Ирман отпустил его и отскочил в сторону, и только тогда Амис смог вдохнуть

- Прости... - жалко прохрипел он и закашлялся от першения в горле. - Прости... но я не оставлю тебя. Никогда больше не оставлю.

- Зачем?! - выкрикнул парень, глядя на согнувшегося Сеттона, который пытался отдышаться и все равно умудрялся смотреть на него. Прямо в глаза... прямо в душу... - Что тебе нужно? Почему я?! Я не понимаю тебя! Я не понимаю, чего ты хочешь!

- Я хочу помочь. - Амис медленно осел на пол и прислонился спиной к стене. Рука скользнула по щекам, стирая невольно скатившиеся из глаз слезинки. - Я хочу помочь тебе вернуться к нормальной жизни. Я хочу исправить свои ошибки. Хочу... быть с тобой...

- Какая «нормальная жизнь»?! - Ирман посмотрел на парня, как на безумца, а потом резко отвернулся от него, сдерживая готовый вырваться из груди резкий и отчаянный вопль. Ногти вошли в кожу еще глубже... ничего не изменится, если он станет убийцей. Жизнь так и останется пустой как выеденное яйцо. Будет он рядом, не будет его рядом... - Никакой нормальной жизни для психа... ты ничего не сможешь изменить... ты не сможешь стереть из моей памяти то, что случилось. Эти воспоминания: тяжесть большого тела... запах спиртного... море боли... вопли, тонущие в грохоте музыки, заглушаемые смехом... влажная ладонь, зажимающая рот... привкус соли на языке... Это моя жизнь. Адово колесо... днем и ночью, одно и то же, без конца, без начала, как заевшая пластинка. Это вросло в меня... пустило корни глубоко в душу... расцвело ядовитыми пятнами тьмы. Тебе нечего делать рядом со мной... ты ушел, и правильно сделал. Не надо было возвращаться...

- Я поступил как трус. - Возразил Амис, понимая, что каждое слово Ирмана для него как удар хлыста, рассекающий нежную кожу. Больно, но боль эта не была физической. Эта боль, все ее проявления, все ее жуткие краски, была куда глубже, куда ярче любой боли причиненной телу, ибо впивалась она в сердце и душу, кромсая их и уничтожая. - Я поступил как дурак. Но если бы я не ушел тогда, возможно... возможно я помог бы тебе забыть. Быть может еще не поздно, Ирман? Быть может, все еще получится? Не отмахивайся от этого шанса. Не отворачивайся. Я прошу тебя, нет, я умоляю... давай попробуем еще раз. Давай попробуем исправить. И если не получится, я отступлю. Но сейчас не жди от меня покорности. Я не оставлю тебя, пока не сделаю все, что в моих силах, чтобы вытащить тебя из этого болота. Позволь мне хотя бы попытаться помочь тебе. Позволь.

- Может быть, я не хочу другой жизни... - сдавленным голосом проговорил Ирман и, повернувшись к сидящему под стеной парню, с какой-то странной тоской окинул взглядом его темный силуэт. - Может быть, мне нравится быть таким одиноким психом. Может, я хочу жить в этой тьме. В такой густой и спокойной, окруженный шепотом голосов из прошлого. Знаешь, иногда он приходит... врывается порывом свежего ветра. В такие моменты мне кажется, что я схожу с ума. Тот ребенок... я помню, что это был ребенок... такой странный... всегда смотрел на меня издалека, словно наблюдал... он умел смеяться. Я никогда больше не слышал подобного смеха. Но ведь этот ребенок просто плод моего больного воображения. Мне было плохо, и он приходил, но когда стало еще хуже, он исчез. Ты понимаешь, к чему я это говорю? Я зависимый от галлюцинаций психопат. Я хочу найти то, чего не было... мне плохо без этого. Без него моя жизнь как огромный круглый лабиринт, из которого нет выхода. И я не могу выйти из этой тьмы. Потому что свет померк для меня уже очень давно.

Вот опять прошлое нависло над ними черной исполинской фигурой. Ребенок... тот, кто ассоциируется у Ирмана с весной и исцелением... почему же так сложно воскресить его? Почему воспоминания никак не хотят обретать плоть и становиться реальностью, становиться явью, ярким и сладким пробуждением?

- А если это не галлюцинация? - осторожно спросил Амис, понимая, что сейчас ступил на очень шаткую дорожку, которая может привести его прямиком в ад. - А что если он существовал и вполне вероятно все еще существует? Ты не думал об этом? Я читал твое личное дело. Доктор Уэйн передал мне его. Там сказано, что после сеанса шоковой терапии ты частично утратил память. Некоторые воспоминания стерлись из твоего сознания, но... они остались в подсознании. Быть может он явь. Не иллюзия, не плод больного воображения, а самая настоящая явь. Ты не думал об этом?

- Я не хочу об этом думать... - Ирман покачал головой, чувствуя, как к горлу подкатил тяжелый ком. - Ведь даже если это реальный человек, с чего ты взял, что я еще интересен ему? Я никому не нужен... ну разве что доктору Уэйну было интересно, что происходит со мной на самом деле. Если бы тот ребенок... тот человек... если бы он хотел помочь, разве он оставил бы меня? После шоковой терапии я остался один... нет, конечно же, не совсем один... но его не стало. Так что это был просто плод моего больного воображения. Пока я шел на поправку, он был со мной... когда мне окончательно снесло крышу, пришел зверь...

- Его могли забрать. Его могли увезти. Ты сам мог его обидеть, прогнав. - Амис говорил тихо и уверенно. Если Ирману так необходим тот ребенок, он вернет его. Пусть даже просто воспоминанием или целью, той, что ведет людей к будущему. К тому, что просто будет помогать двигаться вперед. - Ты ведь никого не подпускал к себе после терапии. Закрылся в палате и больше двух недель ни с кем, кроме доктора Уэйна, не разговаривал. Быть может... быть может он не по своей воле оставил тебя? Ирман, ведь если он может помочь тебе, то я помогу его найти.