2015-05-30
361
Неожиданно, по крайней мере, для меня самого, только что, закончив очередной раздел, опять взял лист бумаги. Что – то прошло и произошло, что – то случилось. А чистый лист бумаги так привлекает. Наступил 2005-й год. С чем пришел к нему, что принесет он.
Прошедший, 2004-й, был знаменательным во многих отношениях. Прежде всего, завершился, закончился год високосный. Я давно убедился – неблагоприятный лично для меня. Обычно приносил что – то неприятное, отрицательное, негативное. Таким были для меня 1944-й, 1976-й и, особенно, 1996-й - год двух трагических событий в моей жизни. Я и от прошедшего года с известным страхом ожидал чего – то подобного, но обошлось. Продолжал работать, правда, в урезанном виде, но работал, пока продлили контракт, надеюсь, что так будет и в 2005-м.
Факультет понес тяжелую утрату – ушел практически внезапно профессор, заведующий кафедрой В. В. Коновалов. Кафедра и факультет в целом потеряли умного, умелого и сильного руководителя, во многих отношениях лидера.
Состав родной кафедры несколько обновился. Прошли перемены в деканате - у декана появился новый заместитель. Более – менее регулярно меняются девочки – лаборантки. Отметили, что тоже немаловажно – не забыли – мой очередной день рождения. Правда не обошлось без казуса, не знаю юмористического или трагического. За какое - то время до назначенной даты попросили меня дать список людей, которых я бы хотел видеть на юбилее. Такой перечень вскоре составил. Дня за два до юбилея в руках ответственного лица случайно увидел свой список, но со многими вычеркнутыми фамилиями. Попытался выяснить – почему отказались от приглашения самых близких и дорогих мне людей. Жмутся, но потом ответили – мы их не знаем. Но мне-то, какое дело? Знаете – не знаете. К кому приглашают, и кто приглашает? Ваших знакомых или моих? (Среди вычеркнутых фамилий оказались дочь, зять, внучка). Пришлось очень категорично заявить, что тогда лучше отмечать юбилей без меня. Лишь это как – то подействовало. Но, тем не менее, так и не был приглашен мой бывший аспирант, хороший знакомый М. С. Яблоков, а в Ханты-Мансийск и Салехард послали приглашения как будто на соседнюю улицу - за два – три дня. Но, в целом, я глубоко благодарен организаторам и спонсорам за их труд, за старание, за помощь, которую они оказали. Был польщен присутствием на торжестве ректора университета Г. Ф. Куцева, его теплым выступлением.
Немного о некоторых коллегах на факультете.
Прежде всего - декан, доктор исторических наук, профессор С. В. Кондратьев. Он начал учиться на нашем факультете, потом для продолжения образования направлен в Ленинградский госуниверситет (поехала, как уже писал ранее, небольшая группа студентов с надеждой их скорого возвращения в тюменскую альма-матер (действительно пять человек из этой группы сейчас занимают руководящие должности в университете). Считаю, что тот старый замысел осуществился весьма благополучно. После возвращения из Питера Сергей приступил к работе на кафедре. Я неоднократно делал попытки приобщить его к чтению лекций перед населением, несколько раз вместе ездили на республиканские семинары лекторов – международников. В большинстве случаев легко находим общие точки соприкосновения, появились и сохраняются определенные совместные интересы. Было немало случаев очень доверительных бесед. Это тоже немаловажный фактор в общении. Сергею посчастливилось пройти стажировку в одном из американских университетов, установить научные связи с коллегами – учеными из разных стран. Такие контакты весьма полезны и престижны. Они в значительной степени помогли приступить к изданию международного альманаха «Европа», аналогов которому я в нашем институте не припоминаю. Здесь же не могу не сказать о Т. Н. Кондратьевой, когда – то бывшей сокурсницы Сергея. Поехала к нему в ЛГУ. После возвращения в Тюмень стала весьма неплохо работать методистом заочного отделения факультета. Здесь постепенно проявилась старательность, аккуратность и стали развиваться ценные навыки, связанные с умением работать с людьми. После появления на факультете отделения документоведения стала работать ассистентом на нем, успешно освоила новую специальность. И, наконец, чему я весьма рад, написала и защитила кандидатскую диссертацию. Я очень доволен – еще один ученик стал остепененным преподавателем. Вот так складывается - повторила судьбу декабристок, правда, съездила не из центра в Сибирь, а в обратном направлении. Но результат поездки оказался гораздо лучше. На кафедре, возглавляемой С.В. Кондратьевым, особенно близки С.П. Цыганкова (выпускница Томского госуниверситета) и Л.В. Шацких (Московский пединститут им. В.И. Ленина), доценты, которых мне во времена студенчества не пришлось учить, но, тем не менее, люблю и уважаю их, может и есть здесь небольшая доля преувеличения, но тоже считаю своими воспитанниками.
