Философский уровень методологии науки и психологическое исследование: проблема человека в философской картине мира

Уровень философской методологиипредставляет собой философские знания, полученные при помо­щи методов философии и разрабатываемые обычно профессиональными философами. По мнению Э. Г. Юдина, философия выполняет двоякую мето­дологическую роль: «во-первых, осуществляет конструктивную критику научного знания с точки зре­ния условий и границ его применения, адекватно­сти его методологического фундамента и общих тенденций его развития. Во-вторых, философия дает мировоззренческую интерпретацию результа­тов науки — в том числе и методологических ре­зультатов — с точки зрения той или иной картины мира» (цит. по: Зинченко, 1983. С. 24). Философская методология, становясь неотъемлемой частью ми­ровоззрения психолога, определяет постановку им исследовательских и практических задач, задает наиболее существенные мировоззренческие пред­посылки для видения той реальности, с которой имеет дело ученый или практик, поэтому данный уровень в структуре методологического знания было бы правомерно назвать также философско-мировоззренческим.

К уровню философской методологии относятся обобщенные представления об идеале научной рациональности, подробно проанализированные М. К. Мамардашвили (1984). Их можно причислить к мировоззренческим универсалиям (В. С. Степин), они определяют, прежде всего, взгляды ученых на исследуемые объекты, средства исследования и на собственную научную деятельность.

Классический идеал рациональности базируется на двух исходных правилах, сформулированных, по мне­нию М. К. Мамардашвили, на материале наблюдения физических тел. Правило первое: «Физическим те­лом, грубо говоря, называется такое явление, кото­рое полностью пространственно выражено в своем содержании, т. е. все, что мы можем сказать о структу­ре этого явления, о его составе, строении, таково, что оно полностью развернуто для внешнего пространст­венного наблюдения или же (если идет речь об идеаль­ных абстрактных объектах или так называемых нена­блюдаемых теоретических "сущностях") разрешимо на каких-либо наблюдаемых частях внешнего про­странства. В этом смысле термины "объективное" и "пространственное" совпадают, могут употребляться через запятую, как и понятие "внешнее наблюдение". В последнем добавлении очевидно, что "объективно­му" тождественно здесь "внешнее" (или пространст­венное), а "внутреннее" — "субъективному"».

Суть второго правила в том, что для классического идеала научной рациональности характерно «отожде­ствление (восходящее к Декарту) "материальности" с пространственностью (или внешней выраженностью для наблюдателя), лишь в зависимости от которой действия мира на нас или на возможного наблюдате­ля могут (и будут) рассматриваться как материаль­ные, опытно данные (и поддаваться наглядному представлению в образах "контакта", "соприкосно­вения", "удара", "взаимного расположения" и т. д.)

Это великий принцип опытной науки: то, что воспринимается органами чувств, есть только матери­альные тела и их действия.

В философии со времен древних греков за человеческим образом закреплены три вещи: высшее благо, красота и истина. В ситуации, которая представлена в фильме "Остановился поезд", люди не удовлетворяют "эталонному" (высокому) представлению о человеке именно потому, что они загипнотизированы тем, что представляется им человеческим благом. Как утверждает философия, помимо человеческого блага есть высшее благо, которое стоит по ту сторону "человеческого - слишком человеческого". Высшее благо не берет какой-нибудь определенный, конкретный предмет и не объявляет его "высшим" по отношению к другим. Какая-либо наглядность и разрешимость внутреннего образа (внутренней формы) на частном предмете здесь устранена. Высшее благо - это форма ("образ", "идея", "эйдос", "вид"), обладающая свойством всех философских абстракций, подчиняющихся их общему принципу, согласно которому ничто не должно определяться по содержанию, а лишь точно задавать невидимое, быть само его неделимым измерением. Возьмем, например, "долг". Долг никогда не определен по содержанию. Долгом является то, что является им в данный момент - здесь и сейчас, он никогда не выводится из общих определений. Таким образом, человек - это, очевидно, единственное существо в мире, которое (как человеческое существо, в том смысле, что оно не порождается Природой, которую мы можем изучать объективированно - в какой-то картине, отвлеченной от себя) находится в состоянии посеянного зановорождения, и это зановорождение случается лишь в той мере, в какой человеку удается собственными усилиями поместить себя в свою мысль, в свои стремления, в некоторое сильное магнитное поле, сопряженное предельными символами. Эти символы на поверхности выступают, с одной стороны, в религии (точнее, в мировых религиях, то есть не этнических, не народных), а с другой стороны, в философии. Многие проблемы, которые для нас обозначены, скажем, понятиями ответственности или уважения человека к себе и отсюда - уважения к другим, небезразличие к тому, чем занимаешься, к труду и т. д., - все они стоят не в пределах теперешних десятилетий, а обладают размерностью столетий, и за ними стоят долгодействующие силы истории. И если мы мыслим, то должны мыслить в терминах этих размерностей, иначе мы ничего не поймем в человеческих проблемах, которые стоят сегодня перед нами. Только возобновляя порванные нити столетий и восстанавливая традицию долговременного мышления, мы можем разобраться в сегодняшних человеческих коллизиях и в современном облике человека.