рождение слова. М., 1973. Зем­ская Е. А. Как делаются слова. М., 1963; Новые слова и значения. М., 1971 и рецензию Pi А. Будагояа на этот словарь-справочник (см.: «Изв. АН СССР. Отд. лит. и яз», 1971, т. XXX, вып. 4. С. 359—363).

ля конца XIX в. были неологизмами, стали для нашего современника обычными словами. А некоторые обычные слова того века преврати­лись в архаизмы. Однако в эпоху создания произведения любой неологизм вводился автором с определенными функциональными целями, ради усиления выразительности и точности речи. Как же воспримет эти функциональные цели современный читатель, если неологизм перестал быть неологизмом? А как быть с обычным сло­вом, которое сделалось архаизмом и воспринимается уже по-иному, вовсе не так, как думалось автору? Канонический текст художест­венного произведения не есть нечто закостенелое и неизменное. Не меняется он только внешне, а внутренне он живет по своим законам, зависящим от темпов и характера развития языка я общества. Мас­совое восприятие произведения меняется в связи с обстоятельствами общественной жизни, ростом образованности носителей языка, из­менениями культуры, быта, нравов и т. д.

Другое дело — индивидуально-авторское словотворчество, состав­ляющее важную особенность прежде всего художественной речи. Оно многообразно и определяется не только характером и широтой исполь­зования лексических и грамматических ресурсов языка, не только свое­обычностью тропов автора и манерой его письма, но и особенностями авторских неологизмов. Широкое и систематическое изучение окказио­нальных слов началось сравнительно недавно¹. Обычно утверждают, что термин этот появился в 1957 г. Однако справедливости ради следу­ет напомнить, что индивидуально-авторские неологизмы анализирова­лись нашими филологами и в 30-е годы, а термин «окказиональный» впервые в печати употребила Розалия Шор, когда писала об «окказио­нальных выражениях» в своей незаслуженно забытой книге «Язык и общество», не потерявшей научной ценности и в наши дни.

¹ См. Фельдман Н. И. Окказиональные слова в лексикографии // «Вопр. языкознания», 1957, №4; Винокур Г. О. Маяковский — новатор языка. М, 1943. С. 15—35; Ефимов А. Я. Язык, сатиры М. Е. Салтыкова-Щедрина. М., 1953. С. 319—363; Смирницкий А. И. Объ­ективность существования языка. М., 1954. С. 16—19; Хохлачева В. И. Индивидуальные словообразования в русском литературном языке XIX в. // Материалы и исследования по истории русского литературного языка. Т. V. М., 1962; Земская Е. А. Как делаются слова. М., 1963; Он же. Окказиональное словообразование В. В. Маяковского (оты­менные глаголы и причастия). АКД. М., 1966; Он же. Об окказиональном слове и окказиональном словообразовании // Развитие словообразования современного русского языка М., 1966; Ханпира Эр. Окказиональные элементы в современной речи // Стили­стические исследования. М., 1972; Аржанов А. Закон есть закон // «Журналист», 1968, № 3; Лыков А. Г. Заметки об окказиональных и потенциальных словах // «Вопросы современного русского языка». Краснодар, 1968; Он же. Окказиональное слово как лексическая единица речи // «Филологические науки», 1971, Л» 5; Лопатин В. В. Рожде­ние слова. М., 1963. С. 62—145.

Окказиональные слова — достояние речи. Они всегда экспрес­сивны, создаются конкретным автором, порождаются целями выска­зывания и контекстом, с которым связаны и вне которого обычно не воспроизводятся. Даже в обычной речи основная их функция не но­минативная, как у простых неологизмов, а характеристическая. Сло­ва эти иногда и становятся общеупотребительными, т. е. входят в лексическую систему языка, но такая метаморфоза случается редко и, главное, они на нее не претендуют, ибо это не просто слова, а осо­бые слова, специально предназначенные для экспрессивных и худо­жественных целей. Вошедшее в язык слово теряет колорит необычно­сти и новизны, но для окказиональных слов в.художественной речи важно быть «неожиданными», важно привлечь внимание к своеобра­зию своей формы и содержания, важно дать понять читателю, что эти слова не воспроизводятся в речи, а творчески создаются в ней.

Спустя десятилетия после своего создания многие окказионализмы не теряют своей новизны, яркости и продолжают отражать индивиду­альность словотворца. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечис­лить хотя бы несколько окказиональных слов, созданных М. Е. Салты­ковым-Щедриным: всенипочемство, вертопрашество, подкузъте-ние, головоушибание, рылокошение, рылобитие, беспощечинность, убаюкиватели (общества), белибердоносцы (литературные), каплун-ство, халдоватостъ, натяфтяфкать. душедрянствовать, топта-тельные (поползновения), ежоворукавичный (смысл), заднекрылеч-ное (знакомство), намазанно-колеснейшие (прорицатели) и др.