Мне нравится беседовать с заведующим кафедрой, профессором А.Г. Емановым. Саша Еманов, тоже наш бывший студент, завершивший учебу также в Ленинградском университете, неожиданно ставший моим дальним родственником. Особенность в том, что любой разговор с ним у меня вызывает положительные эмоции и одновременно появление самых неожиданных, часто парадоксальных ассоциаций, приводит к оживлению каких – то глубинных уголков памяти.
В свое время именно беседа с ним, случайная, короткая, мимолетная, натолкнула меня на мысль рассказать в воспоминаниях о научных конференциях, которые пришлось и организовывать и проводить. Есть и еще примеры таких «мыслетолчков». Когда-то Саша настоял на том, чтобы я возглавил конференцию, посвященную памяти В.Ф. Кузнецова, безвременно ушедшего и весьма эрудированного античника, и выступил на ней с воспоминаниями и научным сообщением. На кафедре А.Г. Еманова мне близки по образу мыслей, манере поведения, настроениям В. Яковлев, Д. Гоголев. Получается, что иногда импульс случайного разговора с кем-то может дать толчок целому ряду неожиданных поступков.
1990 – е годы в научном плане для меня были в определенном плане критическими. События, связанные с переходом от социализма к капитализму, вызвали ряд явлений в идеологии, в том числе перемене знака с положительного на отрицательный у некоторых понятий. Для меня на протяжении довольно продолжительного времени такими константами были патриотизм, интернационализм и некоторые другие.
Именно с такого рода основополагающими понятиями было связано изучение истории движения иностранных интернационалистов на территории Советской России. Влияние новых идеологем, привнесенных демократами первой волны и подпевающими им некоторыми журналистами, привело к тому, что интернационалистов стали в целом считать врагами нашего государства, грязными наемниками, убийцами и. д. В такой ситуации само изучение движения становилось затруднительным (в стране в целом публикации по этой проблематике практически не появлялись). Уже сейчас, обдумывая ситуацию, прихожу к выводу, что это была одна из очередных попыток новой идеологизации истории при одновременных громких призывах к аполитизации. На деле это было лишь стремление заменить одну идеологию на другую, прямо противоположную.
Следствием всего стала не только политическая переоценка многих событий, явлений, персоналий, но и определенные существенные изменения тематики исторических исследований – появление интереса ко многим проблемам, которые ранее редко являлись предметом изучения. Опыт развития самой исторической науки свидетельствует – через какие-то неопределенные промежутки времени происходит такое изменение тематики и это вполне нормально. Нет и не может быть так называемых запретных тем для исследования, актуальность никак не следует связывать с политической целесообразностью или значимостью. Следует изучать то, что не изучено, неизвестно, интересно и для самого исследователя и для общества, в котором он живет и работает. Проблема же важности, актуальности должна быть связана с другими постулатами. Какими? Тут еще много неясного. Пока, в том числе в появляющихся сейчас работах (я могу опираться на многочисленные докторские и кандидатские диссертации, с которыми пришлось знакомиться по работе в двух Советах по защите диссертаций) актуальность объясняют или только слабой изученностью или вообще неизученностью вопроса (это действительно важно, но следует иметь в виду, что причиной умолчания могли быть самые разнообразные факторы), иногда попыткой и необходимостью комплексного подхода (такое заявление привлекает внешней наукообразностью, но может расшифровываться весьма многообразно), в том числе недостаточной изученностью имеющихся источников или необходимостью и возможностью ввода их в научный оборот и т. п. Такого рода рассуждения не всегда научно убедительны, частенько их просто притягивают для доказательства важности именно своей работы.
Частенько призывают - надо изучать то, что неизвестно, что не изучалось ранее. Это в известной степени, правда. Но, одновременно – могло ранее не изучаться из-за отсутствия интереса у историков и общества, малозначимости, мелкотемья, не находили в тот период в этой теме предмета для исследования. Могли возникнуть и другие причины.
