Никому не дано выразить словами все, что входит в собственную систему истолкования. Многие наши конструкты не имеют символов, используемых в качестве удобных "словесных ручек". Поэтому не только другим трудно "схватить" и категоризовать их внутри своих систем, но и самому обладателю таких конструктов тяжело манипулировать ими и относить их к определенным категориям внутри вербально помеченных частей собственной системы. То, что конструкты нелегко поддаются организации в рамках вербально помеченных частей системы, создает трудности для каждого, кто пытается четко сформулировать свои чувства и предсказать свое поведение в будущей ситуации, которая пока существует только в виде словесного описания.
Человек может сказать, что не притронется к рюмке, если кто-то предложит ему завтра выпить. Но когда он так говорит, он сознает лишь то, что способен вербально маркировать, и не вполне отдает себе отчет в том, как это будет завтра, когда он действительно окажется в такой ситуации. В ситуации, рисуемой его воображением, он, конечно же, не выпьет ни глотка. Однако в той ситуации, которая на самом деле разворачивается вокруг него, все может сложиться иначе и, вполне возможно, он сделает как раз то, что обещал себе и другим не делать. Это может быть вызвано неспособностью его структуры или, точнее, вербально маркированной ее части - адекватно категоризовать определенные аспекты остальных частей своей системы.
Есть еще одно отношение, в котором намерения человека, кажется, расходятся с его словами. Бывает, что ему никак не удается выразить некоторые конструкты таким образом, чтобы другие могли категоризовать их в рамках своих систем истолкования, не делая при этом ошибочных предсказаний его поведения. Люди "ловят его на слове", но он не имеет в виду под своими словами того, что ему приписывают другие. Потому и создается впечатление, будто он говорит одно, а на уме у него совсем другое. Иногда чье-то словесное выражение конструктов настолько портит их, что сам говоривший, слушая затем запись своих высказываний на фоне других обстоятельств, может поражаться тому смыслу, который составляло его тогдашнее вербальное поведение. Это случается в психотерапии, когда клиент прослушивает расшифровки частей более ранних интервью.
а. Неполное выражение. Часто люди выражают свои конструкты неполно. Не будем забывать, что конструкт - это отношение, в котором некоторые вещи сходны между собой и, кроме того, отличны от других. В своем минимальном контексте конструкт предполагает отношение, в котором две вещи похожи друг на друга и отличаются от третьей. Следует также иметь в виду, что отношение, в котором две вещи сходны между собой, должно быть тем же самым отношением, в котором они отличаются от третьей вещи. Мы не выражаем в явной форме весь конструкт, когда говорим: "У Мэри и Алисы мягкий характер, но ни одна из них не привлекательна так, как Джейн". Если бы мы задались целью выразить подлинный конструкт, нам пришлось бы сказать: "У Мэри и Алисы мягкий характер, а у Джейн - нет", - или что-то вроде этого. Или мы могли бы сказать: "Джейн более привлекательна, чем Мэри или Алиса".
Когда же мы говорим: "У Мэри и Алисы мягкий характер, но ни одна из них не привлекательна так, как Джейн", - то, возможно, подразумеваем два разных конструкта: мягкость (характера) и привлекательность. Выбор прилагательного для того, чтобы охарактеризовать двух или даже одного человека, обычно означает, что говорящий сформировал категорию, обладающую для него одновременными - включающим и исключающим - свойствами конструкта. Говорить, что у Мэри мягкий характер, - значит подразумевать существование по меньшей мере одного человека с мягким характером, помимо Мэри, и еще одного человека с жестким характером. Или данное выражение может предполагать, что по крайней мере эти два человека имеют жесткий характер.
Минимальный контекст конструкта составляют три вещи. Мы не способны выразить конструкт - хоть в явной, хоть в неявной форме, - не привлекая минимум двух вещей, обладающих сходством, и еще одной, отличающейся от них. Сказать, что у Мэри и Алисы "мягкий характер" и не предположить, что в этом мире есть кто-то с "жестким характером", просто нелогично. Кроме того, это еще и не психологично.
