Много было войн у греков и у варваров между собою… Но мне кажется, что подвиг выполненного Леонидом долга превзошел все подвиги и до и после этого времени.
Павсаний. Описание Эллады. III. 4. 6.
(Пер. с греч. С.П. Кондратьева)
Культура древних греков была культурой звучащего слова и «говорящего» предмета. Отсюда – широчайшее распространение жанра стихотворной эпиграммы – в буквальном смысле «надписи», зародившегося еще на заре греческой литературы. Помещенная на любой предмет – будь то надгробие, постамент статуи, чаша или светильник – такая надпись, идеально соединяя музыку слова с образом прекрасного, организовывала диалог человека и вещи. Эпиграммы пользовались большой популярностью и в Греции, и в Риме, и в Византии: на них ссылались историки, их изучали филологи, их подбирали в особые сборники – антологии или цветники. Этот «малый» жанр литературного творчества, доступный не только поэту-профессионалу, но и мало-мальски грамотному человеку, обладал невероятно богатыми возможностями увековечивать историческую память. При краткости и лапидарности слога, наличии привычных поэтических «штампов» эпиграмма, точнее, стихотворная надгробная надпись – эпитафия – была удобна и для запоминания, и для запечатления на камне[1].
Важнейшим этапом в становлении эпиграмматической поэзии стали греко-персидские войны. В полисах, выступивших против незваных завоевателей, появилось немало стихотворных эпитафий в память павших на полях сражений, а в крупнейших храмах – подписей в стихах на посвященных богам трофеях. Именно они увековечили ту меру коллективного подвига и индивидуальной доблести, позволившей маленькому народу одержать победу над многомиллионным (так, по крайней мере, считали сами греки) полчищем варваров. Но ни один памятник той эпохи не был столь на слуху у греков, как «мемориал» в Фермопильском ущелье на границе Локриды и Фессалии – там, где небольшое ополчение нескольких полисов семь дней сдерживало стократно превосходившую его армию персов.
Память об этой битве жива до сих пор. Правда, в массовом сознании она отложилась как подвиг трехсот спартанцев, погибших под стрелами персов, но не сдавших поля боя врагу. Но это – последний этап сражения. Общая беда впервые сплотила греков, и к Фермопилам вышло ополчение, составленное из отрядов, присланных полисами Северной Греции и Пелопоннеса:
Полис | Численность ополчения по: | |
Геродоту[2] | Павсанию[3] | |
Спарта | ||
Тегея | ||
Мантинея | ||
Орхомен | ||
Полисы Аркадии | ||
Коринф | ||
Флиунт | ||
Микены | ||
Феспии | ||
Фивы | ||
Локры Опунтские | Ок. 6000 | |
Фокея |
Каждый отряд имел своего командующего (полемарха). Из них Геродот называет лишь имена командующего отрядом феспийцев – Демофила, сына Диадрома и Леонтиада – командующего отрядом фиванцев[4]. Общее командование было поручено спартанскому царю Леониду[5]. Ущелье – единственный проход из Северной Греции в Среднюю – было идеально укреплено самой природой. «Фермопилы представляют узкий[6] и длинный проход; его окружает с одной стороны море, с острыми подводными камнями при полном отсутствии гаваней, с другой – непроходимое и бездонное болото», – отмечал Аппиан[7]. Это позволяло грекам, перекрывшим стеной самую узкую часть ущелья, держать оборону долгое время, что было частью общей стратегической задачи: не допустить врага в Среднюю Грецию, пока союзный флот не одержит победу над персидским флотом у мыса Артемисий.
Два (по Геродоту) или три (по Юстину) дня непрерывных атак не принесли персам победы: узость ущелья уравнивала силы. Наконец, изменник указал обходную тропу, и отряд «бессмертных» с наступлением сумерек начал продвижение в тыл грекам[8]. Ночью царь Леонид, которому наблюдатели сообщили о передвижении врага, отправил отряд фокейцев на прикрытие обходной тропы.