Мне кажется, что проблема актуальности, значимости, важности требует для объяснения каких – то новых подходов, пока недостаточно подробно и точно разработанных наукой. То, что чаще всего встречается в последние годы хотя бы в диссертациях различного уровня по сути дела примитивно и тавтологично. Из работы в работу постоянно повторяются некоторые устоявшиеся штампы.
Когда-то всеми силами, используя все формы убеждения, стремился заставить И.В. Скипину заняться написанием докторской диссертации. Я надеялся, что она в этом может опереться на помощь и поддержку своего бывшего научного руководителя О.А. Васьковского (он меня сам неоднократно просил о таком нажиме). Ира была очень старательной студенткой, окончила школу с золотой медалью, в аспирантуре Уральского госуниверситета открылись ее новые положительные качества – написала и очень успешно защитила кандидатскую диссертацию. Олег Андреевич неоднократно советовал ей продолжить работу. Но его уговоры оказались тогда тщетными. Затем он умер к сожалению. Только в последние годы Ира созрела для завершения работы. Сыграл роль и мой нажим и усилия Е. Б. Заболотного. Крайне рад успешной защите ею докторской диссертации, как и защите, несколько лет назад такой же диссертации ее мужем – биологом и успехам сына – экономиста, в судьбе которого пытался тоже принять определенное участие.
Когда – то прибыл к нам на работу Н.С. Половинкин – историк – специалист по аграрной истории России. Он пришел на встречу в деканат вместе с женой. Я дал несколько советов по ее трудоустройству, помог поступлению и в учебе на заочном отделении исторического факультета. В конце концов, она начала работать в какой – то маленькой должности у нас в институте, затем карьера ее быстро развивается, и Тамара доросла до проректора университета. Николай завершил с разного рода проволочками написание докторской работы, защитил ее. Он обладал целым рядом ценных качеств, в частности, коммуникабельностью, умением найти и заинтересовать изучением научных проблем студентов. Один из очередных деканов когда-то заявил (вполне справедливо), что он искренне завидует Николаю Сергеевичу за его способность привлечь внимание и уговорить заняться совместной работой умненьких и хорошеньких девушек. Фактически он стал основателем нового научного направления в нашем вузе – этнографические особенности старожильческого населения Сибири (с Н.С. Половинкиным связано начало создания этнографического музея в университете, где собрано огромное количество интереснейших экспонатов – старопечатных и старых книг, предметов быта и труда), изучение деятельности религиозных учреждений в крае, административных преобразований. В этой работе активное участие приняли ученики-коллеги Николая С. Туров и В. Темплинг. По этой тематике целый ряд бывших выпускников выбрали темы, успешно написали и защитили диссертации. Все время мои отношения с супругами были прекрасными. Но затем, по неизвестным мне причинам, у Тамары по отношению ко мне стали проявляться негативность и агрессивность, даже с элементами мстительности. Николай, к величайшему моему и всех коллег сожалению, приказал долго жить, несколько лет назад безвременно ушел из жизни. И вот эти негативные тенденции еще более усилились. Дело дошло до того, что в некоторых случаях меня перестали приглашать на традиционные встречи ветеранов (считали, вероятно, что я слишком молод), отказались от выделения путевок для отдыха и лечения в санатории и дома отдыха. Чем объяснить все это? Не знаю.
Но сама ситуация заставляет обратиться еще к одной проблеме – отношению к тебе, преподавателю, бывших выпускников. За все время работы было несколько тысяч человек, окончивших наш факультет, многим из них в свое время вручал и даже подписывал дипломы. Сотни слушали мои лекции и сдавали экзамены в консультпункте Заочной Высшей партийной школы, в Вечернем Университете марксизма – ленинизма (не только при Горкоме партии, но и при окружном Доме офицеров). Прочитал множество лекций в самых разнообразных аудиториях по линии общества «Знания». Сотни, тысячи людей!
И вот, вспоминая своих бывших учеников, выпускников, я пытаюсь делить их на несколько групп. Кого же считать учеником? Я думаю, что, прежде всего это тот, кто непосредственно учился у тебя – школьник, студент, аспирант, ближайший сотрудник – собеседник и многие другие. Ученик в широком смысле этого слова. Учитель воздействует не только словом, рассказом, лекцией. Один из важнейших факторов – влияние человеческое, личностью, поведением, манерой держаться, одеждой, особенностями взаимоотношений с коллегами и окружающими и многим, многим другим. Еще на одно обстоятельство хочется обратить внимание. Было бы неразумно ожидать какую – то благодарность за сделанное доброе дело. Чаще бывает наоборот – забывается, люди редко имеют желание в чем – то кому – ты быть обязанными. Редкий случай, когда ученики, как и люди вообще, платят благодарностью. Может быть, следует исходить из такого постулата – не надейся на кого-то, опирайся на свои силы и возможности. Надо просто делать то, что ты можешь, хочешь и умеешь.