Окказиональные слова можно подразделить на две разновидно­сти: потенциальные (потенциализмы) и индивидуально-авторские «(эгологизмы) слова. Это два полюса своеобразия, новизны и экс­прессивности окказионализмов. Эгологизмы, примеры которых только что приводились, создаются по необычным или малопродук­тивным моделям языка и отличаются индивидуально-авторским своеобразием и броской новизной. Чаще всего они появляются в письменной речи и наиболее часты в сатирических, юмористиче­ских, пародийных литературных жанрах. Потенциальные слова — тоже новые лексические единицы, которые создаются в процессе общения на основе высокопродуктивных словообразователь­ных моделей. Авторская индивидуальность почти не влияет на их создание, они очень похожи на существующие в языке слова. Окра­ска новизны как бы стушевывается в них благодаря высокой регу­лярности словообразовательного типа, к которому принадлежит соз­данное слово. Ракетообразный, рюмкообразный, стакановидный,

бочковидный, грушеподобный. ракетоподобный и т. п. — все это при­меры потенциальных слов. Такие лексические единицы словно бы скрытно существуют в языке, и нужен лишь определенный экстра­лингвистический стимул для их появления в речи. Но все-таки, как справедливо считают сторонники отнесения потенциальных слов к окказионализмам, эти слова создаются в момент речи, к «подходя­щему случаю» и не воспроизводятся как «готовые к употреблению» лексические единицы. Создаются каждый раз конкретным индиви­дом для нужд контекста. В них всегда ощущается известная доля но­визны. В литературном творчестве любое потенциальное слово, как и любой другой окказионализм, выполняет художественную и экспрес­сивно-эмоциональную функции. Все это позволяет в дальнейшем рас­сматривать окказиональные речевые единицы без дифференциации их на потенциальные и индивидуально-авторские слова¹.

Окказиональные слова используются в творчестве самых разных и разноязычных писателей. К сожалению, внимательное отношение к окказионализмам не является переводческим правилом. Очень часто переводчики просто не замечают окказионализмов, принимая их за неизвестные им общеупотребительные или региональноупот-ребляемые слова, и переводят окказионализмы обычной лексикой. Даже воспринимая окказиональное слово, многие переводчики не решаются заняться словотворчеством и прибегают к более или ме­нее удачным описательным эквивалентам. Обратимся хотя бы к пе­реводам произведений Хосе Марти.

Известно, что язык апостола кубинской революции неповторимо своеобразен. Габриеле Мистраль писала, 'fro его языковой стиль — это сочетание «оригинальности манеры, оригинальности словаря и. оригинальности синтаксиса». Своеобразие письма Хосе Марти про­являлось не только в особом семантическом ореоле, которым он ок­ружил обычные значения слов, и в ярких тропах, не только в умелом использовании архаизованных слов, диалектизмов и суффиксов субъективной оценки, не только в пристрастии к эллипсисам, ана­форам и гипербатонам, но и в прямом словотворчестве. Марти гово­рил: «Я употреблю устаревшее слово, если оно хорошее, и создам

¹ Особо следовало бы сказать об окказионализмах в научно-фантастической лите­ратуре, когда ими называют вымышленные объекты мысли или им придается значе­ние и форма научного термина. Во всех этих случаях художественная функция наро­чито сводится к функции номинативной, хотя нельзя отрицать и того факта, что с помощью этих «псевдотерминов» писатель-фантаст описывает место действия и социосферу.

новое, если это необходимо» ("Usaré lo antiguo cuando sea bueno y crearé lo nuevo, cuando sea necesario.")- И он действительно создавал новые слова. В одной из статей Эрминио Алмендрос приводит дале­ко не полный список неологизмов Марта, насчитывающий, однако, 82 слова¹. Больше всего среди них прилагательных с суффиксами -oso(a)-, -esco(a)-, udo(a)- и др.: tortugosos (alemanes), momentosa (comida), festosa (muchedumbre), invernosos (pueblos), senuda (moza), selvudos (árboles), idolesco (rostro), ogrescas (naturalezas), vociferas (espíritus), antiática (muchedumbre), mandariega (gente), blandflocuo (hombre), festual (mesa), poémico (color), aurialado (poeta), auriteniente (hombre), colegiaje (situación), gansescas (gentes) и др.