От кого-то можно услышать и такое: "У Мэри и Алисы мягкий характер, но я не могу себе никого представить с противоположным, жестким характером". Говорящий, возможно, пытается избегать ставить себя в положение того, кто видит в людях жесткость. Таким образом, эта формулировка снабжает психолога, стремящегося понять говорящего, важным ориентиром. С другой стороны, такой человек может ограничивать сферу действия данного понятия только идиографической системой. Если мы спросим его, что он имеет в виду, то, возможно, услышим следующее: "Теперь Мэри и Алиса стали кроткими, не то что раньше". Другими словами, мягкость характера в этом случае оказывается конструктом, который проводит различие не между людьми, а между происходящими изо дня в день переменами у конкретных лиц. Это истолкование мягкости, кроме того, может существенно прояснить характер перемен настроения в том же временном масштабе у самого говорящего. Как видите, всегда полезно прислушиваться к употреблению конструктов говорящим.
Иногда люди пытаются ограничить контекст до двух вещей, которые каким-то образом различаются. Человек может сказать: "У Мэри мягкий характер, а у Джейн - нет. Больше я никого не знаю, кто бы был похож на кого-то из них". Снова перед нами вербальное искажение концептуализации, хотя, возможно, его несколько труднее усмотреть в этой, казалось бы, прозрачной фразе. Мэри и Джейн уже различались этим человеком, когда вносились в список для обсуждения под своими именами. Сказать, что они различаются еще и по своей кротости или по недостатку таковой, - значит ничего не добавить к существующему различению, если только само это дополнительное различие, указывая на сходство по крайней мере одной из них с третьим лицом, не классифицирует их. Хотя этот вид концептуального искажения не столь распространен, как описанный в предыдущем абзаце, он служит верным признаком того, что говорящий затрудняется сообщить о сходстве между Мэри, Джейн и другими людьми в его социальном мире, которое он скрыто истолковывает. Вполне возможно, что пропущенный похожий элемент в выражении его конструкта отвергается потому, что сам говорящий и есть этот элемент. Недостаточно назвать его концептуализацию Мэри и Джейн чрезмерно конкретной; по всей вероятности, они заставляют его испытывать беспокойство.
Как тут не вспомнить о тех психологах, да и всех прочих, кто упорно твердит, будто каждый человек - "индивидуальность", и мы, мол, не можем понять какого-то конкретного человека путем понимания других. Этот вид концептуального искажения; по-видимому, выдает глубоко укоренившееся замешательство такого чересчур разборчивого ученого по поводу того, что делать с "людьми". Психотерапевт, дошедший до подобной аргументации, вероятно, находит, что его терапевтические достижения даются ему слишком дорогой ценой, а проблема перенесения и контрперенесения (поскольку он сам и становится - в скрытой форме - одной из двух упущенных фигур в контексте конструкта) - это та проблема, с которой он не может справиться. Упор на пользование исключительно идиографической системой - еще один пример попытки низвести все социальные конструкты до контекста, образованного одними только непохожестями. По крайней мере этой ошибки психология личных конструктов избегает благодаря признанию того, что абстракции, получаемые на выборке поведения одного человека, могут, в свою очередь, использоваться в качестве данных, на основе которых абстракции получают уже на выборке лиц, принадлежащих к какой-то группе.
Мы обсудили два типа примеров, когда говорящий пытается ограничить контекст своего конструкта в пределе до двух вещей: в первом случае - до двух похожих, во втором - до двух непохожих. А теперь рассмотрим случай, когда говорящий пытается ограничить контекст до одной единственной вещи.
"У Мэри мягкий характер. Я бы не стал утверждать, что есть кто-то еще с таким же характером, как и настаивать на том, что подобных людей больше нет". Это даже не эквивалентно такому избыточному утверждению, как "Мэри есть Мэри". Называя кого-то конкретно 'Мэри', мы, по меньшей мере, предполагаем, что это имя целиком и полностью относится к той представительнице женского пола, которую мы имеем в виду, и что все остальные люди - 'не-Мэри'. Однако человеку, говорящему, что у Мэри мягкий характер, но тут же делающему оговорку, будто кротость не служит для Мэри ни общим, ни отличительным признаком, явно не удается сообщить конструкт. Возможно, конечно, он имеет в виду, что сейчас Мэри так же кротка, как она была в другое время, но не настолько, как была когда-то еще. И все же более вероятно, что говорящий не способен достичь полного выражения своего конструкта. По крайней мере, на вербальном уровне его конструкт, вероятно, стал полностью непроницаемым. Этот человек не в состоянии использовать его ни для совладания с новыми обстоятельствами жизни, ни для лучшего приспособления к старым. Он не может организовать другие конструкты сообразно с ним. Короче говоря, на вербальном уровне этот конструкт стал недействующим.