Возвращаюсь немного назад. Первая группа учеников – это те, с которыми даже через много лет сохранились хорошие, доброжелательные отношения. Часто приятно встретить таких людей, вспомнить смешные ситуации, поговорить о прошлом, о преподавателях того времени, о жизни и переменах после расставания. Со многими любезно раскланиваюсь при случайных встречах.
Вторая группа – определенный парадокс. Иногда я помню не только фамилии их, но и имена. Они же частенько забыли, как меня звать. Здесь чаще всего равнодушие, душевная черствость и, как результат, шапочное приветствие. Подзабыли люди учителей. Что ж и это вполне объяснимо и логично. Память не вечна. Но многое зависит просто и от воспитанности, такта, самовлюбленности, самонадеянности. Иногда встречаются люди, которые сами себя пытаются нести, как будто жаркое на подносе
Третьи – обычно учившиеся на слабые троечки, окончившие еле – еле учебу, сохранившие обиду на преподавателей или за неоднократные пересдачи или за когда – то заниженную, по их мнению, оценку. Они стараются не попадаться навстречу или, завидев, стремительно бегут на другую сторону улицы. Все бывает.
Четвертые – я бы назвал отношения с ними не только доброжелательными, но использовал какое – то другое, более теплое понятие. Люди, которые по тем или иным причинам (конечно, чаще всего очень приятным) оставили глубочайший след в памяти, сердце, голове. Многие из них сейчас работают у нас же, на других факультетах, в некоторых институтах. Часто хорошо помню, как они учились, как вели себя, чем занимались во время обучения. Во время работы над текстом я попытался составить список именно таких учеников и, к величайшему моему сожалению и скорби, выяснил, что он уж не так и велик (хотелось бы больше, ведь это такие приятные воспоминания). Здесь я сознательно не привожу этот список полностью, исключаю из него своих коллег. О них неоднократно шла речь. Только некоторые имена наиболее близких людей, прочно сохраняющиеся в памяти долгие годы (иногда десятилетия), несмотря на все перипетии и их и моей жизни и судьбы. Это – М. Капеко, С. Изуграфова, О. Леончикова, А. Петрушин, Г. Нечаев, С. Дубинский, Н. Западнова, Н. Гаврилова, В. Мячикова, П. Журавков, З. Железнова, Л. Горячева, Е. Логинова, В. Атяшев и другие. Любая встреча с каждым из них – радость, радость свидания, радость памяти, радость общения. У кого – то и я, по моим наблюдениям, оставил какое – то приятное воспоминание.
В целом же большинство выпускников, несмотря на какие – то частности и исключения, приятные и вполне приличные люди.
Наверное, определенное влияние я оказывал не только на непосредственных учеников, но и на тех, с которыми пришлось работать совместно, плечом к плечу, рука об руку. Самому сложно давать здесь какую – то оценку, но от некоторых коллег неоднократно слышал такого рода заявления относительно стиля, системы, схемы и работы и руководства. И это приятно, когда такие вещи помнятся, воспринимаются, не забываются слишком быстро.
В свое время мне пришлось заниматься отделением от единого факультета филологов, ставших самостоятельным подразделением. Но вскоре после этого именно у нас началась подготовка специалистов – юристов. Много сил потребовало обеспечение новой специальности кадрами, а затем и выделение этого направления в самостоятельный факультет, переформированный впоследствии в специальный институт в составе нашего университета.
Когда - то на факультете была всего одна историческая кафедра. С большим трудом удалось добиться выделения из нее кафедры всеобщей истории (тогда такое решение принималось только Министерством). На каком-то этапе создали кафедру историографии и источниковедения. Изменение ситуации в стране привело к изъятию из учебных планов на всех факультетах курса истории партии. Он заменяется другими курсами (их было несколько, в конце концов, пока сохранилась история России). Бывших историков партии переквалифицировали на новую дисциплину, ликвидировали соответствующую кафедру, а людей с их нагрузкой сконцентрировали к нам. И опять новые задачи и заботы – работа на всех факультетах, разработка нового курса и его методического обеспечения.
