Европейская проблематика в диссертационных исследованиях, защищенных в Тюменском университете (2000 – 2005)

Возникнув на базе педагогического института 75 лет назад, Тюменский университет далеко не сразу обнаружил причастность к европейским штудиям: первые специалисты по истории Европы различных периодов появились только в середине 50-х гг. ХХ в., но лишь в конце столетия в вузе утвердились первые доктора наук, ставшие лидерами в различных направлениях европейских исследований.

До известной степени спектр исследовательских поисков в данной области отражает тематика защищенных в стенах Тюменского университета кандидатских и докторских диссертаций за последние пять лет.

Поздней античности и раннему средневековью оказалась посвящена кандидатская диссертация В.В. Яковлева[299], в которой предпринята попытка проанализировать описания знамений в позднеантичных анналах и раннесредневековых латинских хрониках. Знамения занимали одно из центральных мест в античных и средневековых наррациях – любое событие, любой более или менее значительный факт предварялись указанием на какое-либо необычное явление; однако в позитивистски ориентированной историографии им отказывалось в значимости как нереальным, вымышленным, posteriori приписанным анналистами ради морально-назидательного оправдания или осуждения поступков героев или антигероев; в модернистской историографии им стал придаваться формализованный, жанрово-центонный смысл, служащий членению речевого потока, акцентированию внимания и т.п. Автором был, прежде всего, предпринят анализ терминологии знамений, обнаружено многообразие понятий, их спецификация – signum, prodigium, portentum, praesagium, auspicium; предложена типология знамений: выявлены знамения физического порядка (астрофизические, атмосферные, геомантические), метафизического порядка (визионерские, мистико-экстатические); рассмотрены принципы и правила фиксации знамений хронистами, осуществлена попытка дешифровки знаменной знаковости. Исследователем выявлен ряд знамений (в особенности, на материале «Истории лангобардов» Павла Диакона), предполагавших языческую практику гаданий по внутренностям жертвенного животного, которая не исчезала даже с утверждением христианства.

Медиевистская тематика с акцентом в полонистику получила реализацию в докторской диссертации С.С. Пашина[300], посвященной историко-генеалогическому исследованию Перемышльской шляхты XIV – XVI вв. На основе изучения протоколов гродской и земской судебных курий Львова, частно- и публично-правовых актов исследователем дана достаточно широкая панорама развития шляхетства Перемышльщины на протяжении 7 – 8 поколений. Ученым выявлены явления демографической стагнации в регионе: вырождение и исчезновение целого ряда родов нейтрализовалось миграционными процессами, переселением ляхов, венгров и волохов. Основной поток мигрантов направлялся из Малой Польши, и его оптимум приходился на 80-е гг. XIV – 10-е гг. XV вв. Как раз эта волна переселений оказала определяющее воздействие на образование шляхетства в Перемышльском и Переворесском поветах; здесь шляхтичи русского происхождения оказались минаритетом, утрачивавшим связь с православной церковью. Напротив, в Карпатских предгорьях русская шляхта оказалась более сильной и устойчивой; волошские переселенцы здесь испытывали интенсивное обрусение, принимая православие. Процесс формирования Перемышльского шляхетства завершился к 30-м гг. XV в. За 70 лет введения польского права в этом регионе появилось не более 25-30 новых родов. Причем основным способом их утверждения было отнюдь не королевское пожалование, но приобретение земель в частную собственность. В экономической сфере отмечается разорение шляхетских сел, особенно в Стрыйском повете, что до определенной степени может быть связано с влиянием татарско-турецкой комбатации.

Ренессансоведение нашло отражение в кандидатской диссертации А.К. Матюкова[301], которым был изучен историографический опыт изучения итальянского гуманизма в России, начиная с 30-х гг. XIX в. до конца ХХ в. Начало российского ренессансоведения связывается им с научной деятельностью профессора Московского университета Т.Н. Грановского и его ближайшего ученика П.Н. Кудрявцева, опубликовавшего первые специальные статьи по итальянскому Возрождению, в частности, о Данте и Медичи. Дальнейшему формированию нового научного направления содействовали труды А.Н. Веселовского и В.И. Герье, начавших активно публиковаться с середины 60-х гг. XIX в., в том числе на Западе. Именно Веселовскому, обнаружившему ряд неизданных ренессансных рукописей в архивах Италии, принадлежит заслуга обоснования первой концепции гуманистической идеологии Возрождения. Их продолжатель, М.С. Корелин, ученик Герье, увидел сущность идеологии гуманизма не столько в индивидуализме, как считали все современные ему историки Западной Европы, сколько в преодолении средневековых форм мировоззрения. Для дореволюционной ренессансоведческой традиции было свойственно активное общение с Западом, усвоение концептов и терминологии виднейших авторитетов в этой области знания – француза Ж. Мишле, швейцарца Я. Буркхардта, немца Г. Фойгта. В постреволюционную эпоху, не смотря на определяющее воздействие экономоцентризма и классовой теории на все построения концепций Возрождения, наметилось формирование ренессансоведческих школ на периферии, за пределами Москвы и Санкт-Петербурга, прежде всего, в Саратове, Иваново, позднее в Ставрополе и Краснодаре. В работе выявлены специфика этих школ, репертуар исследований, собственных серийных и периодических изданий, достижения их представителей и прочие схолархологическеие параметры.