б. Имена как символы личных конструктов. Являются ли имена собственные выражениями конструктов? Да, конечно. Имя - это образ видения сходства в одной группе событий, который отличает ее от другой группы событий. В нашем случае мы располагаем группой событий, которые можно счесть похожими в качестве являющихся 'Мэри-событиями'. Помимо них, есть другие события, все еще внутри диапазона пригодности данного конструкта, которые являются 'не-похожими-на-Мэри событиями'. 'Мэри' - это конструкт событий. Поэтому любое имя есть не что иное, как разновидность истолкования событий. В этом заключается частичный ответ критикам сформулированной Рэйми (Raimy) теории Я-концепции, которые, исходя из логических оснований, заявляют, что термин 'Я-концепция' (или 'Я-концепт', что звучит менее привычно для русскоязычного читателя, но зато точнее и позволяет сохранить смысловое единство рассматриваемого здесь ряда терминов: концепт - перцепт - идентичность. - Прим. перев.) являет собой пример неправильного употребления термина. То, что под ним скрывается, следовало бы именовать либо 'Я-перцептом' (или 'Я-образом'. - Прим, перев.), либо 'Я-идентичностью'. С точки зрения классической логики, эти критики, разумеется, совершенно корректны в своем разборе теории Рэйми. Однако, исходя из нашего функционального определения конструкта и нашей теоретической позиции в психологии личных конструктов, вполне уместно говорить о наличии у определенного человека конструкта себя (self-construct) или о классе конструктов, которые могут быть названы личными конструктами себя.
в. Неразличающие универсалии. Наконец, обратимся к примеру, в котором отражена попытка выразить всеобщее сходство. 'Мэри, Алиса и Джейн, как и любой другой человек, всегда проявляют мягкость характера'. Это напоминает одно распространенное выражение". 'Все хорошо'. 3 Понимаемые буквально, оба эти утверждения отрицают свои конструкты. Если всякий человек проявляет мягкость, то конструкт мягкости (характера) лишается смысла. И все-таки говорящий должен что-то иметь в виду. А слушающий должен заглянуть за этот буквальный символизм и истолковать личное толкование говорящего.
Существует несколько возможных версий. Предположим, противоположностью 'мягкости' в системе говорящего является нечто такое, что мы могли бы назвать 'агрессивностью'. Если говорящий заявляет, что "всякому человеку присуща мягкость характера", он тем самым избегает возможности показать на любого человека и назвать его "агрессивным". Он может это делать, потому что не хочет прослыть провидцем зла, в частности, агрессивности. А может быть, он поступает так, потому что не способен удовлетворительно вести дела с агрессивными людьми и, по крайней мере, в данную минуту пытается ограничить свою совокупность людьми, с которыми в состоянии справиться. Тогда в его утверждении, возможно, кроется подразумеваемое исключение: 'У всех, кроме меня, мягкий характер'. Другая интерпретация: он может считать, что если уж все в этом мире агрессивны, то придется признать, что и своя скрываемая агрессия столь же велика. Поэтому единственный способ, которым он может избежать участи стать первым примером агрессивности, - твердо стоять на том, что всем людям присуща мягкость характера.
Еще одна близкая интерпретация состоит в следующем. Признай он, что всякий человек агрессивен, ему, возможно, придется определить как агрессивного кого-то из своих близких, например одного из родителей. Истолкование отца или матери как агрессивных может иметь такие далеко идущие последствия, что более продуманным выбором, по-видимому, было бы включение родителей в класс людей с мягким характером, даже если это означает универсализацию 'мягкости'. Любая другая интерпретация с его стороны могла бы поколебать всю систему истолкования, которая придает форму его образу жизни.
Часто говорящий своим выбором конструктов дает понять, что он думает о слушающем. Это постоянно происходит в психотерапии: терапевт получает довольно полное представление об отношении к нему клиента, руководствуясь тем, чему клиент решает придать особое значение или даже о чем он собирается рассказать. Например, клиент, утверждающий, будто "каждому человеку свойственна мягкость", возможно, предполагает, что терапевт слишком уж склонен искать во всем агрессивность. Вот что он, скорее всего, имеет в виду: "Кажется, вы продолжаете искать агрессивность; имея дело со мной, пожалуйста, придерживайтесь взгляда, что каждому человеку свойственна мягкость". Другая, близкая, интерпретация мысли клиента может выглядеть так: "Послушайте, я такой милый человек, что готов каждого назвать добрым независимо от того, так это или не так. И после этого вы еще сомневаетесь, что я святой души человек?!" Или же: "Так много людей видят вокруг себя одну агрессивность, - и это настолько беспокоит меня, что я пытаюсь служить примером, следуя Добродетели видеть в людях смирение и доброту".
