2015-05-30
922
Если признать, что одним из главных признаков культуры является неоднородность и богатство ее проявлений, основанных на национально-этнической и сословно-классовой дифференциации, то в XX веке врагом культурной «полифонии» оказался не только большевизм, по своей природе не приемлющий какого-либо плюрализма. В условиях «индустриального общества» и НТР человечество обнаружило отчетливо выраженную тенденцию к шаблону и однообразию в ущерб любым видам оригинальности и самобытности, идет ли речь об отдельной личности или об определенных социальных слоях и группах. Современное государство, подобно гигантской машине, с помощью единых систем образования и скоординированной информации непрерывно «штампует» безликий и заведомо обреченный на анонимность человеческий «материал». Если большевики и их последователи стремились
насильственно превратить людей в некое подобие «винтиков», то с середины нашего столетия процессы стандартизации повседневной жизни приобрели во всем мире всеобъемлющий характер.
Временем рождения массовой культуры можно считать 1870 год, когда в Великобритании был принят закон об обязательной всеобщей грамотности. Всем стал доступен главный вид художественного творчества XIX в. — роман. Вторая веха — 1895 год. В этот год был изобретен кинематограф, не требующий даже элементарной грамотности для восприятия информации в картинках. Третья веха — легкая музыка. Магнитофон и телевидение усилили позиции массовой культуры.
Происходящие изменения, заметные даже невооруженным глазом, способствовали появлению социологических и философско-исторических концепций так называемого «массового общества». На их базе возникли и теории «массовой культуры». Вспомним, что еще О.Шпенглер, противопоставляя культуру и цивилизацию, в качестве отличительных признаков последней выделял в ней отсутствие «героического» начала, техницизм, бездуховность и массовость. Близких взглядов придерживались и другие культурологи, в частности Н.А.Бердяев. В целом «массовое» общество толкуется как новая социальная структура, складывающаяся в результате объективных процессов развития человечества — индустриализации, бурного роста массового потребления, усложнения бюрократической системы и, конечно же, невиданного ранее развития средств массовой коммуникации. В этих условиях человек, утрачивая индивидуальность, превращается в безликого статиста истории, растворяясь в толпе, которая уже не прислушивается к авторитетам, а легко становится жертвой демагогов и даже преступников, лишенных каких-либо идеалов.
Наиболее законченная и целостная концепция массовой культуры была предложена испанским философом, искусствоведом и критиком Хосе Ортегой-и-Гассетом (1883-1955)5 — автором знаменитого эссе «Восстание масс» (1930), переведенного на все основные языки мира. Правда, задолго до Ортеги в работе «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения» (1884) сходные мысли развивал наш выдающийся соотечественник К.Н.Леонтьев.
Ортега создал доктрину «рациовитализма», суть которой — не раздельное существование философии и жизни, науки и искусства, а их взаимооплодотворение.
В труде «Восстание масс» он развивает мысль о том, что современное общество и его культура поражены тяжелой болезнью — засильем бездуховного, лишенного каких-либо стремлений человека-обывателя, навязывающего свой стиль жизни целым государствам. В критике этого ощущаемого многими культурологами явления Ортега идет вслед за Ницше, Шпенглером и другими культурологами.
По Ортеге, обезличенная масса — скопище посредственностей, — вместо того, чтобы следовать рекомендациям естественного элитарного меньшинства, поднимается против него, «выдавливая» элиту из традиционных для нее областей — политики и культуры, что, в конечном счете, приводит ко всем общественным бедам нашего века. При этом взгляды Ортеги-и-Гессета отнюдь не следует уподоблять марксистскому учению о революционных массах, делающих историю. Для испанца человек массы — это не обездоленный и эксплуатируемый труженик, готовый к революционному подвигу, а прежде всего средний индивид, всякий и каждый, кто ни в добре, ни в зле не мерит себя особой мерой, а ощущает себя таким же, как и все. Он не только не удручен, но и доволен собственной неотличимостью. Будучи неспособным к критическому мышлению, массовый человек бездумно усваивает ту мешанину прописных истин, несвязных мыслей и просто словесного мусора, что скопилась в нем по воле случая, и навязывает ее везде и всюду, действуя по простоте душевной, а потому без страха и упрека. Такого типа существо в силу своей личной пассивности и самодовольства в условиях относительного благополучия может принадлежать к любому социальному слою:— от аристократа крови до простого рабочего и даже люмпена. Ортега, исходя из типологии человеческой личности, говорит о том, что радикальнее всего делить человечество на два класса: на тех, кто требует от себя многого и сам на себя взваливает тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего и для кого жить — это плыть по течению, оставаясь таким, какой ни на есть, и не силясь перерасти себя.
Свои рассуждения о появлении «новой породы людей» —г «массового» человека — испанский философ связывает, прежде всего, с европейской историей и подкрепляет весьма выразительной
5 Хосе Ортега-и-Гассет родился в семье известного журналиста и депутата испанского парламента, закончил иезуитский колледж и столичный университет (1904), учился в Германии и с 1910 г. в течение четверти века возглавлял кафедру метафизики на факультете философии и языка Мадридского университета, одновременно занимаясь издательской и политической деятельностью в рядах антимонархической, а позднее антифашистской интеллигенции. С 1936 по 1948 г. философ находился в эмиграции в Германии, Аргентине и Португалии, проникшись идеями европеизма.