Но затем появилась еще новость и забота. Было решено на факультете создать новое отделение – документоведения. Задача была возложена на нашу кафедру. В преобразованное подразделение включены были и курсы историографии, источниковедения и методологии истории. В тот момент, мне, ведшему этот курс, предложили перейти на кафедру отечественной истории. Я, по целому ряду причин, отказался от такого шага и оказался на кафедре документоведения, историографии и источниковедения. Во вновь созданном организме произошло соединение предметов, формально плохо совместимых. Более десятка дисциплин ведется на отделении документоведения и лишь три – у историков. Вероятно в ближайшем будущем придется все же реконструировать кафедру, ограничив весь объем работы только документоведами.
Появление и развитие на факультете отделения международных отношений тоже вызывает необходимость создания специальной кафедры, путем отделения цикла предметов, связанных с новой и новейшей историей стран Запада. Кроме того, ориентация этого отделения только на западные языки (главным образом на английский и немецкий), мне кажется, не совсем продумана. Мы живем в Сибири, на юге примыкает Казахстан, недалеко по сибирским меркам Западная, Центральная и Юго-Восточная Азия. Поэтому следует думать об определенной переориентации на этот регион, на изучение восточных языков. Конечно, это лишь мое личное мнение, субъективный взгляд. К тому же отказ от ориентации на западные языки может вызвать негативное отношение у выпускников школ и их родителей и приведет к снижению рейтинга специальности. Но сейчас мы готовим специалиста в глубине России для Западной Европы и Америки. Конечно, профессионалы такого профиля необходимы в части местных предприятий, но в ближайшем будущем вероятно можно ожидать переориентации, по крайней мере, части их, на рынки восточного региона.
Практически, мало что могу сказать об отделении политологии. Оно существует в определенном отрыве. Сужу о нем только по некоторым выступлениям представителей кафедры на заседаниях Совета факультета. Кто там работает, каковы особенности преподавания, чем живет отделение? Все неясно. Или есть только самое общее представление. Я не знаю не только, как строятся отношения членов разнообразных кафедр, они разобщены в значительной степени, но и тем более каковы взаимоотношения студентов различных отделений. Но все это, в конечном счете, упирается в проблему коллектива – и преподавательского и студенческого, в вопросы единства факультета как единого целого. В любой ситуации факультет будет существовать и успешно развиваться только в случае его функционирования в виде единого организма.
На историческом отделении, которое пока остается традиционно основным, занятия ведут преподаватели специализированных кафедр. Это обычное явление. На этих кафедрах имеется основа в лице нескольких опытных преподавателей и подрастающая молодежь, большинству которых надо еще набирать такой опыт. Меня беспокоит следующее обстоятельство. Когда-то один мудрец сравнил специалиста с флюсом, подчеркнув его односторонность. Молодежь обычно зацикливается на содержании того курса, который ему поручен и он ведет его в силу своих возможностей. Другие проблемы, страны, периоды его мало привлекают, да и времени на все не хватает. А результат – сужение кругозора, незнание элементарных вещей из других разделов. Я могу судить об этом по присутствию на государственных экзаменах и защитах дипломных работ. Бываю на экзаменах по отечественной и всеобщей истории и документоведению, тоже и на защите дипломов по этим специальностям. Довольно часто вопросы, связанные с необходимостью сравнить положение страны, о которой идет речь с другой страной в этот же промежуток времени, вызывает замешательство, причем не только у отвечающего студента, но и иногда у части присутствующих членов государственной комиссии. Еще чаще это проявляется, когда делаются попытки поставить вопросы, связанные с художественной литературой, музыкальным и изобразительным искусством. Вспоминаю очень давний эпизод. У филологов я присутствовал на защите дипломной работы, посвященной особенностям лексики М. А. Шолохова в «Тихом Доне» и спросил, какое издание использовал дипломник (незадолго перед этим М. Шолохов выпустил новое, переработанное издание своего романа). Один из членов комиссии, маститый лингвист, с недовольством и недоумением глядя на меня, заявил – а разве не все равно? Меня, признаться, «порадовала» позиция филолога, хотя немного и озадачила. Такая, флюсовая односторонность весьма опасна у преподавателя.
Учитель, педагог должен постоянно следить за новинками литературы не только по своей специальности, но и всех прилегающих отраслей знаний, а иногда и еще шире. Только так можно повысить авторитет в глазах студента.