На заре, когда стало ясно, что положение безнадежно, царь Леонид приказал союзникам покинуть поле боя. С царем остались спартанцы, которым отступать запрещал обычай, феспийцы и фиванцы[9] – по данным Юстина, около 600 человек[10]. Атака основных сил персов началась ближе к середине дня – когда в ущелье спустились первые отряды «бессмертных». Узнав о выходе противника в тыл, фиванцы сдались на милость победителя и по приказу царя Ксеркса были заклеймены как рабы[11]. Спартанцы же и феспийцы вырвались из ущелья и контратаковали противника, а затем, понеся сильные потери (в этом бою пал царь Леонид), заняли на холме у входа в ущелье круговую оборону[12]. О гибели остатков отряда греков существуют две версии. Согласно Геродоту, греки, оборонявшиеся на холме, были окружены персами и засыпаны градом стрел[13], а согласно Юстину – ворвались ночью во вражеский лагерь и к середине следующего дня пали все до единого[14]. По-видимому, более правдоподобной является версия Геродота: при раскопках в Фермопилах, проведенных незадолго до Второй мировой войны, был локализован холм, на котором греки приняли последний бой, засыпанный наконечниками персидских стрел[15].
После окончания греко-персидских войн над могилами павших были сооружены стелы со стихотворными эпитафиями. Такие погребения греки называли «poluandre‹on» – «многомужными» могилами, что эквивалентно русскому термину «братская могила». В отличие от героона – места погребения мифического или реального героя, ставшей объектом религиозного почитания, полиандрии не были местом отправления культа. Устанавливавшиеся на них надгробия хранили память о совершенном здесь воинском подвиге. Так что этому понятию более соответствует термин «мемориал» в его современном значении. И полиандрий в Фермопилах был не только данью уважения тем, кто отдал жизнь за свободу и независимость Эллады, но и памятником, на котором воспитывали патриотизм не одного поколения греков.
Впервые об этом «мемориале» сообщает «отец истории» Геродот. Он говорит о стелах с надписями (™pigr£mmasi... ka… st»lVsi), поставленных на месте гибели каждого отряда [16]. А это указывает на то, что «мемориал» должен был располагаться у входа в ущелье – «на том месте, где пали» последние защитники Фермопил.
Правда, из труда Геродота неясно, сколько надгробных памятников было установлено на «мемориале»: «отец истории» приводит тексты только трех эпитафий. Двумя из них павших почтили (™pikosm»santej) амфиктионы[17] – члены Дельфийско-Пилейского религиозного союза. Этот союз имел два культовых центра – храм Аполлона в Дельфах и святилище Деметры Амфиктионийской с храмом героя-эпонима Амфиктиона[18]. Амфиктионы собирались здесь раз в год – на весеннее заседание, решали общие дела, приносили жертвы Деметре и несли надзор за казной, которая хранилась в этом святилище[19]. По-видимому, это свидетельствует о том, что оба надгробных памятника, по крайней мере, были выполнены в едином стиле. Третью стелу – над могилой спартанского прорицателя Мегистия, предсказавшего накануне последнего сражения гибель греков, но отказавшегося, тем не менее, покинуть обреченное войско – Геродот выделяет особо. Ее по собственной инициативе поставил поэт Симонид Кеосский «в память о дружбе» (™pikosm»santej)[20] – скорее всего, прорицателя и поэта связывали узы взаимного гостеприимства. Он же, очевидно, был и автором высеченной на ней стихотворной эпитафии.