статистикой. «Славу и ответственность за выход широких масс на историческое поприще несет XIX век», — пишет он, ссылаясь на тот факт, что за все двенадцать веков своего существования — с XII по XIX столетие — население Европы ни разу не превышало 180 млн человек, а за время с 1800 по 1914 год, за сотню лет с небольшим, достигло 460 млн. Столь головокружительный рост, по Ортеге, означал «все новые и новые толпы, которые с таким ускорением низвергаются на поверхность истории, что не успевают пропитаться традиционной культурой». «Особенность нашего времени в том, — пишет далее Ортега, — что заурядные души, не обманываясь насчет собственной заурядности, безбоязненно утверждают свое право на нее и навязывают ее всем и всюду». Именно отсутствие традиционной культуры в современном обществе приводит к его духовной деградации и падению нравственности.
Написанное под впечатлением первой мировой войны и накануне второй эссе Ортеги «Восстание масс» стало рассматриваться как пророческое, чему способствовали и последующие события: появление таких примеров социальной «патологии», как фашизм, нацизм и сталинизм с их массовым конформизмом, ненавистью к гуманистическому наследию прошлого, безудержным самовосхвалением и использованием наиболее примитивных наклонностей человеческой природы. В конечном счете, Ортега стремился показать, что отнюдь не «классовые противоречия» и не пресловутые «происки империализма», а именно антигуманные установки миллионов, оболваненных людей в тоталитарных обществах, стали причиной всех трагедий уже ушедшего века.
Размышления Ортеги во многом перекликаются с идеями философов и социологов так называемой Франкфуртской школы, «новых левых», или неомарксистов, крупнейший представитель которых Герберт Маркузе (1898-1979) также считал, что именно предельная технологизация и бюрократизация современного общества заводят его в тупики бездуховного, пещерного авторитаризма и диктатур.
Не следует думать, однако, что массовое общество с его отрегулированным, потребительским бытом и отсутствием высоких идеалов фатально обречено на тоталитаризм правого и левого толка. Конечно, если признать активным субъектом культуры интеллигенцию, роль которой в массовом обществе обычно принижена, опасность его сдвига к авторитарным формам правления увеличивается. Но так же как малообразованный и бездуховный субъект совсем не обязательно становится преступником (хотя вероятность этого в данном случае выше), так и массовое общество — отнюдь не единственное объяснение победы фашизма. Ведь в основе массовости общественной жизни лежат такие неподвластные идеологиям материальные факторы, как стандартизованное и конвейерное машинное производство, так или иначе унифицированное образование и тиражированная информация, выход значительного слоя людей на некий средний и усыпляющий творческую энергию уровень жизни. Если к этому прибавить стабилизирующее воздействие принципов демократии, успехи которой в нашем столетии также невозможно отрицать, то следует признать, что феномен массового общества заметно нейтрализуется как потенциальная опасность, хотя и таит в себе постоянную угрозу тоталитаризма.
Массовая культура, в отличие от социальной практики всех предшествующих эпох, примерно с середины двадцатого столетия становится одной из прибыльнейших отраслей экономики и даже получает соответствующее название: индустрия развлечений, коммерческая культура, поп-культура, индустрия досуга и т.п. Это открывает еще одну из причин возникновения массовой культуры — появления у значительного слоя трудящихся граждан избытка свободного времени, досуга, обусловленного высоким уровнем механизации производственного процесса. У людей все больше возникает потребность убивать время. На ее удовлетворение, естественно за деньги, и рассчитана массовая культура, которая проявляет себя преимущественно в чувственной сфере, т.е. во всех видах литературы и искусства. Особенно важными каналами общей демократизации культуры за последние десятилетия стали кино, телевидение и, конечно, спорт (в его чисто зрительской части), собирающие огромные и не слишком разборчивые аудитории, движимые лишь стремлением к психологическому расслаблению.
Превратившись в товар для рынка, враждебная всякому роду элитарности «массовая культура» имеет целый ряд отличительных черт:
— примитивность, часто переходящая в культ посредственности, ибо рассчитана она на
усредненного человека;
— для выполнения своей функции — снятия сильных производственных стрессов — «массовая культура» должна быть, как минимум, развлекательной; отсюда забавность, сентиментальность;
— обращенная к людям часто с недостаточно развитым интеллектуальным началом, она во многом эксплуатирует такие сферы человеческой психики, как подсознание и инстинкты. Это проявляется в натуралистическом смаковании насилия и секса;
— преобладающая тематика «массовой культуры» ориентирована на получение больших доходов от эксплуатации таких «интересных» и понятных всем людям тем: любовь, семья, секс, карьера, преступность и насилие, приключения, ужасы и т.п.;
— «массовая культура» жизнелюбива, чурается по-настоящему неприятных или удручающих аудиторию сюжетов, а соответствующие произведения завершаются обычно счастливым концом;
— культ успеха, сильной личности и жажда обладания вещами;
— наряду со «средним» человеком, одним из потребителей подобной продукции, является прагматически настроенная часть молодежи, еще не отягощенная жизненным опытом, не утратившая оптимизма и еще мало задумывающаяся над кардинальными проблемами человеческого существования.
Типичными героями массовой культуры стали Дж.Бонд, разнообразные секс-бомбы и т.д. Популярность Дж.Бонда феноменальна. Он был любимем Джона Кеннеди и принца Чарльза. Когда умер Ян Флеминг, сочинивший Бонда, эстафету не побрезговал подхватить английский прозаик Кингсли Эмис. Затем Бонд перекочевал на экран кинематографа, стал любимцем телезрителей.
Исключительную популярность Бонда нельзя объяснить просто удачной эксплуатацией мифа о супергерое. Дельцы от культуры не ограничились абсолютизацией культа насилия, индивидуализма и эгоцентризма. Они добавили к нему культ рыцаря чести, готового во имя справедливости и высокой нравственности устранить любого злодея. И это нравится, создает иллюзию превосходства героя над его многочисленными противниками.
