Назначение Д. А. Толстого министром внутренних дел и утверждение реакционного курса

Назначение Д. А. Толстого министром внутренних дел и утверждение реакционного курса

Введение:

"Диктатура улыбок" Н. П. Игнатьева была так же непродолжительна, как и "диктатура сердца" М. Т. Лорис-Меликова. Назначение Д. А. Толстого министром внутренних дел означало открытый поворот к крепостнической реакции. М. Н. Катков писал по этому поводу: "Имя графа Толстого само по себе уже есть манифест и программа"'. Призыв Толстого — это "перчатка, брошенная властью в лицо России", — отозвалось из Женевы "Общее дело". "Вот до какой диктатуры ненависти дожили мы, легкомысленно болтая о "диктатурах любви"2, — бросила газета упрек русским либералам. В мемуарах современников о Толстом нельзя встретить двух разных мнений.

Реакционеры и либералы, и те, кого нельзя безоговорочно причислить ни к одному из этих лагерей, В. П. Мещерский и Е. М. Феоктистов, К. Головин и А.А. Половцов, С.Ю. Витте и М.И. Семевский — все видели в нем "оплот реакции", "крайне правого", "ультраконсерватора", равно как и многоликая пресса — от "вернопреданного" "Гражданина" до нелегального "Вестника народной воли". Пятнадцатилетняя деятельность на министерских постах, сначала обер-прокурором Синода с 1865 г., а затем одновременно и министром народного просвещения (1866—1880 гг.)", упрочила за ним славу твердокаменного реакционера. Удаленный Александром II от власти во имя спасения своего Собственного авторитета, он был призван два года спустя Александром III для упрочения власти.

Это была своеобразная заявка правительства на новый курс — курс открытой и прямой крепостнической реакции, без "улыбок" и либеральных жестов обществу, без дипломатии, без игры в "мужицкого царя" и "народную политику". Первые шаги Толстого направлены по линии наименьшего сопротивления. Эпоха контрреформ открывается дополнительными "временными" цензурными правилами (27 августа 1882 г.), реакционнейшим новым Университетским уставом (23 августа 1884 г.) и закрытием ряда периодических изданий. К пересмотру основных преобразований 60-х годов правительство приступило позднее.

Пресса тогда же обратила на это внимание. "Вестник Европы" писал, что принятие нового Университетского устава — задача гораздо более легкая, чем реформа в области самоуправления и суда. Это неплохо подмечено. Действительно, Игнатьев сошел со сцены, но учрежденная в его правление Кахановская комиссия, этот последний осколок "либеральной" эпохи, заседала, совещалась, вырабатывала проекты реформ местного управления, хотя Толстой, по свидетельству Феоктистова, считал Каханова "чуть ли не одним из главных виновников катастрофы 1 марта", и слово "кахановщина", как нечто очень скверное и революционное, не сходило у него с языка".

Все меры, вполне определенно выражавшие реакционное направление политики Толстого, были пока еще довольно разрозненными. Об этом единогласно свидетельствуют современники: "Установившаяся за графом Толстым репутация, что у него есть своя непоколебимая система, — писал К. Головин, — принесла ему самое главное — прилив доверия и государя и общества... А между тем "системы" вне области школы у Дмитрия Андреевича собственно не было никакой. Ненависть к выборным должностям, предположение, будто вицмундир обеспечивает пригодность и благонамеренность чиновника — вот чем исчерпывалась его убогая система".

О том же писал и Феоктистов: "Конечно, он отличался твердостью некоторых своих воззрений, ненавидел либеральные веяния, достигшие пышного процветания при Лорис-Меликове,относился с негодованием к недостаткам нашего судебного устройства, порицал самоуправление во всех его видах, причинявшее у нас так много зла и т. д., но как изменить все это, оставался он в совершенном неведении". "Вестник народной воли" отмечал в 1884 г.: "Беспрограммность реакции делает политику правительства замечательно бледной и скучной. Одна только тайная полиция живет полной жизнью. Одни репрессии против всяких проявлений свободной мысли ведутся широко и систематично"