Вообще проблема авторитета весьма важна. Из чего она складывается? Каковы ее элементы, составляющие.
Какую – то роль, особенно в начале, играет внешность, облик. Но могут привлечь внимание и небрежности – небритость, лохматые волосы, какие – то недостатки в туалете. Излишний лоск, наоборот, может вызвать негативные эмоции у части аудитории. Нет общего правила. Одновременно отмечу, что все это относится, прежде всего, к мужчинам. К женщинам – преподавателям, лекторам - любая аудитория предъявляет иные, более строгие требования.
Важен иногда сам процесс начала занятия – или сразу, без какого – то вступления, или – привлечь внимание, попросить успокоиться. Иногда первыми фразами можно напомнить, о чем шла речь на предыдущем занятии, кратко охарактеризовать предмет сегодняшнего разговора, а затем начать лекцию. Для создания определенной атмосферы первые фразы могут быть и шуточными.
Авторитет включает умение четко, ясно, логично излагать во время лекции материал. Но вот у меня – я не знаю достоинство это или недостаток – довольно часто рождаются в голове ассоциации, появляются примеры из совершенно другой сферы, и я отвлекаюсь, начинаю рассказывать о чем – то другом. Действительно это, бесспорно, оживляет занятие, но одновременно отвлекает от логики, затрачивается отведенное время. Но обратил внимание – даже при звонке о конце занятия студенты внимательно слушают такого рода отступления и не спешат разбегаться.
В какой – то степени привлекательны проблемы, связанные с экзаменами. Обычно экзаменатор начинает знакомство со студентом с просмотра его зачетной книжки, желая получить общее представление об экзаменующемся. Я противник такого подхода, открываю матрикул только в момент постановки оценки, да и то стараюсь сделать это на нужной в данный момент странице.
Встречал в жизни и считаю, что бывают преподаватели двух типов – добрые и строгие.
«Добрые» ставят обычно положительную оценку при любом ответе студента. У нас, как – то это получалось, такие преподаватели довольно часто работали с первокурсниками (а именно здесь необходим определенный отбор, иногда совпадающий с отсевом). Потом эти же педагоги, когда студент доходил до четвертого – пятого курса, возмущались – как он сумел доучиться, кто его пропустил с такими знаниями? Преподавателей – «добряков» студенты обычно вспоминают с какой – то долей юмора, рассказывают, как удалось схитрить, обмануть, использовать шпаргалку, какого типа она была. По крайней мере, авторитет такой метод не повышает.
«Строгий» учитель, с позиций обычного студента, придирается, пытается спросить не только по билету, но и по каким – то смежным вопросам, скуп на оценки. Бывшие выпускники вспоминали иногда со смехом, что когда – то получили у меня пятерку, четверку или даже тройку, но с первого захода.
В определенной степени считаю, что на экзамене преподаватель должен проверять не столько формальную правильность знаний (хотя это и очень важно), сколько то, как студент мыслит. А здесь громадная разница. Иногда студент на экзамене начинает бойко рассказывать странно знакомыми фразами, начинаю рыться в памяти, вспоминаю и делаю вывод – это буквальное повторение моего собственного текста на какой – то лекции. Думаю, что заучить весь материал наизусть невозможно (хотя было несколько случаев, когда некоторые «девочки-зубрилки» действительно знали все дословно, даже с запятыми и точками). Возможность попадания на экзамене только одного заученного ответа минимальна. Бывает и другое – прекрасное знание ответа на попавшийся вопрос и полное, абсолютное незнание по остальным разделам. В таких ситуациях вывод один – шпаргалка. В некоторых, редких случаях просто отсылаю такого студента на дополнительную подготовку, в других пытаюсь все же проверить знание не только нескольких списанных фраз, но и понимание вопроса в целом, взаимосвязей внутри него. Иногда на экзамене, особенно при повторном заходе, удивляет такая ситуация. Как правило, пытаюсь спросить по содержанию того билета, который был в первый раз и очень часто, что удивительно, для меня необъяснимо, у студента не было даже стремления, попытки после первой неудачи посмотреть в учебнике, лекции, на чем же он споткнулся, что не знал. Не оказывалось ни малейшего желания узнать неизвестное. Что это? Вообще нежелание учиться, получить знание, стремление проскочить. А потом нередко начинаются жалобы на несправедливые придирки преподавателя, на занятость работой и т. п. Вынужден, именно вынужден, сказать немного о современной лексике молодежи. К сожалению, многие студенты недостаточно знакомы с исторической терминологией, часто используют жаргон, неологизмы не к месту, просторечную лексику, сленг.