Урбанистическая проблематика представлена работами Д.А. Гоголева[302] о ранневизантийских городах и крепостях и саратовской исследовательницы Е.Ю. Полховской[303] о развитии российской медиевистической урбанистики. Д.А. Гоголев сосредоточил все внимание на периоде «темных веков», чаще всего оцениваемом как период упадка городского развития на Балканах и в Причерноморье. Автором показано, что состояние городской жизни в этот период сильно различалось в западных и восточных провинциях Византии: если на Западе имело место сокращение общего числа городов почти в 3 раза, то на Востоке наблюдалось образование новых городских центров, изменение функций старых урбанистических поселений, что заставляет говорить не столько о дезурбанизации, сколько о модифицировании муниципальной системы.

Е.Ю. Полховская выделила в развитии российской урбанистики четыре этапа: конец XIX – 10-е гг. ХХ вв., когда происходило зарождение отечественной урбанистики; 1920 – 1950-е гг., когда формировалась марксистская урбанистика; 1960 – 1980-е гг.; именно в этот период российская урбанистика вышла за пределы традиционных столичных школ (московской и питерской), и стали складываться урбанистические центры в провинции – в Свердловске (Екатеринбурге), Саратове, Калинине (Твери), Иваново, позднее – в Брянске, со своими лидерами, периодическими изданиями; стали изучаться не только города главных европейских стран (Англии, Франции, Германии, Италии), но и города Балкан, Центральной и Юго-Восточной Европы, Крыма, Кавказа, Скандинавии. Автором отмечается множественность подходов и позиций в рамках марксистской методологии, что особенно проявлялось в серии дискуссий о континуитете и дисконтинуитете средневекового города, его феодальном или нефеодальном характере и др. Последний этап – 90-е гг. ХХ в., когда определилась методологическая диверсификация, смена мыслительных парадигм, появились новые сюжеты и аспекты урбанистических исследований.

Медиевистская тематика получила продолжение в кандидатской диссертации Т.Н. Кондратьевой[304], посвященной дискуссиям об абсолютизме в российской историографии 20-х – 50-х гг. ХХ в. Исследовательницей на основе изучения архивных фондов академических институтов и университетов прослежены перипетии научного и псевдонаучного противостояния по поводу понимания природы и сути европейского (прежде всего, французского) абсолютизма. Автором показано, что историки того времени отдавали «предпочтение общему, генерализирующему перед особенным, частным, единичным»; они ориентировались на подтверждение марксовых догм, на объясняющую модель истории, пользовались специфической терминологией («базис», «надстройка», «производительные силы», «производственные отношения», «буржуазия», «дворянство», «эксплуатация», «внеэкономическое принуждение» и т.п.). Определяющими общественное развитие считались факторы экономического порядка, «классовая борьба». С помощью этого особого инструментария историками и был создан теоретический конструкт «французский абсолютизм», долгое время считавшийся эталоном для выстраивания прочих моделей европейского абсолютизма, но в действительности очень далекий от реальности Франции XVI – XVII вв.

В области новистики можно отметить кандидатскую диссертацию В.В. Соломатина[305], посвященную мировоззрению Филиппо-Микеле Буонаротти (1761–1837). Отстаиваемая им идеология представляла собой соединение эгалитаризма и террористических наклонностей робеспьеристов, коммунистических убеждений Бабефа и республиканизма руссоистов; он был убежден, что «подлинное равнество» может быть установлено только в ходе революционного насилия, поскольку собственники никогда не уступят своих прав по своей воле. Ему свойственна была идея «переходного периода», наступающего после революции и продолжающегося вплоть до установления коммунистического общества. Одновременно им была высказана мысль о массовой народной партии, которая призвана руководить революционным движением, разрабатывать революционную теорию. Наконец, Буонаротти, будучи итальянцев по рождению, получивший французского гражданство, долгое время живший на Корсике, родине Наполеона, стал выразителем идеологии интернационализма, согласно которой революция должна быть осуществлена одновременно во всех ведущих странах Европы.

