ВЕРА ПРЕДКОВ»

Будет совершенно неверным, говоря о сибиряках, считать их сугубо православными людьми. Как и на всей Руси, сибирское мировоззрение было основано на двоеверии. Оно сформировалось в первые века русской истории в резуль­тате взаимодействия народного язычества и христианства, их слияния и дальнейшего совместного развития. Языческие обряды, представления, ри­туалы жертвенного характера существенно «окультурились» и сохраняются в сознании людей по сей день. Христианство византийского толка обогатились на Руси жизнелюбием, духовностью. В свою очередь, древнее язычество утратило кровавый характер пожертвований, обрело терпимость. Двоеверие признавалось в форме «сохра­нения обычаев и поверий отцов», но для Сибири языческий элемент играл в жизни человека во многом ведущую роль.

Народный календарь в сочетании с церковным определял круг праз­дников, обрядов, примет и поверий. Например, «двойными» — церковным и языческими — были верования Ильина дня, Ивана Купалы, «високосного дня Касьяна — зловещего дня» или дня Власа — «скотьего праздника».

Совмещение дней недели яснее видно на примере четверга. Традици­онно это день Зевса — Юпитера — Перуна. Но в день Великого четверга накануне Пасхи при совмещении его с «четвергом Перуна» творились, по воззрениям сибиряков, чудеса. Ружье, положенное на ночь на стол перед иконой, «било зверя против сердца», игральные карты начинали выигрывать. В эту же ночь готовили и «четвергову соль». Для этого горсть соли клали в мешочек и оставляли на загнетке печи. Утром топили печь и к обеду вынимали полуспекшийся комок соли. Затем по мере надобности от него отщипывали по кусочку соли и использовали для лечения животных, «от порчи», «от сглазу» и пр.

Двоеверие проявлялось во всем, в том числе в вере в «нечистую силу» и «шишкунов», «в домового» и магию. Но все действия в условиях веры в Бога и языческих верований совершались комплексно. Читалась молитва, и тут же следовал «обряд предков». Перед пахотой в первый день страстно молились всей семьей перед иконой, но, прибыв на пашню, в первую бороз­ду запахивали по «древней вере» кусочек хлеба. Практически вся народная медицина совме­щала лечение болезни православной молитвой с древними заговорами. При этом текст «заговора» привязывался с молитвой к «тельному» кресту. «Заго­воры» при этом, чтобы не теряли силу, держались в секрете от посторон­них.

В дни перед Крещеньем сибиряки любили «машкароваться» — наде­вать различные маски, рядиться «медведем», «шаманом», «чертом», «смер­тью» и предаваться розыгрышам. Но в день Крещенья (Богоявления) для очищения от «нечистой силы», «чертовщины» умывались «святой водой» из освященной проруби или даже купались в ней.

Двоеверие наблюдалось в каждом обряде, во всех праздничных дей­ствиях и обычаях.

В свадебной обрядности сваха становилась у дома жениха на первую ступеньку крыльца только правой ногой с «заговором» и садилась в доме на скамью «вдоль матицы»; совместная молитва отцов «молодых» завершалась рукобитием под «матицей»; необходимым считался древний обряд перекре­щивания углов платка; на свадьбе провозглашался тост за домового — «хо­зяина». И даже в церкви во время венчания невеста сжимала в ладони кусо­чек хлеба «на счастье и довольствие».

Свистеть в доме — грех вдвойне: грех перед Богом, и можно высвистеть домового. Подворье защищает образок над воротами, но нужно еще для надежности обтянуть двор ниточкой из савана покойника — тогда ни «не­чистая сила», ни вор не будут страшны. Молитвой «заговаривали» золу и рассыпали на грядке, защищали от вредителей.

В похоронном обряде буквально каждый элемент насыщен двоевери­ем. Даже в наши дни многие старожилы верят, что умершему ранее можно «передать» что-нибудь с «новоумершим» человеком, положив эту вещь ему в «домовину».

Во многих случаях налицо было у сибиряков превалирование языческого начала. Так, по отноше­нию к Иисусу Христу в Енисейской губернии допускалось поверье, харак­терное для умерших людей. Говорили: «На Пасху Христову нельзя ничего за окно выбрасывать и воду лить, ибо в этот день Христос под окном ходит».