В целом же прихожу к печальному выводу - современные студенты частенько ограничиваются половинчатыми знаниями, верхушками их. Не наблюдается стремление расширить объем, круг изучаемого. Я вспоминаю студентов – своих сокурсников конца 40 – х годов ХХ века, очень часто не просто отслуживших в армии, но прошедших войну. У них была, замечалась самая настоящая, острая жажда к получению образования. Многие имели гораздо более низкую, по сравнению с современным студентом, образовательную базу, невысокий общий кругозор. И, одновременно, страстное желание, стремление получить знания, расширить их.
В настоящее время частенько у молодежи наблюдается стремление получить знания, расширить их за счет увлечения современной музыкой, изучения компьютера, умения пользоваться Интернетом. Причем все, полученное через средства электронной информации, считается, чуть ли не идеалом знаний. Одновременно гораздо реже, чем ранее обращаются непосредственно к книге, тем более к перелистыванию журналов, сборников различного типа. Книгу заменяет экран монитора. Что это? Как следует относиться к рождающейся ситуации? Я лично никак не враг прогресса. Писал и карандашом и ручкой (чернильной, с ныне уже забытым пером, и так называемой авторучкой), печатаю очень давно на пишущей машинке, перешел на компьютерную клавиатуру, может быть, в скором будущем буду использовать только диктофон или секретаршу. Но и раньше и до сих пор наибольшее удовольствие получал от записей карандашом. Читал тексты на пленке, на микрофишах, но до сих пор больше нравится обычное, простейшее, банальное перелистывание страниц газеты, журнала, книги. Тем более, что в книге или журнале могу охватить одним взглядом сразу две страницы и понять содержание. На экране компьютера это сделать труднее. Да и глаза меньше устают. Для меня немаловажно и следующее. Я пишу карандашом или ручкой, одновременно слушаю радио, смотрю телевизор, могу и разговаривать с кем – то. Меня всегда раздражает, когда кто-то из изредка приходящих ко мне, начинает беседу с поиска выключателей радио и телевизора.
Почти шестьдесят лет назад я избрал себе интересную, тогда престижную на первый взгляд, ставшую любимой, но не всегда удобную профессию. Историк – преподаватель высшего учебного заведения. Для меня в жизни это проявилось с самого начала в ограниченности мест для работы. Такими местами могли быть только вузовские города, главным образом областные, очень редко районные. Давно понял, что родина моя – Александров – не может быть ни местом работы, ни местом жительства. Там не было ни одного высшего учебного заведения. Конечно, возможности для работы значительно расширились бы, если бы я был историком партии, но эта специализация никогда не привлекала – пугал схематизм, догматизм, закостенелость, небольшие возможности для свободных рассуждений. Когда – то получил настойчивое приглашение заняться преподаванием научного коммунизма. После долгих и мучительных раздумий отказался в конечном итоге оказался прав – вскоре курс ушел в небытие. Так получилось, что и не захотел и не сменил свою родную, выстраданную специальность.
История обыденная, обычная, бытовая (если так можно считать) имеет, как минимум, по крайней мере, два уровня.
Первый – даты, имена, некоторые события, их последовательность. Это низшая ступень, в какой – то степени школьный этап.
Второй – попытка осознания причин и следствий явлений и событий, выявление и анализ взглядов на историю, на весь процесс развития в целом.
А отсюда – что следует получить, что надо дать в процессе обучения, в его результате, каков должен быть сухой остаток. Запомнить все изучаемое за пять лет нахождения в вузе невозможно, да и не нужно. И это объяснимо и понятно. От времени обучения в памяти в первую очередь остаются воспоминания, лица друзей, товарищей, знакомых, подруг, так называемые остаточные знания (термин, появившийся сравнительно недавно), определенные навыки, какой – то образ мышления (связанный с полученной специальностью) и некоторое другое.
Специалист, в том числе специалист-историк, должен получить основы знаний, знать их. Но что отнести к базовым основам? Сама формулировка слишком расплывчата, широка, неопределенна.
Более важно знать не столько огромное количество фактов и событий, но понять – откуда взять эти сведения, как к ним подойти, каким образом проанализировать. Задача обучения, может быть, заключается в том, чтобы научить поиску данных. Последующая же работа, это не столько использование знаний, сколько их непрерывный поиск весь период трудовой деятельности, классификация и анализ.