В этой связи возникает вопрос о том, почему инициатива возведения «мемориала» принадлежала именно Амфиктионии. Так как все полисы, выславшие ополчение в Фермопилы являлись ее участниками, то они и выступили с инициативой о возведении «мемориала» на средства союза. Это не противоречило обычаю греков: например, в Афинах существовал закон о погребении павших на войне воинов за счет полиса в братской могиле на особом участке некрополя [21]. При этом останки погибших обязательно распределялись по филам [22]. Хоронили павших смертью храбрых воинов в полиандриях и спартанцы [23]. Погребение же убитых непосредственно на месте битвы считалось признанием их величайшей доблести [24]. При этом афиняне, по-видимому, создали первый подобного рода прецедент, похоронив убитых в Марафонском сражении на поле боя [25]. Таким образом, возведение полиандрия в Фермопилах было общей волей полисов, чьи воины приняли участие в сражении, и преследовало цель таким образом почтить выдающийся героизм павших при защите ущелья. Погребение же останков, как того требовал обычай, проводилось в разных могилах – соответственно месту гибели полисного отряда. Отдельно от всех был погребен лишь командующий ополчением – царь Леонид, что тоже было признанием его выдающегося мужества. Не исключено, что эта могила являлась кенотафом: Геродот сообщает, что по приказу Ксеркса персы надругались над трупом царя Леонида – отрубили ему голову и насадили ее на кол [26]. Так что опознать его тело среди множества убитых было проблематично.
Представление о «мемориале» расширяет сообщение Страбона, видевшего его почти четыре века спустя, на рубеже дохристианской и христианской эр. Так же, как Геродот, он локализует «мемориал» «близ Фермопил», но упоминает уже пять стел с надписями, первой из которых (™pˆ tÍ prètV tîn pšnte sthlîn tîn perˆ QermopÚlaj) называет не отмеченную «отцом истории» эпитафию над могилой опунтских локров[27].
Возможно, Страбон видел «мемориал» уже поврежденным, так как тот мог сильно пострадать во время многочисленных военных действий в ущелье. В 323 г. до Р.Х., во время Ламийской войны, предводитель отряда наемников Леосфен разбил в ущелье войско союзных Македонии беотийцев. В 278 г. до Р.Х., во время нашествия галлов на Грецию, в Фермопильском ущелье строились укрепления[28]. В 208 г. до Р.Х. этолийцы, готовясь к войне с македонским царем Филиппом V, укрепили Фермопилы «рвами и окопами»[29]. Наконец, в 191 г. до Р.Х. сирийский царь Антиох III, пытаясь остановить римлян, перегородил ущелье «двойным валом и рвом, а где нужно было – еще и стеной, благо камни валялись повсюду во множестве»[30]. Эти укрепления стали самыми мощными за всю историю Фермопил – валы служили площадкой для метательных орудий[31]. В любом случае строительным материалом для фортификационных сооружений могли «пригодиться» и стелы «мемориала» – в чрезвычайной ситуации обычай это допускал. Однако во втором десятилетии по Р.Х. памятник царю Леониду видел поэт Лоллий Басс[32]. На рубеже II-III вв. по Р.Х. памятник царю Леониду и, видимо, прорицателя Мегистия видел Флавий Филострат[33].
В ранневизантийское время укрепления в Фермопилах были возобновлены при императоре Юстиниане I[34]. В 539 г. им пришлось испытать натиск племен, кочевавших по Европе после распада гуннского племенного союза[35].
Тексты пяти эпитафий – в том числе и не упоминаемых у Геродота и Страбона – имеются в Палатинской Антологии – собрании греческих эпиграмм, в основе которого лежал сборник, составленный около 900 г. византийским филологом Константином Кефалой. Эти тексты, скорее всего, восходят к Венку – антологии греческих эпиграмм, составленной около 70-60 гг. до Р.Х. поэтом Мелеагром Гадарским: составитель называет «поросли дивной лозы», подаренные в этот сборник Симонидом[36].
Все эти сообщения дают возможность восстановить количество стел с эпитафиями в Фермопильском ущелье. Приведем их греческий текст вместе с поэтическими переложениями на русский язык:
1. Strab., IX, 4, 1. С 425.
Эпитафия над братской могилой опунтских локров, локализуемая Страбоном без указания имени автора у входа в ущелье:
Poqe‹ fqimšnouj Øpr `Ell£doj ¢nt…a M»dwn,
mhtrÒpolij Lokrîn eÙqunÒmwn 'OpÒeij.