Византинистская проблематика нашла своего последователя в лице М.С. Деминцева[306]. Им предпринята попытка реконструкции политических воззрений Георгия Пахимера (1242 – около 1310), одного из самых известных интеллектуалов раннего Палеологовского Возрождения. Исследователем выявлен глоссарий политической лексики византийского мыслителя конца XIII – начала XIV вв., составлены когнитивные карты политического сознания византийского автора, соматопсихограммы церковных и светских политических деятелей, характеризовавшихся Пахимером, которые позволили представить иерархию ценностей византийского политика того времени. Согласно наблюдениям исследователя, представления Пахимера о государстве строились на понятиях «таксиса», т.е. порядка, «соборности», «омонойи», т.е. единодушия; осью политической системы империи виделась власть василевса, автократора, сравниваемого с Гелиосом; являясь сторонником идеи «симфонии», т.е. согласия церковной и императорской властей, Пахимер развивал мысль о высоких нравственных качествах правителя как условии поступательного развития империи и благополучия ее подданных; истоки сакральной мощи автократора скрывались именно в его христианских добродетелях. Ученым сделана попытка определить политическую идентичность византийского мыслителя: несмотря на определенный аристократизм его умонастроений, презрение к охлосу, наблюдалось обеспокоенное отношение Пахимера к тяготам крестьянства, податного населения, стремление к реформированию отдельных, наиболее негативных сторон византийской политической системы.

Новистское направление презентируется докторской диссертацией С.П. Шилова[307], посвященной военно-морской политике Германии накануне первой мировой войны. Автором исследуются контуры идеологии «нового маринизма», законодателем которой стала Германия. На роль главного идеолога выдвинулся гросс-адмирал А. Тирпиц, с именем которого стали связывать наступление «эры Тирпица». Решающим средством реализации политических интересов Германии стал военно-морской флот. Оборонительные идеи военной стратегии Германии уступили место новой доктрине – утверждения господства в мировом морском пространстве. Главным противником объявлялась Великобритания, что позволило наметить сближение с Россией (намечались совместные военно-морские маневры, германско-датско-российское соглашение о нейтрализации Балтики и др. акции), хотя этим проектам так и не суждено было осуществиться. Автором характеризуются программа строительства «дредноутов», теории «опасной зоны», «риска», «комплекс Копенгагена», вызванный фобией перед возможностью внезапного английского нападения на недостроенный германский флот, и др. Отмечается перспектива сближения Германии с Россией после Цусимской катастрофы, когда Германия готова была принять участие в быстром восстановлении российского военно-морского потенциала, дабы иметь возможность использовать его против Англии; однако и она оказалась не реализованной: Россия из потенциального союзника все больше превращалась в противника, каждый новый российский корабль, сходивший со стапелей, сокращал шансы морской победы Германии над Великобританией; к 1917 г. Россия могла иметь столько дредноутов, что могла блокировать все Северное море; это обстоятельство оказалось одной из причин, ускоривших развязывание Германией Первой мировой войны.

Модернистская сюжетика заявлена в кандидатской диссертации О.Г. Шагаловой[308], посвященной молодежной политике Третьего Рейха. Автором на основе изучения неопубликованных материалов РГВА, содержащих фонды трофейных документов Третьего Рейха, рассматривается доктрина «тотального воспитания народа», теория формирования «нового типа человека», ее основные категории («высшая раса», «народная общность», «фюрерство», «служба» и др.), система воспитания молодежи, включавшая семью, Национал-политические воспитательные учреждения (Наполас), Школы Адольфа Гитлера, Гитлерюгенд, Орденсбург. Целью политики было формирование активного, физически развитого, мировоззренчески подготовленного, дисциплинированного молодого человека, способного отстаивать ценности «народного государства». Автором вскрывается тоталитарный характер этой политики с регулярными расовыми и политическими чистками, сегрегацией нечистых и т.п.

Новый импульс медиевистских штудий был придан диссертацией О.А. Поповой[309], подвергшей изучению политическую идеологию Ульриха фон Гуттена (1488 – 1523), известного немецкого гуманиста и реформатора. Автором разработан вокабуларий политической лексики немецкого мыслителя, проанализированы ее важнейшие категории. Согласно заключению исследовательницы, ключевое понятие Гуттена «империя» оказалось не выражением его проимперской позиции, но тождественным понятию «государство» и даже совместимым со смысловым рядом, задаваемым понятием «республика»; равно и идеи «отечество», «немецкая нация», «Германия», впервые с такой силой озвученные Гуттеном, оказались не проявлением его националистических, пангерманистских, чуть ли не расистских убеждений, но эффективным риторическим приемом политика, рассчитывавшего пробудить в соотечественниках чувство достоинства, гордости за своих предков, свою землю. Исследователем анализируется понятие «фаларизм», введенное Гуттеном для обозначения искусства добиваться власти и удерживать ее, в связи с чем подчеркивается предвосхищение немецким интеллектуалом идеологии монархомахии. Автором оспаривается традиционное суждение о выражении Гуттеном интересов рыцарства и отмечается его приверженность индивидуальной свободе, несовместимой с сословными и корпоративными ограничениями, свобода слова, передвижений, деятельности, совести.

В целом, сделанный обзор позволяет говорить о становлении определенных традиций европейских исследований в Тюменском университете и выразить надежду на их дальнейшее расширение.

А.Г.Еманов

Европа