Воля как долженствование

Понимание воли как долженствования противопоставляется отождествлению воли с потребностным побуждением, т.е. с мотивом (поскольку для многих психологов потребность и есть мотив).
Спецификой этого подхода к пониманию воли, присущего грузинским психологам, является то, что волю они рассматривают как один из побудительных механизмов, наряду с актуально переживаемой потребностью.
По мнению Д. Н. Узнадзе (1966), механизмы воли таковы, что источником деятельности или поведения является не импульс актуальной потребности, а нечто совершенно иное, иногда даже противоречащее потребности. Побуждение к любому действию грузинский ученый связывает с наличием установки на действие (намерение). Эта установка, возникающая в момент принятия решения и лежащая в основе волевого поведения, создается благодаря присутствию в сознании воображаемой или мыслимой ситуации. За волевыми установками скрываются потребности человека, которые хотя и не переживаются непосредственно в данный момент, но лежат в основе принятия решения о действии, причем в выработке такого решения участвуют также процессы воображения и мышления.
Ш.Н. Чхартишвили (1958) разделяет мнение Д. Н. Узнадзе о том, что волевое поведение не связано с удовлетворением актуально переживаемой потребности. Выступая против игнорирования воли и обусловленности поведения человека только потребностями, Ш.Н. Чхартишвили (1967) пишет: "Если бы со стороны человека, как субъекта поведения, последнее побуждалось и направлялось одними лишь потребностями, как это полагает большинство психологов, то поступок, считающийся злодеянием и квалифицируемый как преступление, следовало бы объявить несчастным случаем и вообще снять вопрос об ответственности, ибо от самого человека совершенно не зависит, какая потребность возникает у него в данный момент и активизируется в наибольшей степени. Повседневное наблюдение говорит о том, что человек обладает способностью стать выше настоящего моментального состояния, сдержать импульсы активизированных потребностей (даже если эти импульсы очень сильны), прислушаться к запросам общества и, сообразуясь с ними, наметить и осуществить такие цели, которые ни в коей мере не соответствуют его теперешним (находящимся в актуализированном состоянии) потребностям. Эту способность, в силу ее специфической природы, нельзя назвать потребностью. Даже человек, не искушенный в науке, говорит о слабоволии того лица, которое лишено способности к указанной выше активности" (с. 72).
Больше того, он не считает признаком воли и сознательный характер поведения. Он полагает, что осознание цели и средств ее достижения (которые являются, с моей точки зрения, непременными компонентами мотива) является делом интеллекта, мышления. "По одной лишь причине, что цель поведения и связанные с нею явления осознаются, - пишет Ш.Н. Чхартишвили, - поведение не приобретает никакого особенного свойства, для характеристики которого понадобилось бы вводить некое новое понятие, отличное от понятий сознания, интеллекта, мышления. Поведение осознанно, осмысленно, и поэтому его природу адекватно выражают термины "сознательное поведение" или "интеллектуальное поведение". Таким образом, термин "воля" оказывается излишним" (с. 73). Воля призвана служить, с точки зрения этого автора, побудительным механизмом поведения, удовлетворяющего внешним общественным требованиям, которые приняты субъектом ("я должен"). Вследствие этого Ш.Н. Чхартишвили не считает волю частью единого мотивационного процесса, а рассматривает ее как особое психическое образование или способность личности. Посредством воли, считает этот автор, человек освобождается из плена актуальной потребности. Благодаря этому, пишет он, человек, будучи вначале существом, живущим лишь настоящим моментом, поднимается до уровня социальной, общественной личности и становится субъектом волевого поведения.
Надо сказать, что в своих взглядах Ш.Н. Чхартишвили оказывается не совсем последовательным. Отделив волевое поведение от поведения, совершающегося по потребности (последнее он называет импульсивным, потому что оно вызывается импульсом потребности), он все же вынужден признать, что "человеку редко приходится осуществлять чисто волевое поведение. Гораздо чаще он претворяет в жизнь поведение, имеющее двойственную природу, т.е. одновременно реализуя как импульсивное, так и волевое поведение. С такой активностью мы имеем дело в тех случаях, когда единая деятельность возникает из двух различных по своей природе источников, мотивов и целей". И далее: "В поведении двойственной природы переживания "я хочу" и "я должен" не противостоят друг другу, и "я должен", которое всегда акцентируется, переживается в то же время, как "я хочу"" (1967, с. 80).
Выступая вроде бы за отделение воли от мотивации (потребностного побуждения), он в то же время пишет, что "мотив волевого поведения всегда появляется в форме оценочного суждения" (с. 79), утверждая тем самым, что без мотива волевого поведения не бывает. Да и его утверждение, что "я хочу" вызывает неволевое (импульсивное) поведение, явно противоречит тому, что мы наблюдаем в жизни. Разве "я хочу стать чемпионом" не побуждает спортсмена прилагать максимум волевых усилий для достижения цели?
Поэтому можно сказать, что и поведение, обусловленное потребностью личности, является волевым в такой же степени, как и поведение, обусловленное долженствованием. Ошибка Ш.Н. Чхартишвили состоит в том, что волю он рассматривает только как механизм преодоления трудностей, а долженствование - как только нравственную позицию личности, противопоставляемую им биологическим потребностям, которые человек должен часто тормозить, чтобы проявить моральный компонент воли и свою общественную сущность. Но это слишком узкий подход к пониманию как долженствования (оно может и не быть связанным с нравственностью: я должен (мне необходимо) купить спички), так и волевого (произвольного) поведения.