Сибиряки могли даже работать в праздничные дни, особенно при устройстве «помочей». Не каждый выдерживал строгий пост, обычно это делали только пожилые люди, а большинство постились в первую и последнюю недели постов. Священники жаловались, что сибиряки крайне редко исповедуются в церкви. Важно отметить, что и сами сибирские священники по образу жизни мало отличались от крестьян.

Особое место в обрядности крестьян Минусинского уезда занимал обряд «нового огня». Этнографы свидетельствуют, что его истоки уходят в первобытные времена. Дня за два перед днем Ивана Купалы (Ивановым днем) в деревнях гасили все огни и не зажигали их. Затем в Иванову ночь «древними средствами» добывали «новый огонь» и вносили в дом.

С началом ледохода на Ангаре и других реках Енисейской губернии женщины бросали в реку раскрошенные без ножа куски хлеба, «чтобы ее, матушку-Ангару, легко пронесло», т.е. лед быстрее прошел.

Без ритуальных каш из цельных зерен ржи или пшеницы не обходил­ся ни один существенный обряд или событие, даже строительство дома.

Особое место в системе верований занимал домовой — «Хозяин», «Суседко». В каждом доме рассказывались былички о том, что видели его, об­щались с ним. Говорили, что домового можно увидеть «из-под бороны в ночь на Великий четверг».

Домовой-«Хозяин» следил за благополучием и здоровьем членов семьи, он был хранителем дома и хозяйства, поил и обихаживал скот, кормил его. Считалось, что тем или иным способом «Хозяин» старается предупредить «до­мочадцев» о грозящих несчастьях. С вопросом: «К худу ли, к добру ли?» — обращались к домовому. Считалось, что домовому нравится определенная масть кошки, коня или коровы: тогда «Хозяин» будет ухаживать за ними и лелеять их.

Сибиряки не только верили в существование «Хозяина», но и выпол­няли ряд действий, чтобы «уважить» его. «Хлебный» подарок с солью клали для «Хозяина» и «Хозяйки» в укромном месте во дворе. Два «хлебца» клали в подполье, под балку, в специальную выемку. Обращались со словами: «Ма­тушка, Суседушка, батюшка Домовой, примите мои хлеб-соль! Я вас люб­лю, и вы меня любите, и деток моих любите». Далее следовали поклоны во все углы. С домовым постоянно «делились» прикусками, «хворостом», кра­шеными яйцами, блинами — раскладывали все по две штуки во дворе и в подполье. Но, памятуя о православных обычаях, говоря о домовом, добавляли: «Только креститься при обращении к Хозяину, ни Боже мой, не надо». При переходе в новый купленный дом обязательно обращались к домовому: «Дед-Сусед, пусти нас не ночь ночевать, а век вековать». При этом своего домового из старого дома нельзя было «приглашать» с собой — «драться оне будут промеж собой».

Из рассказа сибирячки (1912 г.): «Вот что я сама видела. Старик мой приехал и пошел кони выпрягать; а он вовсе в кабак пошел. Слушаю, ходит по снегу около саней. Открою дверь, посмотрю — убирает из саней рогожи, свертывает… Жду, все нет. Опять дверь открыла, смотрю — рукавички снял, кряхтить. Опять жду. Уже петухи поют. Взглянула — взял охапку сена, пошел ко дворишку… А это он, Хозяин -то и был. Как есть — старик, и рукавички, и шубенка, так же покашливает. А мой старик-то ужо перед утром пришел…».

Даже беглое рассмотрение двоеверия у старожилов Енисейской гу­бернии позволяет говорить о четкой тяге сибиряков к «стари­не», к «заветам отцов и дедов». Но все же многие исследователи отмечали, что сиби­ряков отличало более рациональное начало, чем иррациональное: рассудок преобладал над чувствами. Сибиряк был более практичен, рассудочен, рас­четлив, более «уповает на свои силы, чем на Бога, на судьбу».

При этом двоеверие по сути своей было признаком свободы, права выбора в осуществлении обрядности и обращении к сверхъестественным силам. Нрав­ственные начала как христианства, так и языческих поверий о победе сил Добра над силами Зла помогали в сохранении оптимизма в жизни. Двоеве­рие было не просто религиозным мировоззрением, а нравственно-этичес­ким базисом совестливости, основой бытия сибирского старожила.