Еще одна возможная интерпретация состоит в том, что клиент пытается выразить таким способом динамику. Несмотря на то, что когда-то он считал мир агрессивным, теперь он воспринимает его как источник добра. Или, возможно, предостерегает терапевта о надвигающемся изменении: "Как много людей считают мир агрессивным! Я пока к ним не отношусь, но остерегайтесь!"
г. Специальные проблемы интерпретации. Поскольку конструкты первоначально существуют в виде личных конструктов, не все из них оказываются легкодоступными для других. Своеобразный характер конструкта у конкретного лица или не общепринятое использование им терминологии могут вводить в заблуждение слушающих. Например, то, что один человек подразумевает под словом 'мягкий' ('gentle'), может больше соответствовать тому, что другие назвали бы 'зависимым' или 'слабым характером'. Однако сам он может держать в уме нечто вроде изысканности манер, социального положения или, культурной группы, то есть всего того, что кто-то мог бы иметь в виду, употребляя слово 'джентльмен' ('gentleman').
В таком случае нужно сознавать двухполюсный характер конструкта и возможность того, что у одного человека 'мягкий' может иметь совершенно иной континуум, простирающийся вдали от континуума, свойственного 'мягкому' другого человека. Ранее мы предположили, что говорящий, возможно, истолковывает события исходя из континуума 'мягкий-агрессивный'. Но вполне вероятно, что противоположным концом данного конструкта является не 'агрессивный', а 'бестактный' или, скажем, 'простодушный'. И тогда утверждение этого человека могло бы означать что-то более близкое к "Все люди проявляют деликатность" или "Все люди коварны".
Иногда клиент просто экспериментирует со своей терапевтической ролью. Он выказывает точку зрения для того, чтобы посмотреть, какова будет реакция терапевта или что принесет ему складывающаяся в результате ситуация. Он может подразумевать: "Посмотрим, как вы среагируете на такое заявление: "Всякому человеку свойственно проявлять мягкость характера"". Ключ к пониманию такого рода заявлений состоит в том, чтобы заметить подразумеваемые кавычки в высказывании клиента. Клиент экспериментирует. Если у него создается впечатление, что терапевт принимает или отвергает данное утверждение, он интерпретирует это как определенную информацию о терапевте. Если, например, клиенту кажется, что терапевт соглашается с его утверждением, это может означать, что терапевт не готов иметь дело со скрываемой агрессией, которую клиент, возможно, надеется выразить. Если же у него создается впечатление, что терапевт отвергает данное утверждение, следующим важным шагом для клиента становится выяснение того, что терапевт считает агрессией и каковы, с его точки зрения, агрессивные люди. Возможно, в таком случае, терапевт сам готов проявить агрессивность в любую минуту.
Иногда клиент делает свои заявления в противоположной форме. Подобно педантичному психологу-экспериментатору, планирующему; свои эксперименты относительно нулевой гипотезы, которая, как он в действительности надеется, будет опровергнута, клиент может делать пробные противоположные ставки. Вместо того чтобы сказать: "Разве мир не жесток?", он говорит: "Весь мир добр". Он употребляет утвердительную антитетическую формулировку вместо отрицания "не". Сформулировав гипотезу, Он наблюдает за тем, сколько исходов его опыта разбивают данную гипотезу. Возможно, клиент экспериментирует сам с собой. Он может подразумевать: "Хотя я так и не думаю, сейчас я сделаю вид, будто весь мир добр; интересно, какие нелепые вещи произойдут со мной из-за того, что я занял эту позицию". Люди часто экспериментируют таким образом, - факт, который психотерапевту нужно постоянно держать в уме. Кроме того, как раз этот факт не имеет легкого объяснения в традиционной психологической теории научения.
В наши намерения не входит проведение исчерпывающего анализа того, что подразумевает человек, когда высказывает простое повествовательное утверждение. Достаточно показать, что при его интерпретации ни в коем случае нельзя упускать из виду контрастные аспекты выражаемого личного конструкта, а также указать на то, что существует великое множество возможных интерпретаций, которые слушающий может отнести к такому простому утверждению, каким Мы воспользовались для нашего примера.
2015-05-22
320