Надо учитывать, вероятно, и то обстоятельство, что история, помимо всего прочего, является методом отборки, подборки и освещения реальных события (иногда и виртуальных). Суть метода, как показывает развитие самой исторической науки – замалчивание отдельных деятелей или целых событий и акцентирование и даже произвольное добавление других фактов. А отсюда довольно часто конечная цель и задача заключается в доказательстве законности сидения одной части общества на шее у другой.
Большая часть моей жизни прошла в обстановке строительства, создания нового (это особенно подчеркивалось всем пропагандистским аппаратом) общества. Я верил во все. А почему не должен был верить? Вся окружающая обстановка, ситуация вокруг меня и дома толкали к этой вере. Это был образ жизни, стиль мышления. Верил искренне в идеалы нового общества (кстати, хотелось бы встретить сейчас кого – либо, кто также искренне верит в идеалы строя, создаваемого ныне), его незыблемость, его победу (вначале скорую, но потом начавшую отдаляться). Был убежден, как патриот, в необходимости создания и развития собственной промышленной базы, развитии инфраструктуры. Я искренне считал и верил, что это государство – моя родина, а ее я должен поддерживать и защищать. Большинство людей моего поколения были патриотами. Никогда не стыдился этого и не стыжусь до сих пор. Моя страна, моя отчизна, родина моих родителей, моих предков. Почему я должен ненавидеть или чернить ее. Я гордился силой, пространствами, богатством недр, людьми.
Еще в школе, затем в институте, а потом и на работе с удовольствием отмечал все революционные праздники, с радостью ходил на демонстрации. Была потребность встретиться в необычной обстановке с товарищами, посмеяться, послушать свежие анекдоты. Но одновременно частенько появлялась мысль – ради чего обычно собирались за полтора – два часа до начала демонстрации, долго, с остановками и передышками добирались до центральной площади и трибуны. Затем три, самое большее пять минут, а иногда и меньше, уходило на то, чтобы подтянуться, выправить ряды и четко пройти перед начальственным взором. Мы смеялись – тысячи людей показывали себя десятку руководителей. Они – то «бедные» страдали на трибунах. Уже потом удалось увидеть организацию демонстрации изнутри. Однажды я был назначен председателем праздничной комиссии. Задачи перед ней были поставлены грандиозные – организовать торжественное собрание коллектива, подобрать и назначить докладчика (из числа особенно уважаемых лиц), подготовить и провести демонстрацию (здесь тоже множество вопросов, каждый факультет должен иметь свой набор портретов, лозунгов и транспарантов). За несколько дней до торжества в райкоме партии было проведено совещание и поставлены задачи – пройти организованно, стройными рядами (тогда шли от здания нашего геофака (угол Дзержинского и Осипенко) по улицам Осипенко - Профсоюзной – Республики (было время, когда ходили по этим же улицам, но в противоположном направлении). На углу Профсоюзной и Республики бегал с мегафоном в руке милицейский полковник, пытался организовать четкое построение.
На совещании говорили очень серьезно и авторитетно, строго, о недостатках предыдущих демонстраций, показывали фотографии, на которых были видны просветы между рядами, неравное число людей в шеренгах, обращали внимание на то, что иногда лозунги на стягах просвечивали, что среди портретов не хватало тех или иных членов Политбюро ЦК партии и т. д. Многие вещи меня просто позабавили. Я, наконец, стал вникать в суть партийной работы. И опять возвращаюсь к началу – для кого все делалось? Кому был нужен и приятен формализм? Сами участники демонстрации ее не видели (телетрансляции появились позднее). Делалось все для стоящих на трибунах. Сколько сил, средств, тратилось на все.
Но ходили большинство добровольно и с удовольствием. Однажды во время пребывания в одной из прибалтийских республик сидел за столом с литовцем – инженером и узнал от него с удивлением, что у них каждый выход человека на демонстрацию специально оплачивался. Мне, сибиряку, хотя и не по рождению, это показалось диким.
Еще казус, связанный с нравами в среде партийных функционеров. Один из партийных чиновников с возмущением рассказывал мне, что случайно зашел в кабинет секретаря райкома, недавно избранного на этот пост из числа преподавателей института и случайно увидел, что он читает научный (не партийный!?) журнал. Как это можно? – рассуждал он. […на этом воспоминания обрываются – В. Яковлев]
Европа
ЮБИЛЕЙ
